Рэндалл коллинз
жүктеу/скачать 1.31 Mb. Pdf көрінісі
|
| Борьба есть отец всех вещей… расходящееся само с собой согласует-
ся: возвращающаяся к себе гармония, как у лука и лиры. Гераклит, 500 до н.э. Это направление мысли, которое имеет многовековую предысто- рию, подчеркивает значимость социального конфликта. На первый взгляд, кажется, что оно рассматривает только определенные дра- матические события, но эта перспектива гораздо шире и включает в себя все, что происходит в обществе. Основной тезис этого идей- ного направления заключается не просто в том, что общество состо- ит из конфликтов, а в том, что даже происходящее вне открытого конфликта включает в себя элементы господства. Это видение соци- ального порядка предполагает наличие групп и индивидуумов, пы- тающихся продвинуть свои собственные интересы за счет других; в процессе борьбы за преимущества могут происходить открытые столкновения. Называя эту перспективу перспективой конфликта, мы имеем дело со своего рода метафорой. Это название указыва- ет только на верхнюю часть айсберга: зримые события революций, войн, социальных движений. Но эта позиция имеет в виду равным образом и повседневные структуры господства: наличие доминиру- ющих и подчиненных групп со своими интересами, которые часто пребывают в той части айсберга, которая находится под водой. Это конфликтное видение общества не очень популярно. Не слу- чайно социологи конфликта часто находились в интеллектуальном подполье. Доминирующие взгляды о своем собственном сообще- стве обычно рисовали гораздо более благодушную картину, были ли они основаны на вере в религиозные основы социального мира или на секулярной вере в благость правителя и благие намерения правя- щей элиты. С точки зрения социологов конфликта, такого рода веро- вания являются идеологиями, прикрывающими реальные интересы Примечание переводчика. Цитируется по: Материалисты Древней Греции / Пер. М. А. Дынника. М., 1955. С. 45. 1. Традиция конфликта 62 групп, скрывающихся за ними. Очевидно, что такого рода идеи вряд ли смогут сделать кого-то особенно популярным в обществе. Тем не менее точка зрения конфликта возникала вновь и вновь там, где присутствовали проницательные политические наблюдате- ли. Мы находим ее в ренессансной Италии, запечатленной Николо Макиавелли в изгнании из Флоренции, которая была охвачена госу- дарственным переворотом. Мы обнаруживаем ее уже за две тысячи лет до этого в трудах Фукидида, который также из своего изгнания по- вествует о конфликтах в его родных Афинах. Если мы углубимся еще дальше в историю, мы обнаружим перспективу конфликта у индуист- ского государственного деятеля и махинатора Каутильи и в работах древнекитайского философа Мо Ди. Точка зрения конфликта возни- кает везде, где интеллектуалы серьезно пытаются писать историю, когда они выходят за пределы обычных хроник славных подвигов ко- ролей для того, чтобы понять, что происходило на исторической сце- не и почему. Поскольку история была в значительной степени истори- Некоторые отправные точки традиции конфликта – Классическая экономика: Риккардо Гегель – Немецкая историческая экономика Realpolitic Маркс и Энгельс – Ницше Диалектический матриализм Энгельса – Вебер, Михельс Марксистские теории империализма Зиммель – Маннгейм, Лукач, Грамши Франкфуртская школа Марксистская социология науки – Герт, Миллс Функционалистская теория конфликта: Козер Теория организации Теория стратификации Политическая социология – Теория конфликта: Дарендорф, Ленски, Коллинз Неомарксизм и неовеберианство Теория мировых систем историческая социология революций социальные движения и государство 63 1. ей конфликтов, войн, политических восстаний, маневров и перемен различных фракций. И это относится не только к написанию исто- рии государств, но и к истории идеальных институтов, например, ре- лигии. История всякой церкви — христианской, мусульманской, буд- дистской или любой другой, независимо от того, насколько любве- обильна или пацифистски ориентирована ее доктрина — была тем не менее историей борьбы, фракций, преследований и конфликтов и часто связана с действием экономических и политических фрак- ций во всем обществе. Поэтому социологи конфликта были склонны концентрироваться на исторических материалах и обращать особое внимание на долгосрочные модели изменений. Эта интеллектуаль- ная традиция также может называться «исторической», или тради- цией «исторического конфликта», в социологии. | \ Мы могли бы начать наш анализ традиции конфликта со многих различных мыслителей. Но для наших задач наиболее целесообраз- но начать с Карла Маркса. То, что имеется в виду под идеями «Марк- са», скорее символ, чем труд одного человека. Маркс — это центр той традиции, которая драматизирует конфликт более, чем какая бы то ни было другая. Это традиция, которая легла в основу док- трины политического движения, которое в какой-то момент было революционным. Однако с момента победы коммунистов в России в 1917 году и впоследствии в других местах марксизм был постав- лен на службу целям официального политического истеблишмента. В результате марксизм прошел через череду расколов и приобрел множество разновидностей, которые соответствовали политиче- ским спорам внутри коммунистического лагеря и внутри револю- ционных движений в других частях мира. Эти политические связи и практические применения определили привлекательность марк- сизма для некоторых интеллектуалов, но они же вызвали и про- должают вызывать неприятие многих других. Поэтому мы будем рассматривать идейный вклад марксизма в реалистическое понима- ние мира, находящегося в ситуации господства и конфликта. Это означает, что мы не будем рассматривать ортодоксальные и нео- ртодоксальные социалистические или коммунистические направ- ления и сконцентрируемся на тех идеях, которые оказались наи- более ценными в родословной, отмеченной именем «Маркса». Са- мо существование коммунистических режимов в сегодняшнем мире и формы их внутренних конфликтов не могут быть поняты вне кон- 64 текста родословной социологии конфликта, которая была открыта марксистской традицией. Мы говорим о «Марксе» как о символе еще и потому, что ему удалось объединить различные направления анализа конфлик- та, которые существовали в его время. Хорошо известно, напри- мер, что Маркс опирался на философию Гегеля. Гегель более чем кто-либо другой со времен Гераклита подчеркивал значение кон- фликта, и для него это было решающим обстоятельством. Гегель был последним из великих германских политических философов и при этом наиболее динамичным из них. Кант показал, что ре- альность не дана в опыте сама по себе; она является нам только через призму наших субъективных идей, включая категории вре- мени и пространства. Гегель сделал эти идеи менее субъективны- ми и менее статичными, объясняя их как постепенное раскры- тие Духа, которое составляет сам мир. В известном смысле Гегель (подобно Канту до него) встал на защиту религиозного мировоз- зрения в эпоху роста научного знания. Дух — это Бог, но понятый еретически и модифицированный таким образом, чтобы охва- тить меняющиеся исторический и физический миры, тайны ко- торых постепенно раскрывались наукой. В противовес нахлынув- шей волне химии, физики и биологии Гегель защищает духа в че- ловеческом царстве сознания. Философия, религия и право — это не только субъективные реальности, но и реальности со своей историей, которые представляют Дух поднимающимся от низших к высшим формам просвещения и познания. В свете этих идей Гегель хотел показать, что чрезмерное внимание к материально- му миру, характерное для науки, было только временным этапом в развитии Духа. Человеческое сознание неизбежно проходит че- рез историческую стадию, в которой оно принимает внешние яв- ления за сущности вещей. Дух, который является чистой идеей, внешне являет себя на каком-то этапе как идея материальных ве- щей. Это происходит потому, что Дух здесь отделен от самого се- бя, отчужден и опредмечен — в дальнейшем Маркс и некоторые его последователи восприняли эти термины в свое мировоззре- ние. Однако в конце концов Дух приходит к полному самосозна- нию. Люди постепенно поймут, что и они, и мир являются Богом и Духом. Это состояние и будет золотым веком. Как и во всех религиозных и околорелигиозных схемах, конеч- ную точку гегелевской системы трудно представить себе в реаль- ных терминах. Ранний мистицизм Гегеля (сформулированный в тяжелые дни германских национальных реформ, отвечавших 65 1. на вызов Французской революции) уступил место идеологиче- скому оправданию законов прусской монархии, как представляю- щей историческое или рациональное совершенство. К 1830–1840- м годам, когда Маркс был студентом, гегелевская система стала прекрасной основой для молодых либералов и радикалов, кото- рые пытались сделать из нее гораздо более далекоидущие выво- ды. С точки зрения Гегеля, религия была прогрессивной силой, указывающей дорогу для будущей истории и преодолевающей че- ловеческое отчуждение. Для младогегельянцев 1830–1840-х годов религия была инструментом прусского авторитаризма и потому должна была быть разоблачена и решительно очищена. Некото- рые из них, подобно Дэвиду Штраусу, использовали новые крити- ческие методы для того, чтобы показать, что Иисус был челове- ком и исторической фигурой. Другие, подобно Бруно Бауэру (учи- телю Маркса), отстаивали религию, основанную только на любви без сверхъестественных санкций и консервативных догм. Третьи, подобно Людвигу Фейербаху, критиковали всю основу гегелев- ского идеализма, переворачивая его и настаивая на том, что мир всецело материалистичен. Власть науки, которую Гегель пытался превзойти и сдержать внутри своей идеалистической прогрессии, тем не менее продолжала расти, и интеллектуалы больше не при- держивались религии, которая навязывалась грубой силой орто- доксального государства. Окружение Маркса составляли младогегельянцы. Он разделял их восторженность по поводу атеизма и материализма. Но Маркс был амбициозным интеллектуалом, стремившимся идти еще даль- ше. В отличие от своих соратников он был гораздо более политизи- рован. Чисто интеллектуальная и аполитичная позиция других пре- тила ему, как, например, мягкотелая и утопическая религия любви, проповедовавшаяся Бауэром и Фейербахом. В то время, когда его соратники подвергали Гегеля резкой критике, Маркс защищал Ге- геля и говорил о его превосходстве по отношению к тем, кто при- шел после него, поскольку он смотрел на всю историю с точки зре- ния долгосрочной динамики. Его история проходит через неиз- бежные этапы и не зависит от утопических схем и благодушного мышления людей того времени. Марксу также импонировал явный акцент на конфликте в гегелевской схеме. Конфликт был встроен в гегелевскую логику и являлся движущей силой в его системе. Ло- гические противоречия, которые Гегель вскрывал в каждой фило- софской концепции, иллюстрировали диалектику и процессы пе- ремен. С точки зрения Гегеля, история философии была ключом 66 к самой истории мира. Позднее Маркс будет рассматривать тако- го рода схему как идеологию. Но для ее корректировки нужно бы- ло только перевернуть эту схему: Гегель поставил мир с ног на голо- ву, Марксу нужно было только поставить его назад на ноги. Таким образом, в отличие от Фейербаха и других материалистов материа- лизм Маркса полностью сохранял гегелевское историческое виде- ние, включая неизбежные противоречия и изменения, этапы раз- вития и утопический результат. Гегельянство стало первым идейным приобретением Маркса и оставалось фундаментальной основой его мышления на протя- жении всей его карьеры. Уже в начале 1840-х годов Маркс приспо- собил Гегеля к своему политическому радикализму. В материаль- ной системе его времени содержалось неизбежное противоречие, которое, в конце концов, приведет к падению системы и началу новой эры. Логически, конечно, не исключено и возникновение других этапов, но подобно Гегелю, Марксу казалось, что он жи- вет или приближается к эпохе последнего перехода, когда челове- ческое отчуждение будет в конце концов преодолено. Оставалось только найти механизм, через который этот переход может осу- ществиться. Слабостью идейной конструкции Маркса оказались ее утопические и милленаристские элементы. Но два аспекта, ко- торые он взял из философии Гегеля, дали положительный им- пульс для социологии конфликта. Одним из них было рассмотре- ние конфликта как движущей силы. Хотя Гегель опирался главным образом на философскую и религиозную историю, он, тем не ме- нее, включил в свою великую схему исторических этапов феномен человеческого господства. Он без лишних сантиментов охаракте- ризовал древнее общество, имея в виду главным образом Грецию и Рим, как мир господ и рабов, а средневековое христианство как своего рода возмездие рабской ментальности. Отсюда был только один шаг до идей классового господства и конфликта. История, говорит Гегель — это «бойня, в которой счастье людей… приноси- лось в жертву». Более того, он видел конфликты и изменения ми- ровой истории не как случайные, а как логические и неизбежные. Несомненно, собственно гегелевская теория этих изменений пре- увеличена и ошибочна, но лежащий в ее основе принцип прямо указывает на путь создания социологической науки. Гегелевская теория утверждает, что социальные конфликты и трансформации могут быть объяснены в рамках развития общей модели и базовых каузальных обобщений. Поэтому как бы много ни сохранила в се- бе марксистская традиция от гегелевских мистификаций (вклю- 67 1. чая недавнюю моду на подчеркивание уникальности каждого пе- риода истории), они дали толчок в направлении общей социоло- гической науки. Историческая неизбежность коснулась и собственной карьеры Карла Маркса. Прусское правительство подавляет радикальных ан- тиклерикальных профессоров вроде Бруно Бауэра. Потеряв свое- го учителя и шанс на академическую карьеру, Маркс едет в Париж, на родину революций. Он быстро воспринимает идеи французских социалистов-утопистов, подобных Шарлю Фурье (или его британ- скому коллеге Роберту Оуэну), но идет дальше них. Фурье отстаивал уход от общества в процессе построения социализма, но этот путь вряд ли мог предотвратить неизбежную интервенцию окружающе- го общества и конфликт с ним. Нужно обратить внимание на то, что Маркс читал труды французских историков об их собственных революциях — например, Франсуа Гизо, который видел социаль- ные классы как деятелей на сцене, хотя эти труды и ограничива- лись разговорами о триумфе промышленной буржуазии над уста- ревшей земельной аристократией. Материализм Маркса начал на- полняться классовым содержанием. Наиболее важным было то, что Маркс открыл для себя эко- номику. Это была не просто архетипическая наука о материаль- ной стороне общества; она также содержала в своей классиче- ской литературе множество элементов перспективы конфликта. Экономика, которую изучал Маркс, была тем, что мы называем сегодня «классической» экономикой, чтобы отличить ее от нео- классической экономики, созданной усилиями таких людей, как Джевонс, Менгер и Валрас в 1860–1870-е годы. В «классической» форме экономика все еще покоилась на трудовой теории стои- мости: то есть доктрине, что источником всякой ценности явля- ется трансформация природного мира через человеческий труд. Эта перспектива уже подразумевала критический подход: рабо- чий имел право на получение плодов рук своего труда, и, следо- вательно, можно было говорить об эксплуатации, когда он их не получал. (Неоклассическая экономика избавится от этой ради- кальной идеи и отбросит трудовую теорию стоимости в пользу психологической концепции предельной полезности: ценность теперь определяется не с точки зрения предоставленных матери- алов и обслуживания, но с точки зрения психологии относитель- ной в них потребности.) Собственность также рассматривалась как ключевой элемент в экономической теории, особенно в клас- сической форме: владельцы земли и капитала противостоят рабо- 68 чим, у которых ничего нет, кроме их труда, который они вынуж- дены продавать, чтобы остаться в живых. Эти «факторы произ- водства» должны были стать основными классовыми деятелями в схеме Маркса. Маркс нашел уже готовое видение ужасающего экономического конфликта в трудах Томаса Мальтуса и Давида Риккардо. Они считали, что интересы различных экономических классов неизбежно противоположны. С точки зрения Мальтуса, перепроизводство рабочих классов доводило их заработную пла- ту почти до уровня жизни впроголодь. С точки зрения Риккардо, эта ситуация вызывалась неизбежным недостатком земли и дава- ла преимущество землевладельцам. В их работах Маркс нашел множество материала для своего ви- дения социального конфликта. Он, конечно, резко критиковал бур- жуазных экономистов за их поддержку позиции капиталистов и за их неспособность понять, что их экономические «законы» пред- ставляли собой экстраполяции только отдельного периода в чело- веческой истории. Гегелевское видение Маркса превратило кон- фликты капиталистической экономики в противоречия, которые приведут к ее падению и смене другим типом системы. После долгих поисков и синтезов различных идей Маркс создал систему, которую искал. В основу своего социализма он положил различные революционные политические цели, и этот социализм должен был стать не утопическим, но неизбежным. Это было геге- левское видение череды исторических эпох, движимых внутренни- ми противоречиями к последнему преодолению человеческого от- чуждения. Материализм Маркса не был статическим; он исходил из динамики капиталистической экономики, которая вызывала кризисы, классовые конфликты и, в конечном счете, революции. Марксова система ошеломляет уже одной только архитектурой своей интеллектуальной всеохватности. Вне зависимости от своей правдоподобности для реального мира Марксова система впечатля- ет и вызывает восхищение. Поэтому неудивительно, что у его идей всегда было много последователей. Но, если говорить коротко, Марксова система основывается на идее о том, что труд является источником не только экономиче- ской ценности, но и прибыли. В чистой рыночной системе, кото- рая оперируется через механизмы спроса и предложения, все ве- щи обладают ценностью. Отсюда возникает проблема: откуда бе- рется прибыль? Ответ Маркса гласит: прибыль возникает из труда, который является единственным фактором производства, из кото- рого можно выжать ценность большую, чем издержки по воспро- 69 1. изводству. Технически это эквивалентно «эксплуатации труда», что означает необходимость для рабочего работать дольше, чем коли- чество часов, необходимых для воспроизводства его труда. Но ка- питалистическое соревнование заставляет производителя вводить трудосберегающие технологии, которые в свою очередь подрыва- ют его собственную экономическую базу. Источником прибыли по- прежнему является эксплуатация труда, и чем больше труд заменяет- ся машинами, тем меньше основа для прибыли. Говоря схематиче- ски, в результате падает уровень прибыли и следует череда деловых кризисов. Из-за этих кризисов капитал все больше монополисти- чески концентрируется, так как слабейшие капиталисты выпада- ют из системы и пополняют состав рабочих. В то же время возмож- ности производства последовательно превосходят спрос со сторо- ны вытесненных и продолжающих терять работу рабочих. В конце концов, продуктивные технологии системы оказываются в полном противоречии с капиталистическими правовыми формами собст- венности. Идеологическая и политическая надстройка разрушает- ся. За экономическим кризисом следуют классовые столкновения и политическая революция. С точки зрения Маркса, экономический механизм — не единст- венная причина той материалистической динамики, которая ве- дет к гегелевским неизбежным противоречиям и трансформаци- ям. История движется как целое. Гегелевская последовательность философий, религий и законов тоже является частью системы, но в этом случае зависимой частью, а не движущей силой. Экономика объясняет политику, право и человеческую культуру. Во всем этом процессе есть даже глубокий духовный элемент. Духовное отчуж- дение, встроенное в гегелевскую последовательность фаз, полно- стью принимается в Марксовых экономических фазах. Подобно то- му, как Дух отделен от самого себя в форме опредмеченных идей материального мира, которые как будто действуют на индивидуаль- ное сознание извне, в Марксовом видении человечество подавле- но материальным миром, который сам порожден человеком. Рабо- чие создают социальный и экономический мир своим собственным трудом и потом оказываются закабаленными своими собственными продуктами, которые им теперь противостоят. Таким образом, пре- одоление капитализма и установление социализма — это не просто экономическое изменение, но историческое освобождение от от- чуждения. Мир, созданный людьми, наконец, возвращается под их контроль и тем самым кладет конец отчуждению собственной сущ- ности. 70 : Очевидно, идеи Маркса не сводятся только к социологии. Это и тех- нические вопросы экономики, и своего рода метафизика — фило- софия, одновременно политически-критическая, пробуждающая к действию и предлагающая квази-религиозную надежду на конеч- ное спасение человеческой сущности. Эти черты плюс то, что они смыкаются вместе в единую архитектонику всеобъемлющей систе- мы, объясняют чрезвычайную привлекательность Маркса для ин- теллектуалов, пытающихся выйти за пределы узкой и маловдох- новляющей специализации. В то же время я должен сказать, что эти свойства марксизма были своего рода ловушкой и соблазном, уводившими в сторону от путей реалистической социологии. И де- ло не в том, что в марксизме не было элементов заслуживающей внимания социологии, но они были так тесно увязаны с осталь- ной системой, что они часто оказывались приниженными или не- дооцененными, и вся система в целом держалась на достоинствах ее философского и политического видения. Однако ее экономика и философия были гораздо более шатки и уязвимы по сравнению с социологией. Маркс является символической фигурой и в другом смысле. О «Марксе» и «марксизме» обычно говорят, имея в виду труды Маркса и Энгельса. Некоторые из наиболее важных марксистских работ были написаны обоими, например, «Коммунистический ма- нифест» или «Немецкая идеология». Из них двоих Фридрих Эн- гельс был более социологически ориентированным мыслителем. Бытует миф по поводу отношений между Марксом и Энгельсом, ко- торый состоит в том, что Энгельс был теоретически менее состоя- тельным: он был верным учеником и идейно зависимым соратни- ком в теоретической системе, которую разработал Маркс. В дейст- вительности идеи Энгельса достойны отдельного рассмотрения. Во многих отношениях его вклад в «Марксову» теорию конфликта был более фундированным и жизнеспособным. Миф о Марксе и Энгельсе так сильно закрепился не в послед- нюю очередь из-за позиции самого Энгельса. По окончании их со- вместной политической деятельности в молодые годы и участия в революции 1848 года Маркс оказался в лондонском изгнании, а Энгельс стал работать сначала клерком, а потом и менеджером на британской фабрике своей семьи в Манчестере. Вскоре после этого Энгельс оставил интеллектуальную стезю, а Маркс продол- жал подпольную политику коммунистической революции и рабо- 71 1. тал над своими крупными экономическими трудами на те средства, которые ему мог присылать Энгельс. Только в 1870-х годах Энгельс вновь появляется в сфере интеллектуальной и политической де- ятельности после двадцатилетнего отсутствия. К этому времени Маркс уже был болен и не особенно продуктивен. Энгельс попы- тался поправить положение, работая не только над своими соб- ственными трудами, но и представляя Маркса в его политических и интеллектуальных предприятиях. После смерти Маркса в 1883 го- ду Энгельс стал представителем «марксизма», придумывал его ло- зунги и формулировал его доктрины, а также редактировал и пе- чатал посмертные тома Марксова «Капитала». Свою собственную деятельность Энгельс представлял в свете интеллектуальной ли- чины Маркса. Такая модель их отношений сложилась еще в период револю- ционных десятилетий в 1840-х годах. В их совместных публикаци- ях имя Маркса всегда шло впереди. Маркс даже публиковал под своим именем работы, которые были написаны Энгельсом, на- пример, энгельсовский анализ европейских переворотов, оза- главленный «Германия: революция и контрреволюция», написан- ный для New York Tribune в 1851–1852 годах. Маркс часто просил Эн- гельса отредактировать его манускрипты, но не указывал на это в самой работе. Маркс также мог внести изменения в работы са- мого Энгельса и послать их в печать без его ведома. Энгельс ни- когда не возражал против этого и не выражал недовольства. Он был совершенно предан Марксу. Его пассивность подтверждала впечатление о том, что в работе гения он был всего лишь мальчи- ком на побегушках. Но эта картина вряд ли верна. Энгельс был мыслителем зна- чительной оригинальности и широты, в некоторых отношениях даже больше, чем Маркс. В конце своей жизни Маркс признавал это в одном из своих писем Энгельсу: «Ты знаешь, что, во-первых, я медленно прихожу к пониманию и, во-вторых, всегда иду по тво- им стопам». Странное откровение! Однако именно Энгельс первым понял важность экономики, критикуя и открещиваясь от ее буржу- азной идеологической подоплеки. Именно он в 1844 году напеча- тал в Марксовом журнале «Критику политической экономии», пока Маркс вел свои философские баталии с младогегельянцами. В этом эссе Энгельс говорил, что частная собственность неизбежно ведет одновременно к подъему капиталистических монополий и к росту их смертного врага, рабочего класса. В ответ Маркс попытался пе- ревести эту экономику в термины Гегеля в своих так называемых 72 «Философско-экономических рукописях 1844 года». Именно Энгельс показал публикацией в 1845 году своих исследований на фабриках Манчестера «Положение рабочего класса в Англии», что абстрак- ции мало что значили в сравнении с конкретными социальными условиями реальных общественных классов, захваченных лихорад- кой капитализма. Короче, Энгельс шел впереди, а Маркс следовал в том же направ- лении в результате потерпевшего крах идеализма Гегеля и на приме- ре Фейербаха. Но многие недооценивают, в какой степени Энгельс продолжал вести его за собой, особенно в области социологии. В то время пока Маркс был занят критикой немецких философов, Энгельс стремился к более эмпирической и научно-обобщаемой концепции реального мира. Именно Энгельс написал первый на- бросок «Коммунистического манифеста» и придал ему социологи- ческий уклон, в то время как Маркс продолжал свою критику фило- софских и политических соперников, раскрашивая ее своим лите- ратурным даром и едкими инвективами. Маркс продемонстрировал свой гений способностью увидеть в новом свете текущие политиче- ские события, например, в случае его блестящего анализа контрре- волюции во Франции «18 Брюмера Луи Бонапарта» (1852). Энгельс же расширил метод поиска исторических параллелей и обобщений в «Крестьянской войне в Германии» (1850). Маркс всегда был ско- рее политиком, Энгельс же был в большей степени чистым интел- лектуалом и более крупным историческим социологом. Обширная переписка между Марксом и Энгельсом отнюдь не свидетельствует о его интеллектуальном превосходстве в их отно- шениях. Она показывает, напротив, что Энгельс забрасывал в пись- мах новые мысли и идейные заготовки, в то время как Маркс был больше озабочен изложением своих личных и политических ново- стей, рассказами о своих мытарствах и бегстве от враждебных вла- стей, живописал свои трудности с издателями и чаще всего описы- вал свои финансовые затруднения, обращаясь с просьбами о по- мощи. Из одних только писем может создаться впечатление, что Энгельс был в большей степени интеллектуалом. Но, строго гово- ря, это не так. Маркс был слишком узко сосредоточен на своем по- литическом крестовом походе, и его идейная жизнь выплескива- лась в почти маниакальную одержимость строительством системы политической экономии, которая могла бы лечь в основу его виде- ния коммунистического будущего. С точки зрения социологии, решающим событием в жизни Маркса была, несомненно, его дружба с Энгельсом. Мы сможем это 73 1. понять, если сравним те работы, которые они написали раздель- но, с тем, что они написали в соавторстве. До встречи с Энгельсом Маркс был левым гегельянцем, в области философии предраспо- ложенным к материализму и социализму, но лишенным реального понимания экономического и социального мира. После того, как Энгельс ввел его в суть экономической социологии, они написали серию совместных работ. Некоторые из них — «Святое семейство», «Немецкая идеология», «Коммунистический манифест» — содержат в себе изрядное количество высказываний Маркса против младоге- гельянцев и других оппонентов слева. Но такого рода страницы не особенно актуальны для сегодняшнего дня, в то время как долго- вечные и известные идеи высказываются там, где Маркс и Энгельс объясняют свою социологию в общих терминах. В этот же период Маркс и Энгельс также пишут раздельные работы, анализирующие революции, перемежающиеся по своей форме и жанру — от анали- тического журнализма до исторической социологии. Но после 1852 года, когда Энгельс погрузился в свою деловую рутину в Манчесте- ре, Марксова социология исчезает. Маркс больше не пишет ничего, кроме разбора технических проблем экономики и доктринальных и тактических заявлений, относящихся к тактическим маневрам коммунистической политики. В конце концов, Энгельс возвращает- ся и в серии книг и статей, написанных с 1878 года и до своей смер- ти в 1895 году, пытается вытащить марксизм из сферы экономиче- ских уточнений и превратить его в общую науку по всем вопросам: социологическим, историческим и даже захватывающим в свою ор- биту законы природы. Без Энгельса Маркс занял бы материалистический левый фланг младогегельянства, на шаг вперед в направлении, взятом Штрау- сом, Бауэром и Фейербахом. Возможно, он нашел бы свой собст- венный путь к экономике. Он однозначно отдавал ей интеллекту- альное предпочтение. Продолжая работать над экономической системой Риккардо, он не только искал в ней поводов для проле- тарской революции, но и пытался привести ее в соответствие с ге- гелевскими категориями противоречия, отчуждения и диалектики общего и особенного. С начала 1850-х годов Маркс работал над круп- ным проектом в области экономики, только одной из частей ко- торого был «Капитал» (наряду с томами о земельной собственно- сти, наемном труде, государстве, международной торговле и миро- вом рынке). Вся система должна была получить название «Критики политической экономии». Так была названа Энгельсом его неболь- шая работа 1844 года, которая и привела Маркса к этим темам. В хо- 74 де своей жизни Маркс опубликовал различные разделы этой рабо- ты, включая введение «К критике политэкономии» (1859) и первый том «Капитала» в 1867 году. Даже эта последняя часть составляла только одну треть первых шести частей этого проекта, и Энгельс посмертно опубликовал оставшиеся две трети «Капитала» в 1885 и в 1894 годах. Почти через сто лет фрагментарный черновик этой рукописи, известный как Grundrisse, был опубликован к радости его почитателей. Но даже эти 800 страниц были только малой то- ликой целого. Очевидно, Маркс поставил перед собой колоссаль- ную задачу, которая отступала по мере того, как он погружался во все более педантичные детали в тех разделах, над которыми рабо- тал. Энгельс все время подталкивал его к быстрейшему заверше- нию и публикации, но у Маркса не было дара Энгельса писать бы- стрые и сбалансированные обзоры. Если говорить правду, то тыся- чи страниц Марксовой экономики с их переходами через сложные гегелевские абстракции представляли собой утомительный лаби- ринт. Их было бы совсем скучно читать, если бы они не перемежа- лись пафосом политического крестового похода Маркса против ка- питализма и его идейных оппонентов; только инвективы мораль- ного возмущения в этих пассажах возвращали его скучную прозу к жизни. Именно эта комбинация эмоционального пыла и беско- нечных интеллектуальных абстракций производила большое впе- чатление на современников Маркса и считалась признаком его ге- ния; она продолжает вызывать восхищение тех, кто предпочел ока- заться в орбите его влияния. Говоря прямиком, социология не должна находиться в плену у этого лабиринта мыслей Маркса. Энгельс вдохнул социологиче- ские идеи в его видение, и только собственные труды Энгельса и те труды, над которыми Маркс работал с ним в соавторстве или вдох- новлялся их совместными работами, показывают, что социология может взять из теорий «Маркса» . Некоторые комментаторы обращали внимание на различия в позициях Энгель- са и Маркса. По большей части их различение происходило за счет Энгельса, который считался в большей степени догматическим материалистом и док- тринером. Поздняя статья Энгельса (1873–1874), где он применяет диалекти- ку к естественным наукам, критиковалась философами-марксистами 1920-х годов, Георгом Лукачем и Карлом Коршем. Недавние марксисты (например, жүктеу/скачать 1.31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|