СТРАННОСТОРОННИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

СТРАННОСТОРОННИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

И заревела: «Да что я за человек! При чём здесь Игорёк?»

Погиб он нелепо. В прекрасные семнадцать лет. Примкнул к движению, возрождавшему рыцарские турниры. В изучении средневековых воинов не ограничивались музейной пылью и блужданием по интернетовским закоулкам. Работали с металлом, своими руками строили боевые костюмы. В полном обмундировании рыцаря, облачённый в много килограммовые доспехи, скованный ими по рукам и ногам, Игорь выпал из лодки. И камнем пошёл на дно. Достали поздно.

«Игорь занялся рыцарством, – бередила душевную рану Людмила, – оставшись с отцом после развода, как Тамара ушла ко Льву».

Со Львом Кривинским Людмила познакомилась в походе по Тянь-Шаню. Из Алма-Аты шли на Иссык-Куль. Простенький пешеходный маршрут по горам и долинам. Всего один перевал со льдом и снегом. Людмила, по-туристски – чайник, то бишь новичок, шла тяжело. В «корвалольной» группе. Ещё два чайника женского рода каждый ходовой день на первой сотне метров выбивались из сил, пили сердечное, плелись в хвосте. Парни их разгружали… Лев опекал Людмилу. Большую часть груза из её рюкзака забрал.

Самый сложный перевал маршрута – Аксу. Дикой красотой отмеченное место. Длинное, полого идущее на подъём ледниковое поле, искрящееся в лучах щедрого августовского солнца, горы по бокам, пронзительная небесная синь. Картину эту Людмила восстанавливала по рассказам очевидцев, по слайдам, свои глаза мало красот до памяти донесли. Изнуряющий подъём, казалось, никогда не кончится, силы иссякли на первой трети ледника – упасть бы и умереть. Лев отобрал у неё рюкзак, шёл, подбадривая, рядом. На вершине перевала Людмила безжизненным «батоном» упала рядом с «корвалольщицами». В голове стучало: «Зачем потащилась на эту муку?»

«Девочки, – с пафосом произнёс над ними Лев, – в награду за страдания на четыре дня будет дан на разграбление Иссык-Куль».

Не обманул. Освежающая, дабы охладить тело от изнуряющего солнца, вода и одновременно тёплая, купайся и купайся, забывая в целебной купели недавние страдания. За озером в сказочном величии возвышались тянь-шаньские исполины, горы с вечным снегом и льдом на вершинах, вожделенная мечта альпинистов – пятитысячники, то бишь вымахавшие в каменном росте под пять тысяч метров.

Четыре дня блаженствовала группа с купанием, фруктами из соседних садов, песнями у костра. В последний вечер, перевалившись за полночь, Лев и Людмила оказались в лодке. Кто и где из шустрых товарищей по походу раздобыл её – неизвестно. Одна компания покаталась, вторая… Наконец, лодка праздно уткнулась в песок, возникла пауза от желающих на прогулку по воде. Лев подошёл к плавсредству с одной стороны, Людмила с другой.

– Поехали, – предложил Лев, – на ту сторону к снежникам?

– С тобой хоть куда, – кокетливо согласилась девушка.

Лишь отгребли от берега, поглотила тьма. Чёрное небо, чёрная вода. Редкие огни на берегу – костры диких отдыхающих. Звёзды над головой. И всё это невидимо обрамляют горы, слева по борту те, которые они прошли, справа – великаны-снежники.

Лев сидел на вёслах, Людмила – на корме. Озеро лежало бескрайним чёрным зеркалом. Лодка скользила по нему, нарушая тишину вёслами.

– Только подумать, – Лев перестал грести, поднял лицо к небу, – по словам учёных, возраст Вселенной более тринадцати миллиардов лет. Есть галактики, свет от которых идёт к нам двенадцать миллиардов лет. Давно, возможно, галактики нет в помине, взорвалась, а земляне только-только узнали о её существовании, дали имя, занесли на карты… Спиральная галактика Водоворот удалена от нас на сорок миллионов световых лет…

– Какие мы песчинки, – Людмиле было жутковато от глубины небесной тьмы, от глубины тёмной воды под лодкой… И та, небесная, далеко-далеко, высоко-высоко, а до озёрной – рукой подать…

– Где-то вон там, в Млечном пути, в созвездии Лебедя туманность Вуаль, до неё каких-то две тысячи световых лет. В сравнении с Водоворотом – рядом, а ведь две тысячи лет надо двигаться со скоростью света.

– Какие мы крохотные…

– Но с головой для умных мыслей! – снова взялся за вёсла Лев. – Согласилась бы со мной лететь, стань лодка суперкосмическим кораблём?

– Конечно, Лёва.

– Где-то читал, – начал грести Лев, – в Риме зрение кандидатов в легионеры проверяли по звёздам. Не таблицей на стене, а привлекая огромное небо. Ещё был тест: при опасности бледнеет воин или в краску его бросает? А ты как?

На этих словах Лев с силой пустил лопасть весла по поверхности воды, веер брызг окатил Людмилу.

– Лёва, ты чё? Замёрзну! – лодка чуть не зачерпнула бортом, так девушка дёрнулась, отстраняясь от летящей воды.

– Имеется два средства для сугрева: внешний – на вёслах, и нутряной – спиртосодержащей жидкостью…

– Бутылку прихватил?

– Фляжку. Зальём для разгона крови по чуть-чуть через верхний конец кишечной трубки…

Земная профессия Льва была далекой от звёзд – врач. В повседневности погружался в космос человеческих недугов, терминологией этого пространства озадачил даму.

– Нижний конец трубки тоже есть? – спросила та из женского любопытства.

– А то. Но для пития через него нет резиновой тары…

Развлекал даму, поведал забавную историю по данному поводу из студенческой жизни.

Второй курс, стройотряд. Медики возводили клуб в селе. Работали с утра раннего до вечера тёмного. Тем не менее силы оставались отдохнуть весело. А командир – зверь в отношении спиртного. Даже думать не моги студент об алкоголе. Годом раньше случилась в одном стройотряде по пьяной лавочке трагедия со смертельным исходом, посему ввели драконовские меры.

– У нас двое ночью подпили с деревенскими, а утром притащились на работу с мощным выхлопом, комиссар застукал, и выгнали, как миленьких, – рассказывал Лев, работая на вёслах.

Будущие медики решили сделать ход конём, привлечь физиологические познания человеческого организма. Известно, слизистая кишечника хорошо всасывает вещества. Что если использовать это для весёлого, но безопасного отдыха – поставить клизму с алкоголем? Всосётся в кровь, кайфовое настроение будет достигнуто, и никакого запаха ни сразу, ни утром. Накося, как говорится, командир, выкуся!

В историческом прошлом врачи-первопроходцы проверяли новые препараты на своей шкуре, в нашем случае два добровольца сделали шаг вперёд, вызвались взять огонь зелёного змия на себя. Конгениальную идею оперативно воплотили в жизнь. Купили втихую водки и по стакану чистейшей «Столичной» ввели. Клизмой. В любом рискованном эксперименте есть вероятность сделаться не только героем, но и жертвой.

– У подопытных, – в кульминационный момент повествования Лев перестал грести, – вскорости после клизмы возникли рези и колики в нижних отделах кишечной трубки, что сопровождалось реактивным сбросом содержимого желудка через естественное отверстие.

– Рвота?

– Понос. На три дня. В самое неподходящее время – День строителя. К нему и готовились с экспериментом. Праздник наступил, с обеда командир объявляет выходной. Гуляй, рванина. от рубля и выше. Наши клизматики с горшка не слазят. Какие песни? Какие танцы? Какое купание? Всё время на низком старте в сторону туалета! Однако отрицательный результат тоже вещь продуктивная. Бесценный опыт с поносом показал: заливать спиртосодержащие жидкости следует классически через верхний конец кишечной трубки, а не ретроградно вводить через нижний.

– Да уж, – хохотала Людмила, – не позавидуешь отчаянным добровольцам.

– Оно бы подумать нам и сделать послабей концентрацию! Глядишь, проскользнуло бы. А мы – чё дробить? – сорокаградусной качнули ребят.

– Представляю, удайся эксперимент, как сидели бы за столом с клизмами.

– Кстати, они, наполнив каждый свою, перед процедурой чокнулись за удачу.

Лев бросил вёсла.

– Предлагаю, – вытащил из кармана рубахи серебристую фляжечку и протянул Людмиле, – ввести немного «Изабеллы» классическим способом.

– Спаиваешь? – кокетливо покачала головой Людмила, подавшись с кормы в сторону вина.

– Чё там пить?

Людмила сделала пару глотков терпкой жидкости и, вытерев губы ладонью, капризно заявила:

– Я тоже хочу грести.

– О, одной уже море по колено!

Они сели рядом, каждому по веслу. Людмила поначалу или чересчур глубоко погрузит весло, или по поверхности вхолостую пустит. Лодка дёргалась, крутилась. Наконец гребцы достигли синхронности. Людмила в движении касалась сильного тела мужчины. Это было приятно и волнующе.

– Устала? – бросил он весло, обнял спутницу за талию, наклонился к её лицу…

Глаза у неё закрылись в ожидании поцелуя. Но почувствовала лишь дыхание… Лев крепко сжал девушку обнимавшей рукой и отстранил от себя:

– Пора выбираться к людям.

Гребцы потеряли направление. Не так, чтобы не ориентироваться в берегах. Дальний с горами растворялся во тьме, ближний светил огоньками, но где лагерь группы – поди знай? Болтая, гребли то в одну сторону, то в другую. Причалили, как оказалось, далеко от своих. Прибежали в жидкой темноте раннего-раннего пасмурного утра, когда товарищи рюкзаки собрали для броска в село Ананьево, откуда автобусом предстояло следовать до Фрунзе, чтобы улететь домой. Тамара Волошина, увидев пропавших, едва не до истерики напустилась на Людмилу и Льва. Руководитель группы так не ругал.

«С чего такой психоз?» – рассуждала потом наедине с самой собой Людмила. Тамара – человек открытый, весёлый, рубаха-парень и вдруг бабский срыв.

Ничего не поняла.

Людмиле на ту пору исполнилось двадцать четыре года, в отношении девичества оставалась невинной. Сказывалось воспитание. Это отец школьной подруги, подвыпив, говорил: «Вы, девки, не то, что парни! Вы даже если в подоле принесёте, то в дом, а парни из дома норовят». Подруга «принесла в дом», не доучившись до аттестата зрелости. И теперь живёт с мужем и двумя детьми. Людмила выполняла установку матери: без брака ни-ни. «Не напори глупостей, жизнь можно одним разом переломать». И с детских лет повелось: секретов от матери не было. Поверяла все сердечные тайны. В институте два раза находилась на грани девушка – женщина. На пятом курсе влюбилась в парня с другого факультета. Он занимался бальными танцами и в порыве страсти-нежности мог подхватить её на руки и кружить. Один раз так случилось на освещённой набережной, данная ситуация опасности для невинности не представляла, совсем другое дело – у него дома. Раздетую до последней детали Людмилу обнажённый кавалер подхватит на руки, заскользит с ней в танце по квартире, не зная больше, что делать с ней, с собой, с испепеляющей страстью. Людмила не уступала. Слабея под поцелуями парня, вдруг представляла, что придётся рассказывать матери, как отдалась без штампа в паспорте, без официального разрешения на интим.

Кавалер горит желанием – мочи нет. И основания полнейшие: скульптурные тела обнажены до последнего фигового листочка, но женское, опомнившись, твердит: «Нет!» Подхватит его мужское на руки, от бессилия закружит по всем комнатам квартиры, физическим напряжением снимая неудовлетворённость…

Потанцевал кавалер раз да другой и решил: хватит плясок вокруг холодного дивана.

Татьяна – Людмилы родная сестра – с матерью не откровенничала. Отцы у них разные, что с одним, что с другим мать жила недолго, девчонки получили сугубо женское воспитание. В отличие от Людмилы Татьяна девичьи и женские секреты матери не поверяла, только сестре. Может, оттого и замуж выскочила быстро. Со второй попытки. В первой чуток не хватило до фаты. Уже пельмени лепили на свадьбу, когда в процессе ручной работы Татьяна возьми и скажи матери с сестрой полушутя:

– Не рано ли на шею ярмо надеваю?

– Не поздно отбой сыграть, – мама родная на полном серьёзе говорит.

– Как «не поздно»? – Татьяна застыла с недолепленным пельменем в руке. – Сейчас Гена принесёт фату и кольца.

– Мам, ты что? – Людмила, готовясь к свадьбе сестры, сшила себе шикарное платье. Да и Гена ей очень нравился. Степенный, самостоятельный… Радовалась за Татьяну…

– Что тут такого, – твёрдо гнула линию отказа мать, – скажешь – передумала.

– Да как-то…

– Если есть сомнения, лучше сразу, чем потом… Семейная жизнь – не в трамвае прокатиться…

Татьяна и отрубила. Как шлея под хвост попала. До этого Людмиле горячим шёпотом рассказывала: стоит Гене, запуская пальцы в волосы, прикоснуться к голове – мурашки осыпают тело, ноги слабеют… А когда целует под её коленками, темнеет в глазах…

Счастливый жених приволок огромный пакет: с фатой, гостинцами для невесты и тёщи, золотыми кольцами, коими окольцует своё счастье. Гена – парень среднего роста, крепко стоящая на ногах фигура, глаза цвета зелёного винограда, каштановые волосы. Видный. Татьяна – пигалица: чуток бёдер, чуток бюста, попка вертлявая. Объёмы Людмилы на длинных ногах были куда как привлекательнее, чем у сестры.

Татьяна отказалась от пакета вместе с кольцами.

– Мария Филипповна, – растеряно обратился обескураженный от ворот поворотным приёмом невесты Гена за помощью к без трёх дней тёще, – что за клоунада, объясните?

– Таня решила: не готова ещё. Такие дела с бухты-барахты не делают. Это не в трамвае проехаться…

– Какие барахты? Какой трамвай? Мы два года встречались…

Утром под дверью Людмила нашла пакет с фатой и кольцами, купленными зазря.

Замуж Татьяна выскочит ровно через полгода, уехав из дома по распределению.

Это к слову. А к делу: после Иссык-Куля Людмила стала мечтать о Льве. Иногда он звонил по вечерам, они болтали по часу и больше. Это называлось пошептунчики. Людмила не хотела, чтобы мать слышала. Забирала телефон к себе в комнату, закрывала дверь и негромко разговаривала. Как-то Лев пригласил к себе посмотреть видеофильм об Алтае. Жил он в двухкомнатной квартире один. Людмила пришла в лучшем платье, с тортом. Они смотрели фильм, в бокалах было красное сухое вино. Людмила ждала и боялась момента, когда желанный мужчина перейдёт к решительным действиям. Как быть? Защищаться? Соглашаться? Что скажет матери? Или не надо с ней откровенничать?

Лев красиво ухаживал за гостьей, всякий раз вставал из-за стола, подливая вино, добавляя закуску в тарелку. И не умолкал ни на минуту. Врачебная практика изобиловала яркими случаями. К тому же Лев любой житейский пустяк мог преподнести анекдотом. А уж анекдотичный... Рассказывая, артистически заводился, даже оставаясь на стуле, весь был в динамике повествования. Мимикой, широкими жестами – по-балетному пластичными или спортивно рубящими – дополняя картину.

