политических условий развития науки. За прошедшие два десятиле-
тия, констатирует Г. Бордюгов, «произошел крах государственной моно-
полии на занятие наукой, возникла новая проблематика исследований,
открылся доступ к ранее секретным архивам, кончилась цензура, насту-
пило освобождение от партийности, сложились новые отношения внутри
сообщества»
11
. Полагая «самым главным» изменением в науке смену
парадигм, историк фиксирует, что в российской исторической науке
«вместо господствующей нарративной истории распространение полу-
чила когнитивная (познавательная, аналитическая) история. Модернизм с
его универсальными, все объясняющими теориями стал уступать место
постмодернизму… с его моделями многонаправленности и неравномер-
ности изменений, с его дистанцированием от политических зависимо-
стей, метода, идеологии, стратегии, авторитарной парадигмы, с его став-
кой на самостоятельную роль слов и текстов…»
12
.
Естественно, что в описываемый процесс оказалась вовлеченной и
история исторической науки, историография, которая под влиянием «лин-
гвистического поворота» и в результате реакции на него расширила свою
проблематику и отвела центральное место изучению дискурсивной прак-
тики историка; под влиянием «антропологического поворота» сформиро-
вала интерес к человеку науки, его повседневному миру, приватным фор-
мам общения, к складывавшимся вокруг него интеллектуальным сетям и
т.д. Формирование постмодернистской парадигмы также привело к изме-
нениям в сфере профессионального сознания и самосознания историков,
заставляло пересматривать традиционные представления о профессии
историка, о месте истории в системе гуманитарно-научного знания, о ее
внутренней структуре и статусе ее субдисциплин
13
.
Однако постмодернистская программа, представив саму реальность
прошлого как конструкт, «создаваемый текстом историка», «пошла по
пути релятивизации истории значительно дальше того, что подразумевал
11
См.: Бордюгов. 2011. С. 10-11. Вслед за Г. Бордюговым мы здесь подчерки-
ваем позитивные процессы развития исторической науки. Но нельзя не видеть и
негативных последствий процессов, берущих начало в 90-е годы прошлого века,
того же введения рыночной экономики, ослабления интереса государства к истории
и т.д. Детальный анализ см.: Соколов. 2011. С. 321-340.
12
Там же. С. 11.
13
«Постмодернистская программа, в значительной степени обоснованно, со-
средоточила внимание на изменчивости представлений о прошлом, на роли истори-
ческой концепции, которая интерпретирует исторические тексты, исходя из совре-
менных предпосылок, и действует как силовое поле, организующее хаотический
фрагментарный материал» (Репина. 1998. С. 395).
Интеллектуальная история сегодня
168
тезис об обусловленности постоянного поиска “новых путей” в историо-
графии столь же постоянным изменением тех вопросов, которые мы за-
даем прошлому из настоящего»
14
. Очевидно, здесь одна из причин того,
что собственно «эпоха постмодерна» в историографии оказалась не дол-
гой. Экспансионизм тех, кто, по определению А.Я. Гуревича, совершал
«новую “революцию”», вызвал весьма скорую реакцию, ибо «доведённые
до предела, постмодернистские критические настроения грозят разру-
шить основы исторической науки»
15
. ХХ век завершался «битвой за храм
Мнемозины»
16
, результировавшейся в формирующемся новом образе
исторической науки. Тенденция была вскрыта Л.П. Репиной уже в моно-
графии 1998 года: «Под влиянием “лингвистического поворота” и кон-
кретных работ большой группы “новых интеллектуальных историков”
радикальным образом преобразилась история историографии, которая
неизмеримо расширила свою проблематику и отвела центральное место
дискурсивной практике историка. Отклоняясь в сторону литературной
критики, она имеет тенденцию к превращению в ее двойника – историче-
скую критику, а возвращаясь – обновленная – к “средней позиции”, полу-
чает шанс стать по-настоящему самостоятельной и самоценной историче-
ской дисциплиной»
17
. Наступало время aft-постмодерна, что дало
основания говорить о ситуации как о времени методологического ком-
Достарыңызбен бөлісу: |