частью археологов подвергается сомнению столь ранняя датировка
пражских памятников «нулевой ступени», сделанная без достаточных
на то оснований (Расадин, 2008, с. 217–219).
Историку трудно судить о правильности датировки того или ино-
го археологического памятника – это дело специалистов, но вывести
пражскую культуру из Полесья не позволяют общеисторические со-
ображения. Эта болотистая и редконаселённая область, чьё население
вплоть до мелиоративных работ конца XIX века страдало от колтуна и
лихорадки (Нидерле, 2013, с. 286), мало похожа ни на то, что готский
историк Иордан называл vagina populorum, ни на эпицентр Большого
взрыва, из которого вышла людская волна, затопившая восточную поло-
вину Европы. Даже если мы предположим, что из Центрального Полесья
распространялись не люди как таковые, а определённая культура, трудно
понять, почему образ жизни, зародившийся в малярийном захолустье,
приобрёл такую силу и притягательность.
Яркий образ полесского жителя XIX века дан в известном стихо-
творении Н.А. Некрасова «Славная осень! Здоровый ядрёный…» («Же-
лезная дорога»):
…Волосом рус,
Видишь, стоит, измождён лихорадкою,
Высокорослый, больной белорус:
Губы бескровные, веки упавшие,
Язвы на тощих губах,
Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли; колтун в волосах…
Места, подобные Полесью, представляют собой прибежище посте-
пенно умирающей романтической старины (рассказ Куприна «Олеся») –
|
