Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

503

приятелем и избегать сражения, ибо считали, что, не проиграв его, и

войны не проиграют: малые крепости же, хотя бы и взятые неприятелем, будут

возвращены по заключении мира, а за крупные города можно не беспокоиться, -

неприятель неспособен ими завладеть. У короля имелся также флот из двадцати

или около того судов, транспортных и галер, у побережья Пизы; пока на суше

осаждали Кастеллину, он двинул этот флот к замку Вада, которым и завладел по

недосмотру кастеллана. Это дало неприятелю возможность совершать набеги на

всю округу, которые, однако, флорентийцам удалось с легкостью прекратить,

послав в Кампилью немногочисленный отряд, вполне достаточный для того, чтобы

не давать врагу воли на побережье.

XXIX

Глава церкви не вмешивался во все эти столкновения, разве что с целью

восстановить мир между воюющими. Однако, избегая внешней войны, он чуть было

не оказался вынужден вести внутреннюю и притом куда более опасную. Жил тогда

в Риме некий мессер Стефано Поркари, римский горожанин, человек ученый,

благородного происхождения, но еще более благородной души. По обыкновению

всех людей, домогающихся славы, стремился он совершить или хотя бы

попытаться совершить что-либо достойное сохраниться в памяти потомства. И

вот он рассудил, что самым лучшим делом была бы попытка вырвать отечество из

рук духовенства и вернуть его к прежнему образу государственной жизни. При

этом он уповал, что в случае успеха прозван будет новым основателем и вторым

отцом отечества, а надежду его питали нравственное разложение духовенства и

недовольство баронов и народа римского. Превыше же всего вдохновлялся он

стихами Петрарки из канцоны, начинающейся словами

Увидишь: он за то у всех в почете,

Что ради них собой пренебрегает.

504

Мессер Стефано знал, что поэты нередко одержимы бывают духом

божественным и пророческим, и вообразил он, что предсказанное в этой канцоне

Петраркой должно обязательно осуществиться, а совершителем столь славного

дела надлежит быть ему, ибо нет в Риме никого, кто превосходил бы его

красноречием, ученостью, всеобщим уважением и количеством друзей. Весь

охваченный этими помыслами, не сумел он вести себя настолько осторожно,

чтобы замыслы его не проявились в речах, в обхождении, во всем образе жизни,

так что вскоре стал он подозрителен главе церкви, и тот, дабы не

представился мессеру Стефано случай что-либо вредоносное предпринять,

выслать его в Болонью, а правителю этого города велел ежедневно проверять,

находится ли он на месте. Эта препона отнюдь не поколебала мессера Стефано,

и он с еще большей настойчивостью стал преследовать свою цель: принимая все

меры предосторожности, какие только мог, он поддерживал тайные сношения с

друзьями и не однажды ездил в Рим и возвращался обратно так скоро, что мог

являться к правителю Болоньи в назначенный час.

достаточно, он решил больше не медлить и поручил находившимся в Риме друзьям

устроить в некий назначенный им день роскошное празднество, на которое

приглашались все заговорщики с их наиболее верными друзьями, сам же обещал,

что появится среди них еще до окончания пира. Все устроено было согласно его

плану, и мессер Стефано прибыл в дом, где начался ужин. По окончании

пиршества он появился перед собравшимися в златотканой одежде с ожерельями и

другими украшениями, от чего казался еще величественнее, и обнялся со всеми,

призывая их в пространной речи вооружиться мужеством для великого и славного

дела. Затем он разделил их на два отряда, поручив одному на следующее утро

захватить папский дворец, а другому выйти на улицы Рима и призвать народ к

оружию. Ночью, однако, папе стало известно о заговоре - по мнению одних,

кое-кто из участников оказался предателем, по мнению других, власти

проведали о прибытии Стефано в Рим. Как бы то ни было, но в ту же самую ночь

папа велел схватить его, так же как и большую часть его сообщников, а затем

все они преданы были казни соответственно мере их вины. Так закончилось это

предприятие. Разумеется,

505

можно приветствовать намерение Стефано, но каждый осудит его

безрассудство, ибо если подобные замыслы и кажутся не лишенными

благородства, осуществление их почти всегда бывает обречено на погибельную

неудачу.

XXX

Война в Тоскане продолжалась уже около года. Весной 1453 года

возобновились военные действия, и вот в помощь флорентийцам подошел брат

герцога Алессандро Сфорца с двумя тысячами всадников. Таким образом,

флорентийское войско усилилось по сравнению с королевским. Флорентийцы

решили, что пора им начать отвоевывать занятые королем земли, и,

действительно, часть их без особого труда отбили. Затем они осадили Фойано,

которое по недосмотру комиссаров было разграблено. Разбежавшиеся во все

стороны жители с большой неохотой вернулись обратно - для этого пришлось

поощрять их снятием налогов и другими льготами. Взяли также замок Вала, ибо

неприятель, видя невозможность защищаться там, поджег его и затем оставил.

Пока флорентийское войско действовало таким образом, арагонцы, не решаясь

войти в соприкосновение с неприятелем, ушли под защиту укреплений Сиены,

откуда совершали частые набеги на флорентийские земли, учиняя разорение,

грабежи и нагоняя на жителей великий страх. Король начал раздумывать, нет ли

какого еще способа напасть на врага, разделить его силы и, донимая его

новыми трудностями, произвести в неприятельском войске упадок духа.
Владетелем Валь-ди-Баньо был Герардо Гамбакорти. По дружбе или в

благодарность за что-либо, но он и все его предки всегда или находились на

службе у Флоренции, или под ее покровительством. Король Альфонс вступил с

ним в переговоры, предлагая, чтобы Гамбакорти уступил ему свое владение в

обмен на другие в пределах Неаполитанского королевства. Во Флоренции

проведали об этих отношениях, и, дабы выведать подлинные намерения

Гамбакорти, к нему отправили посла, который должен был напомнить ему о его и

его предков обязательствах и призвать к сохранению верности Флорентийской

республике. Герардо изобразил полное недоумение, принялся всячески клясться,

что никогда столь гнусный по-