Нестор Махно

положении, в котором те обречены были целиком полечь,
сгинуть на полях войны и тем самым оздоровить оборо-
няемый ими участок фронта, искупив тем самым свою
первородную вину перед партией большевиков. Самона-
деянность большевистского руководства, посчитавшего
возможным подставить Махно под разгром, в расчете, что
какие-то крепкие, надежные (но еще не существующие)
части опрокинут белогвардейцев и погонят их обратно за
Дон, обернулась для России и Украины неисчислимыми
бедствиями, которые несла с собой затянувшаяся, как
запущенная болезнь, Гражданская война.
Троцкий прибыл в Харьков 16 мая с целью решительно
разобраться с ситуацией на Украине, патология которой
была засвидетельствована чудовищным и диким григо-
рьевским мятежом, поставившим под вопрос не только
крепость фронта, но и вообще принцип советской власти
на Украине. Ленин в Москве требовал решительного на-
ступления на Донбасс, а Троцкому в Харькове открылось,
что наступать здесь никто не думает, не может, все сковано
беснующимся пьяным восстанием и параличом недоволь-
ства режимом. Троцкий привык действовать решительно.
Он предписывает восстание прежде всего подавить, но
готов и к более широким политическим обобщениям, ко-
торые и были им сделаны в ряде докладов в Харькове и
Киеве. Суть заключалась в том, что для победы над белы-
ми нужно прежде всего ликвидировать партизанщину как
принцип.
Практически это означало отказ от политики Антонова-
Овсеенко, направленной на поиск общего языка с украин-
скими повстанцами, какую бы революционную веру они
ни исповедовали, и начало враждебных действий против
всех, кто не захочет войти в реорганизованную по прин-
ципам большевистского военного ведомства армию.
216
силами. А бунт 58-й дивизии случился на месяц раньше, в
августе – следовательно, мы можем предположить, что ко-
мандование бригады Полонского «под Уманью» никакого
«решения», хотя бы даже и вынужденного, о присоедине-
нии к Махно не принимало, но в августе, когда забунтовала
58-я, просто покорилось обстоятельствам. Тут вылезает
то, что историкам старой школы хотелось бы спрятать: с
развалом фронта ряд частей Красной армии начал явно тя-
готеть к Махно, который недвусмысленно заявлял о своей
готовности не оставлять Украину и отстаивать ее до кон-
ца: «Все, кому дорога свобода и независимость, обязаны
оставаться на Украине и вести борьбу с деникинцами» (34,
40). Большевики, отступавшие в Россию, в этом контек-
сте выглядели предателями. Махно же обещал разгромить
Деникина и установить истинную советскую власть с на-
стоящими коммунистами во главе. Притягательность его
непрерывно росла.
Из воспоминаний о 12-й армии А. Кривошеева видно,
что искать спасения у Махно красноармейцев вынудила
не только злостная агитация его «агентов», но и чувство
тупика и заброшенности, вызванное развалом фронта и
оставлением Украины. «Армия стала рваться на клочки,
потянулась отступать по разным направлениям. Екатери-
нослав был сдан. Неуспевшие перейти Днепр потянулись
к западу по Правобережью на соединение с частями Киев-
ского района. Но белые пошли наперерез. Они разорвали
армию на три клочка, один из которых отступил на Харь-
ков—Екатеринослав, другой на Киев, а третий даже и сюда
не мог попасть, так как в помощь белым еще и Махно начал
разоружать своих же и перерезал линию Вознесенск—По-
мощная. К нему тогда целиком перешли две бригады, уже
переформированные из Крымской армии, командование
над которой принял тов. Федько и которая была названа
58-й дивизией» (37, 199).
253

прибиваться отступающие красные части. Сильнейшим
ударом для командования 12-й был бунт 58-й дивизии и
переход к Махно двух или трех бригад бывших махновцев,
организованный Калашниковым и Дерменджи. С ними
ушла и часть красноармейцев.
История с бунтом 58-й достаточна темна, чтобы вызвать
наше любопытство. Официальные историки это обстоя-
тельство упоминают невнятно и вскользь, словно его и не
было. В. В. Комин пишет, например: «Вскоре вокруг батьки
снова стали группироваться его бывшие и новые воору-
женные отряды. Пришли к нему командиры Калашников,
Будалов, Дерменджи со своими частями, порвав с крас-
ными» (34, 39). Аршинов, настроенный по отношению к
Махно явно апологетически, от усердия трактует еще более
туманно: «В конце июля крымские части большевиков сде-
лали военный переворот и пошли на присоединение к Мах-
но, взяв в плен своих командиров» (2, 135). Я понимаю, что
Аршинову прежде всего надо засвидетельствовать разрыв
«народа» с его лжедрузьями большевиками. Но из-за этого
пропагандистского пафоса неясно даже, что «крымские
части большевиков» – это в основном бывшие махновцы.
Полным мраком покрыто присоединение к Махно красно-
армейской бригады под командованием М. Полонского –
односельчанина батьки, который когда-то, в 1918-м, спо-
рил с ним на митингах в Гуляй-Поле. В газетной заметке,
посвященной Полонскому, утверждается, что командова-
ние бригады пошло на соединение с Махно под давлени-
ем обстоятельств, поскольку под Уманью-де бригада была
окружена. Но это явная неправда: Махно оказался под Ума-
нью после целой череды боев с белыми в двадцатых числах
сентября и сам был окружен, никто к нему не присоединял-
ся. Все уцелевшие части Южной группы Красной армии
к тому времени пробились километров на 350 к северо-
западу и в районе Житомира соединились с основными
252
О возможных неприятностях Махно догадывался. Ему
было известно, например, что во время григорьевского
восстания его подозревали в подготовке похода на Екате-
ринослав и что было даже созвано специальное совещание
в Александровске – что делать в этом случае, – которое
успокоилось только тогда, когда Дыбенко пообещал, что в
случае чего со своей дивизией он преградит путь Махно,
что, впрочем, было чистым бахвальством, ибо Дыбенко-то
видел, что Махно крепко ввязан в бои на фронте и никуда
«пойти» не в состоянии.
На всякий случай, чтоб Махно не дергался, Дыбенко 14
мая в интервью газете «Коммунист» похвалил его: «Никто
не может утверждать о причастности Махно к григорьев-
щине. Наоборот, честный революционер, каким он явля-
ется, несмотря на свой анархизм, Махно верен рабочему
движению и свято выполняет свой долг в войне против
белогвардейских банд. Всякие обвинения Махно – гнус-
ная провокация…» (12, 94). Говоря эти слова, Дыбенко мог
и покривить душой, но он, во всяком случае, рассуждал
здраво: Махно держит свой участок фронта и понапрасну
третировать его незачем.
Приезд Троцкого сразу сместил все акценты. Грозный
наркомвоенмор прежде всего устроил выволочку Раков-
скому за попустительство и мягкотелость. Жестокий дух
внутрипартийного чинопочитания, выдаваемый за «дис-
циплинированность», большевиков подводил всегда: стре-
мясь исправиться перед начальством, украинские товари-
щи с поистине неправдоподобной быстротой пересмотре-
ли свои взгляды и, прежде чем Троцкий лично обрушил-
ся на Махно, поспешили сделать упреждающее телодви-
жение и вынесли решение о ликвидации махновщины.
Все это кажется нелепостью и каким-то недоразумением.
Тем не менее атмосфера на Украине была столь удушли-
ва, столь отравлена страхами – перед Григорьевым, перед
217

новым, еще более чудовищным восстанием, во главе кото-
рого представлялся Махно, перед белыми, – что в действи-
ях правительства Украины определенно стал проступать
какой-то маразм; это действия группы тяжелых психопа-
тов, которые, как мы увидим, в течение десяти дней усерд-
но боролись с несуществующим мятежом бригады Махно,
сделали все, чтобы этот мятеж поднять – не подняли, раз-
валили фронт и чуть-чуть вменились в разум только тогда,
когда белое наступление стало угрожать им лично.
Махно, сколько мог, терпел давление нелепо складываю-
щихся обстоятельств. Что его, как анархиста и убежденного
партизана, не любят, он знал. Но что речь идет уже о его
уничтожении – он долгое время не догадывался. Среди
большевиков у него уже не было заступников, после наез-
да Троцкого даже Антонов-Овсеенко впал в немилость. Но
Махно не унывал. Он пытался апеллировать к Кропоткину,
послал ему несколько пудов продовольствия, номера га-
зеты «Путь к свободе» и листовки, почтительно прося его
«как близкого и дорогого для нас южан товарища, написать
нам свое письмо о повстанчестве… Кроме того, – беспо-
коился он, – очень нужно было бы для крестьян, чтобы
вы написали в нашу газету статью о социальном строи-
тельстве в деревне, которая пока не заполнилась мусором
насилия…» (52). Судя по этому письму, Махно особенно
ничего не беспокоило, он просил совета у своего вождя –
и только. Весьма сомнительно, что авторитет Кропоткина
удержал бы большевиков от подлости, но Петр Алексее-
вич, насколько известно, на это письмо не откликнулся.
Да ответ и не поспел бы – буквально через несколько дней
Махно был проклят и объявлен вне закона.
Впрочем, поначалу ничего как будто не предвещало тра-
гического исхода событий. В середине мая начались попыт-
ки наступления красных на Донбасс, и Махно, ввязанный
в бои еще в начале григорьевского восстания, вновь на-
218
Ему ничего не оставалось делать, как начинать все сна-
чала.
С развернутыми черными знаменами, с обозом бежен-
цев, на тачанках, украшенных лозунгами «Свобода или
смерть», «Земля – крестьянам, заводы – рабочим», отряд,
вновь обретший революционный дух, двинулся на запад.
В районе станции Помощная – где не было ни красных,
ни белых, Махно остановился. Здесь он решил закрепить-
ся и формировать новую армию. О том, что недостатка в
бойцах у него не будет, он уже догадывался.
Для Красной армии ситуация на Украине складывалась
все хуже. Фронт был разорван на части, прорыв белых в
районе Харькова стал причиной спешного отхода войск.
Высшее командование было растеряно до предела и столь
же горячо поддавалось гибельному унынию, сколь совсем
недавно еще полно было ликованием по поводу скоро гря-
дущей победы. Значительные силы на юге Украины не
успели вовремя отойти и были, по существу, отрезаны
белыми. Бывшие махновцы из 58-й стрелковой дивизии
после расформирования Крымской армии Дыбенко ока-
зались в рядах 12-й армии, очутившейся в наиболее тяже-
лом положении. Со взятием Екатеринослава и Полтавы и
началом деникинского наступления в низовьях Днепра
Южная группа войск оказалась в стратегическом окруже-
нии. Здесь, правда, надо учитывать, что в Гражданскую
«окружение» не было явлением столь гибельным, как, ска-
жем, в Отечественную войну – несравненно меньшие силы
были вовлечены в боевые операции, окруженными особен-
но некому было заниматься, некому было их планомерно
уничтожать, закупорив в каком-нибудь «котле», которых
так много было в 1941-м. В некотором смысле 12-я армия
оказалась попросту в тылу у белых, точно так же, как в
тылу у белых, несколько севернее красных, группировался
возле Помощной Махно, к которому начали помаленьку
251

гда Чубенко помянул двух офицеров, которые привезли
Григорьеву ответ деникинцев, Григорьев понял, что по-
пал в западню. Он схватился за револьвер, «но я, – пишет
Чубенко, – будучи наготове, выстрелил в упор в него и по-
пал выше левой брови. Григорьев крикнул: „Ой, батько,
батько!“ Махно крикнул: „Бей атамана!“
Григорьев выбежал из помещения, а я за ним и все время
стреляя ему в спину. Он выскочил на двор и упал. Я тогда
его добил» (40, 83).
Телохранитель Григорьева хотел убить Махно, но Колес-
ник схватил его за маузер и случайно попал пальцем под
курок, так что тот не мог выстрелить. Махно же, забежав
сзади телохранителя, пять раз выстрелил ему в спину. При
этом пулями, прошедшими навылет, был ранен и Колес-
ник, который вместе со своим противником повалился на
пол.
В тот же день григорьевцы были разоружены, какая-то

жүктеу/скачать 1.91 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: