173
цию в собственном смысле слова; оно обозначает отстояние, необходимое для того, чтобы видеть,
которое и обеспечивает возможность своеобразного и всестороннего участия в том, что
разыгрывается перед смотрящим. В этом смысле экстатической самозабвенности зрителя
соответствует его временное тождество с самим собой. Именно то, что он, будучи зрителем, как
бы отказывается от себя самого, теряет себя, и сообщает ему смысловую тождественность. То, что
перед ним изображается и в чем он себя познает, — это истина его собственного мира, мира
религиозного и нравственного. Способ эстетического бытия отмечен чем-то напоминающим
«парусию» (богопришествие), абсолютным настоящим, благодаря чему произведение искусства и
является одним и тем же всюду, где такое настоящее представлено; точно так же абсолютное
мгновение, в котором находится зритель, является одновременно самозабвением и опосредо-
ванием. То, что вырывает зрителя из всего окружающего, одновременно возвращает ему всю
полноту бытия. Ограниченность эстетического бытия представлением не означает, следовательно,
ущербности, недостатка, автономной смысловой определенности. Она принадлежит к числу его
сущностных характеристик. Зритель — это существенный момент самой игры, которую мы
называем эстетической. Вспомним знаменитое определение трагедии, данное в «Поэтике»
Аристотеля; там в сущностное определение трагедии подчеркнуто включается состояние духа
зрителя.
d) ПРИМЕР ТРАГИЧЕСКОГО
Аристотелевская теория трагедии может служить примером структуры эстетического бытия
вообще. Как известно, она включается в его поэтику и на первый взгляд должна относиться только
к драматической поэзии. Между тем трагическое — это основной феномен, смысловая фигура,
которая представлена отнюдь не только в трагедии, в трагических произведениях искусства в
узком смысле слова, но находит себе место и в других видах искусства, прежде всего в эпосе. Да к
тому же это отнюдь не специфически художественный феномен, коль скоро он встречается и в
жизни. На этом основании исследователи нашего времени (Рихард Гаман, Макс Шелер
35
)
рассматривают трагическое уже как внеэстетический момент; речь идет теперь о феномене этико-
Достарыңызбен бөлісу: |