– Положили в отделение Гошу Темнова. От армии косил. Мамаша – тайфун в платье. Энергетика за версту пышет. Короткая стрижка, окрас – верх блондинка, низ брюнетка, пикантно-агрессивное декольте, макияж, а сын тормозок. Натуральный. Старшая медсестра Мария Демьяновна называет таких «протянида». Про него анекдот. Мать говорит сыну в день свадьбы: «В загсе на вопрос: «Вы согласны или нет», ответишь не «Да, мама», а просто «Да!»» Точно про Гошу. Попадает он в палату, где Петя Новиков лежал.

Петя, мужик лет тридцати пяти, лежать мог только связанным. За неделю пребывания в стационаре перезнакомился со всей больницей, изучил ходы-выходы и вечно где-то пропадал. На Гошину беду оказался в палате, как того подселили. «Анализ пота думаешь сдавать?» – наехал на новенького. «Зачем?» – «Ну, ты даёшь! По состоянию пота диагностируются заболевания. Определяется уровень зашлакованности, наличие азота, калия, натрия и других микроэлементов». «А как сдавать?» – тупо уставился Гоша. Растерялся, ведь пот субстанция слабо уловимая, не кровь или что из туалета несёшь на анализы в лабораторию.

«Проще пареной репы, – Петя подаёт пробирку, на которой пластырь прилеплен с надписью «анализ пота». – Чаю попьёшь и сразу в кровать, мы тебя одеялами накроем, потей и соскребай пробиркой».

Петя развёл бурную деятельность – вскипятил воду и напоил Гошу после обеда чаем, навалил на него гору одеял. Подоткнул со всех сторон. Потей, дорогой, для анализа. Вскоре Гоша как в мартеновской печи лежал. Влагу с себя старательно скребёт. Да «пот градом» для книг выражение, в жизни дышать под одеялами нечем, жара адская, но ручьём не бежит влага со шлаками на анализ…

– Я к ним захожу, – Лев через стол наклонился к Людмиле, – куча одеял на кровати и возня под ними. Что за чудеса? Петя скоренько в коридор слинял. Я одеяла скидываю. Гоша, как свёкла, красный, лоб горячий. Как его тепловой удар не хватил? Протягивает мне пробирку, на треть заполненную: «Столько хватит?» Петя от Гошиной мамаши по всей больнице скрывался. Сам Гоша сначала смурной ходил, а потом спрашивает: «Ребята, а кто-нибудь ещё пот сдавал?» Оказалось, сам Петя в армии в госпитале попался на удочку с пробиркой. Гоша повеселел: «Я уж думал один такой лоханутый».

Людмила любовалась Львом. Сердце ёкало от близости дорогого мужчины. Красивого, умного, желанного… На дню сколько раз на работе в библиотеке, или дома за книгой, или в постели вспоминала поход, катание на лодке… И снова хотелось быть рядом… Вдыхать его запах, слушать его голос, следить за переменой настроений…

– В отдельной палате лежал ветеран войны, – начал Лев другую историю, – Алексей Фёдорович Костенко. Заслуженный полковник. Знаешь, мистика да и только. Перед убийством Цезаря в сенате случилось зловещее предзнаменование: к Цезарю влетела птичка королёк с лавровой веткой в зубах, а за ней стая хищных пернатых, они быстренько в пух и прах растерзали беднягу. К полковнику залетела в палату ворона. Уверял: своими руками на шпингалет окно закрывал. И вдруг машет крыльями чёрная, как нефть. До этого шутил всю дорогу. У старшей медсестры поговорка к месту и не очень: «С кем поведёшься, от того и заразишься». Так он обязательно поправит: «Мария Демьяновна, с кем поведёшься – от того и забеременеешь?» Она в долгу не останется: «С нынешним мужиком только заразиться можно! И то дизентерией!» После вороны загрустил полковник. За мной, говорит, прилетала. Знак, дескать, и всё. Я ему: ерунда всё это. Слушать ничего не хочет, замкнулся. В войну в жутких переделках бывал. Здесь птицы испугался. Буквально сразу после вороны ему вручили от районной администрации огромный букет роз. И невероятно: за ночь цветы до последнего лепестка опали. А через день Костенко умер. Обширнейший инфаркт…

Людмила слушала, смеялась, восторгалась умным собеседником и… хотела решительных знаков внимания… Не последовало даже поцелуев. Лев посадил в такси, рассчитался. Потом они часа два шептались по телефону. Где-то месяца через четыре снова пригласил к себе. «Если не хочешь по ночи домой возвращаться, – предложил, – можешь остаться у меня, места хватит». Она испекла дома медовый торт, сделала крохотные, с мизинчик голубцы, салат оливье. Сказала матери, что собирается их туристская компания. С судками, полная надежд, летела по заветному адресу. В волнении накрывала стол: как же, как же – сегодня что-то должно свершиться. Не зря пригласил остаться на ночь... Они пили шампанское, слушали музыку, танцевали… Потом он постелил ей в одной комнате, себе – в другой. У неё упало сердце от разочарования, и снова затрепетало, когда зашёл к ней: «Не спишь?» Сел на кровать. Они говорили-говорили. Но всего-то интимного – сделал массаж ступней. Сильными, горячими пальцами – у неё холодело в груди – гладил, разминал…

Он мог пропасть на два-три месяца, на полгода, она ждала, держала под рукой альбом с походными фотографиями. Нет-нет заглянет. Вдруг Лев объявлялся, как ни в чём ни бывало, приглашал к себе. Два раза оставлял ночевать, и снова возникала парадоксальная ситуация: молодые женщина с мужчиной, свободные от супружеских уз, одни ночью в квартире спали в разных комнатах.

«Может, у него проблемы с потенцией, – строила предположения Людмила, – последствия травмы или переохлаждения в походе? Надо подождать, не форсировать события, не ранить его. Мужчина молодой, должна восстановиться функция, тем более медик, найдёт способ». Начитанная, вспоминала «Фиесту» Хемингуэя, его героя с проблемами общения с женщинами…

«Функция» оставалось на том же уровне и год, и другой, и четвёртый. Лев приглашал в походы – стала заядлой туристкой, вместе бывали на турслётах, праздновали дни рождения товарищей из их компании. Людмила срывалась на любой его зов. Переполненная энтузиазмом, выполняла поручения: нарисовать шутливые плакатики, написать стишки имениннику. Только из-за него устраивала свои дни рождения. Поздравлять двадцать третьего января Лев приходил неизменно с большим букетом, обязательно дарил пейзажи или натюрморты. Небольших размеров, в красивых рамках…

Девять подарков – бесценных для Людмилы, украшали стены комнаты, и уже подходило время появиться десятому, когда случился удар – знакомая сообщила: Тамара Волошина всё бросила и ушла от мужа ко Льву. «Ничегошеньки не взяла, ни тарелочки, ни единой книжки, только свои вещи… Нет, я бы на её месте!.. Вдвоём добро наживали…» Их связь, за спиной мужа Тамары, длилась двенадцать лет. Людмила со своим восторженным отношением ко Льву ничего не замечала. Никто из друзей не открыл глаза. У них была общая туристская компания ядром человек в десять. Ходили пешеходными маршрутами, сплавлялись по рекам. Случалось, что всем треугольником – Лев, Тамара, Людмила – шли в одной группе. Тамара, как дети – Игорь и Света – подросли, брала их с собой. Муж – музыкант, работал в филармонии, часто ездил на гастроли – отдых в палатках и спальниках на дух не признавал. В компании Лев держался с Тамарой по-дружески, как и с Людмилой. Ревностных подозрений у последней не возникало. Тамара – душа походов – играла на гитаре, знала бессчётное множество песен, половину монологов Жванецкого... К Людмиле относилась ровно, конфликтов между ними не возникало, за исключением того первого и последнего ранним пасмурным утром на Иссык-Куле, когда Тамара, искрясь злом, выговаривала:

– Ладно, он мужик легкомысленный, но ты-то должна понимать – вас ждут пятнадцать человек!

– Тебе какая печаль? – шипела в ответ Людмила. – Ну и опоздали! Что мы, дети?! Что ты лезешь не в своё дело?!

– Вы всю группу могли подвести, у нас билеты на самолёт, пришлось бы оставаться, вас искать? А всем на работу.

«Подводили» они, оказывается, только её...

Было несколько периодов, когда интенсивность редких встреч Людмилы и Льва возрастала. В последний раз случилось за два года до смены Тамарой мужа. В тот прогулочный поход, опять из Алма-Аты на Иссык-Куль, она не пошла, а Лев спас Людмилу от верной гибели. Иная речка, вытекающая из ледника, утром по безобидности ручеёк ручейком. По камешкам перескочить можно. Таким был Южный Талгар. Днём под воздействием неукротимого солнца ледник таял, речушка набирала сумасшедшую силу, каменные глыбы ворочала, как гальку. К Южному Талгару группа подошли вечером. Мутная река ревела в ярости.

На берегу стояла юрта чабанов. Лев пошёл к ним и договорился переправиться на лошадях. За литр спирта. Схема простая: турист садился на лошадь, та, умело сопротивляясь взбесившейся воде, перевозит пассажира. Людмила на лошади в жизни не ездила, да что там уметь – сиди да держись за уздечку. Лошадь Людмилы посреди реки сломала ногу. Людмила слетела в водную стихию, щепкой понесло хрупкую девушку в долину, где Южный Талгар сливался с ещё более жутким потоком… На счастье, Лев стоял внизу по течению от переправы с верёвкой, бросив один конец стоящим на берегу, с другим ринулся в реку, крепко обхватил терпящую бедствие за талию, и друзья вырвали парочку за верёвку из ледяной купели.

С Людмилой случилась истерика, её бил крупный озноб. В спешном порядке влили в спасённую полстакана чуть разведённого спирта, Лев разделся до плавок, лёг в палатке на спину и приказным порядком заставил дрожащую лечь сверху. Издревле известный способ отогревать человеческим телом. Окоченевшего наполняет тепло и биоэнергия «грелки». Людмила, впитывая жар большого мужского тела, под воздействием спирта, нахлынувших эмоций шептала спасителю благодарные слова, впервые называла милым, любимым, единственным… Он гладил девичьи плечи, сильными пальцами растирал спину, ягодицы…

Месяца через два после того как Тамара перейдёт жить ко Льву, Людмила столкнётся с ним на вокзале. Он уезжал в Новосибирск, она встречала сестру Татьяну. Сели покурить на перронную скамью.

– Считала, ты импотент, – язвительно бросила Людмила, – ждала, как дурочка, когда выздоровеешь, обретёшь мужскую силу. А ты её на Тамарку изводил. Меня про запас держал!

– Не обижайся!

– Ты обо мне думал? Это не один месяц!

– Я тебе ничего не обещал.

– Зачем тогда свидания? Разговоры по телефону. Совместные походы. Ты же всё чувствовал. Девять лет я ждала… Девять лет!

– Разве тебе было плохо от наших встреч, бесед? Раз приходила ко мне, значит, нравилось…

– Мужчина приглашает девушку на ночь для философских разговоров? Ты держал меня в резерве, вдруг облом с Тамаркой, а тут наготове влюблённая в тебя по уши невинная дурочка, бери, если понадобится, и пользуйся.

– Прости.

Тамара с мужем детей поделили. Дочь ушла с матерью, Игорь остался с отцом. Говорят, Тамара добивалась обратного варианта, но Игорь наотрез отказался идти с ней. И все годы всячески избегал встреч с матерью.

После нелепой смерти Игоря в его столе нашли большой альбом сплошь с портретами Тамары. Он отсканировал массу фотографий, обработал в «фотошопе» и сделал галерею из фотосерий: «Мама в детстве», «Мама в институте», «Мама в походах»…