§3. Франция: формирование Пятой Республики

Смена конституционного устройства — привычный для современной Франции путь преодоления системного кризиса. Начиная с революции 1789 г. в этой стране было принято пять республиканских конституций, четыре раза устанавливался монархический строй. В итоге можно говорить о девяти различных конституционных режимах на протяжении примерно 200 лет, причем все эти изменения были реальными, а не формальными. Даже с учетом высокой динамики политической жизни, характерной для Европы XIX—XX вв., такая подвижность конституционно-политической системы — явление уникальное. Не отходя от основной темы, хочется подчеркнуть принципиальную разницу конституционных изменений во Франции и в России советского времени. Советская Конституция также менялась неоднократно (точнее, четырежды) за 70 лет коммунистического режима, но эти изменения, при всей их внешней масштабности, не носили принципиального характера, поскольку реальная власть все равно оставалась в руках нескольких человек из высшего партийного руководства. В этом отношении Устав КПСС представлял собой подлинную конституцию СССР.

Все изменения во Франции происходили в результате резкого обострения политической борьбы. Однако такие сдвиги, часто (или даже как правило) вызываемые комплексом экономических проблем и противоречий, обычно не сопровождались глубокими экономическими реформами, которые в современной французской истории осуществлялись эволюционным путем. Типичным в этом отношении был и политический кризис Четвертой Республики.

Четвертая Республика просуществовала сравнительно недолго. Ее годы характеризовались ускоренным экономическим развитием и постоянными правительственными кризисами, естественными в парламентской системе со множеством политических партий. Практика показала, что такой режим устойчив при наличии общего благоприятного экономического и политического климата, но он не обладает достаточными ресурсами для преодоления более глубоких кризисов.

В условиях быстрого послевоенного экономического роста относительно слабое влияние политической власти на жизнь страны устраивало основные группы населения. Смена кабинетов, чье положение полностью зависело от текущего соотношения сил в парламенте, происходила в среднем каждые 4—6 месяцев. Президент был весьма ограничен в правах. Политическую элиту и избирателей, в общем, удовлетворяла существующая система — практически никто из влиятельных на тот момент политиков не выступал с идеями усиления исполнительной власти. Исключением была позиция генерала де Голля, но даже на волне послевоенной популярности он не мог получить на выборах сколь-нибудь заметной поддержки избирателей.

Однако во второй половине 50-х гг. ситуация и в экономике, и в политике страны начала ухудшаться. Быстрый послевоенный рост резко замедлился. По ряду показателей Франция стала отставать от Германии. Снижение конкурентоспособности французских товаров и рост инфляции привели к ухудшению жизни населения. Эти процессы можно было преодолеть и в рамках парламентской республики, но катализатором кризиса стали неудачи во внешней и внутренней политике — франко-англо-израильская война 1956 г. с Египтом, а также начало войны в Алжире, который считался неотъемлемой частью Франции. Начался быстрый подъем цен на топливо, а затем и на другие товары. Результатом стал рост политической нестабильности при одновременном усилении интереса к интервенционистской (дирижистской) экономической политике властей.

В этих условиях быстрая смена кабинетов стала вызывать раздражение у населения как признак нежелания партий «нести ответственность за страну». Все большей симпатией начали пользоваться идеи усиления исполнительной власти, которая была бы способна принимать ответственные решения и проводить их в жизнь. Впервые в послевоенный период большинство французов стало склоняться к мысли о необходимости «сильного влияния» на экономику правительства, которое защитит граждан от кризиса.

Строго говоря, сам по себе парламентский характер конституционного режима Франции 1946—1958 гг. не мог быть ни источником этого кризиса, ни препятствием для реализации антикризисной программы. Проблемы, здесь возникающие, связаны со спецификой организации групп интересов, политических сил, а также политических и культурных традиций страны. В данном случае обострению кризиса способствовали следующие факторы:

значительная поляризация политических сил, представленных в парламенте, что являлось препятствием для формирования устойчивых политических коалиций, способных к осуществлению стабильного и последовательного курса;

поляризация социальных сил, острота борьбы между правой и левой частями политического спектра, с трудом способных найти консенсус даже в условиях национального кризиса;

наконец, наличие такого фактора, как опасность дезинтеграции государства, сопровождавшаяся усилением националистических настроений.

Все перечисленные факторы актуальны и для политической жизни современной России. Распад империи и опасение за судьбу своих соотечественников переплетаются здесь с недовольством либеральной экономической политикой и традиционной склонностью к государственному патернализму в экономике. Тем более что харизматический характер исполнительной власти на практике, как правило, сопровождается попытками усиления вмешательства правительства в хозяйственную жизнь.

Шарль де Голль пришел к власти путем, который можно охарактеризовать одновременно и как легитимный, и как нелегитимный. Легитимный, поскольку право сформировать правительство, разработать проект новой Конституции и провести по нему референдум, а также чрезвычайные полномочия были предоставлены де Голлю парламентом в результате обсуждения этих вопросов и голосования по ним. Нелегитимный, поскольку при передаче ему власти были грубо нарушены ст. 90 и 91 Конституции 1946 г. о порядке пересмотра Основного закона. Кроме того, передача власти происходила на фоне мятежей, которые подняли армия в Алжире и экстремисты на Корсике.

Формирование нового режима имело ряд особенностей, важных для устойчивости новой власти и впоследствии сыгравших серьезную роль при конструировании нового конституционного поля. В рамках исследуемой проблемы целесообразно специально выделить следующие особенности.

Во-первых, единство значимых для данного времени политических сил, несмотря на их идеологическую пестроту. В кабинете де Голля были представлены практически все парламентские партии, за исключением коммунистической.

Во-вторых, коалиционный характер правительство имело больше по форме, нежели по существу. Партии, представленные в кабинете, несли политическую ответственность за осуществляемые реформы, деля ее с харизматическим лидером. Однако зависимость власти от баланса сил в парламенте и возможных изменений настроений ищущих популярности и переизбрания депутатов резко ослабла. Полномочия де Голля были таковы, что он практически не зависел от настроений, намерений и амбиций входящих в его кабинет политических сил. А парламент, вручая власть премьеру, объявил об уходе на каникулы, что было равнозначно самороспуску. Тем самым формировались и как бы опробовались на практике основы конституционного устройства будущей Пятой Республики. Реальная же власть сосредоточивалась в руках структур высшей управленческой бюрократии, формируемой лично Президентом и ему подотчетной.

В-третьих, единство экономических и политических реформ. Это нашло отражение как в ряде формальных моментов (создание соответствующих правительственных органов), так и в персональных назначениях. Прежде всего де Голль создал два комитета по разработке основополагающих политических и экономических положений формирующегося режима. Первым стал комитет по разработке Конституции во главе с министром юстиции и в составе ведущих правоведов страны — сотрудников Государственного совета и высших инстанций судебной власти, юридических консультантов де Голля. Осенью 1958 г. был создан комитет по подготовке экономических реформ (комитет по экономике), куда вошли только профессионалы-экономисты и опытные управленцы-бюрократы. По такому же принципу позже был сформирован аппарат Президента, с помощью которого де Голль реально управлял страной. Таким образом, к разработке конституирующих принципов активно привлекались экономисты, юристы и менеджеры, пользовавшиеся высоким профессиональным авторитетом и ответственные непосредственно перед Президентом. Фактически они заняли место профессиональных политиков в иерархии государственного управления.

В-четвертых, довольно быстро обнаружилась гибкость харизматического лидерства, во всяком случае в деголлевском его варианте. Придя к власти на волне «франко-алжирского» национализма, де Голль вскоре отказался от намерения удержать Алжир в составе Французской Республики.

Новая Конституция, одобренная на референдуме большинством почти в 80% голосов (при 80% участия), вводила систему правления, баланс сил в которой резко смещался в сторону исполнительной власти.

Утвердившийся конституционный порядок, сам будучи порождением острого экономико-политического кризиса, сыграл важную, если не решающую, роль в преодолении этого кризиса и переходе экономической системы в режим более или менее устойчивого функционирования. Поэтому теперь логично будет рассмотреть некоторые принципы организации и функционирования данной системы, которые важны для анализа развития экономико-политических реформ в посткоммунистической России.

В первую очередь это касается вопросов взаимоотношения парламента и правительства. Для нашего анализа здесь существенным является факт подотчетности правительства Президенту и ограничение функций законодателей лишь одобрением кабинета и принятием законов, важнейший среди которых, разумеется, бюджет. Формирование правительства теперь гораздо меньше зависело от расклада сил в парламенте, что повышало устойчивость исполнительной власти вообще и устойчивость экономической политики в особенности.

Законодательные функции парламента были ограничены. Изменились даже структура и порядок его работы, было резко сокращено количество комиссий. Парламент должен был работать две сессии в год: осенняя (октябрь—декабрь) посвящалась рассмотрению бюджета, весенняя (апрель—июнь) — законодательной деятельности. Повестку дня, особенно в период осенней сессии, по сути, определяло правительство.

Бюджет является, естественно, основным инструментом осуществления экономической политики. Проект бюджета должен был вноситься в парламент премьер-министром. При обсуждении проекта депутаты не имели права вносить поправки, предусматривающие сокращение доходов или увеличение расходов государства. Голосование проводилось только по бюджету целиком, а не по его отдельным статьям. Были установлены жесткие сроки, в которые бюджет должен был быть рассмотрен Национальным собранием (40 дней) и Сенатом (15 дней). Затем правительство декретом вводило бюджет в действие. Такой механизм бюджетного процесса был потенциально весьма эффективен для предотвращения популистских тенденций, характерных для депутатского корпуса вообще и в условиях экономико-политического кризиса в особенности.

Избирательная система способствовала укреплению представительства в парламенте центристских сил и стабилизации структуры политических интересов депутатского корпуса. Двухтуровые мажоритарные выборы укрепляли позиции тех, кто был способен идти на компромиссы и формировать устойчивые внутрипарламентские объединения при максимальной изоляции сил, занимающих в политическом спектре крайние позиции. (Этот эффект дал о себе знать уже на первых после принятия нового избирательного закона парламентских выборах, результаты которых были неожиданны для многих политиков и наблюдателей. На них в первом туре компартия (ФКП) собрала 18,8% голосов, а голлистский «Союз в защиту Республики» (ЮНР) 17,6%, однако во втором туре, при подведении окончательных итогов, коммунисты получили лишь 2%, а голлисты 40,6% голосов.) Отчасти это приводило к снижению уровня представительства в парламенте некоторых реальных политических сил (не склонных идти на компромиссы, вроде французской коммунистической партии), но консолидировало законодательную власть, что способствовало общей стабилизации экономической и политической жизни Франции.

Существенные сдвиги произошли в системе взаимоотношений государственной власти и бизнеса. Отчасти это было результатом изменения концептуальных основ экономической политики, а отчасти — изменения конфигурации институтов государственной власти. Прежде всего это стало следствием внедрения в жизнь режима «сотрудничества» в экономике, что означало усиление государственного вмешательства в хозяйственную жизнь. Правительство активизировало разработку индикативных планов экономического развития, пошло по пути расширения государственного сектора в экономике и стало рассматривать себя в качестве прямого участника отношений между экономическими агентами. Переговоры правительства с крупным бизнесом («патронатом») стали существенной частью политической и экономической жизни страны.

Соответственно, изменился характер лоббистской активности. Ограничение бюджетных возможностей парламента привело к ослаблению давления на него предпринимательских кругов, и центр тяжести во взаимоотношениях по линии «бизнес—власть» был перенесен в правительство. Однако и в этой части властных структур роль политиков менялась. Главными действующими лицами становились высшие бюрократы.

Усиление позиций профессионалов (бюрократов, технократов) в политической и экономической жизни стало важнейшим, хотя и не сразу всеми осознанным новшеством. Де Голль создал мощный государственный аппарат, состоявший из специалистов высокой квалификации и опытных управленцев. Центральным звеном в нем стал Генеральный секретариат Президента, функции которого не были официально регламентированы и в который принимали только хорошо знакомых Президенту или его ближайшим сотрудникам людей. Задача этого органа состояла в контроле за всей структурой власти в стране. Представители Генерального секретариата были во всех провинциях, во всех министерствах и ведомствах. Именно аппарат Президента организовывал межминистерские совещания в правительстве, а также «особые» совещания небольшой группы самых влиятельных министров. Аппарат собирал и обрабатывал огромный объем информации. Однако де Голль сумел так организовать работу своего генсекретариата, что последний не стал «коллективным президентом страны».

Ограничение роли депутатов-политиков было уравновешено усилением роли Президента, который имел достаточно полномочий для проведения как популистского, так и жесткого политического курса. Для жестких решений к его услугам было правительство, а удобным инструментом для «популистского авторитаризма» являлись референдумы, которые Президент мог объявлять самостоятельно.

Впрочем, экономическую политику первых лет Пятой Республики нельзя считать популистской. Скорее здесь можно говорить о доминировании популистских лозунгов. Реальные же меры были направлены на укрепление национальной валюты и снижение бюджетного дефицита, что требовало решительных действий.

Были сокращены расходы бюджета, в первую очередь путем ликвидации субсидий на товары народного потребления «первой необходимости», столь распространенные в Четвертой Республике. Повышению доходов бюджета способствовала налоговая реформа, упростившая систему взимания налогов.

Обладая всей полнотой власти в стране, особенно в условиях чрезвычайного положения, де Голль мог решиться на жесткие меры подавления инфляции. Правительство заморозило рост заработной платы, прекратило субсидировать товары народного потребления и разморозило цены. Столь же жестко был решен «школьный вопрос», широко обсуждавшийся тогда общественностью: правительство отказалось субсидировать негосударственные учебные заведения.

В производственной сфере при всем популизме политических лозунгов государство оказывало реальную поддержку ограниченному кругу производств, прежде всего крупных и экспортно ориентированных, т.е. способствующих улучшению платежного баланса страны. Выбор этого критерия был принципиально важен, поскольку он позволял избегать бессмысленных вложений в отрасли неэффективные, но способные претендовать на статус «предмета национальной гордости». Правительство отказалось от помощи малорентабельным предприятиям, которые должны были реально конкурировать на рынке. Одновременно правительству удалось создать базу для сотрудничества правого правительства с профсоюзами.

При де Голле был фактически стимулирован процесс укрепления профессиональных организаций в экономической и политической жизни страны. Вопрос о профсоюзах всегда оказывается одним из наиболее острых в ситуации глубоких экономико-политических реформ. В зависимости от проводимого курса власть имеет возможность как втянуть профсоюзы в орбиту своего влияния, так и, напротив, вести дело к расколу профобъединений. Позиция де Голля в этом отношении была противоречивой. Личностное (харизматическое) правление неизбежно пытается представить себя в качестве патрона всех граждан, и опора на различные формы объединения граждан для него весьма существенна. Одновременно технократический уклон новой власти объективно противоречил популистскому началу и не создавал устойчивой базы для взаимоотношений власти с профсоюзами.

Последнее проявилось уже к середине 60-х гг. В конце 1963 г. де Голль пришел к выводу о необходимости пересмотра основ своего экономического курса в направлении усиления конкурентных начал и использования государством преимущественно денежно-кредитных механизмов регулирования экономики. Это не могло встретить понимания профсоюзов, находившихся под сильным влиянием левых партий. Причем позиции профсоюзов к этому времени укрепились. Политическим результатом такого развития событий стала тяжелейшая предвыборная борьба 1965 г., в которой де Голлю с трудом удалось победить Ф. Миттерана, единого кандидата левых.

Развитие событий по такому пути отражало двойственный характер реформ, проводившихся в первые годы существования Пятой Республики.

С одной стороны, первоначально акцент был сделан на политические реформы как необходимую предпосылку преодоления политического кризиса. Новое руководство должно было в первую очередь обеспечить формирование консенсуса вокруг создавшихся реалий, и в этом отношении организации труда могли сыграть стабилизирующую роль. К тому же сам де Голль демонстрировал гибкость своих позиций — как в политической сфере (например, относительно Алжира), так и по экономическим вопросам (по отношению к дирижизму и свободной конкуренции). Тем самым у него была возможность опираться на различные группы французского общества, причем уязвимость этой позиции нейтрализовывалась огромным личным авторитетом Президента, вплоть до 1969 г. уверенно побеждавшего на проводимых по его инициативе референдумах.

С другой стороны, тот комплекс экономических мероприятий, который был задуман и осуществлялся де Голлем, основывался на идеях сильного национального государства, активно вмешивающегося в экономику страны, — неважно, методами индикативного планирования или при помощи финансово-кредитных рычагов. Подобная экономическая доктрина, пытающаяся подменить (хотя бы частично, по стратегическим вопросам) рыночную конкуренцию государственным регулированием, требует наличия крупных экономико-политических субъектов, «просматриваемых» из офисов центрального правительства. Организация труда в профсоюзах давала важный, хотя и не всегда удобный инструмент для проведения такой политики.

Опора на данную доктрину не могла пройти бесследно. Профсоюзы в дирижистской хозяйственно-политической системе формируют жесткий каркас отношений между трудом и властью. Эффективность этих отношений оказывается подорванной при необходимости реформ, предполагающих реструктуризацию производства и занятости — особенно в секторах, до того относимых государством к числу приоритетных. В такой ситуации профсоюзы неизбежно становятся тормозом на пути реформирования национальной экономики со всеми вытекающими отсюда последствиями для положения страны на мировом рынке. Это отчасти проявилось уже в середине 60-х, но еще более остро дало о себе знать в 90-е гг. Однако подчеркнем, задачам национально-политической консолидации сложившаяся в начале Пятой Республики система отношений труда, власти и капитала более или менее соответствовала.

Таким образом, конституционная система Пятой Республики оказалась достаточно гибкой и благодаря исключительной роли Президента предоставляла необходимое правовое поле для проведения фактически любого курса. Удачным был найденный в Конституции баланс между популизмом сильного Президента и технократизмом его кабинета, что делало возможным сочетание политической гибкости с последовательностью экономического курса. Популизм был использован для консолидации нации, находившейся на грани раскола, и не пошел дальше решения этого комплекса задач.

Пятая Республика оказалась жизнеспособной даже в ситуации, которая в конце 50-х гг. всерьез не обсуждалась. Здесь имеется в виду сосуществование Президента и правительства, оппозиционных друг другу. При харизматическом главе государства, опирающемся на выражаемую через референдумы «волю народа», такое было почти невозможно. Однако при нормализации политической атмосферы и снижении спроса на сильных вождей противостояние Президента и парламентского большинства в 1986 г. стало реальностью. Тогда же возникли идеи по изменению Конституции в части срока полномочий Президента — сокращения его с семи до пяти лет, т.е. до периода полномочий Национального собрания. Но первый опыт сосуществования Ф. Миттерана с кабинетом Ж. Ширака оказался вполне удовлетворительным (несмотря на все сложности технического и субъективного характера), и вопрос о конституционных поправках потерял свою актуальность. А в 1997 г. началось сосуществование правого Президента с левым правительством.

Ограниченность конституционно-политического режима Пятой Республики проявилась в другом. Идеология и практика «сотрудничества» в экономической области, опора на консолидированный патронат (высшие слои предпринимателей и менеджмента) и объединенный в профсоюзы труд были более или менее эффективны для проведения реформ в условиях политического кризиса и тем более при наличии лидера, чье обращение непосредственно к народу могло перевешивать неизбежно возникающие в такой ситуации мощные корпоративные интересы. Но иначе, как выяснилось, работают те же механизмы, когда возникает потребность глубокого реформирования экономики в условиях политической стабильности. Здесь хозяйственно-политическая структура демонстрирует свою особую жесткость, умение сопротивляться любым переменам, которые могли бы нарушать баланс сил. Наиболее наглядно это проявилось в связи с попыткой проведения решительных реформ в первый год президентства Ж. Ширака. Хотя сказанное и не означает отсутствия у власти определенного поля для маневра, но правительство уже не может повторять ни опыт де Голля рубежа 50—60-х гг., ни активность британского кабинета первой половины 80-х.

§4. Великобритания: экономические реформы 80-х гг.

В XX столетии Великобритании пришлось пройти через трансформацию ряда фундаментальных черт ее экономико-политической системы. Капитализм свободной конкуренции к середине века был практически полностью вытеснен социализированной системой, основанной на высокой роли государства и профсоюзов в регулировании экономической жизни, а затем, уже в 80-е гг., система эта была подвергнута глубокой реформе, базировавшейся на принципах экономического либерализма. Если ограничение рыночной конкуренции происходило постепенно и было связано с потребностями ведения двух мировых войн, то преодоление государственного регулирования (здесь точнее было бы говорить о монополистическом характере регулирования рынка, поскольку в основе его лежали целенаправленные воздействия на него двух таких мощнейших институтов Великобритании XX в., какими являлись государство и профсоюзы) проведено в сжатые сроки благодаря решительности и последовательности политического руководства страны. Оценки результатов реформ по-прежнему неоднозначны⁴¹⁰, но опыт этих реформ дает богатую пищу для размышлений.

К концу 70-х гг. Великобритания оказалась в ситуации глубокого кризиса, который приобретал системные черты. Сложившаяся в послевоенные годы система уже не справлялась с решением новых проблем. Снижалась эффективность производства, падала конкурентоспособность, а институциональная система, основанная на поддержании сложившегося баланса сил между основными субъектами политического процесса, оставалась неизменной.

В стране фактически сформировался новый конституционный режим, существенно отличный от режима XIX — начала XX в. Несущими конструкциями этого режима были активная роль государства в перераспределении национального богатства и доминирование в политической жизни профсоюзов, поддержание отношений с которыми было принципиально важно для основных политических партий и политиков. «В Великобритании правят не партии, а профсоюзы» этот тезис был широко распространен среди британских политологов (разумеется, не связанных с профсоюзами) 60—70-х гг. Профсоюзные вожди были частыми визитерами правительственных офисов, включая резиденцию премьер-министра, и имели значительные возможности влияния на выработку и принятие политических решений. В этой связи критики сложившегося «политического ландшафта» указывали, что деятели, не избранные народом на законных основаниях, участвуют в формировании правительственного курса так же, как и парламентарии члены кабинета. Эта система отличалась повышенной жесткостью, консервативностью, поскольку в основе ее лежали устоявшиеся интересы основных политических агентов и связанных с ними агентов экономических. При всем внешнем различии такая система по своей жесткости была во многом схожа с СССР 70-х гг., который тоже постепенно трансформировался от мобилизационного государства всеобщего принуждения к государству как союзу влиятельных лоббистских структур. Снижение темпов экономического роста оказалось характерной чертой обеих стран.

К концу 70-х гг. необходимость реформ, прежде всего социально-экономических, была очевидна. Недовольство проявляли практически все слои, включая даже всевластные профсоюзы. Забастовки следовали одна за другой, одновременно демонстрируя мощь профсоюзов и усиливая общественное недовольство ими. Консервативная партия, менее других в британской политике связанная с профсоюзным движением, стала силой, способной взять на себя ответственность за проведение глубоких реформ.

Две особенности британской политической системы были существенны с точки зрения возможности проведения этих реформ. Причем характерно, что роль обеих изначально не могла быть оценена однозначно.

Первая — это сам факт отсутствия писаной конституции. Предстояло трансформировать ряд фундаментальных черт сложившейся системы власти, описанной в законодательстве и конституированной в сложившихся процедурах и традициях. Изменения конституции происходят здесь с использованием обычных законодательных процедур, что заметно упрощает проведение реформ и позволяет более гибко приспосабливаться к изменяющейся ситуации, к решению новых и качественно различных задач. Однако изменения в такой конституционной ситуации важно вписать в традиционную систему политических ценностей, что в свою очередь требует выработки компенсаторных механизмов политического и социально-экономического характера.

Вторая особенность — это сам парламентский строй как фундаментальная черта британской конституции. Опыт свидетельствует, что при прочих равных условиях парламентская система более консервативная и более популистская, в связи с чем в современной политологии и политической экономии довольно распространен вывод о предпочтительности сильных авторитарных режимов для проведения экономических реформ, как правило довольно болезненных для широких слоев населения. Однако опыт Великобритании нес в себе некоторые особые черты.

Здесь следует подчеркнуть три особенности положения парламента в британской конституционной системе. Во-первых, парламент обладает исключительно широкими полномочиями, и принимаемые им законодательные акты являются верховным правом страны. Во-вторых, сильны позиции главы кабинета. В-третьих, довольно устойчива политическая структуризация общества и парламента и связанная с этим система выборов, что, как правило, обеспечивает наличие абсолютного большинства в Палате общин у формирующей правительство политической партии. Все эти три компонента создают благоприятные возможности для проведения последовательного и независимого от групп давления курса, в том числе курса экономического.

Вопрос о роли главы кабинета, о его способности и готовности в полной мере воспользоваться своими полномочиями, должен обсуждаться особо. Высокий потенциал авторитарного правления для британского премьера осознавался политической элитой этой страны, и поэтому во главе правительства здесь редко (во всяком случае, в прошлом столетии) становились личности с ярко выраженными авторитарными чертами. Такое случалось лишь в условиях глубоких кризисов. И такого же рода лидер стал премьер-министром в обстановке системного кризиса 70-х гг.

Стиль нового руководства партией проявился уже в том, что М. Тэтчер впервые за десятилетия открыто выступила на всеобщих выборах с программой возвращения к нормальной рыночной экономике. Консерваторы обещали значительно снизить налоги; начать приватизацию национализированных отраслей; отказаться от государственного контроля за уровнем заработной платы в частном секторе; ограничить права профсоюзов, запретив забастовки солидарности, и ввести тайное голосование всех членов профсоюза на выборах в руководящие органы и по вопросу о забастовках; сократить расходы на государственный аппарат и укрепить правопорядок, увеличив расходы на полицию; восстановить международный престиж страны и модернизировать армию. Причем относительная непопулярность лидера партии (М. Тэтчер, еще будучи министром социального обеспечения в правительстве Э. Хита, вызвала сильное недовольство широких слоев населения проведенным тогда решением о сокращении ряда социальных пособий. Кроме того, журналисты считали ее плохим оратором) не стала препятствием для получения консерваторами в мае 1979 г. абсолютного большинства мест в Палате общин.

Однако в первый период правления консервативного кабинета премьер-министр часто оставалась в меньшинстве в своем кабинете. Лорд Роберт Скидельски, непосредственно участвовавший в выработке реформ М. Тэтчер, обращает внимание на то, что жесткость ее деятельности как премьера была связана с исключительно низкой поддержкой со стороны других членов кабинета. «На протяжении большей части своего нахождения у власти Тэтчер управляла при поддержке «тройки» в составе Хоу, Лаусона и Теббитта (Howe, Lawson и Tebbitt), и никто из премьер-министров не терпел столь часто поражения в своем кабинете». А один из исследователей замечает, что «она, возможно, терпела поражение в своем кабинете чаще, чем любой другой британский премьер в XX веке, особенно на протяжении первых двух лет своего премьерства»⁴¹¹. Сильные конституционные позиции премьера позволяли нередко проводить решения вопреки мнению большинства министров, однако это формировало исключительно жесткий стиль руководства, о котором вскоре стали ходить легенды. «Совершенно ясно, что в ее взаимоотношениях с коллегами-министрами, государственными служащими и членами парламента от консервативной партии ее главным оружием был страх, который она внушала гораздо сильнее, чем такие политики, как Черчилль, Макмиллан или Вильсон», — пишет один из исследователей деятельности М. Тэтчер, причем сторонник ее деятельности как премьера⁴¹².

Необходимость и вместе с тем наличие парламентской поддержки является одновременно сильной и слабой стороной реформаторского потенциала британской политической системы. С одной стороны, наличие парламентского большинства у правящей партии создает политическую базу для осуществления экономических (да и любых других) реформ, поскольку при необходимости включается «машина голосования». Однако, с другой стороны, партия неоднородна, она отражает разные интересы, существующие в обществе, и британскому премьеру часто приходится балансировать между представителями различных группировок и центров силы. Стабильность партии может обеспечиваться путем компромиссов или авторитаризма. По какому пути пойдет премьер, зависит и от личности главы кабинета, и от вызовов времени. Можно согласиться с общим выводом, нередко звучащим в литературе, что в сравнении, скажем, с президентской системой правления в США реформы в Великобритании труднее начать, но легче осуществлять⁴¹³. Этот вывод имеет принципиально важное значение как для анализа процессов экономических реформ вообще, так и для опыта посткоммунистической трансформации в особенности.

Суть осуществленных под руководством М. Тэтчер реформ подробно проанализирована в научной и политической литературе⁴¹⁴, что позволяет не останавливаться на этом вопросе более подробно. Значительная часть программы экономических и социальных реформ была реализована на практике. Здесь целесообразно обратить внимание лишь на некоторые моменты, существенные с точки зрения современной России.

Авторитаризм М. Тэтчер сопоставим с авторитаризмом де Голля при всем, казалось бы, принципиальном различии конституционных систем двух стран. И хотя кризис во Франции преодолевался в основном через комплекс мероприятий в политической области, тогда как в Великобритании — в экономической, в последнем случае экономическая трансформация была поддержана адаптацией политических механизмов.

Сейчас уже можно говорить, что при М. Тэтчер произошло некоторое снижение роли кабинета и отдельных министров, хотя не сразу, а в ходе напряженной борьбы премьера. Идея реформирования всей системы исполнительной власти, разрабатывавшаяся в начале 80-х гг., не была реализована, и упор в выработке решений был сделан на группу экспертов, которым премьер-министр доверяла разработку стратегических вопросов экономических реформ. В эту группу входили независимые эксперты — экономисты (в том числе и университетские), финансисты, высшие менеджеры, — никогда до тех пор не занимавшие постов в правительстве (но потом нередко становившиеся членами Палаты лордов). Члены этой комиссии отбирались и назначались лично М. Тэтчер. (Нетрудно увидеть здесь сходство с комиссиями профессионалов де Голля.) Позднее была создана сеть аналитических центров, связанных с разработкой программы экономических реформ правительства.

Роль членов правительства, напротив, существенно снизилась. Регулярно проводились реорганизации кабинета с изменением состава государственных секретарей и министров и перераспределением портфелей между ними. Принципиальным условием пребывания в кабинете была готовность поддерживать идеологию проводимых социально-экономических реформ. «Идеологическая чистота», т.е. идеологическая близость позиций премьера и его министров, была принципиально важна для М. Тэтчер при определении политической судьбы тех или иных активистов консервативной партии. Она открыто делила своих коллег на «твердых» и «мягких» с соответствующим отношением к тем и другим. Тэтчер была убеждена, что единство базовых ценностей членов команды, позволяющее избегать идеологических дискуссий и связанного с этим противодействия курсу, является принципиальным условием для последовательного и успешного осуществления реформ. При отсутствии необходимости заботиться об устойчивости коалиционного правительства следование такому принципу было вполне возможным, особенно по мере продвижения реформ вперед и появления первых политических, экономических и даже военных (победа в фолклендской войне) успехов. Для глубоких экономических реформ такое требование даже необходимо, поскольку иначе преобразования не смогут быть последовательными.