Рэндалл коллинз
жүктеу/скачать 1.31 Mb. Pdf көрінісі
|
| Избранные тексты, в котором собраны основные тексты из всех че-
тырех традиций, от классиков до недавних теоретических разра- боток. Р. К. Сан-Диего Май, 16 ПРОЛОГ. ПОДЪЕМ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК Социальная наука происходит из социального базиса. В этом утверждении содержится сразу два парадокса. Наука предполагает знание об объективном мире, которое истинно в силу того, что ве- щи таковы, как они есть, а не потому, что мы представляем их се- бе определенным образом. Однако эта наука описывается как соци- ально мотивированная, как определяющаяся обществом, в котором живет ученый. Это первый парадокс. Второй парадокс состоит в том, что мы, тем не менее, призна- ем существование социального базиса. Это автономный, объектив- ный мир, который существует независимо от индивидов и который определяет то, что они думают. Если социальная наука преуспеет, можно даже описать объективные законы этой социальной детер- минации идей. Независимо от своей парадоксальности это утверждение верно хотя бы в той степени, в которой на его основе можно написать целую книгу. В некотором смысле это как раз то, о чем идет речь в этой работе. Каждая из четырех социологических традиций сы- грала свою роль в раскрытии законов, которыми определяются со- циальные идеи. Традиция конфликта позволяет нам распознать динамику идео- логии, легитимность, условия мобилизации групп, движимых част- ным интересом, и экономику культуры. С точки зрения теории кон- фликта идеи представляют собой орудия и их доминирование опре- деляется распределением социальных и экономических ресурсов. Из рациональной/утилитарной традиции мы узнаем об ограни- ченной природе человеческих способностей в отношении обработ- В прологе дается социологический обзор условий и состояния общества, лежавших в основе подъема социальных наук в целом и в социологии осо- бенно. Его можно пропустить и перейти непосредственно к обсуждению идей наших четырех традиций. Пролог. Подъем социальных наук 17 | . | \ ) ' ки информации, о границах рациональности и парадоксах созна- тельного выбора. Из дюркгеймовской традиции мы узнаем о социальных ритуалах, на основе которых возникает не только солидарность, но и симво- лы, используемые в мышлении. Наш разум состоит из идей, про- питанных моральным авторитетом тех групп, к которым мы при- надлежим. Наше членство в социальных сообществах определяет наши верования и санкционирует необходимость этих верований, а также моральное осуждение сомнений в правильности этих веро- ваний. Из микроинтеракционистской традиции мы узнаем, что само об- щество находится у нас в голове. Наши разговоры и практические взаимодействия создают ощущение социальной реальности. Четыре социологических традиции представляют собой сре- ди прочего еще и социологии знания и ставят социальный детер- минизм на свое собственное основание. Законы, сформулирован- ные в каждой из четырех традиций, применимы ко всем им: знание, основанное на идеологии, рациональные пределы самой рацио- нальности, истина, имеющая своим источником ритуал, и социаль- ное конструирование реальности. Как это возможно? В конечном итоге, эти вопросы можно разрешить методами фи- лософии и математики — в традиции Бертрана Рассела, Курта Геде- ля и Людвига Витгенштейна, — которая выделяет различные уровни отсылочных суждений. Но это не книга по философии, и я не пред- принимаю здесь никаких попыток разрешить парадоксы, а только хочу их проиллюстрировать. Главы этой книги представляют содержание всех четырех тео- ретических традиций в том виде, как они развивались в последние полтора столетия. В прологе мы остановимся на тех условиях, ко- торые сформировали основания этих теорий. \) ) \| У идей всегда есть свои носители. Большая часть мировой истории была историей аграрных империй, которые доминировали с III тысячелетия до н.э. вплоть до формирования средневековой Евро- пы. В этих империях мы почти не встречаем обособленные интел- лектуальные группы, организованные в сообщества. В империях Египта, Месопотамии, Персии, Индии, Китая и Японии существо- вали образованные классы: главным образом священники, прави- тельственные чиновники и немногочисленные купцы. Эти классы 18 культивировали знание астрономии, инженерного дела, математи- ки, а некоторые из них создали развитые религиозно-философские системы. Однако в целом эти формы мысли были связаны с прак- тическими и религиозными потребностями: знание, тем более зна- ние социального мира, еще не было целью само по себе. Перио- дически мы находим здесь блестящих, никак не связанных между собой, мыслителей, которые затрагивали социальные вопросы, — будь