36
манским университетским математикам, ученым и гуманитариям
и читали их труды. В 1860-х годах английское правительство рефор-
мировало свою систему гражданской службы для присвоения пози-
ций через систему
соревновательных экзаменов, и университеты
стали совершенствоваться через заимствование новейших дости-
жений Германии. Еще в 1890-х годах англичане подобно Бертрану
Расселу ехали учиться в Германию, чтобы подтянуться до послед-
них интеллектуальных достижений. Особенно сильна была эта тен-
денция в Соединенных Штатах. Хотя в Америке были сотни кол-
леджей, они следовали традиции религиозно ориентированного
преподавания вплоть до открытия университета Джона Хопкинса
в 1876 году как прямой имитации германской аспирантуры. В тече-
ние жизни нескольких поколений, вплоть до начала 1900-х годов,
типичная академическая карьера американца по завершении обу-
чения в американском колледже включала
поездку в Германию для
получения более продвинутого образования. Но на рубеже веков
стала быстро распространяться модель Джона Хопкинса. Она полу-
чила особую известность после реформы курса обучения в Гарвар-
де, которая включала в себя возможность выбора учебных курсов,
и после основания Чикагского университета в 1892 году. Послед-
ний использовал миллионы Джона Рокфеллера, чтобы переманить
из других университетов наиболее выдающихся ученых во всех об-
ластях. Едва ли будет преувеличением сказать, что именно в этот
период было положено начало американской интеллектуальной
жизни. До этого в Америке были свои романисты и поэты, но ее
влияние на мировом уровне начинается с
периода адаптации гер-
манской университетской революции.
Университет как организационная форма обладает значитель-
ными преимуществами перед более неформальными сообще-
ствами интеллектуалов, преобладавшими в салонах французско-
го Просвещения или в мире английских джентри. Университеты
развивали знания систематически, поскольку их надо было пре-
подавать в учебных курсах. Они предоставляли большую свобо-
ду от давления идеологии и требований непосредственной прак-
тической пользы и имели возможность уделять больше внимания
чистой теории. При этом они предусматривали последовательное
обучение студентов, когда различные
направления мысли и иссле-
дования могли развиваться сразу несколькими поколениями. В ре-
зультате университетские ученые в конце концов обогнали боль-
шинство своих неакадемических конкурентов. Все зрелые области
интеллектуальной жизни, за исключением литературных и худо-
37
| . | \ ) '
жественных течений, оказались включенными в круг университет-
ских дисциплин. Этот процесс был уже заметен в физике и мате-
матике в конце 1700-х годов, когда французские инженерные шко-
лы восприняли эти предметы от любителей из среды джентри.
С распространением университетской реформы процесс пошел
еще дальше, и университеты занялись философией и социальны-
ми науками.
Этот процесс весьма благоприятствовал развитию знания, тем
не менее не все интеллектуалы воспринимали его как положи-
тельное явление. Впервые в своей истории интеллектуальное со-
общество раскололось изнутри — не в связи с вопросом о рели-
гиозной или политической лояльности своих членов, а
в связи
с расколом в самом интеллектуальном сообществе. Независимые
и не связанные с университетом интеллектуалы оказались враж-
дебными новой профессиональной форме производства знания.
Поскольку революция университетов имела заметное влияние
на естественные науки, первым симптомом стало отчуждение на-
учных и литературных интеллектуалов. Уже в конце 1700-х — на-
чале 1800-х годов литературные знаменитости, такие как Уильям
Блейк, Уильям Вордсворт и лорд Байрон, отвергли холодный на-
учный расчет и соответствующее ему интеллектуальное умона-
строение. Романтическое движение стало совершенно новым ве-
янием во внутренней политике интеллектуального мира. В про-
тивоположность этому типичный
представитель французского
Просвещения (например, Вольтер) восхищался как наукой, так
и литературой, не усматривая никакого противоречия между ни-
ми. Романтизм был очень распространен в Германии именно в тот
период, когда происходила революция университетов. Филосо-
фы, хорошей иллюстрацией здесь мог бы служить Гегель, смотре-
ли на математику как на низшую поверхностную и бездуховную
форму знания. И такое отношение укоренилось (такая позиция
существовала даже во внутриуниверситетской жизни) вплоть до
сегодняшнего дня. Немного забежим вперед: это было специфи-
чески немецкое романтическое направление,
которое подчерки-
вало субъективную сторону социологии в противоположность бо-
лее прозорливому направлению, нашедшему отражение в позити-
визме Конта и Дюркгейма.
Слабость версии интеллектуального сообщества, предложенной
университетскими профессорами, была оборотной стороной ее си-
лы. Ее методический характер и бюрократическая организация вы-
звали усиливающуюся специализацию по уже давно хорошо знако-
38
мым направлениям. Если направления этой теории были заложены
с самого начала, дальнейшие новшества становились нежелатель-
ны. По этой причине новые направления
мысли в социальных на-
уках обычно складывались во взаимодействии между университе-
том и внешним миром. Практические и идеологические интересы
поднимали новые проблемы и указывали на новый фактический
материал, который университетские интеллектуалы постепенно
превращали в предмет систематического исследования. Но с не-
уклонным расширением штата профессоров специализация ста-
ла неизбежной. Различные социальные науки теперь начали рас-
калываться на отдельные дисциплины, и постепенно функция ин-
теллектуала строгого образца, «интеллектуала на все руки», сошла
на нет.
|
Достарыңызбен бөлісу: