Н. П. Огарева лингвистические и экстралингвистические проблемы коммуникации теоретические и прикладные аспекты Межвузовский сборник



бет7/17
Дата08.07.2016
өлшемі1.77 Mb.
#184964
түріСборник
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   17

Диалогика драматического текста

(на материале английского языка)


Лингвистика текста, хорошо освоившая тексты разных видов и жанров, еще только начинает распространять проблематику своих исследований на драматический текст. Если обратиться к последним работам в этой области, то можно отметить такие направления в его изучении: коммуникативная организация драматического текста (Каримова, 2004; Кормилина, 2004), разнообразные проблемы драматургической речи (Тисленкова, 2004; Зайцева, 2002, Боргер, 2004), языковые основы драматического текста (Чернец, 2004), категориальные свойства драматического текста (Синтоцкая, 2003) и другие. Если принять к сведению различные работы литературоведческого плана (Хализев, 1978, Горбунова, 1963, Шульц, 2004), посвященные исследованию драмы как рода литературы и явления искусства, которые вполне могут быть приняты к сведению лингвистикой текста, ассимилирующей данные самых разных областей гуманитарного знания, то можно сделать заключение о перспективности исследования драматического текста на лингвистической основе.

Вместе с тем говоря о собственно лингвистическом изучении драматического текста, нельзя не подчеркнуть важность его диалогической организации. Сущность понятия «диалогическая организация» в данном случае гораздо шире, нежели языковое воплощение этого типа текста в виде диалога персонажей. Здесь имеется в виду диалог в понимании Бахтина. М.М. Бахтин отмечал, что специфика диалогических отношений в их расширенном толковании нуждается в особом филологическом исследовании, поскольку диалогические отношения представляют собой явление гораздо более емкое, чем отношения между репликами композиционно выраженного диалога (Бахтин, 1986: 296). Он квалифицировал их практически как универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь, все отношения и проявления человеческой жизни, а также вообще все, что имеет смысл и значение (Бахтин, 1963: 49). Если раскрывать диалогику драматического текста, основываясь на понятии бахтинского диалога, то непременно следует учесть сложную структуру его адресации, которая в корне определит особенности его языковой организации. Как известно, любой автор, создавая текст художественного произведения, ориентируется на некоего читателя, выстраивая, таким образом, определенную часть текстовой диалогики. Читатель, как уже неоднократно отмечалось, заставляет автора принимать к сведению его запросы и интересы, что соответсвенно влияет и на текстопостроение. Что же касается драматического текста, то нельзя не признать, что читатель как адресат художественного произведения является в данном случае лишь вторичной категорией, поскольку драматический текст изначально предназначен не читателю а зрителю, который воспримет текст в устной форме и в интерпретации еще одного участника диалога – актера. Именно этим обстоятельством объясняется включение в текст различных указаний для актеров, которые читатель (в случае прочтения им драматического текста) воспринимает как адресованные какому-то третьему лицу, а не себе, и соответствующим образом на них реагирует.

Нельзя не признать, что средоточием сложных диалогических отношений в драматическом тексте является его невербальный компонент, представляющий собой всю речевую часть текста за исключением диалога персонажей. Невербальный компонент диалогичен уже потому, что он изначально имеет вполне определенную предназначенность, так как он адресован актерам и постановщикам. Что касается реципиента, которым может оказаться не только зритель, но в ряде случаев и читатель, то следует особо подчеркнуть, что читатель всю информацию невербального блока драматического текста воспринимает так же, как и при чтении текста прозаического, в то время как зритель осуществляет это по другим семиотическим каналам. Данное положение в особенности верно по отношению к тем фрагментам невербального компонента драматического текста, которые помещаются в инициальной позиции, а именно в абсолютном начале всего текста или отдельных актов.

С учетом данного замечания вполне справедливым становится утверждение о том, что невербальный компонент имеет сложную структуру, отдельные фрагменты которой обладают разной степенью диалогической значимости. Например, в пьесе американского автора Сидни Говарда (Sidney Howard) “They Knew What They Wanted “ (1924 г.) невербальный компонент занимает исключительно большой объем и имеет сложную структурацию. Пьеса предваряется описанием декораций, одних и тех же для обоих актов. По сути дела это описание представляет собой текстовый хронотоп, заключающий в себе массу мелких подробностей той обстановки в которой будет протекать действие. Действие происходит в долине Напа В Калифорнии (The Napa Valley in California), о чем читатель осведомляется в первой же строке текста. Что же касается зрителя, то ему предстоит догадываться о месте действия, как уже было сказано выше, по другим семиотическим каналам, а именно на основе зрительной информации, которую должны передать декорации пьесы, изображающие бурые калифорнийские холмы (brown Californian hills). Излишне говорить о том, что даже если американский зритель будет в состоянии адекватно идентифицировать их местонахождение на основе лишь зрительной информации, то зритель другой страны и культуры сделать это явно не сможет. Более того, на зрительную информацию возлагается еще одна функция – показать период действия всей пьесы, которая начинается в начале лета и заканчивается по прошествии трех месяцев: In the beginning of the play – it begins in summer – the grapes on the porch vines are small and green. In the last act – three months having elapsed – they are large and purple. Нельзя не признать , что перед постановщиком пьесы стоит достаточно сложная задача выразить текстовый хронотоп средствами другой семиотической системы, разделив его исполнение на два акта, в то время как читатель воспринимает его сразу же.(последить как этот хронотоп поддерживается диалоговой частью пьесы)

Данный факт красноречиво свидетельствует о том, что смена реципиентов имеет своим итогом определенное переключение текстовой информации, которая регулируется исключительно диалогикой драматического текста. Та ее часть, которая закреплена в невербальном компоненте текста, как было отмечено выше, имеет сложную структурацию, выявляемую с опорой на разных основаниях. Помимо чисто информационного основания, рассмотренного в предыдущем абзаце, можно вести речь об адресной предназначенности отдельных ремарок в тексте пьесы, а также об их концептуальной значимости, под которой следует иметь в виду их особую роль в воплощении авторского замысла и основной идеи (именуемой в настоящее время концептом) произведения. С этой точки зрения короткие авторские ремарки, в виде которых начинает воплощаться в тексте невербальный компонент текста, можно классифицировать следующим образом. Наиболее многочисленными являются ремарки, комментирующие действия актеров (nods towards the door of the bedroom; she takes up one of the lamps; enters from kitchen with two glasses and a bottle of wine), манеру поведения (enlisting the shoe to help his gesticulation; with a proud, anatomical gesture; he emphasizes his approval with another patronizing pat on her shoulder ), манеру говорения (in a strangled voice; his vice very low; a whisper), также ремарки-обращения (to Tony; to Maria`s mother; to Father Mc Kee), ремарки, характеризующие эмоциональное состояние персонажей (vague misery; bitter sobs; fury again), реже всего встречаются авторские ремарки, комментирующие положение актера на сцене (outside; off; on the porch).

Список указанной литературы:



  1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Русское слово, 1963.- 799с.

  2. 2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. – 444с.

  1. Боргер Я.В. «Комплексный анализ речевых актов негативной реакции (на материале современных драматических произведений)» АКД, Тюмень, 2004, 22 с.

