Паронимия в научном тексте: когнитивный аспект

Завершая обзор значений первой паронимической модели в терминологии, остановимся на примерах неудачной словарной подачи такого рода терминологических пар. Ср.:

Ср.: астматический субъект – субъект, находящийся в астматическом состоянии; астматичный субъект – субъект с признаками астмы.

Приведем также единственный случай зафиксированного словарем отступления от общей модели. Имеется в виду соотнесенность суффикса -ическ- с внешней характеристикой объекта, а суффикса -ичн- – с внутренней:

1. 
   -ический – относящийся к той или иной группе объектов; эта финаль передает нейтральное содержание, характеристику внешних связей и отношений;
   
2. 
   -ичный – содержащий в себе признаки объектов данной группы; эта финаль несет в себе характеристику внутреннего содержания, качественную характеристику (оценку чего-либо).
   

Следующая модель паронимов, часто встречающаяся в научных текстах, касается посессивности признака, точнее противопоставления членов паронимической пары по конкретности – абстрактности выражения признака. Проследим это на примере следующих оппозиций: символьный – символический, гидронимный – гидронимический.

Тенденция к разграничению данных паронимов подтверждается большим количеством примеров использования данной лексики в научных работах, причем, судя по всему, некоторым авторам не хватает существующих вариантов для передачи определенного смысла, для этого они используют и малоупотребительные слова с тем же корнем, зачастую не поясняя, в чем разница между введенными в текст паронимами. Например, в одной из диссертаций по журналистике встречаем следующие примеры: «При этом внутри фабулы они в силу своей природы могут содержать в себе символистический подтекст, но даже в этом случае буквально-содержательное будет доминировать. В виде самостоятельных аффективных пар данные противоречия выполняют, как правило, символистическую функцию, осознанно или неосознанно закладываемую в текст автором. <...> Показательно, что в ряде случаев «черное» и «светлое» обретают характер символического, переходя из категории бытового в возвышенное». Автор, как мы уже заметили, не поясняет, для чего он вводит понятие «символистический», что он хочет этим показать.

Рассмотрим паронимические оппозиции с предметным значением.

Б) связь с действием (процесс) (цитирование, ориентирование, варьирование, идентификация, апплицирование, адаптирование, манипулирование, парцеллирование, агглютинирование, активирование, апеллирование.

В другом примере цитация – цитирование у обоих существительных сохраняется связь действием. Разграничение подобных слов происходит в тексте: только учитывая сочетаемость, мы можем четко определить, какую часть семантики мы актуализируем в том или ином случае.

Возможно, это и является причиной того, почему недостаточно одного из вариантов типа цитация, поскольку при его использовании не всегда можно однозначно определить, что имел в виду автор текста, выбирая слово цитация, – явление или процесс. По нашему мнению, у второго варианта – варьирование – более ясная семантика, и глагольные категории в нем более четко проявляются. Неоднозначность для научного текста неприемлема, поэтому авторы, часто интуитивно, пытаются подобрать слово, более точно выражающее нужный смысл, а ориентиром становится именно сочетаемость данных лексем в тексте.

На способность имен существительных, образованных от глаголов, сохранять в скрытом виде значения, характерные для глаголов (временные, аспектуальные, залоговые), указывают многие ученые (В.П. Казаков, Ю. Д. Апресян, Е. С. Кубрякова, Е. И. Голованова). Не влияя на частеречный статус имени действия как имени существительного, отраженные в деривате глагольные категории все же проявляются как в предложении, так и на уровне присловных связей.

Как отмечает Ю. Д. Апресян, «имена действия способны переносить на свое ближайшее окружение семантические валентности соответствующих глаголов» [Апресян 1974: 165]. В. П. Казаков иллюстрирует данный тезис примером с использованием отглагольных существительных как в роли распространителей с субъектным значением: «Дата рождения кино, разумеется, условна», так и со значением объекта и средства действия «Важная роль в снабжении людей ценными пищевыми продуктами принадлежит океану». Исследователь указывает также на способность отглагольных существительных поддерживать со своим ближайшим окружением «актантные синтаксические отношения, маркирующие различных участников действия», в этом заключается специфика отглагольных существительных по сравнению с конкретно-предметными существительными, которые оказываются совместимыми лишь с определительными распространителями. Например: «Первые признаки паразитарной болезни были обнаружены армянскими учеными с помощью рентгенографии на ископаемом черепе из погребения бронзового века» (Комсомольская правда. 1984. 20 дек.). Непроцессуальность семантики отглагольного существительного в этом примере исключает субъектное или объектное прочтение приименного распространителя» [Казаков 1994].

Многие ученые [Казаков, Свердлов 1961: 26, Цой 1958: 90] отмечают, что грамматическая предметность девербатива становится предпосылкой его семантической эволюции в сторону лексической опредмеченности, «субстантивации», «перехода» отглагольного имени в имя существительное. «Отглагольное производное как бы стремится преодолеть, конфликт между именным грамматическим оформлением и глагольным содержанием, следствием чего является развитие вторичных предметных значений. Сравните: «Сооружение кишиневского комплекса кладет начало крупному центру биологических исследований» – значение действия [Покровский 1959], «разводные мосты – сложные сооружения» – результат действия.

Важным моментом для характеристики отглагольных существительных является сохранение в некоторых из них «воспоминаний» о категориях времени и вида. Сравним: 1) «Дима ворочался, не мог заснуть, в черноте серел квадрат окна, потом провал в полусон, тяжесть на груди, болотные рожи, цветной туман, чмокающие шаги, бормотанье, спазма пробуждения, тело в поту» (Н. Плотников); 2) «Тропы не было, замшелые глыбы, бурелом, провалы, гранитные валуны, опасные щели под бурыми подушками мха» (Там же). В первом случае существительное провал выступает в значении «действие по глаг. провалить — проваливать... и провалиться — проваливаться...» [MAC 1987: 467], причем в приведенном предложении девербатив соотносится с глаголом провалиться. – Ср.: Дима ворочался, не мог заснуть, потом он провалился в полусон... Соответственно, девербатив в данном контексте получает временную (прошедшее время), аспектуальную (совершенный вид, общерезультативный способ действия) и залоговую характеристику (возвратно-средний залог в трехзалоговой концепции и действительный залог в двухзалоговой концепции). Во втором случае существительное провал реализует непроцессуальное значение ’провалившееся место, углубление’ [Там же]. Семантический отрыв от производящего глагола обусловливает органичное включение существительного в цепочку предметно-бытийных номинативных предложений: «Замшелые глыбы, бурелом, провалы, гранитные валуны...»

При внешнем сходстве синтаксической организации двух сравниваемых предложений особенности лексического наполнения связаны с различной функциональной направленностью текстов: характеристика пространства и временная неподвижность в первом тексте и, напротив, смена временных планов, повествование в сочетании с описанием во втором тексте.

Характерно, что имена действия (провал, бормотанье) благодаря «оживлению» аспектуальных значений (провал — провалиться, сов.; бормотанье — бормотать, несов.) выполняют композиционную роль аналогично спрягаемым формам глагола.

Как отмечал В.В. Виноградов, «результат в прош. времени сов. вида мыслится динамически, как отправной пункт для нового действия» [Виноградов 1980: 230] (ср.: Потом провал в полусон, тяжесть на груди...), а «формы прош. времени несов. вида намечают в свободных контурах широкий план прошлого» [Там же: 231]; (см. также: [Виноградов 1986: 453–463] (ср.: болотные рожи, цветной туман, чмокающие шаги, бормотанье...).

Согласно другой точке зрения, правильнее говорить не о значениях глагольных форм самих по себе, а об их интерпретации в соответствующем контексте [Comrie 1986: 28] , Однако возможность, а часто и предсказуемость подобной интерпретации [Comrie 1976: 5] свидетельствует об участии глаголов и отглагольных дериватов в формировании определенного временного (и шире — видо-временного) плана фрагмента текста».

Девербативы отличаются от конкретно-предметных существительных и по способам лексикографического описания: «Существительные среднего и женского рода (на -ние, на -ка или представляющие собой чистую основу), образованные от глаголов и обозначающие действие или состояние, определяются по формуле: действие по знач. глаг. (такого-то) или состояние по знач. глаг. (такого-то); напр.: БРЮЗЖАНИЕ, -я, ср. Действие по знач. глаг. брюзжать» [MAC 1985 II].

В тех случаях, когда отглагольное существительное наряду с исходным процессуальным развивает вторичные непроцессуальные значения, оно считается именем действия лишь в исходном глагольном значении. Например: УКРАШЕНИЕ, -я, ср.: 1. Действие по знач. глаг. украсить — украшать. (У нас много заботятся об украшении городов). 2. Предмет, служащий для того, чтобы украшать кого-, что- л придавать красивый вид кому-, чему-либо (елочные украшения). 3. О том, что украшает собой что-л., придает особую прелесть чему-л. (блистала зарница— вечное украшение небес). Отглагольное существительное украшение признается именем действия в первом из указанных значений [Казаков 1994].

На тот же самый процесс указывает Е. И. Голованова, анализируя процесс перекатегоризации, при котором «динамический объект мысли переводится в категорию статических объектов» [Голованова 2011: 116]. Она отмечает, что подобная категоризация отражается на грамматических свойствах и контекстуальной сочетаемости соответствущих лексем.

На примере термина экранизация исследователь показывает, что при лексикографической характеристике встречаются неотрефлексированные автором случаи перекатегоризации подобных слов. «Например, термин экранизация определяется как «создание кино- или телефильма на основе литературного произведения», а в иллюстрации к этой дефиниции приводится следующий текст: «Экранизация “переводит” литературный, то есть словесный, образ на язык образов пластических, динамических и зримых, используя целый арсенал своих специфических изобразительных и выразительных средств <...> Но зримый образ, воссоздаваемый фильмом-экранизацией, лишен той “многомерности”, которой отличается образ словесный»134. Как видим, речь уже ведется об экранизации как материальном результате процесса (что не представлено самостоятельным значением термина)» [Голованова 2011: 118].

Рассмотрим, каким образом подобные отглагольные существительные проявляют себя в составе научного текста. Являются ли они вариантами или постепенно превращаются в паронимы?

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на исследования, в которых термины, сочетающие в себе признаки глагола и существительного, разграничиваются. В последнее время появились научные работы, в которых разграничиваются термины цитация и цитирование. Например, вот как определяется это слово в интерпретации Н. Д. Арутюновой: «Под диалогической цитацией ученый понимает компонент вербальной реакции на высказывание говорящего, а именно: «использование реплик собеседника (или их фрагментов) в иных (обычно оппозиционных) коммуникативных целях». Цитирование носит более общий характер (без прагматических уточнений), служит обозначением действия, протяженного во времени, и при этом имплицитно содержит указание на фигуру производителя действия» [Голованова 2012: 30]. Иначе говоря, в лексеме цитация реализуется постоянный устойчивый компонент или явление, а лексема цитирование указывает на действие с конкретными единицами текста.

В диссертации М. В. Саблиной «Цитата и цитирование в текстах современных российских газет» одна из глав так и называется «Понятия “цитата”, “цитация”, “цитирование”». В самой работе читаем: «Цитирование рассматривается нами как процесс введения в принимающий текст фрагментов других текстов. Стилистический прием цитации весьма популярен в языке современной как российской, так и испанской прессы, о чем свидетельствует высокая частотность цитирования из разнообразных источников. Цитация является важным функциональным элементом в структуре текста газеты, обладающим своими специфическими характеристиками» [Саблина 2011].

И. В. Алещанова предлагает следующую трактовку термина: «Цитация в нашем понимании – это функциональный элемент системы принимающего текста, предназначенный для реализации определенной коммуникативной интенции и характеризующийся рядом инвариантных конвенционально установленных формально-содержательных характеристик. Таким образом, в число главных дифференцирующих признаков цитации входят эксплицитная маркированность, структурно-семантическое тождество с текстом-источником, указание авторства» [Алещанова 2000]. В указанном исследовании предлагается также разграничить понятия цитация, цитата и цитирование, поскольку все эти термины употребляются в близком, хотя и не вполне совпадающем значении.

Часто данные слова используются без разграничения, что приводит к неточности выражения мысли, ср.: «…указывают на связь текстовых аппликаций со сферой цитирования; в современной специальной литературе цитирование довольно часто используется в неоправданно широком смысле, в этом случае под цитацией понимается любая форма межтекстового взаимодействия. Проблема цитации является в настоящее время одной из самых популярных; вплоть до 1960-х гг. цитирование не становилось предметом специального интереса в отечественном литературоведении. В то же время тема цитации подспудно присутствовала в целом ряде работ, посвященных проблеме художественных взаимосвязей» (Кушнарева Т. Цитация и аллюзия в региональной периодике: курсовая работа, с. 63).

Думается, что во всех случаях слово цитирование студентке необходимо было заменить на слово цитация, поскольку всюду говорится о цитации как о явлении, как об абстрактном понятии, а не как о конкретном действии. В следующих примерах термин «цитирование» используется в значении указания на конкретное действие и такое использование не противоречит его семантике: «Сегодня цитирование или бесплатное использование отдельных элементов или отрывков произведения другого автора в собственной работе законодательство России допускает без какого-либо согласования с правообладателем»; «при цитировании указывается автор или источник» (там же).

Рассмотрим еще примеры, в которых оба существительных – члена оппозиции – сохраняют связь с действием и в то же время один из них в одном из значений утрачивает связь с глагольными категориями.

Одну из форм документов, в которых содержится обжалование, называют апелляцией, ср.: «Выпускники текущего года могут подать апелляцию о несогласии с выставленными баллами в образовательное учреждение, в котором они были допущены в установленном порядке к государственной (итоговой) аттестации, иные участники ЕГЭ – в ППЭ». В этом случае апелляция лишается соотнесенности с действием [СИС].

Если варьирование акцентирует динамический аспект функционирования языковых единиц, то вариантность – его статический аспект (сосуществование множества вариантов). Вариативность – это свойство языка, варьирование – его проявление» [Голованова 2012: 33].

Еще пример. Аппликация (лат. Applicatio прикладывание. Частичное наложение звуков одной морфемы на другую, в результате чего эти звуки выполняют двойную роль. Так, в слове лиловатый (ср.: лилов-ый — -оват-) звукосочетание ов заканчивает собой корень и начинает суффикс, т. е. часть суффикса “наложена” на корень [Ефремова 2000]. Соотносительный пароним апплицирование.

Приведем разнообразные примеры словоупотребления членов этой пары: «…это нашло свое выражение в процедурах апплицирования собственно философских понятий на модели описания процессов экономического и...»; «в основе <…> лежит методологическая процедура апплицирования диалектической схемы развития», «…может быть рассмотрен как результат апплицирования на социальную сферу парадигмальнои интерпретационной матрицы теургии»; «текстовая аппликация используется в расчете на то, что адресат речи вспомнит текст, послуживший источником “цитаты без кавычек”» (Кушнарева Т. Цитация и аллюзия…); «основной функцией текстовой аппликации является ассоциативная отсылка к опорному тексту (тексту-ассоциату) и обогащение авторской речи соответствующими образцами» (Айдукевич. Философский словарь).

Многочисленны примеры недифференцированного употребления паронимов в различных источниках. Приведем некоторые из них: