ЗАДЕРЖКА В ЮЖНО-САХАЛИНСКЕ

10. ЗАДЕРЖКА В ЮЖНО-САХАЛИНСКЕ

Не ясно было, кто остановил нас, военное ведомство или министерство иностранных дел. Кто бы это ни были, они были в Москве, в 7000 милях (11200 км) отсюда. Спорить с ними в последующие две недели было чрезвычайно трудно. Мешала семичасовая разница во времени. Стоимость телефонных разговоров в отеле “Саппоро”, где мы оставались в течение первых девяти дней, была 5 долларов за минуту, что включало даже короткие трех секундные вызовы. Когда мы решили выехать, мой телефонный счет составил 750 долларов.

В течение первых пяти дней Флайер лежал наполовину разобранным в грязи под дождем около невзрачного здания аэропорта. Но потом мы смогли закатить его в брезентовый ангар, принадлежащий австралийской чартерной компании. Она располагала двухмоторным самолетом, который использовали нефтяники. Мы не видели его в течение недели.

Каждый день я просыпался, писал свой дневник, завтракал, и пытался найти кого-нибудь, кто мог бы позволить нам лететь. Все переговоры проводились через Валерия Кудрявцева, плотного сложения юриста лет сорока из Санкт-Петербурга. В молодости он был чемпионом Москвы по боксу. EWA послала его в Южно-Сахалинск. Валерий, дружелюбный, эмоциональный, надежный и упорный, с трудом понимал мой быстрый английский, особенно, когда я был эмоциональным, а это бывало часто. Он выступал в качестве нашего переводчика в интервью для СМИ и когда мы встречали официальных лиц.

Его основной работой было помочь нам с материально-техническим снабжением в путешествии по России. Он никогда не нанимался, чтобы получать разрешения. Чарльз в Лондоне, подумал, что EWA занималась этим, также как и я. Полагаю, что EWA также думала, что у нее хватит сил, чтобы отправить Кита и меня через Россию. Они навязали себя сами, оказались не способны справиться с дополнительной бюрократической работой с русскими авиационными властями. Несмотря на их опыт устраивать теле- и киносъемки фильмов в России, особенно шикарной серии о Наполеоновских войнах. EWA не бросила нас и боролась вместе с нами на протяжении всего пути через Россию. В конкретных делах Валерий всегда оставался нашим храбрым союзником. Но проблемы в России уменьшили в нашу веру в силы EWA.

Потребовалось много времени, чтобы это понять, поскольку любые действия в России были трудными. Вы никогда не знали, кто имеет силу, а кто нет. У Москвы была сила, чтобы остановить нас, но кто в Москве? Где найти того, с кем нужно поговорить? Валерий искал людей, которые могли бы нам помочь. Но изо дня в день ничего не происходило, кроме того, что у нас все еще не было разрешения лететь.

Если ситуация была плохой у нас в Южно-Сахалинске, она была даже хуже для Чарльза Хелла в Лондоне. Он затратил много энергии в продвижении нас через Китай и Японию и не мог поверить задержкам в России. И Форин Офис, который до сих пор был совсем превосходным, предложил нам представителя в Москве - коммерческого атташе, Алена Холмса, у которого не было ни энергии, ни смелости замечательного Керолайна Вильсона в Пекине. Холмса раздражала назойливость EWA, и он сказал Чарльзу, что откажется, чтобы “потерять это”. Я, конечно, не хотел отказаться от чьей-либо помощи, так что Чарльз оказался между лишенным энтузиазма мистером Холмсом и моим свирепым характером на Дальнем Востоке в России. Не удивительно, что Чарльз иногда издавал звуки, как будто его избили.

Дни тянулись, надежда то росла, то исчезала. 16 мая мы услышали, что это военные установили преграду нашему полету, но затем главный виновник и корень зла нашелся в министерстве иностранных дел. Так как мы стали широко известны в Москве, возникло результирующее эхо гласности, и СМИ стали яростно нападать на власти. Каждое министерство перекладывало вину на другое и в результате хаотических переговоров и с течением времени, которое почти приводило нас в сумасшествие, решение как бы всплывало.

В Южно-Сахалинске Кит и я жили странной жизнью. Я делал все для борьбы, используя Валерия, чтобы он переводил мои аргументы. Кит иногда был с нами, иногда оставался в отеле смотреть телевизор. К третьему дню из-за расходов на питание вне дома или в отеле (пиво по 10 долларов за бутылку, например), мы стали покупать пищу в городе и ели отдельно в своих комнатах. На местном рынке мы купили банки пива, яблоки, бананы, кока-кола, воду в бутылках, плитки Марс и пакеты с орехами, чтобы закусывать. Я проводил длинные, тусклые вечера за писанием открыток, чтением Крылатой Победы, игрой в пасьянс или черви или смотря телевизор.

18 мая я публично признал своё поражение на Скай ТВ, что 80-дневная мечта была превышена, “убита русскими”, но мы собираемся продолжать полет. Оставались еще рекорды, для чего стоило лететь: как первые люди, облетевшие вокруг Земли на СЛА и как самый быстрый полет вокруг Земли на одномоторном летательном аппарате с открытой кабиной. Рекорд был установлен в 1924 году американцами за 175 дней. Русские должны намного больше задержать нас, чтобы помешать нам побить его.

Я пробовал использовать все свои связи и знакомства, включая уловки Даунинг Стрит, и просил, чтобы помогли члены нашей королевской семьи. Я обрабатывал каждого влиятельного друга, которого имел. Ничего не работало. Местный общественный Английский консул, Эндрю Фокс, который только что был назначен и находился во Владивостоке, стал достойным союзником. Мы изучали его идею спросить американцев, могли бы мы вылететь из Южно-Сахалинска и перевезти наше транспортное средство с помощью Флота США на Тихом Океане, который был рядом. Но это была кампания СМИ, а. EWA и Чарльз использовали свои связи в Лондоне.

Нам все стало безразлично, как если бы мы были в тюрьме. Час за часом проходили безрезультатно, оставалось лишь ждать. Мы смотрели телевизор и флиртовали с местными девушками, которым следовало бы назначать свидания молодым мужчинам в возрасте моего сына. У нас было немного сил, кроме способности создавать шумы в СМИ и посылать пламенные факсы в наше посольство в Москве, пытаясь отвечать на все туманные доводы против продолжения нашего полета. Это было подобно призрачному осьминогу, вещи изменялись только в Москве. В это время мы обнаружили нового человека в нашем посольстве, Джека Томпсона, который был более оптимистичным, чем мистер Холмс.

Однажды вечером отвергнув идею сидеть в мужском кругу и пить всю ночь водку, мы пошли с Валерием в ресторан и познакомились с двумя девушками, Линой и Ариной. Женщин в Южно-Сахалинске трудно было проигнорировать. Многие были очень красивыми, хотя западные женщины нашли бы их туфли с ремешками на высоких каблуках и короткие юбки отчасти вульгарными. Не было ничего спрятанного относительно их сексуальности, которая была крикливой и привлекательной. У них была одна главнейшая цель - найти “прочного человека”, чтобы присмотреть за ним. Очень похоже на женские символы Жене Остин в Англии в начале девятнадцатого столетия (1775-1817)¹. В пост коммунистической России это было не легкой задачей, поскольку местные мужчины казались безразличными и любящими только водку. Одним побочным эффектом было то, что это сделало людей с запада типа Кита и меня более привлекательными, чем мы есть на самом деле.

В течение десяти минут общения с нами Лина определила супружеский статус Кита, и тесно расспрашивала его относительно работы и его дома. Через два часа, она заявила, что ее мечтой всегда было вступить в брак с англичанином и жить в Англии. Я вышел бы из ресторана при этих словах, но Кит был очарован ею. Арина, вторая девушка, обоим было по 25, была более туманной и недоговаривающей. Она сфокусировалась на важных вещах - являюсь ли я хозяином своего дома и есть ли у меня хорошая работа, в общем, я обнаружил, что это привело меня в замешательство. Нашей целью, Кита и моей, было продолжить наш полет как можно скорее, но в ожидании, флирт был приятным способом коротать время. Мы закончили этот вечер с целомудренным прощальным поцелуем и обещанием пообедать на следующий вечер в украинском ресторане.

На следующий день из диспетчерской службы мне позвонил человек по имени Олег, который сказал: “Подавайте немедленно полетный план в Японию и улетайте”. Я отказался, но не знал, какие могли быть последствия. Лина и Арина появились в середине этой ситуации, и Кит угощал их вином, пока Валерий и я формулировали вежливый способ ответить Олегу, чтобы потянуть время. Мы пошли в украинский ресторан, девушки были одеты в красивые черные платья, как обычные непристойные девки. В течение первого часа я был сердит и пытался не показывать этого.

Через некоторое время вино, пища и компания имели эффект. Обе девушки были потрясающими танцовщицами и любили танцевать вместе. Лина вытащила Кита на танцевальный помост, что последний раз случалось, когда ему было 18 лет. Четыре или пять танцев Арины со мной были нечто, чего я никогда не испытывал прежде. Она была очень сексуальной и вполне бесстыдной, вводя меня в движения, которые я никогда прежде не пытался делать. Никто, казалось, не возражал против секса в движении, который происходил в середине танцевального помоста. Я, несомненно, этого не делал. Мы не могли разговаривать друг с другом, она очень мало знала английский язык, я не знал русского, но ухаживание за красивой 25-летней девушкой было именно той терапией, в которой я нуждался.

Четыре выбора возникли на этой неделе: во-первых, мы могли бы продолжить смотр усилий в Лондоне и Москве, чтобы преодолеть безымянного генерал-майора, который был против нас. Кит не был увлечен борьбой за визы, хотя я был менее обеспокоенным. Посадка в тюрьму, или под арест, могли привлечь общественное внимание.

Во-вторых, мы могли улететь в Японию. Как только мы это сделаем, полет фактически закончится. Шансы снова попасть в Россию будут нулевыми. Это означало бы, что все, для чего мы летели, не имело смысла.

В-третьих, мы могли бы упаковать Флайера и перевезти багажом на Аляску. Полет будет ничего не стоящим, и мы должны будем тратить следующий месяц, обрабатывая Россию с помощью СМИ США.

Наконец, мы могли бы оставить Флайера, возвратиться в Лондон и продолжить борьбу там. Когда мы получим все правовые разрешения, то должны будем возвратиться, собрать аппарат и лететь дальше.

Первая слабая надежда пришла от секретаря Русского Аэроклуба, Григория Серебренникова, которого поддержал в Санкт-Петербурге Дейв Симпсон, заместитель председателя BMAA. Серебренников сказал, что мы должны нанять русского штурмана, который проведет нас через Сибирь и, что штурман должен использовать АН-2 - 18-местный биплан, который широко распространен в России. Он сказал, что я должен буду уплатить “определенную сумму денег”, должен буду найти АН-2 и самого штурмана, а если я не доволен, то мне нужно возвратиться в Японию. По крайней мере, это был ответ. Как военные, так и Министерство Иностранных Дел согласились с этим. “Определенная сумма денег”, мы обнаружили, была около 100000 долларов. Это был рынок одного продавца.

В борьбе, которая происходила между мной и властями, возникла проблема наших виз. Они истекали в понедельник, 25 мая, через 11 дней после того, как мы прилетели в Южно-Сахалинск. Первоначально, не было никакой проблемы в том, чтобы возобновить их, но затем кто-то в Москве возразил и нам сообщили, виз не будет. Я открыто смеялся этой угрозе. В тот уикенд в Бирмингхеме на собрании восьмерки Тони Блейр встречал Бориса Ельцина. Может действительно кто-то из них пожелал успеха двум англичанам, пытающимся облететь вокруг Земли и выдворяемым из России из-за проблем с визами? Не очень вероятно, я думаю.

Но Кит думал иначе.

Он и я проводили значительную часть нашего времени отдельно. Он много виделся Линой (“Я любитель блондинок, Брайен”.). Это была серьезная вещь для него, в отличие от моих отношений с Ариной. С потерей Бекки он потерял молодую жену блондинку, но Лина была даже младше и глубоко тронута им. Все же, я думаю, что долгие часы в его спальне оказали фатальное воздействие на ее голову.

21 мая, на 59-й день после того, как мы покинули Лондон, я возвратился в свою комнату после завтрака и написал: у Кита и меня возник спор во время завтрака. Он начал его с обычного ультиматума.

“Если я не получу к понедельнику возобновленную визу, я покидаю страну”,- сказал он. “Хорошо, а я нет”,- ответил я.

Спор шел относительно обычных позиций между нами, и включал два существенно противоположных взгляда. Его позиция состояла в том, что полет был первостепенным, выше программ ТВ, выше сделанных фотографий, выше чего-нибудь еще. Для того чтобы иллюстрировать это и его неуважение к чему-нибудь еще, он мало снимал на видео или фотографировал. Но он верил, что у нас не будет успеха, если мы нарушим закон.

“Ты не можешь просить меня нарушить международный закон”,- сказал он, “а это то, что мы будем делать, если останемся здесь, когда наши визы закончатся”.

Я верил, что Русские власти, которые не хотели, чтобы наш полет продолжался, будут использовать то, что истекли наши визы, чтобы поставить нас вне закона. Но если бы мы пожелали быть арестованными, и даже заключенными в тюрьму, то было бы другое дело. История, которая граничила с большим скандалом, и должна была, несомненно, стать таковым, если бы нас заключили в тюрьму или даже выслали.

Кит искренне верил, что лучше подчиниться закону и уехать, возможно зависнув около Анкориджа, и продолжая борьбу оттуда, или возвратиться в Лондон, чем непосредственно столкнуться с русскими военными Я этого не хотел. И то и другое было одинаково глупо. Он же думал, что я не прав и что мои действия подвергают опасности полет.

“Я хочу иметь возможность вернуться сюда. Если этот полет не получится, тогда в будущем, я смогу участвовать в другом кругосветном перелете, и я не хочу чтобы России запретила мне из-за того, что эта виза истекла”, сказал он.

Так как он находился в этом перелете исключительно потому, что, я организовал его и нашел ассигнования, мне было трудно стерпеть, но я промолчал. Разве это бы помогло?

Затем Кит четко написал: “Я не хочу подвергать риску мои шансы следующей Русской визы. Поскольку все остановилось, я смогу возвратиться в Лондон и позвонить в Вирджин. С моим опытом, я должен быть в хорошей позиции, которая должна подойти для их команды”.

Я подумал, чтобы слегка его встряхнуть, потому что это было совсем маловероятно. Но это проиллюстрировало его намерения. “Не это я обдумываю в данное время”,- добавил он.

Последнее объясняло почему в прошлом он не соглашался с моим решением в вопросах, где я нес ответственность, а ставил ультиматумы, чтобы делать по-своему. Я не хотел, чтобы он уходил, но и не мог заставить его оставаться, особенно, если он не был согласен с моими доводами. Если он хотел возвращаться домой, конечно, он мог это сделать.

Его прагматическим взглядом было, “Ты не можешь просить меня, чтобы я нарушил закон. Это не честно”. Я ответил: “Я могу попросить, а ты должен сделать свой собственный выбор”.

Я был возмущен и предан предложением, что не должен продолжать реальную борьбу с Русскими властями, из-за того, что это подвергает опасности шансы Кита быть выбранным Ричардом Бренсоном, если наш полет потерпит неудачу. В общем, как и большинство других людей Кит, кажется, решил, что я собрался терять этот шанс. В этом случае, он был бы свободным агентом. Он был бы, на самом деле, в состоянии сообщить Ричарду Бренсону, что он знает больше о кругосветном перелете, чем что-нибудь другой, кроме меня. Моя готовность спуститься к телефону должна была бы подвергнуть риску этот сценарий.

Я чувствовал себя очень одиноко. Чарльз назвал это ударом ниже пояса.

Пока Кит предъявлял ультиматумы, независимо от того, какие различия мы имели во мнениях, о погоде, при которой лететь, или о тактике, это были вполне нормальные разногласия между двумя разными людьми. Мы были, по существу, вместе. Но этот комментарий о Бренсоне опустошил меня. Кит позже сожалел о том, что он сказал что-то о Бренсоне, из-за того, что “Ты придал этому слишком большое значение”. Но он так сказал из-за того, что это было то, о чем он думал. А я сделал этот поступок, поскольку его нужно было сделать.

Были еще два комментария от Кита, которые обнаруживали его внутреннее мышление. Первый, когда он сказал, что он еще достаточно молод, чтобы еще раз пойти в кругосветный перелет, ссылаясь на свой собственный возраст (46), по сравнению с моим. Другой был, чтобы использовать слова “Вальтер Митти”¹ относительно моего стремления сталкиваться с Русскими властями.

Кит сказал после чтения моего письма, что он не изменил своего решения. Если я не смогу гарантировать его визу, он хочет уехать. Он повторил припев: “ Ты не можешь просить меня нарушить закон”. Я много раз пытался изменить его решение. Он был как алмаз.

Это было на фоне того, когда мне пришла мысль, что если он покинет страну, у меня освободится заднее сидение для русского штурмана. Если я найду такого смелого, который полетит со мной, то не нужно будет нанимать АН-2.

Сначала, я подавлял эту мысль, пока ожидал, выполнит ли Кит свою угрозу, а затем заполнить его место. Но мы были так много вместе, что было бы нечестно, чтобы сделать это. Заняло три дня болезненного мышления, чтобы сделать этот вывод. Дома у меня были откровенные дискуссии с друзьями Валери Томпсоном и Кей Барли. Они оба были ошеломлены тем, что Кит выбрал Бренсона, и затем свирепо возражали этому.

Энди Вебб сказал, что если мы разделимся, “Снимай все на пленку”.

В понедельник 25 мая Кит, я и Валерий прошли под дождем, льющим как из ведра, в офис Министерства Иностранных Дел в центре Сахалинска, чтобы получить наши визы, продленные на неделю.

Это сняло давление с Кита, но усилило давление на меня. Если бы Кит оставил полет на днях, из-за того, что его виза не была возобновлена, решение о русском штурмане принималось бы легче. Но я решил привлечь его к участию во всех решениях, как бы болезненно это ни было. Мы возвратились в отель, и я попросил Валерия снимать дискуссию на видеопленку.

Я привел Киту логику нашего плачевного состояния и мое предлагаемое решение, что я посылаю его самолетом на Аляску, чтобы он там ждал меня, пока я буду лететь через Сибирь с русским штурманом на заднем сидении. Кит, наверное, думал, что я смогу найти 100000 долларов, чтобы оплатить затраты на АН-2, который будет сопровождать нас. Он поднял кошмар переговоров, снова начиная с полпути, с того, что русские запросили много денег, когда мы можем наименее им сопротивляться. “Ты не можешь верить кому-нибудь в этой области”, сказал он. Он согласился лететь и не нашел ни одного аргумента против меня. Я беспокоился относительно его души, его обязательств в полете, если он полетит на воздушном лайнере до Аляски. Кит ни разу не дал никакого признака того, что он собрался отказаться от полета на Аляску.

В конце дискуссии, он сказал, что хочет подумать об этом наедине. Когда Валерий и Кит разошлись по своим комнатам, я продолжил поиск штурмана и просмотрел цены на АН2. 45000 долларов по контакту Валерия, 75000 долларов через местного пилота, Альберта Брайчемко. Оба назвали цены, как если бы они были беспомощны что-либо изменить, но в их голосах была смутная мечтательная надежда в том, что меня можно будет уговорить уплатить. Я думаю, они верили, что люди с Запада имеют секретные запасы миллионов долларов, которые мы прячем от русских, но которые под давлением ловких купцов, должны будем выложить.

Я потратил вечер, делая свою бумажную работу, когда раздался стук в дверь. Это была Арина. Она теперь говорила так много о деньгах, что я прозвал ее “Денежный Мешок”. Ей нужно было новое лезвие для бритвы, но у меня оставалось только два, которые я оставил до Аляски, поэтому я сказал, нет. Я пошел с ней вниз в комнату Кита и нашел Лину на последних этапах бритья усов и бороды Кита. Он носил эту бороду в течение 20 лет, так что случилось нечто основательное.

Я тратил дни на дальние переговоры с руководителем всех русских штурманов на Дальнем Востоке, Петром Петровым. Разумный Петр вел переговоры от имени третьей стороны. Оказалось, что он все делал для себя. Он хотел заработную плату 245 долларов в день, плюс все затраты, включая авиабилет обратно в Россию из Америки, уплаченные наличными. Валерий, верный до конца, оставался с нами, более износившийся и более неаккуратный. Обычно я покупал ему пищу, из-за голодного взгляда, который он бросал на салями, который я покупал на рынке. Валерий сфотографировал Кита и меня. Мы пожимали руки под тенью статуи Ленина в тот редкий момент времени, когда Кит был без Лины.

Теперь мы стали большими местными героями. Полностраничные полосы в газете, получасовая программа на телевидении, построенная вокруг длинного интервью со мной. Я, кажется, соответствовал русскому стереотипу “прочного человека”, идеи, которая отталкивает меня. Я был очень рад, что ни одна из этих реклам не была показана в Англии.

Когда я вернулся домой, Сара Брауз захотела узнать, если полет продолжал один пилот, почему это был я, а не Кит? Поколение моего отца сравнило бы Сару Брауз с лампой “Toc H”¹.

На шестьдесят шестой день после того, как мы покинули Лондон, и 13-й день нашего интернирования в России, я провожал Кита в аэропорту, вместе с подавленной Линой, близкий к слезам, но выглядевшей весьма очаровательной.

29 мая Петр Кузьмич Петров прибыл с небольшим плоским чемоданом и Флайер не вызвал у него отвращения. Он был среднего роста, ловкий и бодрый, с лицом боксера - характерным сплющенным носом, который он заработал как чемпион Русского Дальнего Востока по боксу. Его английский язык был плох. Я хотел взять его с собой на тренировочный полет. Это предложение вызвало много сосания зубов среди австралийской воздушной команды, которые были моими хозяевами, но он склонил властей на свою сторону и мы летали минут 40. Он сказал потом, что еще хотел бы полететь со мной.

Вечером после обеда позвонил Пол Лоч и сообщил мне, что после переговоров о приобретении Амвеско контрольного пакета акций, GT Глобал умерла как марка, и он уволен с работы. Вся его большая энергия вытекла из него, и он сжался до “небольшого офиса по дороге пока я обдумываю случившееся”. Так как он был моей ультимативной точкой апелляции, моим защитником и борцом, я был разрушен.

“Так кто же теперь присматривает за полетом?” спросил я. “Даллас”,- сказал Пол, с коротким смешком. Мое сердце ослабло.

Пол также сказал, что Ньюлин сообщил, что Кит в Анкоридже смирился и готовится возвратиться домой. Я сказал, что это абсолютно неправильно, но Ньюлин поклялся, что это так. Падение Пола и передача GT Глобал означало, что все договоренности рухнули. Больше не было спонсора, который оказывал бы благожелательность. Если и Кит вернется домой, я останусь совершенно один. Я должен все передумать во время трудного полета на Аляску. Смогу я продолжить перелет в одиночку?

У нас было два трудных дня в борьбе с властями, которая привела к необходимости точной оценки времени, за которое мы должны сделать каждый шаг сибирского путешествия. Петр Петров и Валерий делали всю эту работу. Я проводил время с двумя австралийскими пилотами, Марри Ос-Вестоном и Деннисом Вильсоном и их инженером, Джоном Стьюартом. Они показали мне два записанных эпизода Майкла Пелайна Великолепные Пряжи. Было нечто сюрреалистическое том, чтобы пребывать в Южно-Сахалинске и наблюдать замечательную сатиру Пелайна об отношениях в Британской Империи. Однако это был англосаксонский мир.

Я пробовал позвонить Киту на Аляску, чтобы понять, что из того, что сказал Ньюлин, было истинным. Но его не было в комнате. Я оставил для него сообщение, чтобы он позвонил мне, но он этого не сделал. Я чрезвычайно волновался о предстоящем полете и условиях, через которые нужно было лететь. Я знал, как болезненно, по-видимому, было для Кита, уехать, но он был участником в принятии решения, и я все еще не мог увидеть никакой альтернативы. Он так много потеряет, возвращаясь рано домой.

Когда мы получили формальное разрешение, чтобы продолжить полет 30 мая, произошла разрядка напряжения. Валерий, Петр и я вышли и купили бутылку водки, апельсиновый сок, шоколад, редисы, и устроили небольшой праздник в моей спальне. Арина звонила, пытаясь найти свой обычный бесплатный обед и более навязчивый разговор относительно недостатка денег у нее. Мне это было не интересно.

Чарльз позвонил 31 мая, чтобы подтвердить, что Кит купил билет из Анкориджа в Лондон. Он должен возвратиться домой в течение двух дней.

Потом пришло действительное потрясение.

Позвонила Элисон, чтобы передать сообщение от Ньюлина и Брауз. Они заявили, что Кит сказал им, что он рассмотрит продолжение полета со мной, если я позволю ему лететь соло из Нома в Анкоридж.

Я подумал, что это была совсем глупое предложение и если сообщение верно, то вызывало отвращение. Предложение, кажется, возникло из дискуссии между Колином Эдвардсом, фотографом посланным в Анкоридж Ньюлином, и Китом сразу по прибытии на самолете из Южно-Сахалинска и намеревавшемся ехать домой. Ньюлин попросил, чтобы Эдвардс сделал все, чтобы убедить Кита остаться. Проходили длинные еженощные дискуссии в баре отеля. Через два дня, 30 мая, Эдвардс спросил Кита: “Что нужно сделать, чтобы вы остались?” Позже он сказал мне, что это Кит сделал предложение, что я выхожу в Номе и позволю ему лететь соло в Анкоридж. Аргумент был такой: “Никто из нас не должен облететь вокруг Земли, а команда - да”.

То ли Эдвардс, то ли Кит сообщили это Ньюлину. Согласно Элисон, Ньюлин вернулся в офис и сказал, что нужно иметь “честь среди пилотов”. У Ньюлина не хватало мозгов, раз он мог представить, что после борьбы через всю Сибирь с посторонним человеком на заднем сидении, я затем выйду из собственного летательного аппарата и позволю Киту некоторое время пилотировать соло. Это привело бы к тому, что ни Кит, ни я не смогли бы стать рекордсменами. Это означало бы, что Ричард Бренсон независимо от того, какую бы команду он ни выбрал, сможет установить рекорд. Это было бы также прямым нарушением моего контракта с GT Глобал, для которой Ньюлин якобы работает, хотя и только на общественных началах. Вот что означали понятия Ньюлина, который использовал слово “честь”.

Я провел большую часть этого дня в состоянии глубокого удара от этого совета. Это было столь циничным. Я не мог поверить, что Кит шел вместе с этим. В полете не осталось никакой честности. Какое общественное извинение можно использовать для выхода?

Кит не произвел слишком много суеты во время отъезда. Возможно, из-за того, что он был подготовлен уехать в любом случае если его виза не будет продлена, чтобы быть уверенным, что в будущем он сможет получить другую визу для шанса лететь для Бренсона.

С этими мыслями, сбивающимися в моей голове, в этот день я покинул Южно-Сахалинск, с Петром на заднем сидении, но через 30 минут полета мне сообщили, чтобы возвращаться. Бюрократу в Москве не понравился прогноз погоды в области, через которую я летел. Я помню положение в середине взлетной полосы и крик на верхних нотах моего голоса, “Е..... Россия!” Это напугало Петра. На следующий день, 1 июня, Петр думал, что погода слишком плохая, чтобы лететь. Он нервничал, садясь в Флайер, но каждая дневная задержка стоила мне 245 долларов для оплаты, плюс счет за отель. Значительную часть времени я был в очень плохом настроении. Оно усугублялось тем, что я был не в состоянии связаться с Китом в Анкоридже, чтобы узнать какие рассказы о нем были истинными, а какие нет. Но я смягчился, когда вечером, остался с австралийцами в их квартире, убежденный, что смогу утром улететь.

Эндрю Фокс во Владивостоке и Дейв Симпсон в Англии, оба звонили и спрашивали телефонный номер Кита, чтобы попытаться убедить его подождать меня в Номе на Аляске.

Я тоже хотел, чтобы он ждал, но я также желал, чтобы он делал это с охотой. За час до отправления в Сибирь позвонил Кит.