то Конфуций или Каутилья, по-макиавеллиевски мысливший государственный деятель Древней Индии. Несомненно, здесь бы- ли и светские мудрецы, о которых нам известно довольно немно- го из-за того, что их знания не передавались. Но в этом и состоит проблема: социальная мысль развивается только сообществом, ко- торое выстраивает себя на основе своих изначальных традиций. В отсутствие сообществ, ориентированных на эти цели, в области социальных наук от этих цивилизаций мало что сохранилось до на- ших дней. Только в достаточно грубой исторической форме, глав- ным образом в хрониках царствования монархов, собранных пра- вительственными и религиозными чиновниками, мы обнаружива- ем начала кумулятивного исследования общества. Для развития объективного социального знания необходимы две предпосылки. Во-первых, общества (или, по крайней мере, их ча- сти) должны рационализироваться или, если воспользоваться фор- мулировкой Макса Вебера, «разочароваться». Этот процесс начался в крупных аграрных империях древности, в которых практические интересы коммерции и правительственного администрирования привели к возникновению более конкретно-фактической позиции в отношении социального мира. Но практические потребности са- ми по себе не слишком поддерживают социальную мысль, посколь- ку можно создать практическое ноу-хау и без сознательного понима- ния общих принципов. Практические навыки могут сосуществовать с любыми социальными мифами и ложными концепциями. Вто- рым условием поэтому был подъем специалистов-интеллектуалов, которые могли создать свое собственное сообщество — интеллек- туальное сообщество, — внутри которого поиски знания ради само- го знания могли получить социальную поддержку. Соответственно мы займемся поисками свидетельств возникновения таких интел- лектуальных сообществ, их внутренней структурой и их отношени- ем к обществам, которые их взрастили. Создание социальных наук было непростым делом, гораздо бо- лее сложным, чем создание естественных наук. Хотя в определен- ные периоды сферы физики, химии, астрономии, биологии и дру- 19 | . | \ ) ' гие области естествознания были пронизаны религиозными ми- фами, в целом было достаточно просто заменить их техническими науками. Галилей действительно был проклят католической церко- вью, а дарвиновская теория эволюции вызвала публичное замеша- тельство, но по большей части инциденты такого рода представ- ляли собой исключение. С социальными мыслителями все было по-другому. Давление социальной ортодоксии на них было столь велико, что интеллектуальную ересь было не только сложно сфор- мулировать — она даже не могла прийти в голову. Вероятно, есте- ственные науки возникли раньше именно по этой причине, а вовсе не потому, что социальные науки моложе и не потому, что их пред- мет гораздо более сложен и неопределенен. Отсюда первая часть двойного аргумента: каково должно было быть сочетание полити- ки, религии и институтов образования, чтобы могло возникнуть интеллектуальное сообщество с достаточной автономией, необхо- димой для возникновения социальных наук. Первые систематические усилия социальной мысли были пред- приняты в греческих городах-государствах в 500-х годах до н.э. Древ- негреческая цивилизация занимает важное место в истории запад- ной мысли потому, что именно здесь впервые возникает достаточно оформленное интеллектуальное сообщество, независимое от рели- гии и государства. Греческое общество возникает на границах ве- ликих ближневосточных империй из относительно примитивных племен. Пользуясь благоприятным геополитическим расположени- ем, оно оказалось способно воспринять богатство и культуру сво- их более развитых соседей, отвергая в то же время их подавляю- щие централизованные правительства и религию. Греки сохрани- ли первобытную демократию своих племенных военных коалиций и множество местных религиозных культов, которые ей соответ- ствовали. Когда восточная грамотность и соответствующие знания совме- стились с ситуацией религиозного и политического плюрализма, возникло множество греческих интеллектуальных школ. Наиболее известны школы, сложившиеся вокруг философов Фалеса, Пифа- гора, Сократа и Платона. В каком-то смысле это были новые рели- гиозные культы, ранние ритуалы которых теперь дополнились ра- ционализированным знанием. Но эти школы одновременно высту- пали в качестве фракций в политике городов-государств, а также служили источниками дохода для странствующих учителей, кото- рые преподавали искусство аргумента потенциальным политикам и гражданам-адвокатам (поскольку каждый сам защищал свое соб- 20 ственное дело перед ассамблеей города-государства). Ключевым фактором в этой ситуации стало соревнование, которое вызыва- лось присутствием многих интеллектуалов, продающих свои про- дукты публике. Поскольку они были свободными интеллектуальны- ми предпринимателями, не занимавшими никакого места в государ- ственной или религиозной иерархии, у них не было предубеждений против сохранения традиции. Соревнование с другими подразуме- вало, что интеллектуалы должны были развивать новые идеи и со- вершенствовать их в полемике с противоборствующими школами. В период процветания городов-государств возникла беспрецедент- ная ситуация подъема свободного интеллектуального сообщества со свободным рынком. Эта ситуация породила период интеллекту- альной энергии, который в последующем в истории считался «зо- лотым веком». Именно в это время возникают современные фило- софия и наука. Здесь же мы обнаруживаем и истоки социальных наук. Первое систематическое рассмотрение общества предпринима- ется в философиях Платона и Аристотеля. Главной проблемой для этих учений был, безусловно, ценностный вопрос о формах наи- лучшего общества, а не объяснение существующего положения ве- щей. И такая постановка вопроса была естественна для интеллек- туальной группы, которая претендовала на свою роль в греческой политике. Эти мыслители выгодно отличались от других полити- ков уровнем своего мышления. В своем собрании конституций гре- ческих городов Аристотель, ученик Платона из следующего поко- ления, представил первый пример эмпирического анализа и по- пытался сформулировать условия, при которых города-государства должны были управляться монархами, аристократиями или демо- кратиями. Аристотель был озабочен не только ценностными про- блемами, но и развитием системы знания. Решающим фактором здесь могло стать создание своей школы, которую ему удалось орга- низовать. В то время как школа Платона занималась подготовкой политических руководителей, школа Аристотеля была ориентиро- вана главным образом на подготовку интеллектуалов. Форма орга- низации аристотелевой школы предполагала систематизацию зна- ний, а ее внутренняя изоляция от непосредственных политических целей предполагала больший упор на накоплении знаний ради са- мих знаний. Социология и экономика Аристотеля были многообещающи- ми, но недостаточно развернутыми. Наиболее тонким достижени- ем греческой социальной науки было создание истории в той фор- 21 | . | \ ) ' ме, в которой мы ее знаем, то есть фундаментальной нарратив- ной истории. В то время, когда софисты и другие философские школы вели жаркие споры, тот же самый интеллектуальный ры- нок стимулировал ушедших на покой политиков и генералов, по- добных Фукидиду и Геродоту, на написание своих историй, созда- вавших новый стандарт объективного сбора исторических фактов, свободный от религиозных интерпретаций вроде тех, что исполь- зуются в древнееврейской Библии и которые идут дальше стандар- тов простых административных хроник в своем анализе причин событий. Хотя относительно автономный интеллектуальный ры- нок греческого «золотого века» был недолговечен, его наследие в традициях историографии продолжилось, по крайней мере в не- которой степени, в более религиозно и политически иерархизи- рованных обществах, которые последовали за ним. В Риме поли- тики, подобные Юлию Цезарю, и аристократы, впавшие в неми- лость, такие как Тацит, выступили со своими информативными и в какой-то степени аналитическими историями. Тысячелетием поз- же арабские мыслители — Ибн Мискава и Ибн Хальдун — занима- лись сравнительной социологией, которая выступала под маской исторической рефлексии. В течение долгих столетий, когда к Ари- стотелю и Платону, если о них вообще вспоминали, относились как к священным реликвиям, являвшимся одновременно предме- том почитания и комментирования, на Западе тлели искры соци- альных наук. ) ' ) \ ' Современная социальная мысль начинает набирать критическую массу интеллектуалов в 1700-х годах, и только после этой даты начи- нается формирование современных дисциплин в том виде, в кото- ром они нам известны сегодня. Но поскольку мы занимаемся соци- альными основаниями общественных наук, необходимо бросить хо- тя бы беглый взгляд на предшествующие пять-шесть веков. В сфере социальных идей в этом временном промежутке мы находим не бо- лее горстки одиночных мыслителей: Томас Гоббс в 1600-х годах, Ни- коло Макиавелли в 1500-х, Фома Аквинский в 1200-х. В то же самое время некоторые важные основания были заложены в сфере ин- теллектуальных институтов. Без них позднейший подъем изощрен- ных традиций социальной мысли был бы невозможен. Социальная мысль в Средние века была еще придавлена религиозной ортодок- 22 сией. Первые прорывы к интеллектуальной автономии соверша- лись в более безопасных областях, сначала в философии, а потом в математике и естественных науках. Но институты, ставшие пио- нерами в этих идейных областях, дали тот оселок, к которому поз- же смогли припасть социальные науки. Главным вкладом Средних веков в последующую мысль была не идея, а институт. Таким вкладом было рождение университета. Уни- верситеты возникали в 1100–1200-х годах, а преподаватели и студен- ты концентрировались в Париже, Болонье и Оксфорде. В конце концов преподаватели (и иногда студенты) приобретали хартии от церкви или государства на создание автономного самоуправле- ния. Интеллектуальное сообщество впервые приобрело свою соб- ственную цитадель: осознание четкой границы между внутренним и внешним, по крайней мере в принципе, получило право вести свои собственные дела. Эта автономия возникала постепенно. Пре- подаватели и студенты по большей части занимались теологией и правом и в меньшей — медициной: практическими традициями внешнего мира, а не самими интеллектуальными предметами. Уни- верситетские степени изначально были необязательными для боль- шинства типов карьеры, поскольку большинство священников бы- ли едва грамотны и церковные посты часто являлись политически- ми синекурами. Конечно, такова была ситуация и с большинством правительственных чиновников в феодально-патримониальных государствах того времени. Но папство начинало бюрократизиро- ваться и университетские степени по теологии и каноническому религиозному праву становились престижными в среде амбициоз- ных церковников, претендовавших на более высокие посты в Риме. В то же время коммерческое развитие в экономике Италии и дру- гих местах, а также диспуты по поводу собственности и других ад- министративных дел в набирающих силу секулярных государствах создавали рынок для адвокатов. Официально университеты считались частями церкви, с кото- рой были связаны преподаватели права и медицины, и, таким обра- зом, они опирались на престиж религии и ее священных писаний. Люди интеллектуального склада скоро обнаружили, что их способ- ности ценились в университетском мире как таковом и что они мо- гут заниматься профессорской деятельностью. Тогда, как и сейчас, большинство студентов были просто искателями заработка и долж- ностей, у них не было особых интеллектуальных запросов. Однако сеть автономных университетских корпораций разрасталась по го- родам Европы. Они были тем местом, где интеллектуалы вступали 23 | . | \ ) ' в физический контакт друг с другом, изолированные от окружаю- щего мира. Появилась возможность сделать профессорскую карье- ру внутри этого сообщества, не выдавая никакой иной продукции, кроме интеллектуальной. В период Позднего Средневековья начинает возрастать социаль- ная ценность университетской карьеры, и это был длительный про- цесс. С ростом количества людей с университетским дипломом ста- ли развиваться требования к образованию для религиозных и по- литических должностей, что в свою очередь вызвало социальную необходимость многолетнего образования для некоторых типов занятости. Количество университетов разрослось, и они включи- лись в конкуренцию за привлечение студентов и наиболее выдаю- щихся профессоров. Как обычно происходит в процессе конкурен- ции, интеллектуалы стали пытаться выделиться среди своих конку- рентов новыми идеями. Новшества стали сменять долгие столетия традиции и догмы — не из-за того, что окружающее общество стало меньше ценить традицию, а в силу того, что внутри этого общества стал формироваться динамичный интеллектуальный рынок. Эта ориентация на новизну впервые проявилась в тех универ- ситетских сферах, которые были наиболее изолированы от внеш- него мира, и прежде всего на факультете философии. Изначально это был наименее важный из четырех факультетов. Высшие факуль- теты — права, медицины и теологии — готовили практиков для про- фессий, востребованных во внешнем университету мире, и прида- вали особую ценность традиции и ортодоксии. Философия изна- чально предоставляла только низшие научные степени (бакалавра и магистра), но докторской степени в этой сфере не существовало. Это был чисто подготовительный факультет, где студенты изучали логику, грамматику и тому подобные предметы в качестве школь- ных упражнений, которые предваряют изучение высших дисци- плин. По этой причине преподаватели этих предметов не подвер- гались тому давлению в плане ортодоксии, как преподаватели выс- ших дисциплин. Пьер Абеляр, Дунс Скот и Уильям Оккам начали рассматривать философию не столько как введение в теологию, сколько как независимую дисциплину, в которой могли вводиться свои новшества. С точки зрения современной социологии организаций, здесь имел место феномен замещения изначальной цели. Разделение пре- подавательского состава превратилось из средства достижения це- ли в саму цель. Обычно в литературе по теории организации за- мещение изначальной цели рассматривается как патология, на- 24 пример, когда факультет бухгалтерского учета становится уже не формой услуги для самой организации, а начинает разрабатывать бухучет как независимую дисциплину. В истории интеллектуальных институтов, однако, такому роду трансформации средств в цели суждено было стать началом социального интереса в развитии зна- ния ради самого знания. С возникновением университетов и пре- жде всего с развитием творческого потенциала факультета филосо- фии интеллектуалы приобрели свой собственный дом и свое соб- ственное ощущение своих задач. С тех пор история человеческой мысли определялась взаимодействием между интеллектуальным со- обществом и внешним миром. С одной стороны университеты бы- ли изолированы от обыденных практических проблем и ортодок- сальных идеологических позиций, но с другой — существовали пути, которыми практические потребности просачивались к ним, предо- ставляя интеллектуалам новые стимулы и проблемы. Однако философский взлет средневековых университетов не вел прямым путем к современной интеллектуальной жизни. В сво- ем развитии университеты прошли через несколько волн экспан- сии и сжатия. Подъем их авторитета достиг своего апогея в 1300– 1400-х годах, после чего престиж университетов резко упал. Во мно- гих городах поток студентов истощился. В течение этого периода творческие интеллектуалы обычно оставляли университеты и ис- кали возможности сделать карьеру за пределами университета под покровительством князей и богатых купцов. Этот поворот получил название эпохи Возрождения. : ' ' * Своей славой эпоха Возрождения обязана прежде всего сфере ис- кусства. Но эта эпоха обладает структурной важностью и для интел- лектуального сообщества. Впервые со времен античности у интел- лектуалов появилась возможность обеспечивать себя вне церкви, подразделением которой были средневековые университеты. Ре- зультатом этого перелома стала интеллектуальная идеология, из- вестная как гуманизм, которая ставила секулярную культуру над религией в качестве высшего интеллектуального стандарта. Хотя вначале речь шла только о возрождении древнегреческой и древ- неримской литературы, по большому счету наиболее важным мо- тивом стала идея о независимости светских интеллектуалов от церкви. 25 | . | \ ) ' Типичный гуманист был работником развлекательного жанра при дворе какого-нибудь богатого патрона. Он часто служил част- ным секретарем, писал стихи, исторические труды или эссе, иногда занимаясь научными экспериментами. Для социальной науки эта ситуация имела неоднозначные последствия. Популярность интел- лектуальной деятельности как своего рода зрелищного спорта (по- скольку все это происходило не только до массовой медийной куль- туры, но и до массового печатания книг) означала, что существовал готовый рынок идей. В то же время роль интеллектуала оставалась в основном развлекательной. При этом особое значение придава- лось драматической передаче и литературному стилю, а не точно- сти и аналитическому проникновению в предмет. История стала одной из наиболее процветающих социальных наук. Но при этом исторические труды оставались поверхностными. Несколько дей- ствительно хороших историков не получили особой популярности (Франческо Гуиккардини, Флавий Бондус и некоторые другие), по- скольку их ученость была слишком суха для тогдашних вкусов. Большим интеллектуальным событием 1500–1600-х годов было возникновение не социальных, а естественных наук. Это случи- лось благодаря сочетанию различных социальных обстоятельств. С одной стороны, светские интеллектуалы эпохи Возрождения раз- вивали науку как новый тип развлечения. Этот интерес был углу- блен благодаря взаимодействию с ремесленниками и покровитель- ству правительства. Это было время технологических новшеств в области военного дела — революция пороха, географических от- крытий, интерес к навигации, коммерческой экспансии и медлен- ных улучшений в области техник мануфактурного производства, которые нарастали к эпохе промышленной революции. Наука ста- новилась не только развлекающей, но уже обещала приобрести практический смысл. Эти изменения были еще недостаточно силь- ными, чтобы произвести подлинный переворот в научной теории, но они совпали с другим институциональным изменением, которое предоставило недостающее звено. Таким изменением было возрож- дение университетов. 1500–1600-е годы засвидетельствовали вторую большую волну экспансии университетов после первой экспансии в Средние века и следующей в эпоху Возрождения. Приток новых практических идей и ренессансных интересов в сферу чистой те- ории университетских философий свел все эти звенья вместе для создания науки, как мы понимаем ее сегодня, науки как синтеза эм- пирических данных с теоретическим обобщением. Та же самая ин- ституциональная комбинация возродила философию, столетиями 26 находившуюся в состоянии стагнации, и толкнула ее на новые тро- пы. Современная философия была создана в это же самое время, в 1600-е годы, людьми, вовлеченными в этот научный подъем: Френ- сисом Бэконом, Рене Декартом и Готфридом Лейбницем. Социальные науки шли гораздо более торной дорогой. Идеоло- гическую основу общества определяла смута этого периода, начав- шаяся с Реформации, которая через религиозные войны столкнула католиков с протестантами и продолжалась до конца 1600-х годов. Если естественные науки могли оставаться относительно вне идео- логии, у социальных наук такого выбора не было. Я говорю относи- тельно, поскольку Галилей был осужден инквизицией, хотя, к сча- стью, в это время он уже был пожилым человеком и завершил свою научную работу. Но по большому счету наука хорошо развивалась и в католических, и в протестантских странах. Независимое аб- страктное теоретизирование о социальном мире было редкостью. История, наиболее зрелая из социальных наук того времени, была задействована в религиозной войне для написания пропагандист- ских работ в пользу католиков или протестантов. ) *) | Религиозные войны обозначили институционный переход, важный для последующего идейного развития. С ростом армии в этот пери- од короли начинают заменять феодальную знать и церковных со- ветников администрацией гражданской бюрократии. Церковь бы- ла традиционным источником гражданских служащих, поскольку это был единственный многочисленный грамотный класс средне- векового общества. Но в политических условиях того времени ка- толическая церковь с ее верностью папе больше не могла служить опорой для королей, которые пытались построить свои собствен- ные национальные государства. Способ разрешения конфликта между церковью и государством должен был сыграть решающую роль в формировании характера интеллектуальной жизни каждого из народов. В протестантской Германии церковь стала составной частью правительственной бю- рократии. Университеты, включая теологический и юридический факультеты, оказались абсорбированными государственными учреждениями. С введением в строй системы начального образова- ния она также легко превратилась в подразделение центральной правительственной администрации. Таким образом, все интеллек- туальные роли в Германии должны были превратиться в должно- 27 | . | \ ) ' сти бюрократических государственных чиновников. Одним из след- ствий этого процесса стало превращение социальных наук, когда они возникли в Германии, в предмет официальных интересов в раз- витии информационной инфраструктуры и способов управления для правительственных нужд. Их первое появление здесь, получив- шее имя Staatswissenschaft (государственная наука), было сочетани- ем того, что можно было бы назвать публичным администрирова- нием, и описательной статистики. Именно в этой германской сре- де впервые формируется костяк теории конфликта в социологии, вдохновленный, вероятно, ее тоном Realpolitik, принципами жест- кой реалистической политики. С другой стороны, Франция была расколота суровым внутрен- ним противостоянием протестантской и католических фракций и в конце концов осталась номинально католической. Но француз- ское правительство не менее германского стремилось к независи- мости от Рима. В соответствии с этим французы бросили универси- теты как бастионы католической ортодоксии и оставили их догни- вать на лозе, отрезав от институтов официального набора кадров. Для набора кадров французы использовали светскую администра- цию и интеллектуалов. Совершенно новая аристократия, noblisse de robe, возникла параллельно старой военной аристократии. Имен- но из этой бюрократической аристократии вышли такие социаль- ные мыслители, как барон де Монтескьё, барон де Тюрго, маркиз де Кондорсе, Алексис де Токвиль. Поскольку лояльность универси- тетов была проблематична, правительство учредило независимые академии и школы в Париже для инженеров и других государствен- ных служащих. Позже, после Французской революции, Наполе- он закрепил победу этой технической элиты полной отменой си- стемы старых университетов, заменив их этими светскими школа- ми. С другой стороны, система начального и среднего образования оставалась в руках церкви до второй половины 1800-х годов. В результате французские интеллектуалы в качестве элитарной группы сконцентрировались в Париже, соревнуясь за небольшое количество высоких постов в академии и в grandes ecoles и собира- ясь в салонах своих аристократических покровителей. В то вре- мя как типичный немецкий интеллектуал был университетским профессором на среднем уровне иерархии гражданской службы, французский — был частью культурной элиты, близкий к коридо- рам власти и потенциально готовый к революционному перевороту. В то время как немецкий интеллектуал был педантичным ученым- систематиком, французский — был ориентирован скорее не на чи- 28 стую науку, а на политические споры, и в своем изложении идей обычно тяготел к ясности, изяществу, бойкости и цветистости вы- ражений. Можно, конечно, назвать это национальным характером, но это будет только метафорой. Скорее стоит говорить о влиянии различных социальных институтов на структуру интеллектуальной жизни. Позже именно это станет социальной средой той социоло- гической традиции, которую я назвал дюркгеймовской. Англия представляет собой третий пример. Из всех европей- ских обществ только здесь мелкой земельной аристократии удалось взять в свои руки бюрократическое развитие центрального госу- дарства. Успех протестантской Реформации в Англии сделал ее уни- верситеты независимыми от Рима и поэтому приемлемыми для по- литической элиты. Но тот факт, что правительство не располагало развернутой бюрократической системой, означал, что у универси- тета не было здесь такой функции. Факультеты высшего ранга (тео- логия, медицина, право) разложились полностью. Юриспруденция уже преподавалась главным образом вне университетов специали- стами по общему праву в Лондонском суде. Деятельность англий- ских университетов свелась к подготовке младших сыновей джен- три к синекурам в церкви. Университеты играли таким образом лишь побочную роль в английской интеллектуальной жизни начи- ная с 1700-х и вплоть до административных реформ второй полови- ны 1800-х годов. Интеллектуальные занятия здесь почти полностью ограничи- вались сферой частных удовольствий для богатых представителей джентри. Само по себе это не кажется благоприятной основой для развития интеллектуальных дарований. Иной джентльмен — жен- щины были практически полностью исключены из этой сферы сек- систскими практиками своего времени — мог иметь определенные интеллектуальные интересы, но это отнюдь не предполагало обуче- ния студентов и ведения преемственной линии исследований. Если случалась необходимость в оборудовании или финансировании на- учных экспедиций, это всецело зависело от наличия денег у заин- тересованного лица. Даже если делались новые открытия, не бы- ло никаких гарантий, что последующий исследователь продолжит дело своего предшественника. В результате английские мыслите- ли в области естественных наук, философии или социальных наук в равной степени были чрезвычайно индивидуалистичны. Англий- ская интеллектуальная история полна идиосинкратических харак- теров, подобных пастору Томасу Мальтусу, Фрэнсису Гальтону или Чарльзу Дарвину, но в ней отсутствуют установившиеся школы или 29 | . | \ ) ' движения, соизмеримые с теми, которые мы встречаем во Фран- ции или в Германии. Это уравновешивалось, однако, постоянными контактами Ан- глии с интеллектуальной жизнью континента. Английские мыс- лители могли давать новые творческие импульсы тем направле- ниям науки, которые зачинались за рубежом, и забрасывать свои идеи в их научные движения. Мы увидим пример такого англо- французского взаимодействия идей в третьей главе, где речь идет о традиции Дюркгейма. Организация английского социального ми- ра вряд ли смогла бы сохранить свои долгосрочные рост и потен- циал, если бы она существовала в изоляции. Но как часть между- народной сети она предоставляла те возможности, которые были ограничены или исключены в Париже или в германских универси- тетах, и таким образом позволяла ввести некоторые примечатель- ные новшества. В течение нескольких столетий Англия также обла- дала преимуществами самой богатой страны Европы, что означало наличие средств у многих представителей джентри и представите- лей среднего класса, которые благодаря этим средствам могли по- святить себя интеллектуальным занятиям. Здесь также нужно упомянуть несколько других стран. Самая важная из них — Шотландия, поскольку ее университеты, подобно германским, сохранили значение для церкви и для правительства, благодаря чему в Шотландии имелась систематическая универси- тетская основа, отсутствовавшая в Англии. Когда-то гордые Италия и Испания пребывали в экономическом упадке и их университеты находились в руках католической реакции. Это было своего рода наследие холодной войны, оставшееся от противостояния проте- стантской Реформации. Интеллектуальные творческие дарования не совсем исчерпались в Италии, особенно в среде космополитиче- ских интеллектуалов, ориентированных на Париж. Для социальных наук периодом подъема были 1700-е годы. В ха- рактерном порыве самоуверенности мыслители той поры называ- ли то время эрой Просвещения. Светское интеллектуальное сооб- щество формировалось в более богатых странах Европы со вре- мен Ренессанса: отчасти в университетах Германии и Шотландии и в знаменитых технических школах Франции, отчасти среди ин- теллектуалов, развлекавших наиболее изысканные салоны аристо- кратии (особенно в Париже), отчасти в среде земельной аристо- кратии — особенно во Франции, Англии и Италии, — которая поль- зовалась своей личной культурой как отличительным знаком. Для этого пространного сообщества 1700-е годы представляли собой ве- 30 ликую эпоху. Религиозные войны закончились, и веротерпимость стала настроением дня. Правительственная бюрократия и некото- рые новые школы открывали возможности карьеры для интеллек- туалов, а растущий уровень благосостояния давал аристократам- патронам и интеллектуалам из среды джентри множество ресурсов для поддержания своих увлечений. Условия для интеллектуальной деятельности были исключительно благоприятны. Интеллектуал эпохи Просвещения был мыслителем-универсалом. Среди них были такие фигуры, которые обогатили сразу несколь- ко областей: Тюрго и Адам Смит писали на темы экономической и социальной философии; философы Локк, Лейбниц, Вольтер, Юм и Кант внесли вклад в естествознание, политику, литературу и исто- рию; работы Монтескьё, Вико и Кондорсе можно отнести в рав- ной мере к социальной философии, социологии, политическим на- укам, антропологии и всеобщей истории. Эти дисциплины еще не существовали, так как в то время не было отдельных интеллектуаль- ных сообществ, которые дали бы им специфические идентичности и критерии. Поэтому интеллектуальные занятия носили универ- сальный характер. Можно обратить внимание на две примечатель- ные особенности того типа идей, которые порождала эта ситуация. Впервые мыслители пытались выступить с общими объяснениями со- циального мира. Они могли отказаться, по крайней мере в принци- пе, от поддержки существующей идеологии и попытаться заложить общие принципы, объясняющие социальную жизнь. Эти принципы вовсе не обязательно были особенно изощренными, но они знаме- новали начало социальной науки в смысле ясной формулировки целей того, что она может дать. Вероятно, здесь сказывалось влия- ние естественных наук, которые находились на гребне успеха сво- их объяснений и общественной популярности. Исаак Ньютон был героем эпохи математики, в моде были астрономы и биологи. Все- общая неудовлетворенность догматизмом и ужасы религиозных во- йн создали благоприятную почву для социальных мыслителей, ко- торые приобрели некоторую свободу для создания науки об обще- стве. Другим способствовавшим этому фактором был спокойный политический климат в эпоху бюрократических просвещенных де- спотов. В Неаполе Джанбатиста Вико создал систему мировой исто- рии, которую он назвал La Scienza Nuova — «Новая наука». К тому же у социальных мыслителей появились некоторые но- вые и удивительные материалы для рассмотрения: вновь открытые племенные и незападные сообщества Америки, Африки и Востока. Информация о них поступала со времен морских вояжей второй 31 | . | \ ) ' половины 1400-х годов от все возрастающего количества путеше- ственников, и общественный интерес к ним отражался в большом количестве популярных книг. На основе этих описаний социаль- ные философы Томас Гоббс, Джон Локк и Жан-Жак Руссо создали концепцию «естественного состояния», в русле которой они теоре- тизировали об устройстве своих собственных обществ. Концепции эволюционной последовательности стадий были выдвинуты Тюрго, Кондорсе и графом де Сен-Симоном и достигли своей кульминации в эксплицитной социологии Огюста Конта. В целом эту эпоху нельзя назвать веком эмпирических исследо- ваний. Племена Индии и древние цивилизации Персии и Китая были известны скорее по слухам, чем благодаря систематическо- му изучению. Только историки, в силу самой природы своей дея- тельности, занимались фактическим анализом. Они ориентирова- лись главным образом на популярную аудиторию и придавали чрез- вычайное значение литературным критериям. Наиболее видными историками выступали люди типа Эдуарда Гиббона, который пе- ресказал ранее известные исторические факты, не раскрывая ни- каких новых данных. Социальная роль интеллектуала эпохи Про- свещения не оставляла слишком много места для педантичных ис- следовательских усилий. Наибольший успех обеспечивало то, что могло немедленно удивить и захватить. Отсюда литературщина и спекулятивно-философский дух, характеризовавшие большую жүктеу/скачать 1.31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|