ной историографии и способствовали привлечению
внимания ученых к
проблемам взаимодействия общества и природы среди номадов.
«Советская историография». В 20-е гг. продолжало бытовать различие точек
зрения и взглядов на историко-культурное развитие кочевников в
специфических природных условиях. Большая часть исследователей так или
иначе признавала географическую обусловленность системы материального
производства кочевников-казахов (Бенькевич, 1918; Кенарский, 1924;
Чулошников, 1924; Соколовский, 1926; Руденко, 1927 и др.). Так, в частности,
Б. А. Куфтин пишет в этой связи, что «поразительная приспособленность всего
быта киргизов-степняков к таким громадным
ежегодным передвижениям
позволяет единственно ему утилизировать колоссальные сухие пространства
края, не поддающиеся пока иному использованию» (Куфтин, 1926. С. 13—14).
Наряду с этим получают освещение различные стороны процесса кочевания,
выпаса скота, посезонные особенности производственного цикла в зависимости
от географической среды (Ашмарин, 1925; Фиельструп, 1927; Букейхан, 1927;
Ищенко, Казбеков, Ларин, Щелоков, 1928;
Мацкевич, 1929 и др.). Н. Н.
Мацкевичем было справедливо замечено, что «казакское кочевое,
скотоводческое хозяйство складывалось под влиянием своеобразной
естественно-исторической обстановки и являет собой яркий пример
приспособляемости человека в своей хозяйственной деятельности к природным
условиям вообще, а также и к
тем изменениям этих условий, которые
происходят в результате воздействия на них деятельности человека»
(Мацкевич, 1929. С. 1).
К сожалению, в последующее время в советской историографии полностью
возобладал «географический нигилизм», исключивший
природную среду из
сферы исследования и поставивший во главу угла «закономерности»
общественного развития вне их причинно-следственных связей. При этом
взгляды ученых, отстаивавших необходимость учета экологического фактора в
жизни общества, в частности Л. С. Берга, Г. Е. Грумм-Гржимайло, Н. И.
Вавилова и
других, были отвегнуты. Безграничная вера в «человека-творца»,
«преобразователя природы и общества», концептуализированная в «Кратком
курсе истории ВКП(б)», стала идеологической основой широко развернувшейся
в начале 30-х гг. плановой кампании по переводу кочевников на оседлость,
результатом которой стало предсказанное акад. В. В. Радловым «обезлюдение
степи» (см.: Абылхожин, Козыбаев, Татимов, 1989 и др.).
Географический
нигилизм стал одной из причин трагедии прежде всего кочевых народов
бывшего СССР.
Результатом такого подхода стала всеобщность вывода об обязательности и
прогрессивности перевода кочевников на оседлость,
седентаризации как
«высшей» стадии развития номадизма (Погорельский, 1949; Толыбеков, 1959;
Он же, 1971; Дахшлейгер, 1965; Он же, 1973; Турсунбаев, 1973;
Абрамзон,
1973; Плетнева, 1982 и др.). При этом вопрос о целесообразности и
возможности
Достарыңызбен бөлісу: