Научный проект «народ и власть: История России и ее фальсификации» Выпуск 3

Период российской истории начала XVII в. получил от современников меткое название Смутного времени. В дальнейшем, вплоть до дней сегодняшних, смутой именовали самые разные периоды отечественной истории, включая дела совсем недавно минувших лет. В силу этого небесполезным представляется анализ причин, позволивших Российской державе 400 лет назад выстоять в условиях глубочайшего раскола общества, гражданской войны, ужасы которой были усугублены открытой интервенцией сопредельных государств.

Я предполагаю осветить здесь лишь один из аспектов этой сложной и многогранной темы. Речь пойдет о роли и позиции в событиях Смуты представителей центрального аппарата управления Московского царства, которых мы, используя модернизированную терминологию, часто называем чиновниками или бюрократией, а современники именовали приказными людьми.

Исследование приказной системы Московской царства рубежа XVI—XVII вв. позволяет сделать ряд выводов, опровергающих традиционное представление о том, что в Смутное Время произошло крушение системы государственных управления. Приказы в течение всего Смутного времени функционировали исправно и бесперебойно. Государственная система Московской Руси оказалась достаточно прочной. Эта прочность стала важнейшей предпосылкой преодоления Смуты.

Не в последнюю очередь причиной тому стала стабильность и грамотная кадровая политика, проводившаяся высшим руководством страны. Можно утверждать, что события Смутного времени не повлияли на численное состояние штата московских приказов. В целом, штат приказных дьяков был достаточно стабилен; в приказах эпохи Смуты можно констатировать высокий уровень преемственности кадров. Необходимо отметить также, что в условиях «междуцарствия» московские дьяки в большинстве оказались на стороне национально-освободительного движения. Об это свидетельствует их переходы на сторону Первого, а затем и Второго Ополчения. Приказные люди, в свою очередь, «отвечали государству взаимностью», выступая в условиях Смуты на стороне патриотических сил.

Б. Ф. Славин:

Ну, прежде всего, пойду по логике, которую нам предложил ведущий. Несколько слов о понятии «смута». Я думаю, что это всего лишь образ. Образ, который создается властью, когда она теряет свое господство. Если до революционных событий все было ясно, то после начала революции, становится все непонятно — появляется Смутное время. Думаю, что задача ученых осветить проблему смуты с точки зрения ее социального, политического анализа. Тогда эта категория станет прозрачной и нам более или менее что-то станет ясно. Я считаю, что все-таки речь должна идти о революциях в истории России. Мне ближе понятие «революция» и именно его я буду анализировать. Что такое революция? Сейчас многие, как правильно сказал наш ведущий, считают революции результатами определенного заговора узких кругов, элиты и т. д. Я стою на совершенно противоположной позиции и считаю, что революция возникает тогда, когда в ней участвует большинство народа. Все наши революции совершались абсолютным большинством народа, куда входили и представители рабочего класса, и представители крестьянства, и определенная часть интеллигенции.

Я думаю, что революции возникают только когда возникает острейшая, жизненно важная для большинства общества проблема, которую не в состоянии решить власть. Вот тогда-то и возникает конфликт между народом и властью. Если мы возьмем Россию, то здесь все очень просто — на рубеже XIX—XX вв. такой проблемой, безусловно, был земельный (крестьянский) вопрос. Попытки ее решения были, но она не была решена. Думать о том, что революция лишь просто заговор элиты — это наивность или политически ангажированный, чисто публицистический прием. Поскольку сегодня предметом критики является Октябрьская революция, то некоторые считают, что неплохо бы представить ее всего лишь переворотом, который совершили некие сионисты, безродные космополиты и т. д. Никакая революция не может произойти, если ее желает только какая-то узкая группа элиты, а народ молчит. Если мы возьмем Октябрьскую революцию, то ясно, что ее совершили массы, при этом стихийно сложился союз рабочего класса и крестьянства, представлявшего собой громадное большинство народа.

Рабочий класс России был уникальным рабочим классом. Это был полный энергии, сознательный класс. Несмотря на свою малочисленность, российский рабочий был достаточно активен, его поддержала основная масса народа. А толчком для Февральской революции послужили женщины, которые вышли на улицы — им нечем было кормить детей. Вообще, женщины, на мой взгляд, являются своего рода критерием революционности народа. Если женщина толкает своего мужа на улицу и говорит: «Защити!» — это подлинный критерий начала настоящей революции. Тогда призывы женщин подхватывают мужчины, солдаты начинают поддерживать рабочих, к рабочим присоединяется крестьянская масса. Но Февральская буржуазно-демократическая революция не принесла главного ожидаемого результата — не дала крестьянам землю. Мало того, была еще одна проблема — проблема мира. Война обрыдла всем социальным слоям. Почему потребовалась Октябрьская революция? Потому, что Февральская революция не решила ни вопрос о земле, ни вопрос о мире. Она оказалась не вполне нормальной буржуазно-демократической революцией, ибо увенчалась только свержением монархии и дала ряд свобод. Октябрь и Февраль в связи с этим следует рассматривать как единый революционный процесс. И поэтому мы вправе говорить о единой Великой Русской Революции.

Несколько слов о современной смуте. Был нормальный план и была идея перестройки, которая заключалась в том чтобы превратить наш казарменный, бюрократический социализм в демократический социализм. Трагедия Горбачева в том, что он не смог осуществить стратегию, которую провозгласил, и которую первоначально поддержала основная масса народа.

В событиях 1980—1990-х гг. следует выделять 2 этапа: перестройка и постперестройка. Я не сторонник точки зрения, что Союз развалился в силу неких объективных факторов. Объективное в истории реализуется только через субъект. Никаких «железных» законов, независимых от людей, в истории нет. И когда трое подвыпивших людей, вопреки результатам всенародного референдума, объявляют роспуск Союза — это конкретный акт, показывающий, кто является подлинным виновником распада Союза.

То, что революция рубежа XX—XXI вв. не завершилась — это абсолютно верно. Не решены основные вопросы, которые сегодня важны для большинства народа. Она не завершилась еще и потому, что не выявился, не определился субъект революции. Этот субъект вызревает, может быть, еще ходит в детский сад. Но он должен появиться. Будем надеяться, что это произойдет на наших глазах.

Булдаков: Я хотел бы повторить, что революции действительно предшествует некое гомоэнергетическое перенасыщение социального пространства. Но сегодня оно отсутствует. Более того, наблюдается полный упадок всяческих сил. Еще любопытный момент. Я как-то обратил внимание на то, что революциям или смутам предшествует некий дисбаланс — хотя бы локальный — между мужским и женским населением. Во всяком случае, в наших нынешних горячих точках нынешних (они и прошлые, кстати сказать) это особенно заметно. Если взять Северный Кавказ, где в 1918 г. происходили процессы, весьма сходные с современными, то там мужское население странным образом превышает численность прекрасного пола. И такие явления мы до сих пор даже не пытаемся объяснить. И еще один момент. Давайте в нашей дискуссии избегать ближайших политических прогнозов. Лучше копать вглубь. Это полезнее, причем не только исследователям.

А. И. Колганов:

Совершенно очевидно, что революция немыслима без определенного уровня массовой мобилизации и союза между частью элиты и массами, а возникновение смуты, как некой формы протекания революционного процесса, невозможно без возникновения разрыва между прежней элитой, прежней властью и массами. Прежде чем возникнет союз контрэлиты и масс, появляется разрыв между массами и властью, которая не решает проблем, затрагивающих насущные интересы тех или иных социальных групп и слоев. Для начала революций и смут характерна «слепота власти», которая в упор не видит насущных проблем.

Новая власть, которая утверждается в ходе смуты, всегда отличается от старой тем, что она в той или иной степени эти интересы учитывает и удовлетворяет. Для Смуты XVII в. оказалось достаточно простого восстановления порядка. Это удовлетворило интересы населения, поскольку велика была степень дезорганизации общества. В 1917 г. дело обстояло значительно сложнее. Преимущество большевистской власти перед предшественниками заключалось в том, что некоторые интересы народа она удовлетворила. При этом большевики шли прямо против интересов другой части народа. Наибольшая сложность заключалась в том, что не были удовлетворены интересы крестьянства. С ним пришлось пойти на компромисс ради удержания власти. Компромисс этот, в целом, оказался устойчивым.

Я не совсем согласен с тем, что большевистская революция завершилась в середине 30-х гг. Она состояла из двух этапов. Можно даже говорить о двух революциях. Революция, которая начиналась в октябре 1917 г., завершилась к началу 20-х гг., завершилась… незавершенностью. Та программа, с которой большевики шли на революцию, оказалась несостоятельной. Мировой революции не произошло. Поэтому встал вопрос о перемене вектора этой революции. После длительного периода внутриполитической борьбы такая перемена произошла и была совершена другая революция. Совсем не та, которую проектировали большевики в 1917 г. И вот эта новая революция завершилась в середине 30-х гг. созданием устойчивой общественной системы.

Что касается нынешней революции, то здесь мы сталкиваемся с той же ситуацией, с какой в свое время столкнулись большевики. Эта революция смогла удовлетворить интересы только части населения. Другая часть осталась неудовлетворенной. И это делает революцию незавершенной. Правда, степень незавершенности этой революции столь уж велика. На мой взгляд, сегодня нет оснований говорить о делегитимации нынешней власти в глазах населения. Население рассматривает нынешнюю власть как вполне легитимную и замены ее, в общем, не желает. Другое дело, что политический абсентеизм очень велик. Но говорить о том, что сохраняется отчетливо выраженный конфликтный потенциал, не приходится. Для его актуализации потребуется длительный период времени. Российское общество при нынешних условиях вполне может существовать лет 15—20—25. Да и вряд ли можно будет говорить об обострении конфликта, до тех пор, пока не произойдет смена нынешнего поколения россиян. Лишь тогда его вероятность резко возрастет.

Нынешняя власть достаточно эффективна в сфере социального контроля. Но те мины замедленного действия, которые заложены в сегодняшней общественной системе, неизбежно приведут к социально-экономическому и политическому кризису, так как нет механизмов разрешения важнейших проблем. В самой власти заложены механизмы, блокирующие решение проблем. В ближайшее время можно ожидать дальнейшего падения конкурентоспособности российской экономики. А это неизбежно приведет и к обострению социальных, а вместе с тем и политических проблем. Для того чтобы это не произошло, власть должна сама изменить себя. Что-то я такого рода явлений в российской истории не наблюдаю. Поэтому вполне вероятно, что очередная смена власти опять-таки произойдет через смуту или революцию.

Мне кажется, что весь комплекс наших рассуждений стоит поместить в некоторую, определенную рамку. Развитие общества происходит в двух главных вариантах: эволюция и революция. Когда-то у нас господствовало представление, согласно которому революции — это праздники истории. Революции действительно случаются. Но случаются не по причине злокозненности каких-то, заброшенных из-за границы агентов и т. д. Революции решают (или не решают) какие-то задачи.

Для общества, пережившего XX век, на мой взгляд, главный урок истории заключается в том, что путь эволюции предпочтительнее. Кстати сказать, целый ряд стран пошли именно путем эволюции. Классический пример — Англия. Она решила все основные проблемы, которые стояли перед ней, именно эволюционным путем.

Теперь позвольте два художественных образа. Первый образ. Студенческий спектакль в одном из ленинградских вузов. 1956 год. Занавес раздвигается на сцене стол. За столом сидят серьезные, почтенные люди в галстуках, неслышно ведут разговор. За кулисами нарастает шум. Люди, сидящие за столом, наконец-то реагируют на него. И кто-то из них предлагает: «Это не порядок. Надо запретить» Все единодушно голосуют «за». На сцену вбегает разномастная тусовка в легкой одежде, разгоняет этот президиум, разбрасывает столы и начинается спектакль. Признаюсь, мне тогда это очень нравилось. Нравился молодой задор, нравилась очевидная аллюзия, нравилось раздражение чиновников Смольного.

Но возникает вопрос — хорошо, а что дальше? Кем и как, с помощью каких процедур, можно заменить сидящих в президиуме? Обратимся к известной брошюре Герберта Уэллса «Россия во мгле». Принято считать, что английский фантаст «не понял» замыслов «кремлевского мечтателя». Но Уэллс как раз очень многое понял. С заседания Петроградского Совета он вынес такое впечатление: «Трудно себе представить менее удачную организацию учреждения, имеющего такие обширные функции и несущего такую ответственность». Из приведенных примеров напрашиваются вывод о том, что всякий распад власти несет очень серьезные издержки.

Второй образ. Жюль Верн, «Пять недель на воздушном шаре». Путешественники на воздушном шаре приближаются к финишу. За ними гонится какое-то дикое племя и им нужно, во что бы то ни стало, перелететь через Сенегал. На противоположном берегу находятся французские колониальные посты. А шар снижается. Что делать? Принимается решение сбросить корзину. Ради спасения выбирать не приходится. Некомфортные условия путешествия — ненадолго. И стоит ли жалеть корзину, ее содержимое? В свое время одному из самых светлых, интеллигентных умов того периода П. Н. Милюкову стало жаль терять проливы. В его системе ценностей они были очень важны. И вот это непонимание ситуации, того, что пора «бросать корзину», его погубило (и не только его).

Здесь говорилось о том, что крестьянам после Февраля надо было дать землю. Да, надо было, даже в обход юридически безупречных действий, сделать то, что сделали большевики. Потому, что страна была левая, потому, что в Учредительном собрании в любом случае возобладали бы социалисты — голоса кадетов уже ничего не значили. В значительной степени ситуация была связана с неспособностью предыдущей элиты (одной из самых бездарных в истории России) реализовать устремления крестьянства. В начале XX в. были три программы решения земельного вопроса: Столыпина, кадетов и эсеров. Мне кажется, что 20 лет покоя, на которые рассчитывал Столыпин, многое могли изменить. Но времени не было.

Еще один пример — гражданская война в Испании. Страшный конфликт, в основе которого лежал земельный вопрос. Испанские крестьяне хотели земли. Победил Франко. Земельный вопрос не решился. Но вот несколько лет назад я ездил по Испании. Развитие обошло здесь аграрную проблему — земля, так или иначе, сконцентрировалась в руках более или менее эффективных хозяев, а перенаселенная испанская деревня «ушла в город».

Заканчивая, хочу сказать, что ответственное меньшинство, ответственная элита должна понимать угрозу смуты. Я критичнее отношусь к тому, что дала Октябрьская революция чем, скажем, Б. Ф. Славин, с которым мы уже лет двадцать спорим на эту тему. Но дело не в том, чтобы поставить оценку действующим лицам того периода, а в том, чтобы вынести из прошлого соответствующие уроки. А урок этот для интеллектуального меньшинства прост. Надо вовремя разъяснить людям, принимающим решения, что интерес всего общества заключается в декомпрессии авторитарного режима.

Колоссальная заслуга М. С. Горбачева, на мой взгляд, состояла в том, что он начал этот процесс и тем самым попытался перевести вектор развития на путь эволюции. Но, к сожалению, ему это не удалось сделать. Известно высказывание о том, что крушение Советского Союза — величайшая геополитическая катастрофа XX в. Мне хочется возразить: юноша, вы не знаете, что такое катастрофа, вы плохо изучали историю. Сегодня самое дурное в том, что вектор развития России изменился в направлении реставрации авторитарных структур. Мне кажется, что в свое время больше правды было на стороне Горбачева.

Я подхожу к проблеме «круглого стола» как практик и как ученый, понимая всю сложный междисциплинарный ее характер. Мне вспомнился такой случай, относящийся к перестроечному времени. В апреле 1989 г. в московском метрополитене было обнаружено два самодельных взрывных устройства большой мощности. Они, к счастью, не сработали. В ходе расследования было установлено, что место их изготовления — одна из южных республик Советского Союза. Туда была направлена следственная бригада Управления КГБ СССР по Москве и Московской области. Но она сделать ничего не смогла потому, что республиканское руководство заявило: «Вы что, не понимаете какая политическая обстановка в республике? Как можно кого-то к ответственности привлекать, следственные действия проводить?» Вспомнив этот малоизвестный эпизод (известными обычно становятся террористические акты, но не факты их предотвращения), мне подумалось, что одним из слагаемых любого системного кризиса является правовой нигилизм, т. е. пренебрежение возможностями права и нарушение существующих правовых норм.

Обратившись к методологии такого известного автора, как Питирим Сорокин, приходится констатировать, что правовой нигилизм опосредует все стадии развития системного кризиса. Мы сегодня отмечаем такие признаки системного кризиса как массовый характер ущемления инстинктов, бессилие групп порядка, бесхребетность власти и т. д. Результат легко проиллюстрировать: в 1988 г. в межэтнических столкновениях погибло 95 человек, в 1989 г. — 222, а за 2 месяца 1990 г. — 293 человека.

С другой стороны, наблюдается явное нежелание, пренебрежение со стороны элит правовыми средствами решения конфликтов. При этом со стороны правящих верхов усиливаются нарушения юридических норм, в том числе путем вмешательства в правомерную деятельность правоохранительных органов. Сошлюсь на воспоминания бывшего первого заместителя председателя КГБ Ф. Бобкова, который писал, что высшие функционеры КПСС и республиканские элиты в последние годы существования СССР не только не стремились, но и зачастую потакали националистическим настроениям, игнорируя соответствующую информацию органов безопасности. Политическим руководством страны не были использованы должным образом даже итоги референдума 1991 г. о сохранении СССР.

П. Сорокин писал, что революционные эпохи просто поражают бездарностью власти и элит, не способных ни успешно выполнять свои функции. М. С. Горбачев в интервью газете «Таймс» сказал: «Что касается меня как политика, то я проиграл». Значит, как политический руководитель он не использовал всю силу права и правоохранительных органов для необходимого торможения деструктивных процессов.

Недавно Институт социологии РАН провел исследование, в ходе которого было установлено, что тезис о том, что всегда необходимо соблюдать закон, поддерживают лишь 25,8% граждан. Среди государственных служащих в целом этот показатель составлял 58%. На мой взгляд, правовой нигилизм является благодатной почвой для циклической повторяемости российских смут и революций.

Требуются определенные усилия власти для того, чтобы ситуация была нормализована. В заключение, приведу слова Платона о том, что невнимание к вопросам государственного управления приводит к тому, что некоторые государства «подобно судам, погружающимся в пучину, гибнут или уже погибли или погибнут в будущем, из-за никчемности своих кормчих и корабельщиков — величайших невежд в великих делах, которые ровным счетом ничего не смысля в государственном управлении, считают, что они во всех отношениях наиболее ясно именно это уяснили».

Булдаков: Мне кажется, что вопрос о правовом нигилизме — это часть более общей проблемы стыковки обычного и формального права. В России она так и не состоялась. В этом смысле Россия остается традиционным обществом. Пример Веры Засулич всем хорошо известен, и в общем эта ситуация до сих пор сохраняется. Всеобщего уважения к формальному принципу «dura lex, sed lex» до сих пор нет.

С. В. Ткаченко:

Современная российская правовая система была создана в 1990-е гг. с помощью полномасштабной рецепции западного права. Конституция РФ 1993 г. стала его своеобразной хартией. Правовые реформы 90-х гг. были проведены под лозунгами модернизации российского права. Однако действительную модернизацию характеризуют следующие условия: краткосрочность преобразований, их эффективность, наконец, устойчивость. Модернизация правовой системы должна не только учитывать, но и выражать правовые настроения населения.

В России в 90-е гг. вместо реальной модернизации для упрочения положения власти была использована декоративная модель рецепции права. В результате этого, в очередной раз в российской истории возникла ситуация правового дуализма, когда «верхи» и основная масса населения живут в разных правовых пространствах. Порождением данной ситуации стало возрождение и активное использование нашей элитой мифа о так называемом «правовом нигилизме» основной массы населения России.

В результате декоративной рецепции закономерно рождаются своеобразные политико-правовые уродцы, такие как президентская монархия, управляемая демократия и т. д. Особо стоит отметить институт выборов, который, по сути дела, превращен нынешней властью во внешне демократичный обряд сохранения власти.

В настоящее время власть взывает к обществу для некоего диалога по изменению идеологии государства. Но в нынешней ситуации эти призывы так и останутся призывами. Сегодня настоящий диалог между властью и обществом не возможен, так как население понимает, что его игнорируют и не рассматривают в качестве подлинного субъекта политической жизни.

О. Г. Буховец:

Пафос прозвучавших выступлений, подтолкнул меня к тому, чтобы отойти от прежнего плана выступления. На то, что мы обсуждаем невозможно не откликнуться. Виктор Леонидович [Шейнис] подверг сомнению тезис о том, что распад СССР был величайшей геополитической катастрофой XX в. По его мнению, малое количество жертв уже позволяет в этом усомниться. Напомню слова Александра Васильевича Суворова: «Трепещу в связи с тем, что столько много крови пролил» (цитата недословная). Так вот нам гуманитариям, каждый раз трепетать нужно. Около 150 тыс. жертв (по самым скромным подсчетам) в ходе гражданской войны в Таджикистане — это много или мало? Грузино-абхазская война — примерно 20 тыс. жертв. Эту статистику можно продолжить, не забывая и о судьбах чеченского и ингушского населения. И не только. По переписи 1989 г. в Чечено-Ингушетии проживало около 15 тыс. украинцев. Где они сегодня?

Нам не стоит сбивать свой исследовательский прицел и помнить о жертвах, «трепетать» — как Суворову. Несколько слов еще об одной остроактуальной теме. В сталинской Конституции 1936 г. было записано право выхода союзных республик из СССР. Конечно, во времена диктатуры это было практически не реализуемое право. Но как только скрепы ослабли, республики засобирались на выход. Мне бы хотелось несколько слов сказать о советской национальной политике, оставаясь при этом равноудаленным от полюсов ее апологетизации и демонизации.

Белорусский этнос в результате Гражданской войны оказался разнесенным по трем регионам. По итогам советско-польской войны к Польше отошли земли Западной Белоруссии, которые населяли 4,5 млн белорусов. В начале польской оккупации, на этой территории существовало 400 белорусских школ. В 1939 г. здесь была закрыта последняя белорусская школа. Из 500 православных церквей, которые существовали на момент начала советско-польской войны, к 1924 г. осталось 195. Параллельно происходило насаждение костелов.

Политику польского государства можно охарактеризовать теми словами, которые в свое время были адресованы Бурбонам — ничего не забыл, ничему не научился. Еще в 1901 г. на польских территориях, входивших в состав Германской империи, было запрещено даже богослужение на польском языке. Тем не менее, польское государство использовало те же ассимиляторские технологии.

Если говорить о восточных районах Белоруссии, то там сложилась следующая ситуация. Согласно материалам Всероссийской переписи 1897 г. в 3-х уездах Витебской губернии — Вележском, Себежском и Невельском, которые были переданы в свое время большевиками в состав Псковской губернии, более 73% населения назвали своим родным языком белорусский. По переписи 1926 г. в качестве родного языка назвали белорусский язык лишь 0,2% населения. Этнос растворился как кусок сахара в стакане горячей воды. При этом нет никаких данных, подтверждающих жесткий обрусительский прессинг. Свою роль, безусловно, сыграла минимальная культурно-лингвистическая дистанция. Факт перехода белорусских уездов в состав РСФСР начальством трактовался просто: теперь здесь все русские. А между тем в БССР тогда почти 81% населения заявил о своей белорусской идентичности.

Теперь о современности. Сравнение данных последней советской и первой постсоветской переписи показывает кардинальное изменение численности основных этнических групп в Белоруссии, за исключением белорусов. Их численность сокращается. Численность белорусов увеличивается. В эти годы становится престижным считать себя частью титульного белорусского, этноса. Т. е. происходит переидентификация.