  2. Зайцева И.П. «Современная драматургическая речь: структура, семантика и стилистика» АКД, Москва, 2002, 35с.

  3. Горбунова Е.Н. Вопросы теории реалистической драмы. О единстве драматического действия и характера. М. 1963. – 511с.

  4. Каримова И.Р. Коммуникативная организация драматического произведения (на материале пьес А. Галича, В. Максимова, А. Вампилова) АКД, Казань, 2004, 19 с.

  5. Кормилина Н.В. Роль коммуникативных опор в понимании драматургического диалога. АКД, Ульяновск, 2004, 26 с.

  6. Синтоцкая Н.А. Реализация категории эмотивности в тексте современной англоязычной драмы. АКД, СПб, 2003, 16с.

  7. Тисленкова И.А. Возрастные характеристики речи персонажей современной английской драматургии (80-е г. 20в.), АКД, Волгоград, 2004, 19с.

  8. Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М.: Искусство, 1978. – 240с.

  9. Чернец О. А. Языковые средства выражения эмоциональности в тексте английской пьесы в переводе на русский язык. АКД, Пятигорск, 2004, 19с.

  10. Шульц С.А. Драма как объект исторической поэтики и герменевтики \\ Филологические науки, №2, 2004, с.14-20.

Панфилова С.С.
Смысловая структура романа Ф.С. Фицджеральда

«Великий Гэтсби» в аспекте гипертекстуальности


В современной лингвистике большое внимание уделяется проблеме гипертекстуальности, основной единицей которой является понятие гипертекста. Большое количество работ по этому вопросу привело к формированию широкого спектра мнений, иногда совершенно противоположных. Термин гипертекст используется настолько широко и в применении к такому множеству объектов, что трудно подобрать универсальное определение этого феномена. Гипертекстом называют Интернет, энциклопедию, справочник, книгу, с содержанием и предметным указателем, а также любой текст, в котором обнаруживаются какие-либо ссылки (указания) на другие фрагменты (Масалова М.В., 2003:3).

Гипертекстом с полным правом можно считать любую книгу, снабженную разного рода комментариями: собственно комментарий, вступительная статья, справка об авторе, библиографический указатель. Такие комментарии создаются с целью облегчить читателю понимание текста, хотя ни один издатель при этом не задумывается о том, что он берет на себя ответственность в обеспечении читателя фактами, целесообразными лишь с его точки зрения. Количественный и качественный состав материалов, содержащихся в том или ином издании художественного текста, варьируется в самых широких пределах, особенно значительных, если учесть стандарты, принятые в отечественных и зарубежных изданиях. Разумеется все источники информации такого рода носят для читателя факультативный характер, но, тем не менее, их привязка к тексту создает условия для информативного взаимоприникновения и взаимодействия включенныхв них фактов, которые, будучи помноженными на индивидуальность читательского восприятия, самым непосредственным образом начинают участвовать в моделировании содержательной структуры художественного текста. Актуальным, таким образом, становится вопрос о влиянии сопровождающей информации на содержание художественного текста, о том как она затрагивает его смысловую структуру, видоизменяют ее тем или иным способом.

Существенно принять во внимание тот факт, что комментарии создаются определенным лицом или группой лиц и отражают их взгляд на то, как текст должен быть понят читателем. Сквозь ткань комментариев невольно просматривается образ читателя, на которого они ориентированы при составлении. Что касается, в частности, постраничных комментариев, то в целом они представляют собой пояснение отдельных мест текста, главным образом с привлечением экстралингвистической информации. Вызывает интерес количественный состав таких комментариев, оформленных в конце книги в виде примечаний, с точки зрения их важности для понимания текста. Так некоторые комментарии сообщают о каком-либо событии, другие, вооружая читателя определенной информацией, позволяют проникнуть в смысл текста. Если рассмотреть один и тот же текст в сопровождении комментария, который отличается от издания к изданию, то можно сделать вывод о том, как представляется его смысловая структура читателю в зависимости от его количественного и качественного состава. Данный момент определяет исследовательский участок настоящей статьи, в которой в качестве исследовательского материала взят роман Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» в ряде изданий. То, как видоизменяется смысловая структура текста при наличии тех или иных комментариев может пролить свет на текстообразующие параметры гипертекста и его способности моделировать смысловую структуру текста.

Как показал анализ, различные издания романа имеют совершенно разную систему примечаний, помещенную в конце книги, а также различный справочный материал, предваряющий текст романа. Отечественные издатели практикуют издание текста того или иного художественного произведения в двух формах: с включением некоторых сведений об авторе (его биография, литературное наследие, литературоведческий анализ конкретного произведения, собственно авторское предисловие) в начале книги и системы примечаний в конце, или с отсутствием одного, а иногда и обоих указанных пунктов. В западных изданиях помимо всех вышеперечисленных источников можно встретить предисловие издателя, а также краткие отзывы газетных обозревателей, литературных критиков и известных людей. Не вызывает сомнения тот факт, что наличие подобных сопроводительных материалов воздействует самым непосредственным образом не только на понимание читателем того или иного произведения, но и на формирование у него определенного отношения к тексту и к автору.

При сопоставлении систем дополнительной информации в двух изданиях романа «Великий Гэтсби» были отмечены следующие особенности: в российских и советских изданиях примечания, в целом, носят энциклопедический характер и имеют очень слабую связь с конкретным текстом, который для комментатора служит только источником для выбора определенного состава культурологических понятий подлежащих разъяснению. Следствием такого подхода является большой информативный объем отдельных примечаний, что, в свою очередь, приводит к длительному отрыву читателя от оригинального текста. С другой стороны, читателю требуется и время для некоторого уяснения прочитанного факта в связи с восприятием соответствующего места в тексте произведения. При этом раздвигаются культурологические рамки текста, которые, однако, могут обрести такие пределы, в которых читатель вовсе не нуждается. Доказательством в этом случае может послужить, в частности, такое примечание: Джон Пирпонт Морган (1837 – 1913) – американский финансист и промышленник, начал заниматься финансами в 1873г., основал собственную фирму «Дж. П. Морган и Ко» в 1895г., а уже в 1901г. Создал первую в мире корпорацию с многомиллиардным капиталом («Юнайтед Стейтс Стил»). Занимался благотворительностью, свое собрание картин и книг завещал музею Метрополитен и библиотеке Моргана в Нью-Йорке. По поводу уместности данного примечания и его связи с текстом следует отметить его непосредственное взаимодействие со смысловой структурой соответствующего текстового фрагмента, который содержит следующую информацию: Я накупил учебников по экономике капиталовложений, по банковскому и кредитному делу… Они сулили раскрыть передо мной сверкающие тайны, известные лишь Мидасу, Моргану и Меценату. Культорологическая основа этого фрагмента, позаимствованная читателем из примечания, служит своеобразным смысловым дополнением к информации текста, в результате чего читатель как бы уподобляется главному герою и получает возможность приобрести некоторые сведения в той области знаний, которая представляет интерес для героя. Таким образом содержательные рамки текста увеличиваются за счет информации комментария, чего не произошло бы в отсутствие примечания к тексту.

Что касается примечаний в западных изданиях, то их примечательной чертой является постоянное апеллирование к тексту, разъяснение конкретных мест в связи с тем или иным фактом, неизвестным (по мнению составителей) читателю. По поводу комментируемого факта также приводится определенная информация, но не столь пространная, как в отечественных изданиях. Однако в этом случае, составитель примечаний, зачастую, переходит от описания реальных фактов к собственной интерпретации текста через их посредство, что является серьезной помехой к формированию у читателя собственного видения данного произведения. В качестве примера можно отметить следующие комментарии: the babbled slander of his garden – the original ‘slander’ in the garden came when the serpent whispered his words in Adam’s ear. This reference is one of a number of Edenic references in the novel and Nick shifts between paradise lost (as here) and paradise regained.

Включаемые в текст книги примечания по информативной значимости можно подразделить на четыре вида: достаточные, избыточные, частично избыточные и недостаточные. Достаточные примечания содержат минимум информации необходимый для более полного понимания конкретного предложения или отрывка. Характерной чертой данного типа является стремление к сокращению объема посредством тщательного отбора содержания. Пример: Midas and Morgan and Maecenas – Midas was the mythic king renowned for turning all to gold. J.P. Morgan (1837 – 1913) was an American financier, and an important philanthropist. Maecenas was a Roman politician and patron.

Особенностью как западных, так и отечественных примечаний является включение данных избыточного характера. Такие примечания избыточно углубляют смысловую структуру текста, вводя незначительные малоизвестные факты, или используя специальную терминологию. Также существуют примечания не требующие пояснения, так как смысл их ясен из контекста. Первый вариант можно проиллюстрировать следующим примером: those intricate machines – Milne’s horizontal pendulum seismograph was invented in the 1880s. Второй вариант: Tribune – New York newspaper which later became the Herald’s Tribune. Исходя из вышесказанного можно сделать вывод о том, что примечания такого типа могут быть с успехом опущены.

Частично избыточные примечания сочетают в себе черты двух вышеописанных типов. С одной стороны, они содержат необходимый минимум информации, с другой, данные, либо не влияющие на понимание текста, либо требующие дополнительной справки. К ним относятся даты, имена собственные, исторические факты, научные описания. Примером может послужить следующее примечание: Кольдкрем – белая воздушная мазь для смягчения кожи, состоящая из 8 частей спермацета, 1 части воска, 24 частей миндального масла и 24 частей розовой воды. Данное примечание относится к тому фрагменту текста, в котором сообщается, что героиня купила у аптекарского прилавка кольдкрем и флакончик духов. Само собой разумеется, что информация комментария могла ограничиться просто сообщением того,что кольдкрем является кремом, и не сообщать его состав.

Недостаточные примечания содержат информацию отвлеченного от конкретного текста характера. Также объяснение может быть дано не в полном объеме. В результате у читателя не создается нужного образа. Пример: Adam study – style derived from the Scottish designers and architects Robert Adam (1728-92) and James Adam (1730-94).

В заключение важно отметить, что одно и тоже примечание может относиться к нескольким типам. Так, например, объяснение понятия «музыкальный салон в стиле Marie Antoinette»: (Мария Антуанетта (1755-1793) – французская королева, с 1770 г. Жена Людовика XVI, дочь австрийского императора. Во время Французской революции после свержения монархии 10 августа 1792 г. была арестована, а затем казнена по приговору революционного трибунала) является недостаточным и частично избыточным одновременно.

В заключение следует отметить, что при восприятии содержания художественного текста, изданного типографским способом предваряющая и завершающая информация будет считаться самым непосредственным выходом в гипертекст, который позволяет читателю через соответствующую информационную подпитку более полно воспринять содержание текста. При этом важно иметь в виду, что конкретное наполнение сопроводительных материалов может воздействовать и на понимание читателем текста, в силу чего можно полагать, что каждое конкретное издание по-разному воздействует на понимание содержания текста читателем, через обеспечение его разного рода информацией.

Список указанной литературы:

1. Масалова М.В. Гипертекстуальность как имманентная текстовая характеристика. Автореф. дис….канд. филол. наук. Ульяновск, 2003. 23 с.

2. F. Scott Fitzgerald. The Great Gatsby. Wordsworth Editions Limited, 2001.

3. Фицджеральд Ф.С. Великий Гэтсби. Спб.: Азбука-классика, 2004.



Русяева М.М.
Проблема личности в средние века и

её отражение в эпическом тексте

В связи с приоритетами современной лингвистики исследование человеческого фактора, проявляющего себя на разных уровнях языка, обретает в наши дни особую актуальность. К числу проблем антропоцентрической направленности, развиваемых на базе текста, относится проблема личности в тексте, которая не может решаться в отрыве от эволюционных свойств текста как особой единицы языка и речи. В свете сказанного несомненную значимость приобретает диахроническое исследование текста, и, в частности, выяснение того, как фактор личности проявлял себя на более ранних этапах его развития. Что касается такой формы, как эпический текст, то существенно заметить, что некоторые исследователи заявляют о невозможности формулировки проблемы личности в преломлении к средневековому эпосу, заявляя попутно об опасности осовременивания исторически более ранних категорий языка и культуры. Думается, однако, что в том, что касается человеческой личности, то мы как раз и встаем на путь ее осовременивания, когда говорим о её отсутствии в ту эпоху, потому что априори предполагаем ее кардинальное отличие от личности современной. Существование личности в ту эпоху бесспорно, вопрос заключается только в том, как она была развита в то время, и в какой степени её развитость согласуется с нашими представлениями о личности. Важно также и то, в какой мере личность отражалась на текстовом уровне, а следовательно и то, каков был антропоцентрический потенциал эпического текста.

При ответе на этот вопрос важно, таким образом, дифференцировать существование личности в реальной жизни и её отражение в литературе. Философы изучают реальную личность как личность человека, жившего в средневековой Западной Европе, и приходят к выводу, что в это время вполне допустимо говорить о личности, характеризующейся, однако, набором признаков, отличных от современных качеств, приписываемых личности. В частности, Д. Кожин, проанализировав различные точки зрения на проблему существования личности в Средневековье, выделяет три основных позиции, касающихся данного вопроса: (1) личность в средние века существовала, средневековый человек представлял собой исторически определенный (слабо индивидуализированный) тип личности; (2) под понятие личности попадают только те представители средневекового общества, которые значительно отличаются от своих современников по ряду важнейших характеристик (к примеру, Абеляр); (3) категории личности в средние века не существовало, она появляется лишь в эпоху Возрождения в связи с развитием индивидуализма (Кожин, 1999: 85). Надо заметить, однако, что сам автор оставляет вопрос о существовании личности в средневековой Западной Европе открытым, исходя из тех соображений, что ответ на него, зависит от того, какое значение вкладывается в слово «личность». Как известно, в современной научной литературе нет единой трактовки термина «личность». Каждая научная область, применяющая это понятие, имеет свой специфический подход к его определению. Обобщая имеющиеся точки зрения, Д. Кожин сводит их к трем основным подходам к определению понятия “личность”: (1) это “индивидуализированный” индивид, в значительной мере выделенный из общества и стремящийся к независимости; (2) это “типизированный” индивид, вписанный в общество (типичный член данного общества), обладающий качествами, которые признаются положительными в данном обществе; (3) это “феноменальный” индивид, стоящий по своей значимости вне времени и пространства, обладающий выдающимися способностями в масштабах человеческого общества (Кожин, 1999: 88).

На базе вышеназванных подходов, Кожин делает следующие выводы: (1) если под “личностью” подразумевается максимально “индивидуализированный” человек, выделенный из общества и стремящийся к полной независимости, то подавляющее большинство людей средневековья нельзя считать личностями; (2) если под “личностью” подразумевается “типизированный” индивид, максимально вписанный в общество (типичный член данного общества), обладающий качествами, которые признаются положительными в данном обществе (что не исключает признания за каждым человеком индивидуальных – персональных – качеств), то такая личность была характерна для западноевропейского средневековья; (3) если под “личностью” подразумевается “феномен”, стоящий по своей значимости вне времени и пространства, обладающий выдающимися способностями в масштабах человеческого общества, то такие личности в средние века, как и в любую другую эпоху, несомненно, существовали (Кожин, 1999: 94). К разряду лиц третьей группы Кожин относит, в частности, таких средневековых философов и богословов, как Боэций, Абеляр, Бертольд Регенсбургский. Строго говоря, в определении их личностных параметров он опирается на литературную основу, фактически исследуя при этом их личность как личность автора и оставляя в стороне личность изображенных в их произведениях людей. Поэтому, говоря о личности в эпосе, не стоит забывать и того, что, в частности, автор эпической «Песни о Нибелунгах» также раскрывает себя в своем труде как личность (вероятнее всего, как личность третьего типа) и что диапазон его личностного проявления не может не затронуть хотя бы в малой степени оценку, даваемую им своим персонажам как живым людям. Таким образом, палитра личности в средневековом литературном тексте имеет множество нюансов, определяемых ее двояким воспроизведением в тексте: личность изображенных героев и личность автора, неотделимого от своей аудитории.

Для большей наглядности и убедительности, следует перечислить некоторые из тех позиций, на основе которых формулируется современное понимание личности и которыми руководствуется современный исследователь, обращающийся к историческим формам текста. На основе современных определений личности, представленных в различных трудах по лингвистике, философии, филологии, социологии (Ожегов, 1985: 281; Философский энциклопедический словарь,  1989: 314; Психология. Словарь, 1990: 136; Краткая философская энциклопедия, 1994: 244), была выделена совокупная картина самых разнообразных свойств и качеств личности применительно к нашему времени, и на базе её были суммированы следующие критерии и характеристики личности. Сюда относятся:


  • активное участие индивида в общественной жизни

  • его «вписанность» в жизнь исторически определённого общества, «социальная типизированность»;

  • следование индивида благородным этическим принципам (по собственной воле, а не под давлением общественного мнения)

  • соответствие облика индивида важнейшим общечеловеческим духовным, нравственным и поведенческим ценностям.

  • самосознание

  • выдающиеся (феноменальные) способности, резкое отличие от окружающих

  • степень развитости индивидуалистических начал, стремление к независимости

  • внешняя непохожесть на других.

Современные критерии при анализе исторического материала не столь опасны, как это принято считать. Их несомненное достоинство заключается в том, что мы находимся на более развитой ступени в понимании какого-либо явления. Поэтому современная трактовка личности может служить неким фоном, на котором особенно чётко проступит понимание личности в ту эпоху. Не следует упускать из виду и того, что современное понимание личности не последнее в истории, и, возможно, через несколько веков нам также будут отказывать в праве называть личностью человека, изображенного в художественном тексте нашего времени.

Имея в виду вышесказанное, обратимся к рассмотрению концепта личности человека в тексте «Песни». В качестве отправной точки можно избрать позицию А.Я. Гуревича, кардинально отрицающего личность в эпосе: Понятие личности созревает в Средневековье, но, с другой стороны, о личности, строго говоря, в эпосе речи нет... Искать «психологического развития» характеров эпоса – значит не понимать его природы и трактовки в нем личности. В эпосе действуют человеческие типы, играющие отведенные им роли, выполняющие то, что предначертано судьбой или детерминировано обстоятельствами. Эволюция характера непонятна не только эпическому поэту, - эта идея, скорее, чужда сознанию Средневековья вообще»( Гуревич, 1990: 120-121). Заметим попутно, что критерий «психологического развития», не позволяющий с полным правом говорить об отражении в эпосе личности, вполне современен; он используется при трактовке образов литературных героев новых периодов литературы и, возможно, не вполне действен на историческом материале. В любом случае, однако, известный уровень «осовременивания» будет сохраняться всегда, более важным представляется вопрос не о том, как его избежать, а о том, как его использовать наиболее целесообразно.

В свете изложенных выше положений, приложенных к данному высказыванию, можно сделать вывод о том, что понятие личности было таким незрелым, что не проникло в сознание членов общества, и, в частности, поэты им не владели, либо о том, что, в художественном тексте это понятие ещё вообще не отражалось. Если теперь рассмотреть персонажей «Песни» с точки зрения указанных выше современных критериев, фиксируя у каждого из них наличие тех или иных качеств в том виде, в каком они отображены в тексте, то можно будет сделать определенный вывод о том, насколько герои средневерхненемецкой «Песни» смотрятся личностями на фоне наших представлений о ней. С другой стороны, не следует упускать из виду и того, что средневековый текст в изображении человека сообщает о реальном человеке помимо его литературной роли, по отношению к которой отдельные моменты его поведения могут казаться факультативными, но, с другой стороны, вполне совместимыми с современными критериями личности, упомянутым выше.

Итак, первый критерий, предполагающий активное участие в общественной жизни, бесспорно, применим к главным героям «Песни», имеющим высокий социальный статус (Гунтер и Зигфрид - короли, Кримхильда - королева, Хаген - вассал Гунтера), Текст «Песни» изобилует различными описаниями военных баталий, турниров, массовых гуляний, участниками которых являются главные герои.

Рассмотрим конкретных персонажей с точки зрения степени их участия в общественной жизни. Следует учесть тот факт, что в литературе имеются высказывания о том, что герои эпоса просто выполняют соответствующие роли, но не действуют осознанно. «В эпосе действуют человеческие типы, играющие отведенные им роли, выполняющие то, что предначертано судьбой или детерминировано обстоятельствами» (Гуревич А.Я. Средневековый мир 1990: 121). В теории литературы различают 4 типа литературного героя – литературный герой как персонаж, персонаж не являющийся литературным героем, персонаж – характер, персонаж-тип. При этом персонаж тип, по мнению литературоведов, является «готовой формой личности» (Теория литературы, 2004: 255). И если в эпосе действуют персонажи-типы, значит применительно к ним, правомерно будет употребить термин «личность». Факт отсутствия в эпосе развития характеров героев ещё не свидетельствует о невозможности рассмотрения их в качестве личностей.

Справедливости ради необходимо признать, что от выполнения соответствующей роли не свободен не один персонаж художественного текста, независимо от того в какой период времени этот текст был создан. По этой причине, имеет смысл более внимательно отнестись к выявлению соотношения между стабильной ролью, отведенной персонажу, и некоторым отклонением от неё, связанным с реалиями того окружения, в которое он помещается автором и которое вольно или невольно воспроизводится автором в тексте. Если же, тем не менее, все изображенные в тексте действия персонажа входят в понятие «роли», то в этом случае следует дифференцировать это понятие, выделив, по крайней мере, его центр и периферию. Центром следует считать подчиненность сюжету, он раскрывается как набор действий, выполняемых героем в соответствии с сюжетом, периферией - те действия, которые привнесены из реальной жизни, то есть из того окружения где действует герой.

Вопрос, таким образом, заключается в том, какие «периферийные действия», упомянутые в эпическом тексте, достаточны для того, чтобы увидеть в изображенных в этом тексте героях личность. С другой стороны, нельзя не упускать из виду соответствие этих действий критериям личности, свойственным более поздним периодам истории, с особым акцентом на проявляющиеся при этом различия. В этом плане герои «Песни» выступают в следующем виде.

Кримхильда - королева, и как королева она выполняет следующие общественные функции:



  • Участие в массовых гуляниях

0281,1 voten die vil richen  die sah man mit ir chom/en\

0281,2 div hete frowen schone  gesellechlich genom/en\

0281,3 wol hund/er\t od/er\ mere  die trvgen richiv kleit

0281,4 nv gie mit Chriemh'  vil manic wætlichiv meit

В то утро дочку Ута на пир сопровождала,

И следовало с нею придворных дам немало -

Сто или даже больше - в одежде дорогой.

Не меньше шло и девушек с Кримхильдой молодой.



  • Встреча послов

0562,1 Den boten bat man sizzen  des was er bereit

0562,2 do sp/ra\ch div ivncfrowe  mir wære niht ze leit

0562,3 ob ich ze botenmiete  iv solde gebn min golt

0562,4 dar zvo sit ir ze riche  ich wil iv svs imm/er\ wesn holt

Кримхильда сесть велела посланцу на скамью

И молвила сердечно: "Признательность мою -

Вот все, что дать в награду могу я вам, смельчак:

Тому не нужно золота, кто им богат и так".



  • Помощь в дорожных и военных сборах (Шитьё одежды)

0365,1 Wir wellen liebiv swest/er\  tragen gvt gewant

0365,2 daz sol helfen prveuen  iw/er\ wiziv hant

0365,3 des volziehen iwer mægede  daz ez vns rehte stat

0365,4 ich dirre v/er\te  han deheiner slahte rat

"Так вот, сестра, прошу я, чтоб ты своей рукой

Скроила нам побольше одежды дорогой,

И пусть твои девицы для нас сошьют ее.

Откладывать не хочется мне сватовство мое".



  • Занятие благотворительностью

1141,1 Do si den hort nv hete  do brahtes in daz lant

1141,2 vil d/er\ vremden rechen  ia gab d/er\ frowen hant

1141,3 daz man so grozer milte  mere nie gesach

1141,4 si pflac vil grozer tvgende  des man d/er\ kuniginne iach

Теперь, когда Кримхильде был клад ее вручен,

На Рейн съезжаться стали бойцы со всех сторон,

И так их осыпала подарками вдова.

Что повсеместно шла о ней похвальная молва.



  • Встреча гостей

1777,1 Chriemh' div kuniginne  mit ir gesinde gie

1777,2 da si die Nibelvnge  in valschem mvte enpfie

1777,3 si chvste Giselh/ere\  vñ nam in bi d/er\ hant

Неласково с гостями хозяйка обошлась.

С одним лишь Гизельхером Кримхильда обнялась.
Зигфрид и Гунтер - короли, в их обязанности входит:


  • Встреча посланцев, гостей и т. д.

0143,1 ))D((o sp/ra\ch d/er\ kunic Gunth/er  nv sit willekom/en\

0143,2 wer ivch her habe gesendet  des enhan ich niht v/er\nomen

0143,3 daz svlt ir lazen horen  sp/ra\ch d/er\ ritt/er\ gvot

0143,4 do vorhten si vil sere  den grimmen Gunth/eres\ mvot

Сказал король учтиво: "Прошу вас быть гостями.

Но я еще не знаю, кто вас прислал с вестями.

Нам это без утайки должны вы объявить".

Гонцы в ответ, хоть Гунтера боялись прогневить...




  • Организация различных походов

0349,1 Wir svln in rechen wise  varn zetal den Rin

0349,2 die wil ich iv nennen  die daz svln sin

0349,3 zvo vns zwein noch zwene  vñ niem/en\ me

0349,4 so erwerben wir die frowen  swiez vns dar nach erge

0350,1 Der gesellen sit ir ein/er\  der and/er\ sol ich wesn

0350,2 Hagene si d/er\ dritte  wir mvgen wol genesn

Как витязям пристало, всего лишь вчетвером

Мы спустимся по Рейну, и морем поплывем,

И явимся к Брюнхильде, а там уж будь что будь.

Сейчас я перечислю тех, кому сбираться в путь.

Из них ты будешь первым: вторым меня возьми ты;

Пусть третьим станет Хаген - он витязь знаменитый;



  • Подготовка к военным действиям

0163,1 Des sol uns helfen Hagene  vñ ovch Ortwin

0163,2 vñ Sindolt  die lieben rechen din

0163,3 ovch sol da mit riten  Volcher d/er\ kune man

0163,4 d/er\ sol den vanen fvren  baz ihs nieman

Пусть Хаген, Данкварт, Ортвин и Синдольт удалой,

Что вами так любимы, идут в поход со мной.

Мне также нужен Фолькер, бесстрашный человек -

Ведь знаменосца лучшего я не найду вовек.(Зигфрид)



  • Участие в турнирах

0130,1 Sich vlizzen kurzewile  die kunige vñ ovch ir man

0130,2 so was er ie d/er\ beste  swes man da began

0130,3 des chunde im volgen niemen  so michel was sin k/ra\ft

0130,4 so si den stein wrfen  od/er\ schuzzen den schaft

Какой потехой ратной ни тешился бы двор,

Был в каждой Зигфрид первым, всему наперекор.

В метании ли копий, в бросании ль камней

Он был любых соперников ловчее и сильней.



  • Правление страной

0721,1 Do bevalhe er im die chrone  geriht vñ ovch div lant

0721,2 sit was er ir all/er\ meist/er\  die er ind/er\ vant

0721,3 vñ da er rihten solde  daz wart so getan

0721,4 daz man von schulden vorhte  d/er\ schonen Chriemh' man

0722,1 ))I((n disen hohen eren  lebt er daz ist war

0722,2vñ riht ovch vnd/er\ chrone  vnz in daz zwelfte iar

Был Зигфрид коронован и возведен на трон,

И стал судьей верховным в своих владеньях он,

А суд супруг Кримхильды старался так вершить,

Чтоб страх перед возмездием неправому внушить

Народом Зигфрид правил со славой девять лет,

Хаген является верным вассалом, и честно выполняет возложенные на него обязанности, а именно:



  • Участвует в сражениях

2094,1 Des starchen Hagenen ellen  was in vnmazen groz

2094,2 ovch slvg vf Irinch  

Могуч и храбр был Хаген: врага он так рубнул,

Что по двору и залу разнесся громкий гул.



  • Руководит войском

0173,3 do si varen wolden  ze Wormze vb/er\ Rin

0173,4 Hagene d/er\ starche  der mvos scharmeist/er\ sin

Бесстрашный Фолькер знамя назначен был нести,

А Хагену доверили дружинников вести.



  • Даёт полезные советы королю

0152,1 ))D((o sp/ra\ch d/er\ starche Hagene  daz endunchet mich niht gvot

0152,2 Livdegast uñ Livdeger  die tragent vb/er\mvot

0152,3 wir mvgen uns niht besendet  in so churzen tagen

0152,4 so sp/ra\ch d/er\ chune reche  wan mvget irz Sifride sagen?

Боец из Тронье молвил: "Совет ваш нехорош.

На рать датчан и саксов без войска не пойдешь,

А мы ведь не успеем собрать свои отряды".

И он добавил: "Зигфриду сказать про все нам надо".



  • Выполняет различные поручения Гунтера

1565,1 Waz weizzet ir mir Hagen  spracb do der chünich her?

1565,2 durch ewr selbs tugent  vntrost vns nicht mer

1565,3 den furt sult ir vns suchñ  hin vbir das lant

1567,1 Beleibet bei dem wazzer  ir stoltzen ritter gut

1567,2 ich wil die vergen suchen  selbe pei der flut

1567,3 die vns vbir bringen  in das Etzln lant

В сердцах ответил Гунтер: "Я это вижу сам,

И вы нас не стращайте, а помогите нам.

Ступайте, поищите - авось, найдется брод,

На поиски пойду я, а вы побудьте здесь.

Наверно, перевозчик3 тут где-нибудь да есть.

В край Гельфрата доставит он всех нас, короли".

Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что данные персонажи являются активными членами общества, в котором они живут. Самым активным является Зигфрид, выполняющий 7 функций, на втором месте по активности Кримхильда, которой в тексте отведено 6 функций, на третьем - Хаген, осуществляющий 4 функции. Наличие данных функций в тексте, введенных автором сознательно или неосознанно, может расцениваться как придание персонажам «Песни» черт реальных людей австрийского общества 12 века. Данный факт уже отмечался в литературе, но вне всякой связи с характеристикой личностных качеств героев: «Гунтер с братьями принадлежат к новому времени, их облик, ценности – все указывает на современное поэту общество» (Гуревич, 1990: 125) .

Несомненно, они являются типичными членами средневекового общества и обладают качествами, которые признаются положительными в этом обществе. Автор неоднократно подчёркивает, такие их качества, как благородство (знатность), красота, богатство (могущество), положительность в чем-либо, щедрость, смелость, физическая сила; все эти признаки являются типичными для героев средневекового эпоса. Интересно отметить, что автор по-разному вводит в текст характеристики основных героев: он характеризует их не только сам через собственную авторскую речь, но также и косвенно, через высказывания других персонажей. Тот факт, что герои «Песни» взаимно характеризуют друг друга, свидетельствует о присутствии у персонажей личностного начала, выражающегося в оценке характера окружающих людей. Подобный прием текстопостроения также говорит о том, что герои выходят за пределы отведенной им роли и действуют как личности.

Список указанной литературы:


  1. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 320 с.

  2. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства М.: Искусство. 1990, 395с.

  3. Кожин Д. Понятие “персона” в произведениях средневековых западноевропейских авторов (к проблеме личности в средние века) // Сборник научных работ студентов и аспирантов ВГПУ. Выпуск VII. – Вологда: ВГПУ, Издательство “Русь”, 1999. С. 85–94.

  4. Краткая философская энциклопедия. – М.: изд. группа “Прогресс” – “Энциклопедия”, 1994. С.244.

  5. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М.: Просвещение. 1985.

  6. Песнь о Нибелунгах. Перевод песни со средневерхненемецкого Ю. Б. Корнеева. Л.: Наука, 1972. 300с.

  7. Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М.: Политиздат, 1990.

  8. Теория литературы: Учебное пособие для студентов филологического фак. высш. учебн. заведений: В 2 Т./Под ред. Н.Д. Тамарченко – Т1.: Н.Д. Тамарченко, С.Н. Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. М.: Издательский центр «Академия», 2004. 512 с.

  9. Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичёв и др. М.: Советская энциклопедия, 1989. С.314–316.

  10. На языке оригинала использовано Интернет – издание: www.blb-karlsruhe/Die Nibelungen-Handschrift C digital - Aventiuren.htm


Свойкин К.Б.
Специфика функционирования местоимений с гендерными характеристиками в научной коммуникации
Гендерные особенности местоимений как маркеров рода на первый взгляд представляются чрезвычайно прозрачными и очевидными, однако, зачастую эта очевидность, вырванная из контекста, может привести реципиента (а при определенных обстоятельствах и продуцента) к неоднозначности или даже к коммуникативной неудаче. В этой связи пристальное внимание к гендерным характеристикам этих компонентов деиктической парадигмы вызывает особый интерес.

Каждый коммуникативный регистр, несомненно, определяет для рассматриваемой парадигмы свои специфические характеристики, поэтому, обращаясь к одному из речевых жанров, следует искать истоки речевых и языковых моделей, в первую очередь, в системных свойствах соответствующего текста. Рассматриваемые в данной работе особенности научного коммуникативного регистра весьма специфичны с точки зрения гендерологии, которая определяет гендер как культурно обусловленный и социально воспроизводимый феномен антропоцентрического характера (Кирилина 2002), связанный с социально-половыми особенностями языковой личности (Караулов 1987). Действительно, когнитивная ориентация научного текста и стремление научной коммуникации к объективному отражению исследуемого мира снижают значимость эмотивных и субъектно-определяемых компонентов, что приводит к определенной гендерной унификации системы. С другой стороны, деиктические элементы, обеспеченные в системе языка грамматическим родом, сохраняют гендерные характеристики и могут служить их маркерами в нейтральной к биологическому полу продуцента/реципиента научной коммуникации.



Англоязычный научный текст действительно предоставляет определенную возможность проследить указанные характеристики и определить некоторые особенности местоименной парадигмы в данном текстовом поле. На первый взгляд английская местоименная парадигма очевидным образом грамматически разделяет одушевленные и неодушевленные объекты/субъекты и позволяет вычленить подобные маркеры посредством сплошной выборки, однако, анализ показал, что данная система не совсем прозрачна. В частности в девяти проанализированных работах* разных индивидуальных и коллективных авторов система маркирования рода (полового или грамматического) варьирует в зависимости от языковой личности (личностей) продуцента. Традиционная для сегодняшнего этапа развития рече-языковой системы «политкорректная» форма «he or she» (his/her; her/his; himself/herself) встречается не во всех работах (из 9 статей данные маркеры были обнаружены лишь в 5, что хотя и более 50%, однако отражают факультативность данных форм). Полное отсутствие маркера с гендерными характеристиками было обнаружено лишь в одной работе (Hyland K. Talking to Students: Metadiscourse in Introductory Coursebooks), во всех остальных статьях деиктические маркеры с родовыми характеристиками используются, хотя не всегда вся парадигма находит применение в тексте.

В частности Джейн Паркер в статье «Acquiring scientific literacy through content and genre: a theme-based language course for science students» использует деиктические маркеры как женского, так и мужского рода (в том числе и политкорректный «he or she») в соответствии с тем, к какому полу относится субъект/объект, являющийся референтом для этого маркера. В частности бивалентная гендерная позиция реализуется следующим образом:

Johns and Dudley-Evans (1980) argue that such collaboration can have the added advantage of being valuable to the content lecturer in that working within a language course sheds light on how effectively he or she generally communicates with second language speaking students.

(Parkinson)

Очевидно, что для автора в данном случае лектор (lecturer) представляется лицом с необязательными половыми признаками и может быть как мужчиной, так и женщиной, поэтому маркер рода (he or she) в данном случае играет скорее информативную, чем идеалогическую роль. Далее из текста становится очевидным, что родовые маркеры у Дж. Паркер и далее выполняют такую же информативную функцию:

Extract 4 contains this student's measurements which he has also translated into a table.

и далее:

As with extract 2, if we focus on this student's use of past tense verbs in the passive mood, we can see that the student is at an intermediate stage in the acquisition of this impersonal literacy: on occasion she uses the appropriate tense and mood…

Для данного текста выбор маркера с тем или иным грамматическим родом определяется не требованиями речевой системы, и не идиостилем, а знанием биологического пола субъектов, анализируемых в работе. Следует подчеркнуть тот факт, что в статье этот момент знания никоим образом не оговаривается, а маркеры применяются в известной степени спонтанно. Они реализют свою деиктическую прагматику, но при этом полное освоение текста до определенного момента затрудняется в связи с наличием необязательных характеристик и импликаций. Необходимо отметить также и то, что данные формы статистически представлены в тексте статьи следующим образом: She – 2; Her – 1; He – 3; His – 2; He or she – 1(при общем объеме статьи – 19 стр.). Подобный информативный план при использовании деиксиса с гендерными характеристиками (в данном случае антитеза женского SHE и нейтрального THEIR) видим в статье М. Макдональда, Р. Баджера и Г. Уайит (коллектив авторов, включающий лиц обоих биологических полов): «The real thing?: authenticity and academic listening». При относительном паритете в соотношении мужской/женский (He – 4, She – 4, His – 6, Her – 1, Their - 19), следующая конфигурация выполняет функцию гендерного разделения студентов обоих полов (students), и докладчика (speaker) явно женского пола:

The speaker was known to the students, and was able to modulate delivery to their apparent levels of comprehension as she spoke.

(Macdonald, et al)

Гендерные характеристики местоименной парадигмы в научном англоязычном тексте не всегда реализуются посредством всей парадигмы личных и притяжательных местоимений. В частности Франк Боерс предпочитает ограничиться в основном бивалентными маркерами «her/his»:

The main question addressed in this article is whether it is worthwhile to refer to the literal sense or origin of an unfamiliar figurative expression as it is encountered by a language learner in her/his specialised reading.

(Boers)


или гендерно нейтральными в силу грамматической характеристики множественного числа «they, their, them»:

The subjects were asked whether they agreed that the statements were in accordance with the contents of the text. For every item their task was to tick YES, NO or DON’T KNOW.

… even though only their literal sense had been explained to them.

Следует при этом отметить, что притяжательное местоимение «their» используется автором в качества маркера как одушевленных, так и неодушевленных номинаций, что несомненно влияет на количество текстовых появлений:

As most figurative expressions in everyday language have become conventional, however, we are rarely aware of their metaphorical nature.

В этой связи мы можем с определенной долей уверенности утверждать, что этот диектический знак вовсе не маркирует гендерных характеристик.

Единственное употребление маркера с гендерными характеристиками (his) в данной статье осуществляется в так называемой авторской справке, грамматически оформленной от третьего лица, в силу чего мы не можем с высокой степенью уверенности приписывать этому фрагменту текста авторство Ф. Боерса:

Author note - Frank Boers teaches English at the Universite Libre de Bruxelles and at the University of Antwerp. His research interests include lexical semantics, conceptual metaphor, and the introduction of cognitive semantics to the field of language teaching.

Сдержанное использование деиктических знаков с выраженным гендерным значением (He – 0, She – 0, His – 1, Her/his – 3, Their – 15, Them – 5) является показателем нейтральной позиции автора, однако следующий текст предлагает весьма расширенную парадигму указанных маркеров: He – 0, She – 1, His – 2, Her – 6, His/her – 1, They – 14, Their – 25, Them – 1, One – 18 (при объеме статьи – 16 стр.). Улла Коннор и Анна Муранен в статье «Linguistic Analysis of Grant Proposals: European Union Research Grants» тщательно маркируют гендерную принадлежность вводимых номинаций, используя при этом широкий спектр деиктических элементов:

…The applicant’s relations to the community, his/her status, are given by the institution, publications, citations, and previous funding.

…Although there was high agreement between her (Yli-Antola) and our analyses, some moves needed to be redefined further.

Myers (1990) contends, based on his research, that the rhetoric of the proposal varies with each discipline and with the writer’s relation to discipline.

…The researcher needs to place himself/herself as one of the group, at the same time revealing a gap in previous research.

Scientists, for example, learn the rhetoric of their discipline in their training as graduate and postdoctoral students, but they relearn it every time they receive the referees’ reports on an article or the rejection letter on a proposal.

…we focused on the functional components of grant proposals calling them ‘‘moves’’.

…In all qualitative research, one needs to use certain logical tests with regard to the validity and reliability of the research.

(Connor & Mauranen)

При этом четко очерчиваются критерии, по которым происходит выбор того или иного маркера. В частности именные ссылки всегда сопровождаются тем или иным определителем грамматического рода: «her (Yli-Antola); Myers… his research»; субъекты с необязательной (или равноправной) половой принадлежностью (applicant; researcher; Scientist) идентифицируются бивалентными (his/her; himself/herself) или нейтральными (their; they; one) маркерами (следует отметить, что при анализе мы не рассматривали употребления ‘one’ в функции числительного). Единственный случай употребления личного местоимения женского грамматического рода отмечен в авторской справке и для данного произведения может считаться факультативным.



Ulla Connor is Professor of English at Indiana University in Indianapolis, where she directs the ESI Program and the Indiana Center for Intercultural Communication.

Неполная парадигма (а с какой-то точки зрения ее отсутствие) личных местоимений с категорией грамматического рода (He – 0; She – 1) отнюдь не свидетельствует о специфичном отношении авторов к гендерным характеристикам деиксиса в приведенной статье, а скорее говорит о деиктических предпочтениях У. Коннор и А. Муранен.

Однако, в англоязычной научной коммуникации существуют примеры, содержащие очевидный гендерный перекос, выражающийся в избирательном употреблении деиктической парадигмы с родовыми характеристиками. В частности, Джонатан Картерис-Блэк в своей статье «Metaphor and vocabulary teaching in ESP economics» употребляет следующую парадигму местоимений: She – 0, Her – 0, He – 15, His – 6, Their – 24, They – 19, Them – 6, One – 2 (объем статьи – 17 стр.). Очевидные диспропорции местоимений мужского (21) и женского (0) грамматического рода указывают на преимущественно маскулинную ориентацию текста и говорят уже даже не об идиостиле, а скорее о специфике языковой личности автора.

При этом местоимением с мужским грамматическим родом маркируется не только именная ссылка (Vico - his view):



Vico (1968) placed the centre of cognition in the imagination and believed language to originate in the imagination. In his view, thought involves transforming the perceptual world of the senses into a set of iconic signs; …

(Charteris-Black)

но и объект, с необязательно мужским биологическим полом (dealer - his predictions), что возможно указывает на определенные стереотипы и предрассудки, связанные с индивидуальными ассоциациями гендерной профессиональной принадлежности:

Of course, it is an illusion to represent a particular dealer in this way since inevitably the same individual dealer will display different types of trading behaviour according to his own predictions of market movements.

При этом автор демонстрирует осведомленность о принятых в последнее время в англоязычной коммуникации «политкорректных» способах маркирования номинаций с амбивалентным грамматическим родом (a child -their):

As a child grows, a large part of their early interaction with the world is concerned with identifying similarities.

В данном случае мы можем констатировать тот факт, что текст полностью отражает маскулинность языковой личности автора мужского биологического пола. Подобное отношение к деиктическим маркерам женского грамматического рода видим у Криса Гледхилл в статье «The discourse function of collocation in research article introductions»: She – 0, Her – 0, His – 5, His or her – 1, Him or her – 1, Their – 16 (общий объем – 21 стр). Следует отметить, что число деиктических элементов в этой статье относительно невелико.

Противоположные диаметрально характеристики наблюдаем в работе Ребекки Яссо-Агилар «Sources, Methods and Triangulation in Needs Analysis: A Critical Perspective in a Case Study of Waikiki Hotel Maids». При вполне ощутимом количестве маркеров с нейтральными гендерными характеристиками (their - 68; they - 98; one - 12), местоимения с эксплицитным родом употребляются неравномерно: His – 4, He – 5, Her – 23, She – 22 (объем статьи – 20 стр.). Явное превалирование маркеров женского грамматического рода отражает не только тематическую специфику статьи, но и определенные характеристики языковой личности автора:

…For example, the worker who was wheeling a patient to the X-ray room would want to tell the patient what was going to be done to her.

…Goldstein (1992) provides an account of female factory workers learning English as a second language. Although hers is not a NA but a study of language choice, the use of ethnography allowed her to see the discrepancies between the students’ situations for language use and the content of their ESL class…

She had just begun to do her own NA of the language needs of maids in order to develop the curriculum.

Маркеры мужского грамматического рода используются в статье в лишь тех случаях, когда адресная ссылка вынуждает автора адекватно маркировать грамматический род при применении деиктических элементов:

These two examples should make us reconsider Bell’s six highly plausible interactions and his statement that customers’ reactions tended to keep fairly close to the predicted behavior referred to earlier.

С другой стороны, требования к модальной нейтрализации (несмотря на современную постмодернистскую тенденцию к стилистическому «оживлению» научного текста (Свойкин 2003)) снижают степень гендерной маркированности данного коммуникативного регистра, что реализуется, например, в отсутствии какого-либо гендерного акцента в некоторых начных работах. В частности Кен Хайланд в статье «Talking to Students: Metadiscourse in Introductory Coursebooks» обходится вообще без гендерно маркированных элементов, и местоимения с родовыми признаками появляются лишь в авторской справке:



Ken Hyland is an Associate Professor at The City University of Hong Kong. He has a PhD from the University of Queensland and has taught in Britain, Sudan, Saudi Arabia, Malaysia, Papua New Guinea and New Zealand. His articles on language teaching, academic discourse and written communication have appeared in several international journals.

Все остальные местоимения, употребленные в статье, имеют нейтральный гендерный фон: Their – 59, They – 29, Them – 8, One – 1(объем – 24 стр.).

Факты, отраженные при анализе статей, эксплицирует несколько позиций: гендерный фактор является факультативным для текстов, представляющих научный коммуникативны регисир; выбор стратегии реализации гендерного фактора в деиктической парадигме определяется автором и не регламентируется правилами или привычными стереотипами коммуникативного регистра; языковая личность и социокультурный фон развития этой личности необязательно влияют на эксплицитность гендерного фактора в деиктической парадигме конкретного текста.

Подобная гендерная стратегия свойственна части коллективных авторов, особенно если они представлены смешанной в половом отношении группой. Например статья Кристофера Грина, Элси Кристофер и Жаклин Лам Кам Мей: «The incidence and effects on coherence of marked themes in interlanguage texts: a corpus-based enquiry», при общем объеме в 45 страниц, не содержит ни одного маркера с характеристиками грамматического рода ни в индивидуальной, ни в бивалентной позиции:

These studies, however, investigate topic- and subject-prominence as syntactic features and do not consider directly their impact on information structure.

Students are lack of understanding their subject areas.

Leech and Svartvik (1981), for example, argue that fronted connectors cannot be considered to have a thematic role since they are not fundamental to the explication of the actor-object relations within the sentences in which they appear.

(Green, et al)

Наличие лишь двух местоименных форм (Their – 16, They – 11) безусловно указывает, с одной стороны, на скудность местоименной деиктической парадигмы для данного текста, а с другой, - на значительную вариативность стереотипов использования гендерного деиксиса в англоязычном научном тексте.

Таким образом мы можем утверждать, что деиктические элементы с гендерными характеристиками в англоязычной научной коммуникации появляются в тексте не по определенной стандартной схеме, а варьируют в зависимости от языковой и социальной личностей автора/авторов. Однако, следует признать, что социальные стереотипы и предрассудки зачастую влияют на деиктическую парадигму и текстовые стратегии, что также связано с особенностями языковой личности продуцента. В общем следует отметить, что те случаи, когда местоименная парадигма с гендерными характеристиками участвует в формировании гендерной специфики англоязычного научного текста, остаются вполне идентифицируемыми, поскольку личные и притяжательные местоимения английского языка имеют референтом человека в большинстве случаев.

Данный фактор имеет особое значение, при сравнении англоязычного научного текста с, например, русскоязычным*, в котором все местоимения, вне зависимости от того, реферируют ли они к человеку, животному, или предмету, имеют категорию грамматического рода:

язык не только антропоцентричен – он андроцентричен…

…В первую очередь, это функционирование категории рода (в тех языках, где она есть)…

(Кирилина)

… приоритет принадлежит Ю.Н.Караулову. Он выделяет в составе ЯЛ три уровня…

(Каменская)



Д.Камерон использует специальный параметр – измеритель «социального» расстояния между людьми – ranking power distance (RPD). На основании его она выделяет два типа коммуникативной культуры – близкая (Low Distance Culture) и далекая (High Distance Culture).

(Горошко)

женщина традиционно оказывает большее влияние на воспитание подрастающего поколения, вследствие чего она стремится говорить в соответствии с нормами литературного языка.

(Потапов)



В этой связи закономерно возрастает не только количество деиктических элементов в собственно тексте, но и вариативность их родовой (конкретизированной или нейтральной) принадлежности: Она – 19, Он – 19, Они – 36, Его – 94, Её – 66, Ему – 4, Ей – 2, Их – 93, Свой – 5, Своя – 0, Своих – 8, Своей – 19, Своим – 7, Свою – 10, Своего – 11, Своём – 4, Свои – 9, Своему – 0. С другой стороны, анализируя русскоязычный научный текст, исследователь встречается с определенными трудностями при идентификации гендерных характеристик того или иного местоимения и метод сплошной выборки не дает тех результатов, какие возможны при анализе англоязычного научного текста. Однако, даже на первый взгляд становится очевидным, что и в русскоязычном научном тексте гендерная парадигма местоимения соблюдается и отражает не только грамматические характеристики рода, но также и особенности половой принадлежности референта.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   17




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет