Глава 1. Генезис «пиренейской проблемы » в англо-французских противоречиях: XIII – первая треть XIVвв

Данная глава основана на материалах широкого круга репрезентативных источников, освещающих ключевые проблемы. Группу нарративных источников составляют европейские хроники. Анализировались материалы арагонской хронистики, в частности, «Книги о деяниях», известной также как «Хроника Хайме I»⁹⁰, «Хроника» Р. Мунтанера⁹¹ и «Хроника» Б. Дескло⁹², современные описываемым в них событиям, что придает сообщаемым им сведениям особую ценность. Кастильское историописание представлено более поздними источниками, так называемыми «Тремя хрониками»⁹³ и «Хроникой Альфонсо XI»⁹⁴. В качестве дополнительного нарративного источника была привлечена «Новая хроника, или история Флоренции» Дж. Виллани⁹⁵, автор которой сообщает многие важные сведения о позиции Папства. Группу документальных источников составляют тексты договоров в Корбейле⁹⁶ и франко-кастильского союзного договора 1336 г., материалы дипломатической переписки между Англией и Арагоном, опубликованные Т. Раймером⁹⁷. Важную роль при анализе межгосударственных отношений в рассматриваемый период играют генеалогические материалы, поскольку династический брак зачастую подкреплял уже существующий союз или мог служить намерением его заключить. Поэтому в данной главе тщательно анализируются связи арагонского и кастильского домов с государствами Западной Европы.

1. 
   Внешняя политика королевства Арагон в Средиземноморском регионе и англо-французские противоречия
   

Первым серьезным дипломатическим контактом между Францией и Арагоном следует считать борьбу вокруг земель графа Раймунда VI Тулузского, покровителя альбигойцев. Борьба с ересью альбигойцев велась не только с целью искоренения инакомыслия, подрывавшего влияние Папы Иннокентия III, главного союзника короля Филиппа II. Земли графа Тулузского были чрезвычайно значимы для Капетингов, проводящих активную централизаторскую политику. Но не только французских королей привлекали эти земли. Арагонский король Педро II, один из самых могущественных правителей начала XIII в., также стремился завладеть частью этих спорных земель. Тем более, что у него уже имелись значительные запиренейские владения: графства Руссильон и Сердань, сеньория Монпелье. Последнее было присоединено благодаря удачному браку самого Педро⁹⁸. В этой связи ясны намерения Педро II – усиление арагонского присутствия в южной Франции. Отметим, что его намерения в известнной степени исполнились. Графы Раймунд VI и Раймунд VII были женаты на сестрах короля Педро⁹⁹. Сближение с Тулузским домом было чрезвычайно выгодно для Арагона. При этом внешнеполитическая активность, осуществляемая как раз средствами брачной дипломатии, развивалась в нескольких направлениях. Успешной была попытка по укреплению связей с Сицилией и Фридрихом II Штауфеном. Женитьба последнего на Констанции Арагонской¹⁰⁰ открывала доступ арагонским купцам к сицилийским портам и давала им приоритетные позиции в торговле с Востоком.

Это противоречие, стремление к усилению одновременно в южной Европе и Средиземноморье, неизбежно должно было разрешиться. Гибель короля Педро II в битве при Мюре в 1213 г. разрешила его, но разрешила трагически. Юному наследнику Педро II предстояло сделать выбор дальнейшего пути развития Арагона. Это развитие, пусть и опосредованно, не состоялось бы без участия Папства. Иннокентий III традиционно стремился не допускать чрезмерного усиления светских правителей. Поэтому де-факто находящийся на положении заложника Хайме I был изъят стараниями Папы из рук Симона де Монфора¹⁰¹, лидера похода против альбигойцев. Помимо политического расчета, сказалось еще и то, что Папа, которому Педро II принес оммаж, был вынужден заботиться о наследнике вассала.

Выбор направления внешней политики, сделанный Хайме I, объясняется, на наш взгляд, несколькими причинами. Во-первых, в этом выборе отчетливо прослеживаются экономические мотивы. В социальной структуре Арагона все большую роль начинало играть купечество. Особенно важную роль играла корпорация барселонских купцов, одна из самых влиятельных в средневековом мире. Общеэкономическая конъюнктура и главные источники обогащения были им хорошо известны. В условиях XIII в. ими были торговые операции с мусульманами, импорт предметов роскоши с Востока, спрос на которые резко возрос в Европе. Это во многом объясняет то, что одно из своих главных завоеваний, Мальорку, Хайме совершил благодаря совету и значительной помощи со стороны барселонского купечества¹⁰². Завоевание Балеарских островов заложило основы господства Арагона в бассейне Средиземного моря и значительно усилило его позиции. Разумеется, ориентация только на интересны купечества была невозможна. Поэтому успехи в деле Реконкисты происходили и в «традиционном» направлении. Параллельно с конкистой Балеарских островов был проведен захват Валенсийской тайфы¹⁰³, что отвечало интересам арагонских феодалов, получивших новые земли и новые пожалования. Разумеется, завоевание Балеарских островов и Мальорки было результатом великой победы при Лас Навас де Толоса, одержанной в 1212 г. королем Педро II.

Ускоренное экономическое развитие Арагона, выход арагонского купечества на средиземноморские торговые пути требовал поисков новых рынков сбыта. Таким рынком были ведущие в то время ярмарки в западной Европе – шампанские. Доступ на них был возможен только при установлении дружественных отношений с Францией. Отказ от борьбы в южной Франции, доказательством чего, на наш взгляд, служит договор в Мо 1229 г., стал первым шагом на пути к сближению. По условиям этого договора, большинство земель недавнего союзника, графа Тулузского, отходили к королю Франции. Протестов в защиту графа со стороны Арагона не последовало. Начавшееся сближение, подкрепленное экономически, требовало разрешения главной проблемы – запиренейских владений Хайме I. Эта принципиальная проблема получила свое разрешение в тексте договора в Корбейле 1259 г. Согласно условиям этого договора, подтверждались права Хайме I на Руссильон, Монпелье, Сердань¹⁰⁴. Тот, в свою очередь, отказывался от попыток дальнейших приобретений, а Людовик IX от прав на Испанскую марку.

Ко второй половине XIII отношения между Францией и Арагоном были благоприятными. Раздел сфер влияния в южной Франции разрешил некоторые спорные вопросы. Положение могущественной морской державы, привлекательная в глазах короля Людовика IX крестоносная политика Хайме I, значительные территориальные приобретения делали Арагон достойным партнером. Король Франции стремился укрепить не только экономические, но и политические связи между королевствами, что не противоречило и устремлениям Хайме I. Результатом явился брак между сыном Людовика Филиппом (будущим королем Филиппом III) и инфантой Изабеллой Арагонской, заключенный в 1262 году¹⁰⁵.

Параллельно с процессом франко-арагонского сближения происходили и другие весьма значимые процессы. После битвы при Бувине 1214 г. и разгрома антифранцузской коалиции короли из династии Капетингов захватили многие из исконных владений Плантагенетов. Попытки войны с Францией неизбежно заканчивались для Плантагенетов поражением. В итоге, король Генрих III сделал ставку не на прямую вооруженную борьбу с Францией, а на методы дипломатические, нацеленные на то, чтобы окружить Францию кольцом подконтрольных Плантагенетам территорий. Последние исследования относят к таким попыткам вмешательство в борьбу за корону Священной Римской империи¹⁰⁶. Представляется, что к таковым может быть отнесена и борьба вокруг Сицилии и земель в Южной Италии.

Как видно из вышесказанного, в первой половине XIII века пиренейские государства не являлись частью англо-французских противоречий. Наиболее активными были торговые контакты между Арагоном и Францией, причем до 1262 г. обе стороны, как представляется, не стремились к более тесному сближению. На основании имеющихся у нас данных нельзя сказать, что Арагон входил в число стратегических союзников Англии. Также нельзя утверждать, что Плантагенеты имели намерение начать активную дипломатическую борьбу на Пиренеях. Пока центром противоречий были только континентальные владения английских королей, борьба велась главным образом за союз с графом Фландрии. После поражения при Бувине 1214 г. для Генриха III стало очевидным, что выиграть борьбу против Капетингов без широкой международной поддержки будет невозможно. Поэтому после 1214 г. наблюдается определенная эволюция английской внешней политики. Главной целью становится создание широкой сети союзов, в том числе и с пиренейскими государствами. Складывание пиренейских союзов связано, по нашему мнению, с распадом державы Фридриха II Штауфена. Представляется, что на развалинах его владений образовалось два узла противоречий. Первый был связан с наследованием короны Императора в германских землях. Второй представлял собой комплекс проблем, связанных с Сицилией и южноитальянскими землями. Отметим, что в вопросе избрания Императора столкнулись английские и кастильские интересы¹⁰⁷, тогда как борьба за Сицилию была приоритетной для Арагона и Франции. Последние исследования включают борьбу в немецких землях Империи в круг проблем, связанных с англо-французскими противоречиями. На наш взгляд, к этим проблемам может быть отнесена и борьба на Сицилии.

Безусловно, наибольшей остроты борьба между некогда дружественными Арагоном и Францией достигла в ходе так называемой «войны Сицилийской вечерни», боевых действий после знаменитого антифранцузского восстания 1282 г. Но многое в этой борьбе будет не совсем ясно без учета предыстории конфликта, в частности, прихода к власти Манфреда Сицилийского и создания державы Карла Анжуйского. Может показаться, что эти события имеют отношение скорее к проблемам истории Италии или Средиземноморья, но, как будет показано ниже, это не совсем так. Дело в том, что сицилийские дела непосредственно затрагивали важнейшие интересы Папства. Состояние же папского государства не позволяло понтификам вести длительную борьбу против Манфреда с опорой только на собственные ресурсы. Поэтому Папство было вынуждено прибегать к помощи светских правителей с их войсками, вовлекая их в комплекс сицилийских проблем. Необходимо пояснить, что основания для этого давал сам статус Сицилии, папский лен. Согласно нормам средневекового права, он мог быть пожалован кому угодно, лишь бы потенциальный держатель имел достаточно войск, чтобы свергнуть Манфреда.

Подобная решительность объясняется тем, что наследник Фридриха II продолжал гибеллинскую политику направленную против Рима. Собственно, это был шаг, обусловленный североитальянскими связями клана Ланца, родственников Манфреда по материнской линии. Втягивание Сицилийского королевства в борьбу между гвельфами и гибеллинами означало вызов Папе. Логичный союз с гибеллинской Сиенной, разгром гвельфов при Монтаперти, решающую роль в котором сыграли немецкие войска Манфреда¹⁰⁸ – все это делало правителя Сицилии чрезвычайно опасным. При этом угрозу, исходящую от Сицилии, в Риме оценили еще до битвы при Монтаперти. Первую попытку уничтожить Манфреда чужими руками предпринял Папа Иннокентий IV. Он хотел привлечь к походу на Сицилию одного из самых известных крестоносцев Европы, Ричарда Корнуэльского, брата короля Генриха III. По нашему мнению, в 50е гг. XIII в. у короля появился замысел по окружению Франции кольцом подконтрольных Плантагенетам территорий. Ведь сил на то, чтобы возобновить открытую борьбу с Плантагенетами у него не было. Англия проявляла активность как в германских землях, так и на Сицилии. Из-за того, что борьба в Германии началась раньше чем на Сицилии, а Ричард Корнуэльский, очевидно, не мог действовать сразу на двух фронтах, претендентом был выбран его племянник Эдмунд, еще совсем юный. Согласие Папы на очевидно слабую кандидатуру следует объяснить тяжестью ситуации на самом Апеннинском полуострове. Поэтому Иннокентий IV и согласился вручить права на Сицилию фактически ребенку. Не вдаваясь в детали, отметим, что сицилийский проект Генриха III окончился неудачей. Финансовые возможности Англии не позволяли вести активную внешнюю политику. Это, наряду с отсутствием поддержки у английских баронов, предопределило неудачный итог английской попытки получить контроль над Сицилией. В целом же, вмешательство в борьбу за наследство Фридриха II в Германии и Италии стало одной из причин второй баронской войны. Что, в свою очередь, еще больше усилило французские позиции.

После неудачи с английским кандидатом и стремительного для Рима ухудшения обстановки после битвы при Монтаперти Папство ускорило поиски кандидата на сицилийский престол. По мнению автора, выбор Святого Престола не в последнюю очередь объясняется тем, что занимавшие его Урбан IV, в миру Жак Панталеон, и Климент IV, Ги Фулькуа, были выходцами из Франции¹⁰⁹. Поэтому при выборе нового держателя сицилийского лена они стремились опереться на француза. Собственно, круг сеньоров, способных отвоевать Сицилию, был достаточно узок. Помимо Карла Анжуйского, которого в конце концов поддержало Папство, поход могли возглавить либо Хайме I Арагонский, либо Альфонсо X Кастильский. Но король Кастилии уже был втянут в борьбу за корону Империи. Потенциального объединения двух частей империи Фридриха II в одних руках Папство никак не могло допустить. Не слишком подходящей из-за тесных связей Арагона и Сицилии была и кандидатура Хайме I. Хотелось бы подчеркнуть, что при Манфреде сохранилась и даже укрепилась связь между двумя королевствами, установленная еще при Фридрихе II. Эта связь была закреплена династическим браком между Констанцией Сицилийской и наследником арагонского престола Педро¹¹⁰. Так что воевать против своего родственника и разрушать связи с Манфредом Хайме I вряд ли бы стал. Поэтому Карл Анжуйский был единственной подходящей кандидатурой, особенно учитывая потенциальную помощь со стороны Людовика IX и огромные личные владения Карла, такие как Анжу, Мэн, Прованс.

Успех Карла в завоевании Южной Италии не в последнюю очередь объясняется тем, что Манфред не пользовался значительной поддержкой у местных элит. В качестве примера приведем историю, сообщаемую Джованни Виллани в его хронике. Граф Козерты, у которого Манфред соблазнил и обесчестил сестру, без боя сдал Карлу Анжуйскому мост и проход в Чепперо¹¹¹ ключевые участки обороны. После победы при Беневенто все владения Манфреда перешли в руки Карла. К 1268 г. его положение в Средиземноморье уже никем не оспаривалось. Он сумел отразить попытку Конрада II Штауфена по прозвищу Конрадин вернуть себе Сицилию, разгромив того при Тальякоццо, подавить восстание, организованное братьями Альфонсо X Энрике и Фадрике, служивших эмиру Туниса¹¹². Итак, он был одним из самых могущественных правителей в данном регионе.

Создание такой мощной державы и, шире, «сицилийский вопрос» в период до войны Сицилийской вечерни имели ряд важных последствий. На наш взгляд, именно в период 1250-1282 гг. зарождается «пиренейский фактор» в англо-французских противоречиях. До событий на Сицилии трудно говорить о том, что в Англии были заинтересованы в политических контактах с Арагоном. Разумеется, неудачная попытка посадить на сицилийский престол Эдмунда Английского не означала немедленного начала контактов. Для преемника Генриха III Эдуарда I более важными были внутренние проблемы. Но Пиренеи уже попали в поле зрение Англии. Для Франции создание державы Карла Анжуйского означало постепенное ухудшение отношений с Арагоном. Если после договора в Корбейле 1258 г. отношения были благоприятными, то после разрыва торговых связей между Арагоном и Сицилией у короля Арагона появлялись иные, помимо личных¹¹³, причины желать войны с Карлом Анжуйским. Так как владения последнего были тесным образом связаны с Францией, то в перспективе приходилось ожидать войны межу двумя королевствами.

К 1268 г. Карл Анжуйский был, без сомнения, одним из самых могущественных правителей Средиземноморья. Но в то же время его могущество очень зависело от позиции Папства. И можно констатировать, что переход Сицилии в орбиту французской внешней политики был чрезвычайно неприятен для Арагона, особенно для арагонского купечества. Так же очевидно, что французское господство на Сицилии подтачивало благоприятные отношения между двумя королевствами.

«Держава» Карла Анжуйского просуществовала сравнительно недолго, всего 14 лет (1268-1282). Это время было паузой в англо-французских противоречиях. В Англии Эдуард I восстанавливал страну после разрухи баронских войн и неудачного правления Генриха III. Это был период тяжелых валлийских компаний, шотландских походов. До 1282 г. события на Пиренеях его мало интересовали, разрешение внутренних проблем было гораздо важнее. Людовик IX, поглощенный идеей организации крестового похода, также не слишком стремился обострять отношения с Англией. Вновь англо-французские противоречия начали обостряться после восстания 1282 г. и «войны Сицилийской вечерни».

На фоне этой паузы Карл Анжуйский вынашивал универсалистские планы по присоединению к своим владениям территорий на Балканах и даже завоеванию Константинополя. Подконтрольные ему территории во Франции увеличились благодаря новому удачному браку с Марией Бургундской, брачная дипломатия привела к установлению Анжуйской династии в Венгрии. Территории, которые контролировал на Балканах Манфред (через родство с Еленой Эпирской), были прекрасным плацдармом для дальнейших завоеваний. Но благоприятное для него развитие было прервано по двум причинам. Первая – это смерть Папы Климента IV, в миру Ги Фулькуа¹¹⁴. Новый Папа Григорий X был итальянцем, покровительствовать таким амбициозным планам он не собирался. Более того, Григорий X намеревался ограничить могущество светских правителей. Доказательством этого является противодействие, которое он оказывал Карлу Анжуйскому, хотя совсем обойтись без него не мог, а также однозначный отказ Альфонсо X Кастильскому на просьбу продолжить борьбу за корону Империи после смерти Ричарда Корнуэльского в 1272 г.¹¹⁵ В вопросах взаимоотношений с Византией и восточными христианами Папа был нацелен на поиск компромиссов, что шло вразрез с «балканской» политикой Карла. Вершиной этой политики стала заключенная в 1274 г. Лионская уния. В целом же, Папа Григорий много внимания уделял планам по спасению гибнущих государств крестоносцев. В этой политике Папа отводил место Карлу Анжуйскому и его владения, но только в качестве исполнителя папских замыслов. В этой же связи следует рассматривать принятие Карлом Анжуйским Иерусалимской короны. Факт, безусловно, льстивший его самолюбию, но не имевший почти никакого реального содержания.

Смерть Григория X в 1276 г., очевидные и неизбежные трудности, которые встречала Уния в Византии, а также вмешательство Карла Анжуйского в процесс выбора Пап, позволило его «балканской» политике развиваться и дальше. Эта политика, наряду с борьбой против гибеллинов, попытки вмешательства в германские дела, требовали колоссальных средств, которые можно было получить только собирая чрезвычайно высокие налоги. Перестроенная по французскому образцу налоговая система на Сицилии выкачивала поистине колоссальные суммы, закономерно вызывая недовольство французским правлением, да и самими французами. Требовалась лишь искра, чтобы недовольство переросло в восстание. Такой искрой стал инцидент, произошедший 14 мая 1282 года. На третий день после Пасхи процессия, в которой находились знатные сицилийки, подверглась нападению со стороны французской солдатни. В качестве отправной точки и главного повода для восстания это происшествие рассматривают ведущие хронисты того времени (Дескло¹¹⁶, Мунтанер¹¹⁷, Виллани¹¹⁸). Получив известия о восстании, Карл, который готовился к экспедиции в Византию, оказался застигнутым врасплох. Понимая, какую ценность представляет Сицилия, он незамедлительно перебросил войска и приступил к осаде Мессины. Понимая, что долго оказывать сопротивление войскам Карла без подкрепления не удастся, совет восставших принял решение обратиться за помощью к королю Арагона Педро III.

Для обращения именно к Педро имелись достаточные основания. Во-первых, его брак с дочерью Манфреда создавал законность притязаний на престол и придавал Педро очарование «добрых старых времен», во-вторых, подъем Арагона и каталанских купеческих компаний, совпавший с общеевропейским подъемом XIII века, позволил Педро распоряжаться одним из самых мощных флотов того времени. Трения между арагонской короной и Францией были и до этого, неудовольствие тогда еще Хайме I вызвала история с наследством Раймунда-Беренгария, спорные графства Руссильон, Сердань и Монпелье, которые были целью французских королей, так же были одним из источников разногласий. Война была невозможной при Хайме I, который находился уже в преклонных годах, и воевать не спешил. Но его сын Педро, под предлогом защиты законных прав своей жены, мог вмешаться и начать войну не против Франции, а против Карла Анжуйского лично. Однако такая война не была возможна сразу: сначала ему требовалось отразить натиск мавров на свои земли, а потом урегулировать спорные вопросы, связанные с разделом отцовского наследства, поскольку Хайме разделил свои земли между сыновьями. Самому Педро досталась «континентальная» часть земель арагонской короны ¹¹⁹, тогда как его брат Хайме II получил Балеарские острова и графства Руссильон, Сердань и Монпелье¹²⁰. Только после решения этих проблем становилось возможным разрешение сицилийского вопроса. Трудно определенно утверждать, с какой целью Педро стал собирать огромный флот и большую армию накануне восстания на Сицилии (об этом безуспешно пытались выведать и папские посланники, и французские). Официальной целью объявлялась экспедиция в Тунис против неверных. Хотя хронист Виллани и сообщает сведения о «великом заговоре» Джованни да Прочиды¹²¹, вопрос этот не может быть решен в данном исследовании. Фактом остается то, что войска Педро переправились в Тунис и начали боевые действия против местного эмира. Как раз в Тунис и прибыли послы от восставших сицилийцев, прося о помощи и заступничестве. Согласно сведениям хрониста Дескло, обвинения, которые предъявлялись Карлу Анжуйскому, состояли в сборе налогов 4 раза в год и клеймении в случае неуплаты, постой солдат в домах сицилийцев, насилие над женами и дочерьми, реквизиции скота (в преддверии предстоящего похода против Византии) и порче монеты¹²². Педро тепло принял депутацию сицилийцев и согласился быть их защитником. Войска арагонского короля высадились на Сицилии в конце августа 1282, и, таким образом, восстание превратилось в полномасштабную войну.

Позиции Карла были, в целом, уязвимы: переброшенных из Африки арагонских войск было больше. Послам, которых Педро послал к Карлу, был дан ответ о необоснованности претензий Педро на сицилийский престол, однако французские войска были отведены на материк. В это время Карл потерпел первое серьезное поражение. Арагонцы захватили 21 галеру со снаряжением, которые плыли из Неаполя на помощь Карлу¹²³. Ближе к зиме 1282 г. войска арагонского короля переправились на материк. Сложилась по-своему парадоксальная ситуация: стороны не собирались уступать, но и не стремились решить дело в сражении. Понимая всю сложность данного положения, они решили выяснить отношения в личном рыцарском поединке. Разумеется, это был шаг, продиктованный нормами и обычаями рыцарского ведения войны. Однако, учитывая большую разницу в возрасте, решено было провести турнир между отрядами рыцарей, равными по численности. Помимо такого рыцарского взгляда на войну, несомненно, чрезвычайного значимого как для Педро III, так и для Карла Анжуйского, представляется возможным выделить еще и финансовый момент. Учитывая общую эволюцию средневековой армии, в которой все большую роль начинали играть отряды наемников, долговременная военная кампания была чрезвычайно разорительной для всех сторон. Отряды же вассалов, согласно военным обычаям, могли служить лишь ограниченное время. Поэтому, заинтересованные в сохранении денег, короли согласились на такой турнир. Местом поединка выбрали Бордо, так как он находился во владениях английского короля, занимавшего нейтральную позицию в данном вопросе¹²⁴. После достигнутой договоренности Карл поспешил во Францию, Педро же дожидался приезда королевы Констанции с инфантами, один из которых, Хайме, был венчан на царство королем Сицилии. Педро отправился в Бордо только в мае 1283. Оба прибыли в Бордо к оговоренной дате со своими отрядами, но - парадокс средневекового сознания - поскольку точное время битвы не было оговорено, они разминулись, и каждый объявил о своей победе. Стало ясно, что схватка продолжится, и масштаб ее будет совсем другим.

Ситуация для Арагона осложнялась наличием у Карла такого мощного союзника, как Папа Римский. Тот применил против короля Педро испытанное оружие Святого Престола: объявил крестовый поход¹²⁵. В грядущем походе нашлись и союзники, которые хотели уменьшения могущества Педро. В первую очередь, таким человеком был король Майорки Хайме II, который по отношению к брату занимал положение вассала (что было оговорено в завещании Хайме I), а не равного правителя. Второе крупнейшее королевство Пиренейского полуострова, Кастилия, хотя и заключило с Арагоном союзный договор, не стремилось оказать существенную помощь. Причина этого кроется, как представляется, с одной стороны - в дружественных франко-кастильских отношениях, а с другой - в соперничестве во внутрипиренейских делах и в логичном стремлении ослабить конкурента чужими руками. Следует отметить, что решение о походе было принято при дворе Филиппа III далеко не единогласно. Имелась и «проарагонская» партия в лице королевы Изабеллы Арагонской и немногочисленных советников, служивших еще королю Людовику Святому. Однако Карлу удалось склонить короля к походу. Претендентом на арагонский престол был избран сын Филиппа III Карл Валуа.

Положение дел в Италии в это время для Карла Анжуйского ухудшалось все более и более. Сын Карла, Карл Салернский (по прозвищу «Хромой»), сумел с помощью займов у итальянских банкиров снарядить флот, который был разбит арагонским адмиралом Руджеро ди Лауриа¹²⁶ . Ему удалось захватить и превратить в опорные базы мелкие острова, таким образом, контролируя всю акваторию в районе Неаполя. Жители Неаполя начинали роптать на управление Карла Салернского все сильнее, поскольку терпели убытки в торговых делах. Попытка выбить арагонский флот закончилась полным провалом, а сам Карл Салернский попал в плен¹²⁷. Его отцу пришлось срочно возвращаться в Италию, где он сумел подавить восстание в Неаполе, а после этого двинулся на завоевание Сицилии. Но в январе 1285 года Карл Анжуйский скончался. Смерть его произвела эффект разорвавшейся бомбы, но его политика, в которую уже было вовлечено Французское королевство и Папство, не могла остановиться в один момент. Не мог быть отменен и запланированный крестовый поход.

Смерть Карла Анжуйского позволяла Педро III избежать войны на два фронта и сконцентрироваться на отражении похода, который возглавил сам король Франции Филипп III. Опасность представлялась нешуточной, тем более что король Хайме Майоркский пропустил французские отряды через свои земли¹²⁸. Началась осада важного города Хироны, но местные жители стойко сопротивлялись, гарнизон города держался, а великий адмирал де Лауриа разгромил очередной французский флот, и высадившиеся войска отрезали французов. Не оставалось другого выхода, кроме отступления, во время которого скончался король Филипп III. Следом за ним скончался и великий арагонский король Педро III. Представляется возможным говорить о внезапно возникшем вакууме, поскольку главный проводник политики Карла Анжуйского – Папа Мартин IV – также отошел в лучший из миров. У власти в обоих королевствах оказались молодые и не слишком опытные в политике люди, что давало новому Папе, Гонорию IV, надежды на примирение сторон. Разумеется, отказаться от политики своего предшественника сразу он не мог, но проводить ее он стал более гибко. Он предпочел примириться с гибеллинами северной и центральной Италии и предпринял попытки добиться мира на Сицилии. Хайме, сын Педро III, был коронован как король Сицилии, и с этим Папа ничего не мог сделать. Но гораздо большую опасность для Франции и тесно связанного с ней Папства представлял другой факт, а именно помолвка короля Альфонсо III Арагонского с дочерью Эдуарда I¹²⁹. Связано это было с усиливавшимися англо-французскими противоречиями, поэтому новому королю, Филиппу IV, был необходима передышка. В то же время, находившийся в плену Карл Салернский был готов на гораздо большие уступки, чем мог позволить себе Филипп. Он не мог допустить чрезмерного усиления Арагона, особенно втянутого в орбиту английской политики. Поэтому на переговорах в Париже было достигнуто только соглашение о перемирии. Папа Гонорий попробовал в это же самое время провести еще одну экспедицию на Сицилию, однако адмирал ди Лауриа вновь разбил посланный против него флот.

Дипломатическая борьба уже после окончания «войны Сицилийской вечерни» характеризуется уже участием в переговорном процессе короля Эуарда I. К моменту начала самих переговоров уже довольно четко обозначилось, что борьба вокруг континентальных владений Плантагенетов будет очень ожесточенной. Амьенский договор 1279 г. обеспечивал только более четкое выполнение условий Парижского договора, но не снимал главных противоречий. Поэтому вмешательство Эдуарда I преследовало несколько целей. С одной стороны, желание найти союзника за Пиренеями. Особенно в условиях, когда ценность таких союзов существенно возрастает. С другой, участие в переговорах позволяло лучше контролировать ситуацию вокруг территорий, которые могли представлять потенциальную угрозу для английской Гаскони. Расчеты Эдуарда I заключались, по-видимому, в том, чтобы выиграть время, подготовиться к длительной борьбе с Францией. Ради этого он готов был предоставить заложников и денежные суммы взамен наследников Карла Анжуйского во время переговоров в Конфранке¹³⁰.

Окончательное решение «сицилийского вопроса» состоялось только после Кальтабеллотского договора в 1302 г. Он окончательно закрепил тот факт, что южная часть Аппенинского полуострова оставалась под властью Анжуйской династии, а Сицилия отходила к Арагонскому дому. Решения Кальтабеллотского мира закреплялись и династически. Федериго Арагонский получал в жены дочь Карла Салернского¹³¹. Отказ от противостояния с Арагоном трудно не связать с усилившейся борьбой против Англии, трудностями французской короны после битвы при Куртрэ.

Внешняя политика королевства Арагон в первой трети XIV в., после Кальтабеллотского договора, определялась развитием в предшествующую эпоху. Одной из главных задач оставалось воссоединение двух частей державы Хайме I, борьба против Майорки. Островные негоцианты составляли серьезную конкуренцию барселоснким купцам. Король Санчо I Майоркский строил собственный флот, что в мире средиземноморья уже давало повод видеть в нем потенциального врага. К тому же крайне опасными были связи Майорки и владений Анжуйской династии в Италии, в том числе и династические¹³². В целом же, политика Арагона подчинялась главной цели – сохранению и упрочнению своего положения в Средиземноморье. Борьба за главные острова Средиземноморья – Менорку, Сардинию – вовлекла Арагон в противостоянии уже с итальянскими торговыми республиками, в частности с Генуей.

Таким образом, в период второй половины XIII – первой трети XIV вв. в положении королевства Арагон произошли весьма важные изменения. Победа при Лас Навас де Толоса позволила за сравнительно короткий промежуток времени занять Арагону положение ведущей державы Средиземноморья. На этом пути отношения с Францией эволюционировали от благоприятных и дружественных до напрямую враждебных. Став частью англо-французских противоречий, Арагон к началу Столетней войны занимал позицию, выгодную скорее Англии. По крайней мере, представляется возможным говорить о достаточно сильном английском влиянии в Арагоне.

2. 
   «Имперский проект» короля Кастилии Альфонсо X в европейской международной политике
   

Распад империи Штауфенов способствовал втягиванию в систему англо-французских противоречий не только Арагона. Борьба в германских землях Священной Римской империи, по нашему мнению, достаточно сильно сказалась на судьбе Кастилии и ее последующей ориентации в противостоянии Англии и Франции. И особенно на заключении самого «зрелого» из всех пиренейских союзов периода Столетней войны – франко-кастильского. Разумеется, сам союз был заключен уже после правления Альфонса X, чья внешняя политика, точнее, его «имперский проект», являются предметом анализа в данном разделе. Но, как представляется, его правление сыграло в генезисе этого союза далеко не последнюю роль. Дипломатическая деятельность короля не сводилась только к выполнению «имперского проекта». Чрезвычайно важными были и отношения с мусульманскими государствами полуострова, отражение набегов из Северной Африки. Но это отдельная тема, требующая специальных исследований, поэтому в данном разделе события, связанные с мусульманкой проблемой во внешней политике Кастилии, будут упоминаться только для уточнения общих векторов развития.

Притязания Альфонсо X на корону Священной Римской империи были бы невозможны без успехов, достигнутых его отцом, Фердинандом III. Триумф при Лас Навас де Толоса обусловил не только стремительный подъем Арагона. Схожий путь проделала и Кастилия. Успеху Реконкисты в Кастилии способствовала не только объективная слабость мусульманских тайф. В 1230 г. собственно Кастилия фактически удвоила силы, заключив унию с королевством Леон. Объединенное Леоно-Кастильское королевство (которое в дальнейшем будет именоваться просто Кастилией) за сравнительно короткий промежуток времени совершило серию поход против мусульманских земель. Натиск на владения мавров в Андалусии привел к захвату чрезвычайно важных городов, таких как Кордоба (1236), Хаен (1246) и Севилья (1248). Оставшиеся мусульманские государства, Мурсия и Гранада, принесли вассальную присягу и были обязаны выплачивать ежегодную дань¹³³. Принципиальным моментом является то, что сходные пути развития Арагона и Кастилии породили явление арагоно-кастильского дуализма. Возросшие финансовые возможности обоих королевств, новые территориальные приобретения породили острое и небывалое прежде соперничество, а также стремление к гегемонии на полуострове. Эта несомненная тенденция к соперничеству в некоторых моментах уравновешивалась фактором мусульманской опасности. Балансирование между соперничеством и союзом перед мусульманской угрозой – характерная черта взаимоотношений между Арагоном и Кастилией в период правления Альфонсо X.

Борьба в германских землях Империи началась почти сразу же после коронации Альфонсо X. Принятая дата начала эпохи Междуцарствия в Германии – 1254 г., смерть Конрада в Италии. И смерть в одном из походов его противника, антикороля Вильгельма Голландского. Имперский престол был свободен, но чтобы его занять, требовалась санкция Папы. Понтифики, таким образом, оказывали влияние на обе части Империи, германскую и итальянскую. Ситуация в Германии в чем-то, а именно в предъявляемых к потенциальным кандидатам требованиях, оказалась весьма похожей на сицилийскую. Кандидат должен был быть лоялен Папскому престолу, обладать значительными возможностями, а так же не иметь слишком мощной поддержки в самой Германии, дабы не повторилась ситуация с противостоянием Штауфенов и Папства. Опять-таки, Папе пришлось бы выбирать из крупнейших сеньоров западной Европы или круга монархов, вне зависимости от принадлежности кандидата. Тот должен был быть участником крестовых походов, ведь во второй половине XIII в. это было, по сути, единственным способом заработать репутацию верного слуги Святого Престола. В итоге Папа Александр IV отдал предпочтение сразу двум кандидатам: упоминавшемуся выше Ричарду Корнуэльскому и Альфонсо X.

Ричард Корнуэльский действительно был одной из самых заметных фигур в крестоносном движении той эпохи. В борьбе за корону Империи он мог опереться прежде всего на ресурсы графства Корнуэлл, а в случае необходимости и прибегнуть к помощи королевской казны. Инициатива, исходившая от Ричарда, вряд ли была возможной без санкции Генриха III. Как представляется, в борьбу в Германии Генрих III и его брат ввязались из-за того, что Империя в англо-французских противоречиях занимала скорее проанглийскую позицию. Отметим хотя бы антифранцузскую коалицию Иоанна Безземельного и императора Оттона IV в битве при Бувине. К тому же имелись и серьезные противоречия между Францией и Империей. В частности, из-за Прованса. В эпоху антикороля Вильгельма Голландского добавился и новый очаг – Фландрия. Собственные интересы Вильгельма вступили в противоречие с политикой Франции. Так что контроль над Империей был чрезвычайно необходим Генриху III, поскольку позволял бороться против Франции, фактически не используя собственно английские ресурсы. К тому же у Ричарда Корнуэльского имелись и переделенные связи с Империей, пусть и личного плана. Он был шурином Фридриха II, братом его жены Изабеллы Английской. При ведении пропаганды это, в принципе, могло помочь завоевать симпатии сторонников Фридриха в Германии.

Противник Ричарда, Альфонсо X, тоже обладал репутацией воителя с неверными. Из-за болезни Фердинанда III наследник Альфонсо фактически командовал в походах, причем весьма успешно. Например, штурм Севильи в 1248 г. был проведен под его руководством. Ничто не бросало тень на репутацию Альфонсо. В отличие от Ричарда, у Кастилии имелись более давние династические связи с Империей, с конца XII века. Король Альфонсо VIII захотел породниться с домом Штауфенов и попытался выдать свою дочь Беренгелу за Конрада, третьего сына императора Фридриха Барбароссы. Однако уже сама Беренгела в 1219 году сумела устроить брак между королем Фердинандом III и Беатрисой Швабской, дочерью Филиппа Швабского, другого сына Барбароссы. Таким образом, потенциальным кандидатом оказывался правнук императора Фридриха I.

Первые реальные шаги на пути к короне были связаны с утверждением прав на наследство по материнской линии – герцогство Швабию. В условиях смуты в Германии утвердить Альфонсо в его правах мог только Папа. Однако конкурентом в борьбе за Швабию был брат самого Альфонсо Фадрике. Согласно воле королевы Беатрисы и Фердинанда III, его планировалось передать Фадрике (Фридриху), названному так в честь прадеда, Фридриха Барбароссы. Добиваясь признания своих прав, Фадрике провел при дворе императора Фридриха II целых пять лет (1240-1245). Однако тот передал герцогство своему сыну Конраду, а после смерти Конрада оно перешло к Вильгельму Голландскому. После смерти Вильгельма новый Папа, Александр IV, решился утвердить в правах Альфонсо. Решение это вполне объяснимо. Для Папства подозрительными были любые контакты с двором Фридриха, поэтому права на Швабию передали не замешанному в таких контактах Альфонсо. Отныне новый герцог Швабии мог с полным правом быть избран императором. Ценой за это стало превращение Фадрике в фактического противника брата. К тому же братья Альфонсо были недовольны ущемлением их прав при наследовании ленов, пожалованных еще Фердинандом III. Противостояние короля и его братьев было лишь звеном в долгой борьбе знати против короля и усиления его власти. Для Фадрике и Энрике Кастильских борьба закончилась изгнанем из Кастилии и службой у эмира Туниса.

Начальный этап борьбы за корону Империи характеризуется заключением широкой сети международных союзов. Причем союз с Альфонсо X заключили не только прямо заинтересованные в этом Марсель и Пиза, но и далекая Норвегия¹³⁴. Пизанская республика была давним оплотом гибеллинов, и в их глазах кандидатура Альфонсо была вполне приемлемой. К тому же пизанцы рассчитывали на помощь в борьбе с давним торговым соперником, Генуей, а также на льготы при торговле. Мотивы, которые заставили марсельцев поддержать короля Альфонсо, были несколько иными. Помимо чисто торговых интересов, марсельское купечество хотело заработать на планируемом североафриканском крестовом походе. Собственных морских сил у Кастилии явно не хватило бы, поэтому услуги по перевозке и снабжению войска были бы щедро оплачены. Союзников король Кастилии нашел и на Севере. Выгодный брак позволил ему заручиться поддержкой короля Норвегии Хакона IV. Сам Хакон в свое время пробовал стать императором, но потерпел поражение. Кроме того, у короля Норвегии, как и у многих других правителей, было желание отличиться в крестовых походах. Возможная экспедиция в Северную Африку могла прославить короля, ведь самостоятельная экспедиция в Святую Землю была для Норвегии явно не по силам. К тому же Хакон рассчитывал на льготы для норвежских купцов в ганзейской торговле. Поэтому он и отдал руку своей дочери, Кристины, брату короля. Бракосочетание состоялось 31 марта 1258 года.

Все эти союзы позволяли Альфонсо надеяться на благоприятный исход, однако в самой Германии его поджидал неприятный сюрприз. Для получения императорской короны необходимо было получить большинство в коллегии выборщиков, состоявшей из семи представителей знати Германии. После этого присваивался титул «Римского короля», а затем необходимо было путешествие в Рим, где уже Папа возлагал на голову императорскую корону. Обстановка выборов, происходивших в январе 1257 года во Франкфурте, была на редкость нервозной. Мнения курфюрстов разошлись, причем и Альфонсо X, и Ричард Корнуэльский получили по три голоса¹³⁵. В этих условиях решающим оказался голос седьмого члена коллегии – короля Оттокара Богемского. Сам Оттокар был племянником Беатрисы Швабской, матери Альфонсо X. Но в тех условиях сделать окончательный выбор он не мог. Поэтому его голос был присвоен обеими группировками¹³⁶. По нашему мнению, такая ситуация объясняется желанием знати продлить состояние хаоса и смуты. Ведь такая расстановка сил, практически равная, вынуждала бы кандидатов добиваться расположения знати любыми средствами, что еще больше усилило бы ее позиции. Решающее слово, таким образом, оставалось за Папой Римским. Насколько можно судить, симпатии Курии были на стороне короля Кастилии¹³⁷, поэтому за Пиренеи было отправлено посольство, которое сообщило об избрании Альфонсо императором в августе 1257 года. Расчеты Рима предполагали, что вновь избранный Император сразу же начнет активную борьбу против основного противника Папства, Манфреда Сиилийского.

Однако партия Ричарда Корнуэльского и не думала складывать оружие. На руку Ричарду играло то, что он мог лично присутствовать в Германии, тогда как Альфонсо был вынужден действовать через посредников. В мае 1257 в Аахене Ричард был коронован своим сторонником, архиепископом Кельна. Для дальнейшего продолжения борьбы у Альфонсо было два пути. Первый заключался в военной экспедиции в германские земли и решении вопроса силой. Второй основывался на денежных раздачах и действиях в Империи через агентов. Альфонсо предпочел действовать по второму пути. Вскоре Альфонсо остался в полной изоляции, так как оба его главных союзника отделились от него. Пиза потерпела поражение в войне с Генуей и по итогам мирного договора была обязана признать в качестве императора Ричарда Корнуэльского. Марсель же перешел под контроль Карла Анжуйского, а у того имелись собственные планы насчет Империи.

Неудачи заставили Альфонсо искать новых союзников. Выбор этот был во многом фатальным. В Италии Альфонсо заключил договор с тираном Эццелино ди Романо. По свидетьству хрониста Джованни Виллани: «…это был самый жестокий и подозрительный тиран из всех когда-либо известных в христианском мире…»¹³⁸ . Эццелино был смертельным врагом Папы, и союз с ним был большим ударом по репутации Альфонсо в глазах курии. Подобный союз означал невольное вмешательство в итальянские дела, а этого Папство допустить не могло. Сам же союзник Альфонсо вскоре был разбит войском кремонцев и вскоре умер. Последним шансом для Кастилии удержаться в северной Италии могла стать Флоренция. Правительство города решило послать в Кастилию посольство во главе с Брунетто Латтини¹³⁹. Возможный союз был перечеркнут Манфредом Сицилийским, который прислал отряд немецких всадников, разгромивших флорентийцев в битве при Монтаперти. Этот этап борьбы был поигран Кастилией.

Пауза в борьбе за Империю растянулась до 1272 г. С одной стороны, анархия в Германии вполне устраивало Папство, благо поводы для откладывания окончательного разрешения проблемы были вполне весомые (пленение Ричарда Корнуэльского в битве при Льюисе и восстание мудехаров в Кастилии). С другой, гораздо более важной была борьба с гегемонией Манфреда Сицилийского в Италии. Решение насущных проблем, угрожающих папству, было приоритетным.

Точку в длительной борьбе Альфонсо X за имперскую корону поставил Папа Григорий X. Решение, вынесенное им, вполне соответствовало главной цели его понтификата – ограничению могущества светских государей. Иллюзии для благоприятного разрешения «имперского вопроса» Альфонсо давала смерть его главного противника, Ричарда Корнуэльского. Но Папа предпочел передать корону Рудольфу Габсбургу. В пользу выходца из германских земель говорила не только антиуниверсалистская политика Папы. Не меньшие основания для вынесения такого решения давали и шаги, предпринятые Альфонсо X на международной арене. В целях укрепления своего положения в северной Италии Альфонсо стремился к сближению с местными сеньорами. Это невольно втягивало его в хитросплетения внутриитальянской политики, причем на стороне гибеллинов, врагов Папы. Самым ярким из таких союзов стал альянс с Вильгельмом Монферратским, оформленный притом династически. Дочь Альфонсо Беатриса стала женой Вильгельма, а ее брат Хуан получил в жены Маргариту Монферратскую¹⁴⁰. Такими союзами Альфонсо дискредитировал себя в глазах Ватикана, причем реальной пользы от этих союзов не было. «Имперский проект» провалился не только из-за прогибеллинской политики и позиции Папы Григория. Сама идея, шедшая вразрез с интересами кастильского дворянства, порождала противодействие политике Альфонсо. Далекая Германия поглощала слишком много кастильских денег, а в обозримой перспективе новых земельных пожалований не предвиделось. Так что неудача была вызвана не только внешними факторами. В немалой степени идеи Альфонсо были обречены из-за отсутствия необходимой внутренней поддержки.

Сама борьба в Германии оказала важное влияние на последующую ориентацию Кастилии в англо-французских противоречиях. Эпоха Альфонсо X в итоге способствовала ухудшению англо-кастильских отношений. Еще в самом начале правления Альфонсо выдвинул старые претензии кастильских королей на Гасконь. Апелляции к спорному наследству королевы Алиеноры Аквитанской и притязания на Гасконь не были подтверждены силой оружия, и напряженная ситуация разрешилась довольно быстро. Несмотря на внешнее дружелюбие, оказанное Альфонсо почтение (он посвятил будущего Эдуарда I в рыцари) и традиционное закрепление, достигнутое при помощи брака (все тот же Эдуард I получил в жены Алиенору Кастильскую¹⁴¹), для Англии тревожным звонком было то, что в Кастилии существовали такие настроения. А борьба в Империи была прямо направлена против Плантагенетов и их интересов. Чрезвычайно неприятным для Англии был и тот факт, что Альфонсо X стремился установить контакты с Францией. Логично, что кастильский король стремился добиться расположения Людовика IX Святого, первого короля христианского мира. Гораздо опаснее было то, что это стремление было подкреплено браком между наследником кастильского престола Фердинандом де ла Серда и Бланкой Бурбонской¹⁴². Как представляется, этот альянс был чрезвычайно важным, ведь по условиям брачного контракта потомки Фердинанда и Бланки, в случае, если бы де ла Серда умер раньше своего отца, получали преимущественное право на наследование престола¹⁴³. То есть внуки Альфонсо X получали преимущество перед его же сыновьями. Таким образом, создавалась потенциальная возможность для усиления французских позиций в Кастилии.

Эта оговорка в брачном контракте довольно быстро до крайности обострила ситуацию. Смерть Фердинанда де ла Серда во время отражения вторжения мусульман из Северной Африки моментально обозначила противостояние между потомками Фердинанда и его братом Санчо IV, который остался старшим из сыновей Альфонсо X. На фоне угасания Альфонсо X ситуация все больше выходила из под контроля. В данном случае важно отметить, что потенциальная возможность перехода трона Кастилии к «профранцузской» партии, а у Бланки имелись все основания притязать на регентство при малолетних сыновьях, совпала по времени с переходом Наварры под контроль Франции. В 1274 году скончался король Наварры и граф Шампани Генрих I. Номинальной королевой стала его трехлетняя дочь Жанна (Хуана), а регенство перешло к ее матери Бланке Д’Артуа. Логичным выглядит обращение вдовствующей королевы именно к Филиппу III. Первые шаги Филиппа III сразу были направлены на усиление политического влияния Франции в Наварре (торговое и экономическое присутствие Франции было и так довольно мощным). Фундаментом французского влияния на Пиренейском полуострове стал заключенный в мае 1275 года Орлеанский договор. По нему заключался брак между дофином Филиппом, будущим королем Филиппом IV Красивым и Хуаной Наваррской. Хотя сама процедура бракосочетания должна была быть заключена только после совершеннолетия Хуаны, Шампань уже сейчас становилась частью домена Капетингов, а между двумя королевствами заключалась личная уния. В конце 1275 года в Памплону из Тулузы прибыл сенешаль Эсташ де Бомарше – одна из ключевых фигур во французской администрации. В итоге в Наварре разразилась гражданская война, в которую Кастилия попробовала вмешаться, однако недостаток сил и средств привел к тому, что отправленные королем Альфонсо отряды были разбиты.

В этих непростых условиях решение о будущем наследнике престола могло иметь крайне важное значение. Причем это было бы решение, которое в любом случае вызвало бы появление недовольных. На стороне Санчо было традиционное право Кастилии, нормы которого требовали, чтобы корона перешла к старшему в роду. Кроме того, преимущества давали и возраст Санчо (уже взрослый, по меркам средневековья, человек – 17 лет), и имевшийся у него опыт в государственных и военных делах. В случае вмешательства в дела Кастилии или в случае оказания давления, это была бы более сильная фигура, чем «инфанты де ла Серда». К тому же, в случае вторжения, на помощь Санчо мог прийти король Арагона Педро III, у которого были не меньшие основания не любить французов. По-видимому, эти соображения и вынудили короля Альфонсо X добиться от представителей крупнейших городов принесения клятвы верности Санчо. Выбор был, таким образом, сделан.

Реакция со стороны «инфантов де ла Серда» не заставила себя долго ждать. Однако действовали, разумеется, не сами инфанты. Это были еще совсем дети, за плечами которых стояли более крупные фигуры. Давление на собственного супруга решила оказать королева Виоланта. В начале 1278 вместе с Бланкой Бурбонской и внуками королева решила бежать в Арагон. Шаг этот трудно объяснить, однако выскажем некоторые соображения. Более логичной выглядела бы попытка бегства в саму Францию или Наварру. Однако этот шаг, если и не означал бы прямую войну, то точно выглядел бы изменой. К тому же вряд ли король Филипп III решился бы на открытую войну. Вторжение за Пиренеи потребовало бы огромной армии, а после разорительных походов Людовика Святого денег в казне было не слишком много. К тому же война на Пиренеях ставила под удар вновь обретенные земли – Наварру. Скорее королева хотела просто надавить на Альфонсо, чем выдвигать ему ультиматум, поэтому и отправилась в Арагон. Однако тут ее ожидания не сбылись. Педро III, видевший во французах потенциальных (если не реальных врагов), не хотел и думать об упрочении влияния Франции на полуострове. Однако сами «инфанты де ла Серда» могли стать еще одним средством давления на Кастилию в случае ухудшения отношений. Поэтому детей поместили под надзор в крепость Хатива¹⁴⁴, а двум королевам ясно дали понять, что арагонцы воевать в Кастилии не намерены. Самой сильной фигурой в Кастилии оставался инфант Санчо, поскольку здоровье его отца неуклонно ухудшалось, самостоятельно править страной он уже не мог. В итоге королева Виоланта и Санчо примирились, летом 1279 года королева вернулась из Арагона, но инфанты де ла Серда продолжили оставаться под надзором в Арагоне. Это был козырь, разыграть который могли и Педро III, и его соперник во Франции Филипп III.

На кортесах в Севилье в 1281 году король совершил фатальную ошибку, вовлекшую Кастилию в очередную усобицу. Он предложил создать особое королевство, которое находилось бы в вассальной зависимости от самой Кастилии, но в котором правил бы Альфонсо де ла Серда. Это вызвало резкое неприятие со стороны Санчо, поскольку тот ясно понимал, что это была угроза целостности Кастилии, и к тому же стало бы оплотом французского влияния. Сын развязал против отца войну¹⁴⁵, в результате которой Альфонсо X до конца своих дней оставался изолированным в Севилье. В этой войне к нему примкнули братья Хуан и Педро, гроссмейстеры орденов Калатрава и Алькантара, приор госпитальеров, командор тамплиеров. На стороне Санчо так же выступили и другие правители – Педро III, король Диниш Португальский. В этом виден внешнеполитический расчет, так как чрезмерного ослабления и даже распада Кастилии не хотел никто. За годы правления Альфонсо X Кастилия уже не могла претендовать на роль гегемона на полуострове. Это место уже занял Арагон, а Португалия могла быть спокойна, ведь сил для войны за спорные территории уже не было. В апреле 1282, при собрании прелатов, сын и отец примирились, но в итоге за Альфонсо X остался только титул короля, сын же фактически место регента. Великий король скончался в 1284 году, и с ним отошла в прошлое целая эпоха.

Таким образом, правление Альфонсо X занимает важное место в процессе внешнеполитической ориентации Кастилии в англо-французских противоречиях. Провалившийся «имперский проект» и попытки притязать на Гасконь окончательно превратили Кастилию в противника Англии. На фоне усиления английских позиций в Арагоне наличию проблем, связанных с правами инфантов де ла Серда на кастильский престол, позиции Кастилии оказались существенно ослабленными как на Пиренейском полуострове, так и на международной арене. На фоне усиления позиций Франции (в 1284 г., как раз в год смерти Альфонсо X, был заключен давно планируемый брак между Филиппом IV и Хуаной Наваррской) возможный союзник Кастилии определялся естественным образом. Как представляется, неудачная внешняя политика Альфонсо X, истощение ресурсов в ходе восстаний знати и борьба против мусульман обеспечили внутреннюю готовность Кастилии к заключению союза с Францией.

1. 
   
   жүктеу/скачать 0.91 Mb.
   
   Достарыңызбен бөлісу: