Получасом позже Вивиани опять в Елисейском дворце. Его проводят прямо в кабинета президента республики.
— Он не желает болтаться со мной на одном фонаре? — с улыбкой переспрашивает Пуанкарэ, — но вы ведь знаете нашего Тигра! Интересует ли вас вопрос, каковы его желания в действительности?
Тигр добивается вашего портфеля!
Он патриот, он ставит Францию выше всего и не может доверить решение важных вопросов компетенции голосования без возможности повлиять на результат. Все, чем он меня пугает — пустяки, но...
Вивиани вспыхивает и, забывая такт, перебивает президента республики:
— Господин президент, если вы считаете, что для блага родины лучше, если Клемансо станет министр-президентом, мой портфель, конечно, в вашем распоряжении...
— Но, мой друг, что за мысли приходят в вашу голову!
Пуанкарэ берет Вивиани под руку и подводит к столу с картами.
Некоторое время он говорит о положении на фронте, осторожно передвигает цветные кубики и снова аккуратно ставит их на прежнее место. Вивиани с величайшим интересом следит за спокойным, деловитым рассказом президента республики, в словах которого растущая опасность словно распыляется, становится меньше и уступает место здравому рассуждению, лишенному налета истерики.
— Вы говорите, что в палате замечаются ужо недовольные? — спрашивает Пуанкарэ.
— Да, господин президент. Мне кажется, что настало время привлечь к работе в правительстве по возможности больше людей из разных лагерей. Кто знает, во что выльются неудачи на фронте? Неизвестно также, как будет реагировать народ, если немцы еще больше будут углубляться во Францию. Подготовление кадров нового кабинета — вот, что кажется мне самым актуальным.
Пуанкарэ внимательно выслушивает доводы Вивиани, и не проходит часа, как в кабинете президента республики оказывается новое лицо — Аристид Бриан, низкорослый, немного сутулый, уже поседевший, и с постоянно движущимися руками. Бриан молчаливо поглядывает на президента республики и на Вивиани. Он уже был министр-президентом, человеком, перешедшим «на ту сторону баррикады», оставившим как и Вивиани, ряды социалистов и возглавляющим теперь фракцию социал-республиканцев.
Через десять минут президенту республики докладывают о новом посетителе, Теофиле Делькассэ. В дверях появляется бывший французский посол в Петербурге, близорукий, с большими усами и ежиком седоватых волос, свидетель «Прыжка Пантеры» в Марокко и встречи царя с Пуанкарэ и Вивиани в Петергофе.
Немедленно вслед за ним появляется третий вызванный по телефону гость, Александр Мильеран, тоже бывший социалист и военный министр с 1912 по 1913 год, — человек, имевший большие заслуги в деле усиления армии, чем бывший до него на том же посту генерал.
Поздоровавшись с собравшимися, он, после предложения Пуанкарэ сесть, берет стул, переворачивает его и садится верхом, облокотившись руками на спинку и положив на них подбородок. Внешне кажется, что Мильеран пришел только, чтобы послушать. На самом же деле за стеклами пенсне горят умные глаза, готовые в любой момент ответить прямым непреклонным взглядом, доказывающим волю и бесстрашие.
Говорит Делькассэ. Он бранит бездарных дипломатов, критикует военного министра Мессими и, когда его критика достигает высшего предела, Бриан молчаливо поддакивает, кивая головой. Делькассэ оживляется. Он говорит все быстрее. Бриан, словно подчеркивая, обращает внимание присутствующих на некоторые места его фраз опять таки немым жестом, на этот раз руками.
Для Пуанкарэ ясно, что военный министр не пользуется популярностью бывших членов правительства и депутатов.
Когда Мильеран обрушивается на Мессими резкими нападками, в которых сквозят явные обвинения в недобросовестности его образа действий, Пуанкарэ пытается что-то противоречить. Однако, его попытка защитить военного министра не встречает сочувствия.
Гм. Положение щекотливое. Если Пуанкарэ добивается нового кабинета, то, очевидно, сотрудничество Мессими с этими тремя лицами немыслимо. Придется выбирать: либо Мессими, либо они...
В то время, как вызванные им политики продолжают рассуждать о создавшейся ситуации, Пуанкарэ неожиданно встает и подходит к окну. Мысли быстро сменяются в его голове, подсказывая разные возможности. Одно время он думает, — не лучше ли было отдать дело составления нового кабинета в руки Клемансо.
Клемансо... Клемансо...
Одно мгновение кажется, что участь нового кабинета решена, как вдруг перед глазами Пуанкарэ встаете реальное затруднение: Клемансо немедленно сместит Жоффра. Оп заменит его марионеткой. Будет в действительности командовать армиями сам и вести войну, как ему захочется.
Сумеете ли Тигр провести столь сложную и опасную игру?
Это рискованно.
Пуанкарэ возвращается к своему креслу. Ему теперь ясно. Мессими надо удалить, дело управления страной передать в руки присутствующих лиц. Это даже будет удачный тактический ход, потому что скоро нельзя будет скрывать от населения Франции действительного положения дел на фронте, и тогда взрыв страстей неизбежен. Если Мессими уйдет, все неудачи падут на его голову, и новое правительство сможет работать, базируясь на надеждах парижан и французов.
Итак, решено. Иначе могут вспыхнуть беспорядки... Раймонд Пуанкарэ уже видит призрак их...
ВОЕННЫЙ МИНИСТР ПОТРЯСЕН
Сейчас, в 11 часов утра, военный министр Франции Мессими еще ничего не знает о том, что президент Пуанкарэ в душе своей решился пожертвовать им. В это время министр занят разговором, который далек по своей теме от отставки, но от которого все же холодный пот выступает на его лбу...
В рабочем кабинете министра, перед тяжелым дубовым столом, заваленным планами, чертежами и томами книг, стоит столь же тяжелый и грузный генерал инженерных войск Гиршауер, заместитель начальника штаба генерала Мишеля, коменданта крепости Париж. Так как авиация тех времен еще находилась в зачаточном состоянии, у Гиршауера двойной пост: он в то же время командующий воздушными силами Франции.
Против него, во вращающемся кресле, сидит военный министр Мессими. Вышедший в отставку на пенсию капитан генерального штаба, полувоенный, полу штатский, депутат радикалов, деятельный интриган кулуаров, бывший уже однажды министром колоний. В тот момент, когда часы бьют одиннадцать, он упирается локтями в хрустящие планы и невнятно спрашивает:
— Неужели это правда, что вы докладываете, генерал? Можно ли принять всерьез заявление, что крепость Париж не может обороняться, что форты не приведены в порядок, орудия не имеют бетонированных площадок, рвы завалены мусором — одним словом, что с момента начала войны, никаких работа не производилось?
— Вы повторяете мои слова, ваше превосходительство.
Вздрагивает звонок телефона. Мессими с раздражением прикладывает к уху трубку и небрежно спрашивает.
— Ну?
Мембрана квакает голосом секретаря президента республики. Мессими слышит предложение немедленно явиться в Елисейский дворец. Важное совещание.
— Скажите господину президенту, что я не могу явиться. У меня тоже важное совещание.
Бросив трубку, он снова обращается к Гиршауеру. Тот стоит неподвижно, закусив губу. Ему хочется говорить, говорить много и резко, обвинять себя и Мишеля, обвинять отдел снабжения; но слова застревают в горле. Гиршауер ограничивается полупоклоном.
— Разрешите идти, ваше превосходительство?
Мессими устало машет рукой:
— До свидания, генерал.
Шпоры Гиршауера едва слышно бряцают. Он кланяется еще раз и выходит, плотно притворив за собой дверь.
Мессими, словно обмякнув, оседает в кресло.
Это невозможно представить! Он ведь столько раз спрашивал генерала Мишеля, как обстоит дело с укреплениями Парижа! Спрашивал действительно часто и всегда получал ответ, что все в порядке: работы в полном ходу и успешно приближаются к окончанию.
Министр вздрагивает. Тяжелым камнем ложится на его сердце упрек, что он ни разу не потрудился лично проехаться вдоль линии фортов и на месте убедиться в их состоянии.
Да разве это могло прийти в голову? Разве доклад облеченного доверием лица не является достаточно компетентным? Разве недоверие к нему не было бы равносильно подозрению Мишеля в государственной измене?
Но неужели Мишель все-таки...
Нет! Не может быть! Мишель наверно был уверен в несокрушимости плана номера 17 и сделал такую же оплошность, как и Мессими сам: не бывал на месте работ, а слушал доклады подрядчиков и подчиненных, которым хотелось показать все в благополучном свете.
Что же делать теперь? Париж беззащитен...
Мессими сжимает голову, и мучительный стон вырывается из его груди. Время бежит, опасность возрастает с каждым мгновением...
Как спасти Париж?..
Как спасти Париж... В ночь с 22 на 23 августа после кошмарных ночных боев, остатки шестого корпуса были отброшены немцами на 30 километров к югу от Билли-су-Мажиенн. Тысячи убитых и раненых. В 164 полку все офицеры или ранены, или исчезли. 42 дивизия, захвачена врасплох на биваке, буквально вырезана. Сороковая дивизия также сильно пострадала.
Достарыңызбен бөлісу: |