Последняя гимназия



бет13/16
Дата16.06.2016
өлшемі2.51 Mb.
#141157
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Иошка с Кубышкой уже две недели жили в городе, в Шкиде. Им не приходилось здесь таскать кирпичи, до упаду работать на дворе, препираться поминутно с халдеями и, может быть, поэтому вначале было как-то скучно. Да и сама Шкида, оставленная на лето, выглядела не очень весело. Ветер безбоязненно входил в открытые окна, шевелил оборвавшимися плакатами и, грустно вздохнув, пропадал. На лестнице, в зале, в классах грудами лежал мусор, который новый дворник Степан, сменивший ушедшего Мевтахудына, имел обыкновение не выметать вон, а распихивать по темным и неприметным углам.
Два раза в неделю отпиралась канцелярия, куда для дежурств приходила Неонила Афиногеновна, делопроизводительница, и два шкидца с нетерпением поджидали эту старушку, которая всегда с увлечением рассказывала смешные истории из институтской жизни.
Потом о пребывании в городе Иошки и Кубышки узнал преподаватель математики, дядя Миша. Узнал он также, что ребята готовятся к экзаменам, приехал к ним, изругал, что ему не сказали об этом раньше, и принялся с ними заниматься, или "натаскивать", по его собственному выражению.
Дядя Миша, кажется, был единственным халдеем, которого любили и уважали все шкидцы...
Он не был, правда, первоклассным ученым, как Викниксор.
Он был просто человеком добрым и отзывчивым, хотя и
--

Стр.192
не без странностей. Так, он прямо органически не мог видеть никакой ошибки в вычислениях. Когда ученик путался, дядя Миша хватался за голову, топал ногами, рвал волосы, не раз доходя при этом до серьезного членовредительства.


Так, например, было с Адмиралом. Адмиралу долго объяснялось, что "перед подкоренным количеством, выведенным из-под корня, ставится плюс или минус"; Адмирал слушал, внимательно качал головой, говорил: "понимаю", — и сделал как раз ту ошибку, от которой так настойчиво его предупреждали. Дядя Миша не вынес. Он хлопнул себя по большому лбу и выдрал клок волос. От боли он отрезвел; взглянул на вырванные, зажатые в кулак волосы и торжественно опустил их на адмиральскую парту:
— Чувствуй!..
И Адмирал "чувствовал"; чтобы загладить свою вину, он весь остаток урока считал вырванные волосинки и наконец сказал:
— Пятьдесят четыре!
— Чего пятьдесят четыре? — удивился дядя Миша, уже позабывший про Адмирала.
— Вы вырвали у себя пятьдесят четыре волоса, — бодро отрапортовал Адмирал.
Класс злорадно захихикал, расхохотался и дядя Миша:
— Считать ты умеешь, я за это тебе в субботу плюс прибавлю!..
Таков был дядя Миша...
В этот день было очень жарко и душно с самого утра. Кубышка стоял у доски и, обливаясь потом, царапал по ней какую-то буквенную околесицу, а дядя Миша петухом прыгал возле него, брызгал слюной и тряс кулаками:
— Ну... ну... дальше что?.. Что дальше?.. что-то?.. Что такое?.. Это зачем?.. Зач-чем это, я спрашиваю?..
Кубышка, как и все шкидцы, давно привыкший к африканскому темпераменту своего учителя, не обращал на него внимания и, продолжая писать, стёр
--

Стр.193
неудавшееся выражение. Дядя Миша вскипел окончательно: борода и волосы его взлохматились, и в изъеденной туберкулезом груди заклокотало.


— Посставь!.. Посставь ее на место!.. О-о-о!.. Что он делает, что он делает?.. Чь-то? — взвизгнул он. — Оп-пять?.. Оп-пять!.. Зарезал!.. Без ножа зарезал!.. Что, что, что? С-садись, с-садись на место!.. Кол!.. Кол с минусом!.. Нуль!.. Нуль в степени плюс-минус бесконечность!.. Ионин... Иди, покажи, ему, как надо решать...
Кубышка сконфуженно смотрел на доску и пожимал плечами, Иошка бодро пошел посрамлять товарища.
К счастью, в дверях звякнул звонок, и ребята помчались открывать. Пошел и дядя Миша...
На площадке стоял Сашка, наблюдая удивленное иошкино лицо. Рядом лежал огромный, завязанный в одеяло узел и связка книг.
— Здравствуйте, — сказал Сашка. — Не узнали?.. Принимайте на поселение...
— На поселение? — крикнул Иошка. — Что ты говоришь?..
— К вам, к вам на поселение, — говорил Сашка. — С дачи меня вышибли. Форменно... Сюда послали жить...
— Ну-у?.. Это, я тебе скажу, расчудесно!.. Это хорошо, честное слово, хорошо!.. Иошка втащил в двери узел. — Значит, выгнали?.. Хорошо! А за что?..
— Шут их знает .. Дядя Миша! Здравствуйте!..
— Здравствуй!, здравствуй... Поправился ты, поздоровел... Как поживаешь?..
— Плохо, дядя Миша...
— Подожди, — вмешался Иошка. — Ты расскажи, за что тебя вышибли?
— Засыпался с "Бунтарем"... Приходим мы с купанья, а мне Павлуха, кухонный дежурный, и говорит, что Викниксор шманал у старших по кроватям, под матрацами чего-то искал... Прибегаю в спальню...
--

Стр.194
Под матрац — всё переворочено: видно смотрели "Бунтарь" и читали... Днем зовут к Викниксору... Думаю, гибель... Нет... Очень вежливо говорит: "Тебе, мол, надо готовиться, — поезжай в город, в Шкиду, и живи там"... Продуктов дал, денег на билет... Всё очень хорошо, добренький такой... "Тебе, говорит, там лучше будет..."


— Ну, а ты?..
— Что ж я? — поблагодарил, поклонился и уехал. Еду, понимаете, и чуть не крещусь? Мать моя родная, думаю, неужели ушел, неужели не снится мне?.. Дамочка напротив сидела, фартовая такая, с чемоданчиком,— хотел ее просить ущипнуть за ухо... Ей-богу...
— А на даче как?..
— Каторга... И шкидцев не узнать... Картошка поспела — так они все огороды громят... Или вот случай... Пишем мы "Бунтарь", пишем, скажем, боевые статьи против воровства... Пишет паренек один, — Касатка, ты его не знаешь... Писал, а потом говорит: "Пойду". — "Куда?" — "На огород, за картошкой... А то поздно будет"... Факт, честное слово... Что до халдеев — так они на ребят рукой махнули... Ни черта, никакого внимания; только по лаврам да по реформаториям рассылают да двор заставляют мостить.
— А мостят?
— Еще как... Я слышал, что Викниксор хочет потом за улицу приниматься.
— Ну да? — удивился дядя Миша.
— Ей-богу!.. А что ему? Не самому ведь камни ворочать. Взял и заставил ребят... А не хочешь — огребаешь пятый разряд или еще чего-нибудь такого... Факт. Идут ребятишки и работают... Конечно, стараются, чтоб на огород успеть попасть...
— А ведь год назад; — задумчиво прервал его Иошка, — мы в это время создавали Юнком, боролись против воровства, занимались школьным строительством.
--

Стр.195
Сашка махнул рукой.


— Не стоит и вспоминать... Покажи-ка мне лучше, где вы расположились, вещи стащить надо...
2
Неделя изгнания из Шкиды и житья на "кирпичиках" сделала Химика ещё более предприимчивым. Вначале он, правда, ограничивался лишь охотой на кур и прочую дичь да набегами на огороды, но потом решил заняться другой, менее полезной, но зато прибыльной деятельностью.
В то время в Павловске пустующие дачи стояли кварталами. Иные совсем развалились, иные сохраняли кой-какие остатки арматуры, замков, вьюшек и прочего. Вот эти-то остаточки Химик и пустил в оборот. Вокруг своего дела он организовал солидное товарищество на паях в составе его самого, Лепешина и Мышки. Труд между собой они поделили так: Лепешин и Мышка делают "дело", Химик ездит и загоняет товар маклакам.
Компания работала тихо, незаметно, без рекламы и объявлений, но скрыть своих следов им не удалось, и о предприятии узнала вся Шкида.
Начался промышленный расцвет. Началась золотая лихорадка.
В шкидской даче воцарились мир и тишина. Не слышалось крамольных речей, бунтари сделались послушными и тихими. Жалобы и угрозы окрестных огородников прекратились. Двор замащивался и перемащивался с быстротой прямо умилительной. Летопись покрывалась пылью. Изолятор пустовал.
— Школа поправляется! — довольно потирая руки, говорил Викниксор халдеям. — Школа становится на верный путь...
Когда же производительность шкидцев повысилась и в город стали отправлять награбленный на дачах товар чуть не грузовиками, тишина и мир в Шкиде сделались прямо, благоговейными...
--

Стр.196
"Выправились! — решил Викниксор. — Устрою учет..."


Учеты бывали в Шкиде раньше, в доисторические времена идеализма, и новые шкидцы, составлявшие три четверти всех воспитанников, никакого понятия об этом обычае не имели. Но не желая портить так нужных в их "предприятии" хороших с халдеями отношений, не возражая начали выволакивать в сад и расставлять перед верандой скамейки.
В качестве гостей пригласили красноармейцев соседней части и посадили их в первые ряды. Викниксор с веранды, заменявшей и трибуну и сцену, открыл учет коротенькой, но сильной и прочувствованной речью...
— Школа погибала, — говорил он. — Школа разваливалась и превращалась в притон. Да, в притон хулиганов, бузовиков и воришек. Школа, умирала и падала всё ниже и ниже... Но теперь, благодаря правильным и своевременно принятым мерам, благодаря удалению верхушки старших воспитанников, группы коноводов, атаманов, отщепенцев и огрызков, теперь — тут голос его прервался вроде как бы рыданиями — школа начала оздоровляться, пошла вперед... Пошла дальше по пути, пошла кверху.
Будем же надеяться, — закончил Викниксор: — что школа будет расти, беспощадно отметая мусор, мешающий ее развитию...
Раздались аплодисменты. Шкидцы всхлипнули.
Викниксора сменил любивший славу Волынянин — Василька, который вышел и начал читать:
Хороший Сагиб у Сами и умный,

Только больно дерется стеком.

Хороший Сагиб у Сами и умный,

Только Сами не считает человеком...


Читал долго, с чувством — завывал, махал руками и хватался за грудь. После Васильки на сцену поставили червеобразного, упирающегося Червонца, основного докладчика по достижениям.
--

Стр.197
Червонец тоже говорил долго, но когда описывал мощение двора, маленький, сидевший на последней перед шкидцами скамейке, красноармеец вдруг завертелся, побледнел и завопил:


- Ча-часы спёрли!..
Началось замешательство и суматоха. Червонец, которого перестали замечать, соскочил с веранды и перемахнул через забор.
Костец, налезая на шкидцев животом, тихо, чтобы не услышали гости, усовещивал:
— Отдайте часы, сукины дети, по-хорошему...
— У нас их нет... Что вы, дядя Костя, станем мы таким барахлом мараться?..
— Знаю, что не станете, а всё-таки кто-то спёр!..
Заволновались и шкидцы. Часы были мусором, и подымать из-за них шухер казалось невыгодным. Спереть мог только кто-нибудь из новичков, не узнавших еще хозяйственной политики ребят, за них шкидцы и взялись.
— Дядя Костя! — сказал наконец Химик: — часиков у нас нет... Они у вас... в толстовке...
И Костец, действительно, нащупал в кармане положенные туда часики. Он вынул их, осмотрел и спросил:
— А цепочка?..
— На ремешке были. Ремешок они бросили... Куда его?
Костец оглядел еще раз ребят и подошел к солдатику.
— Вот они, ваши часики. Под скамейкой лежали. Неловкое молчание прервал Викниксор. Он поправил пенсне и захлопал в ладоши:
— Учет закончился, — судорожно проговорил он. — Не желает ли кто-нибудь из товарищей красноармейцев что-нибудь сказать?
Товарищи красноармейцы замялись, потом выпихнули одного, коротенького, в широченных, обшитых кожей галифе. Красноармеец поблагодарил за приглашение на учет и за доставленное удовольствие,
--

Стр.198
отметил, что по всем признакам школа растет и развивается, и пожелал ей дальнейшего роста.


Уходили красноармейцы торопливо и даже завязли в калитке: впереди всех протискивался маленький, с испуганным лицом и с часиками в ладошке.
3
Экзамены в педагогический техникум, куда поступали Иошка и Сашка, кончились. Они продолжались ровно четыре дня — четыре нервных, возбужденных дня, полных страхов, суеты, неожиданностей, бега. Сашка выдержал, Иошка провалился, но не унывал: у него была командировка, — а она много значила при приеме, — и потому шкидец уверенно говорил: "Примут, наплевать, что провалился". У Сашки командировки не было, и поэтому, несмотря на свои успехи, он так уверенно не рассуждал. Последним по счету экзаменом шло обществоведение; оба шкидца выдержали его на "очень хорошо" и поэтому, обрадованные, уже не пешком, а в трамвае поехали в Шкиду.
У ворот на лавочке сидел дворник Степан и, подняв к небу свои фельдфебельские усы, серьезно дремал.
— Степан! — крикнул Иошка. — Поздравь нас — экзамены кончились... сдали...
Степан открыл глаза, пошевелил усами и ответил:
— Виктор Николаевич приехали.
— Ну?.. Зачем?..
— Не знаю... Сидит в канцелярии... Скучный... Бумажки глядит.
В другое время ребятам, может быть, посещение заведующего было бы неприятно, — каждый из них помнил еще славные дачные дни, но теперь обрадовались приезду Викниксора. Впрочем, наружно, чтобы, не показать этого, они нахмурились, покачали головами, а Сашка даже пробормотал:
— Не было печали — черти накачали...
Викниксор сидел в учительской у стола, где хранились характеристики учеников, — сидел не раздеваясь, в пальто, не опустив даже поднятого воротника.
--

Стр.199
Он перебирал старые характеристики, просматривал их и клал обратно. И шкидцы как-то удивились, словно в первый раз как следует разглядели его. Их поразила усталая желтизна на щеках и висках, тронутые сединами волосы. Морщины, которых не замечали раньше, виднелись рассеянные по всему лицу: на лбу, щеках, возле глаз, у опустившихся углов рта. И даже пальто как-то обвисло вперед, выдавая сгорбившуюся, сутулую спину и морщинистый затылок.


Ребята, с внезапно вспыхнувшей жалостью, жалостью, их самих удивившей, посмотрели на Викниксора.
— Здравствуйте, Виктор Николаевич. — Мы экзамены сдали.
— Поздравляю... — просто ответил Викниксор и встал. — Я очень рад за вас... Очень рад... Хотя, думаю, вам трудно пришлось, а?
— Ну, чего там... Пустяки! — небрежно махнул рукой Иошка, чувствуя, что от этих "пустяков" у него дрожат ноги и плавает в глазах разноцветный туман.
— Так... так... Сдали, значит? Ну, а когда окончательно будет известно о приеме?
— Не знаем... Скоро наверное.
— Да уж не на будущий год, полагаю...
Ребята засмеялись. И Викниксор почувствовал, как то тяжелое, нехорошее, спасаясь от чего он уехал из Павловска с дачи, всё это вдруг рассеялось вместе со смехом. И сам он словно впервой увидел своих воспитанников, которых даже не представлял людьми, а так — существами, против кого применялась вся сложная система дефектологии: все те приёмы, которые измышляются сотнями авторов, публикуются, возводятся в теорию, в принцип, в идею и... забываются, чтобы через день дать место новой куче подобных сочинений.
Теперь он забыл об этом и дружески, по-товарищески, заговорил со своими воспитанниками. И беседа, тон её, ощущение искренности, — всё это больше
--

Стр.200
привлекло к нему ребят, чем годы долгих научных наблюдений...


— Итак, вы сдали экзамены, — возвратился он к прежней теме: — я могу поздравить вас как первый выпуск... Вы ведь первые, которые самостоятельно уходят из школы... вы держали на третий курс?
- Да.
— Значит, через два года учительствовать будете. Нам, старикам, смена! — И Викниксор невесело улыбнулся, но через секунду встряхнулся, распрямил плечи и расстегнул пальто. Ему захотелось сделать что-нибудь полезное для ребят, чем-нибудь помочь им, он даже чувствовал себя как-то обязанным сделать это. Он соображал, что можно было бы съездить в педтехникум, похлопотать за ребят, поговорить, чтобы облегчить им вступление.
— Я так и сделаю! — пробормотал он, беря шляпу. — Я поеду в педтехникум... Кто там заведующий?
— Ходовецкий.
— Ходовецкий? — вздрогнул Викниксор, — Константин Сигизмундович?
— Да... Константин Сигизмундович.
Викниксор криво улыбнулся и положил шляпу обратно на стол.
— Ну вот, теперь не поеду, — проговорил он. — Вы только не удивляйтесь, ребята... Есть люди, с которыми не хочешь встречаться.
Ребята деликатно промолчали.
— Было это давно, ребята, когда я еще помоложе был. Время было славное — семнадцатый год... И люди тогда другие были... Огнем горели... Энтузиасты... На митингах встречался я с этим самым Ходовецким... Ну, и ругались мы с ним здорово... Друг друга ненавидели... время такое было. Горячее время... Потом, уже последний раз встретились мы в восемнадцатом... Разоружали нас. Встретились... и больше не сходились... И сойтись теперь трудно...
Викниксор сел, запахнул пальто и поднял воротник.
--

Стр.201
Так он был похож на странную, нахохлившуюся птицу... Шкидцы потоптались около него и тихонько вышли.


4
После обеда ребят неожиданно потянуло спать. Они боролись с дремотой, ковыряли в зубах, соображали, что делать, но все-таки уснули.
Проснулись вечером. Уже стемнело. Слышно было, как под окнами проходят люди, стучат ногами, громко разговаривают, смеются... Где-то наигрывает гармоника, позванивает гитара, поют.
Ты, кукушка, не кукуй.

Чум-ча-ра,

Чу-ра-ра!

Кого хочешь поцелуй.

Ку-ку,

Ха-ха...
Будит ребят звонок... Кто-то изо всей силы дергает за него у двери, и звонок без памяти колотится и звенит... Кубышка лениво встает и, щелкая ревматическими коленными чашками, идет открывать. Через минуту раздается грохот, Кубышка влетает в музей — волосы его стоят дыбом, коленные чашечки гремят как кастаньеты.


— Спасайся! — кричит он: — там... с ножом... люди...
В столовой уже слышались шаги, кто-то шел, спотыкаясь и поминая чёрта...
— Куда вы тут забрались, дьяволы?..
— Ф-фу, чёрт! — обрадовался Иошка и вскочил с кровати. — Здорово!.. Как тебя принесло?..
Это был Фока. Веселый, в сером летнем костюме, в серых перчатках, с папироской в зубах, со шляпой на затылке и с тросточкой.
— Я к вам еще днем приходил, — объяснял он здороваясь, — и Степан сказал, что вы экзамены выдержали. Но с Викниксором мне встречаться не хотелось. Решил вечерком зайти. Зашел, показал
--

Стр.292
для шутки Кубышке финку, а он, дурак, и ключ бросил и побежал...


— Сам дурак! — огрызнулся сконфуженный Кубышка. — От тебя побежишь... Финку показал! Ты бы еще с пушкой пришел!
Кубышка сердился не на шутку. Лицо его со вздернутым носиком покраснело, а усики, тоненькие, похожие на крысиные хвосты, тщательно хранимые и холимые, усики, растущие так многозначительно, что даже Костец, не выдержав, как-то заметил: "И что это у тебя на губе за похабщина растет" — усики розно поднялись и топорщились...
— Не сердись, Кубышка, — миролюбиво ответил Фока: плюнь, лучше выпьем... "Выпьем мы за Сашу!.. Сашу дорогого!" — вдруг запел он и закружил по музею Сашку.
— Да ты пьян, Фока! — весело закричал Сашка: — Ей богу, пьян!.. Эва, разит, как из паровоза!..
— Ну и что из того, что пьян?.. Подумаешь! Вот пойдем выпьем — никому обидно не будет. Как, по-твоему, Иошка?..
— Пойдем, — согласился Иошка. — Если угощаешь, я не прочь.
— Факт, угощаю... А ты Сашка, идешь?
— Нет, я не иду...
— Нет, пойдешь.
— Нет, не пойду...
— А я говорю — пойдешь, — крикнул Фока и, бросив Сашку на кровать, принялся загибать ему салазки.
— Нет... Ой-ой-ой!..
— Пойдешь?..
— Пусти...
— Спрашиваю — пойдешь?..
— 0-ой-ой!
— Пойдешь?..
— Пойду!..
Фока освободил Сашку и самодовольно надел свою шляпу:
--

Стр.203
— Я говорил, что ты пойдешь... И незачем было спорить... Никогда со мной не спорь... Не докажешь...

…………………………………………..

Ночью дворник был разбужен шумом под воротами. На тумбе сидел Сашка и плакал горькими слезами, утираясь своей кепкой. Рядом на коленях стоял Иошка, крестился и, кланяясь во все стороны, кричал: "Вяжите меня, православные, — я человека убил". И ругал матерно Достоевского. А Кубышка, раскачиваясь, дергал за оборвавшийся кусок проводки, думая, что звонит в дворницкую.


5
На дачу, повидать Лепешина, приехала его мать, сгорбленная годами и жизнью женщина. Лепешин обрадовался, оставил свой велосипед и целый день водил ее по Павловску, по парку, а вечером, отпросившись у халдеев, пошел проводить её на поезд.
И здесь, на вокзале, случилось то, что потом перевернуло, исковеркало и сломало судьбу шкидца. Шкидец плюнул...
К нему подошел скучавший на платформе агент и скучным голосом потребовал трёхрублёвый штраф. В другое время Лепешин обложил бы требовавшего целковых на тридцать матом, швырнул бы кирпичом или булыжником и потом удрал, но рядом стояла мать, — ругательства застряли у него в горле. Он стал извиняться, потому что ни у него, ни у матери денег не было... Но агент, полный служебного рвения, требовал и уже порывался взять шкидца за шиворот, чтобы тащить в дежурку. К несчастью, в это время подошел ленинградский поезд, и Лепешин, увидев Викниксора, бросился к нему за помощью. Викниксор был задумчив и грустен, отдавая трёхрублёвку агенту, но по дороге в Шкиду мечтательность исчезла, сменилась холодным педагогическим расчётом, и он объявил Лепешину, что возьмёт у него в залог велосипед...
--

Стр.204
Если бы Викниксор предоставил Лепешину выбор: подвергнуться самой тонкой и мучительной пытке или отдать велосипед, — Лепешин, без сомнения, выбрал бы первое.


Весь вечер Лепешин ходил расстроенный и хмурый, ночью его мучила бессонница, в голову лезла всякая чертовщина, он думал, как выручить ему свою машину, думал долго, и, наконец, нашел выход. Что днем показалось бы диким и нелепым, ночью представлялось простым и обычным.
Лепешин тихонько оделся и пошел выручать — пошел к викниксоровской квартире. Первую дверь он выломал легко и спокойно, но в сенях, в темноте, зацепил ногой какую-то кадушку, с кадушки посыпались тарелки, черепки, и Лепешина схватили. Вина — взломанная дверь — была налицо.
Со свечой в руке, в нижнем белье и в халате, свершил Викниксор короткий суд, который и решил участь шкидца: завтра его отправят в лавру.
Но отправлять Лепешина в лавру не пришлось. Ночью он решился, сломал дверь в изоляторе, ограбил кладовку и исчез.
Утром в Шкиде царило возмущение. И возмущались, конечно, ребята не взломом своего продуктового магазина, который обычно грабили все и главным образом убегающие, возмущались запиской, оставленной грабителем: "Здесь был я, знаменитый бандит Дубровский-Лепешин".
— Вот Бобер! — удивлялись и возмущались шкидцы. — Прямо лох какой-то... Себя закапывает.
И только один Химик знал истинную историю этой записки. Он вспомнил, что рассказывал ему Лепешин, когда они жарили в лесу курятину.
Утром Лепешин разбудил Химика комками земли, которые швырял через окно тому на кровать.
— Выходи! — сказал он: — мне с тобой поговорить надо... Одевайся и хряй на кирпичики!..
Химик схватился за одежду. Он думал, что Лепешин расскажет ему что-нибудь очень важное
--

Стр.205
и поэтому, когда шел к кирпичной ломке, волновался...


— Ну что? — спросил он, едва завидев голову Лепешина: — Зачем ты меня позвал?
— Да так, — ответил тот: — шамовка у меня фартовая... Садись, шамай...
Тут же на камне расположилась буханка ситного, колбаса, масло, две банки консервов, шоколад и коньяк... Сам Лепешин был в новеньком синем костюме и, подостлав английское пальто, курил сигару...
Изголодавшийся шкидец упрашивать себя не заставил и принялся за шамовку. Компании по ней с ним Лепешин не разделил, — разделил по коньяку... Когда бутылка опустела, он многозначительно потрогал висящий под пиджаком финский нож и сказал:
— Пойдем...
Пошли. Перед глазами у Химика плавала дорога. Он блаженно улыбался, щурился и натыкался на встречные деревья... Спустились с горки, и Лепешин, как бы в раздумье, остановился около большого дома.
— Погоди здесь! — сказал он наконец, и забрался по столбам вверх, к открытым окнам. Химик стоял внизу, качался, рычал, пробовал лезть за Лепешиным, но оборвался, съехал обратно, так и оставшись сидеть с растопыренными ногами, с блаженной улыбкой. Под руки ему попалась игрушечная оловянная посуда, забытая игравшими здесь днем детьми, и он запихал ее в карманы. Потом методически начал выбрасывать посуду обратно.
Наверху завизжали. На землю в ту же минуту упали два шерстяных одеяла и Лепешин.
— Хряем! — крикнул он, вскакивая и подхватывая одеяла.
Приятели помчались... Сзади бежали, кричали, топали — Химику было очень весело, но оборачиваться и наблюдать времени не хватало. Так мчались до самой крепости. На валу, за низенькой, смешной пушкой, Химик свалился. Небо делалось оранжевым.
--

Стр.206
Деревья и дома плясали что-то очень веселое и потешное. Лепешин махал одеялами как флагами.


— Умора! — кричал он. — Там, оказывается, девчонки спали... Сначала испугался, но вижу, одеялы фартовые — два схватил... Визг, конечно, шухер, я зафитилил.
— А как же записка? — говорит Химик.
— Я им велел устно передать, — отвечает Лепешин.
Химик закрывает и приоткрывает глаза, рассматривает крепость. Она ему знакома, здесь часто лежал он, и тогда приходили к нему в голову шальные мысли: продать побольше арматуры, купить пороху, придти ночью, набить пушку, завалить дуло кирпичами и грохнуть.
Лепешин глядит вперед на горбатый, перекинутый через ров, мост, на амбразуры, бойницы, стены. Увидев на стене что-то блестящее и длинное, Лепешин встает и идет, идет по мосту к замку.
Блестит огромный, похожий на лопату градусник.
Лепешин аккуратно, чтобы не раздавить, отламывает его от стены, потом, помахивая им, как тросточкой, входит в низкие и мрачные замковые ворота. Тяжелые плитняковые столбы, широкие каменные ступени обступают со всех сторон. Длинные протянутые цепи спускаются над головой и виснут как крыша. Пушки придвинуты к бойницам, и на лафетах черными грудами лежат ядра... Двор замка зарос травой... Посреди двора весело попыхивает дымком самовар, рядом лежит старое солдатское голенище.
Химик видит, как на замковом мосту показывается с самоваром в руках Лепешин. Самовар вдруг начинает кипеть, бьет в лицо паром, шкидец отворачивается, но в это время с поленом в руке вылетает из ворот визжащая старуха... На мосту закипает бой... Самовар летит в ров, старуха замахивается поленом, Лепешин градусником... Треск... Из замка выскакивает подкрепление — древний инвалид с пищалью.
Лепешин бежит. Химик, подхватив одеяла, устремляется за ним следом. Сзади стреляет пищаль.

…………………………….

--

Стр.207
Выспавшись в парке, ребята выкупались, спрятали одеяла и пошли на вокзал... По дороге Лепешину понравилась одна дача, в которой как будто бы никого не было, — он велел приятелю подождать, — отставил с окна гераньки и юркнул внутрь.


Оставшись один, Химик услышал голоса, оглянулся и побледнел. По улице шла орава ребят из вражеского, нормального детдома.
Вражда нормальных с дефективными извечная, а эти нормальные помнили, что в начале лета четвертый дефективный дом просил у Шкиды против них помощи: Шкида выступила, — нормальные боя не приняли, но злобу на шкидцев затаили.
Химик хотел уже бежать, но его заметили, орава ринулась вперед, и шкидец, торкнувшись от оплеух, полетел на землю, вскочил, завыл и кинулся к Шкиде, получив вдогонку еще несколько увесистых ударов.
На повороте из смежной улицы выскочил с разбитым носом Удалов, Кузя и Рыжик, избитые еще раньше Химика. Они обогнали Химика и с криком "наших бьют" — ворвались на дачу.
6
Фока, поссорившись из-за чего-то с отцом, окончательно перебрался в Шкиду. Но деньги у него кончились скоро. Кончились они и у ребят. Последний раз опохмелялись днем, когда загнали маклакам все свои учебники и книги. Пить было больше не на что. Лука мрачно ходил по музею и плевался. Иошка с Сашкой играли в шахматы; в головах у них крутило, и они поминутно зевали фигуру за фигурой...
— Паскудство! — бормотал Фока. — И это называется жизнь... Не на что даже выпить приличному человеку...
— Куда ты свою королеву под коня суешь? — крикнул на Иошку Сашка.
Иошка отдернул руку и свалил туру — нагнулся
--

Стр.208
за турой, толкнул нечаянно доску, и на голову ему полетели остальные фигуры...


— Сядь! — разозлился Сашка. — Сядь, пьяница несчастный... Сиди... я расставлю сам.
Сашка начал осторожно расставлять фигуры, припоминая их недавнее расположение...
— Плюнь! — мрачно приказал Фока и опрокинул доску: — Плюнь на эту ерунду...
Он подсел к столику, наклонился к самым лицам ребят и для чего-то зашептал, хотя во всем здании никого, кроме дворника, не было:
— Я тут думал, откуда денег достать... И вот соображаю, что можно из физики чего-нибудь загнать. Мотор, динамо, градусники... На рынок, если поторопимся, еще успеть можно...
— Что ты, — всполошился Сашка и даже замахал руками. — Что ты? С ума сошел?.. Воровать?..
Фока поднял голову — глаза его сузились и нехорошо заблестели...
— Засохни! — треснул он по столу кулаком. — Мотор загнать можно, динамо загнать можно, градусники загнать можно. Факт; в две минуты... И выпьем...
— Ну и что же тут особенного? — заплетаясь языком и покачивая головой, обратился к Сашке Иошка.
— Что ж тут особенного? Подумаешь... Продадим и выпьем... Верно я говорю, Кубышка?..
Кубышка удовлетворенно кивнул и облизнулся...
— А не хочешь, не надо! — добавил Фока, глядя на Сашку. — И без тебя обойдемся... Отшивайся...
У Сашки тоскливо засосало под ложечкой, — захотелось вдруг выпить, и кутнуть, но упрямство взяло верх...
— Не пойду, — твердо сказал он: — и вам не советую...
— И катись к чёртовой матери! — крикнул Фока. — Пойдем, ребята.
Сашка остался один. Наверху хлопнула дверь. Всё в Шкиде стихло... "Работают" — подумал Сашка и лёг на кровать.
--

Стр.209
Хотел заснуть, спать не хотелось. Сел. По лестнице проволокли что-то тяжелое. Тихо, без разговоров вбежал в музей Кубышка, схватил кепку и опять убежал. Хлопнула входная дверь.


Сашка подошел к окну. По двору с мешком за плечами шел Фока. Иошка с Кубышкой что-то несли за ним в корзинке... У Сашки опять засосало под ложечкой, еще больше захотелось выпить, захотелось быть вместе с ребятами...
Дураки, — злобно подумал он: — засыплются с вещами... Волокут, а не сообразили, что дворник может подглядеть.
На рынке, по случаю позднего времени и нетрезвого состояния, ребятам за вещи отсыпали не много, — семь рублей. В Шкиду они вернулись веселые, Иошка пел и притоптывал, Кубышка икал.
Сашка лежал на кровати и остервенело читал "Собор парижской богоматери".
Фока опять шагал по музею, бормотал и вертел у носа пальцами, словно что-то доказывая... Вдруг он остановился. Остановился у двери, ведущей в библиотеку.
— Что это?
— Это! — удивился Иошка и икнул. — Это, видишь ли библиотека...
— Знаю, что библиотека, но ведь там книги...
— Да уж раз библиотека, значит и книги...
— Ну, а книги эти можно загнать! — заключил Фока и потрогал дверь... Иошка открыл рот, подумал и, не найдя остроумного ответа, визгливо захохотал...
— Тонко... Тонко, чёрт тебя подери, придумал!
Фока перешел к делу и своей финкой принялся вскрывать замки...
Дверь была тяжелая, толстая, окованная по краям железом, с широкими лапчатыми петлями и двумя замками — внутренним и наружным. Наружный Фока сковырнул быстро, — внутренний не поддавался. Не поддался он усилиям и Кубышки и Иошки. Ребята
--

Стр.210
сопели, ругались, ковыряли в замочные, пока не сломали финки...


— А, ч-чёрт! — выругался Фока, отступив. — Навертели здесь замков... Делать им, дуракам, было нечего...
— Для дураков и замки! — крикнул вдруг Сашка и, вскочив с кровати, подбежал к двери. — Кто же в замках ножиком колупает? Ты у себя в носу поколупай! Тоже, механик! Смотри!
Сашка всунул в замочину гвоздь и отжал его в сторону. Сразу же внутри замка щелкнула пружина, и дверь отворилась.
— Пожалуйста!..
— Здорово! — только и мог сказать Фока. — Вот это я понимаю. Раз гвоздем — и замка недочет. Это уметь надо.
Кубышка притащил мешки и принялся накладывать в них книги, которые ему подавали остальные ребята.
— Энциклопедии ищите, — распоряжался Фока, — словари... Нашел? Давай сюда... Нынче словари в цене... Пушкина не надо... Барахло... Физику — даешь...
С шелестом и треском раскрывали ребята книжные шкафы, открывали ловко, сметая предварительно пыль, чтобы не оставить следов. На место вынутых книг ставили другие, "малоценные".
— Большие книжки в угол клади, мы их после возьмем, на бумагу продадим. Химия?.. Химию бери, алгебру бери? На, Кубышка, укладывай. Да бери, говорят... Что ты, оглох? Кубышка!..
Кубышка не отвечал. Он смотрел на дверь и только шевелил усиками.
На пороге, съежившись, стоял дворник. В руках он держал ключи, которые судорожно подпрыгивали и звенели в темноте.
— Тэк-с... тэк-с! — шептал дворник. — Тэк-с...
— Степан! — испуганно крикнул Фока. — Ты в самом деле чего-нибудь не подумай...
--

Стр.211
Вместо ответа, дворник поспешно повернулся и заторопился к лестнице.


— Степан! — крикнул Фока: — Степан, постой!.. Постой, тебе говорят!..
Он выбежал из музея, выскочили и остальные, но дворник уже гремел сапогами вниз, по лестнице, к себе в дворницкую...
— Степан, — застучал к нему Фока: — открой, Степан, дай сказать!
— Уйди, каторжник, — захрипел из-за двери дворник: — уйди, говорю... Знаю вас, убивцев... Уйди, а то кричать стану...
— Да ты послушай...
— И слушать не стану... Вот приедут все завтра с дачи — всё скажу Виктор Николаевичу... Уйди!.. Уйди, говорю!.. He стучи... Кар-р-р-раул!
7
Когда Химик прибежал на дачу, Шкида уже кипела. Мелькали в воздухе дубинки, железные палки, привязывались к веревкам чугунные гири, рвались на куски провода и скручивались на манер арапников. Рябинин, глядя на избитых ребят, выламывал из мостовой кирпичи и даже подвывал от злости, словно это ему, а не Удалову, расквасили нос. Рыжик, пылая мщеньем, обвешивался вместо гранат бутылками, Кузя крутил мокрым канатом, Мамоня собирал камни, Мышка булыжники. Защелкали заряжаемые самоделки.
— Ребята, — закричал Мамонтов: — ребята, самоделок не брать... Не мокрое... А первому кто побежит - набить потом морду!
Шкида ответила рёвом. Ворота распахнулись, и армия дефективных понеслась бить нормальных. Сзади грохотала тяжелая артиллерия — тачки, полные кирпичами, и бежал, гремя бутылками, Рыжик.
"Нормальные" стояли строем перед своей дачей. Всех их было раза в три больше, чем шкидцев. Впереди находились самые высокие, самые длинные, в зимних
--

Стр.212
шапках. Они стояли закутанные, как в броню, в пальто и ватные одеяла...


Увидев приближение врага, нормальные тронулись с места и, подбадривая себя криками, понеслись вперед. Впереди мчались ватные рыцари, орали, размахивали над головой дубинами, и, казалось, ничто не сможет остановить их бега.
— Ну, ребята, — крикнул Калина! — Помни уговор.
В воздухе свистнули кирпичи, камни. Пара рыцарей повалились, замелькали в воздухе палки, гири, дубины, ребята сошлись стена к стене — и шкидцев начали теснить.
Вдруг раздался крик. С горы, работая изо всех сил педалями, размахивая наганом, на только что украденном дамском велосипеде мчался Лепешин.
— Держись! — кричал он.
Но "держаться" уже было не надо. Знаменитый однофамилец генерала Мамонтова "с горстью храбрецов", обойдя поле битвы (а дралось с двух сторон человек полтораста), ударил на противника с тылу. Тыл составляли мальши — малыши побежали, началась всеобщая паника и бегство...
Шкидцы продвинулись до самой вражеской дачи и повели осаду...
Тем временем подъехала отставшая "артиллерия". Загудели кирпичные снаряды. В даче одно за другим вылетали стекла и целые оконные рамы. Выскочил, было, из ворот и заметался, выдергивая револьвер, воспитатель, но Червонец мрачно треснул его дубиной, и тот, свалившись, пополз обратно... Вслед за воспитателем выскочил светловолосый мальчик, в руках он держал самоделку, а рядом бежали два адъютанта ...
— Нечестно! — только и успел крикнуть Калина. Раздался грохот. Вражескую самоделку разорвало, мальчик схватился за подбородок, адъютанты завертелись и вскрикнули. Вперед выскочил Рыжик и закрутил над головой "гранатой". "Нормальный" понял опасность и побежал к воротам. Добежать ему не
--

Стр.213
удалось. Бутылка глухо ударила его по затылку и разлетелась вдребезги... Мальчик удивленно поднял руки и стал приседать, как на уроке гимнастики, все ниже и ниже; пущенная Кузей кирпичина пришлась ему по боку, он странно охнул и упал...


Шкидцы разбежались.
Спустя полчаса калитка шкидской дачи очень осторожно отворилась, и в нее просунулась сперва фуражка, а потом и вся голова начальника павловской милиции. Видя, что опасности никакой нет, он спрятал револьвер и вошел во двор. Сверху уже спускался обеспокоенный Викниксор... Вестник несчастия подошел к заведующему. По мере его речи лицо Викниксора хмурилось, мрачнело, и наконец он крикнул бывшему здесь дежурному халдею:
— Построить ребят!
Ребят построили. Начальник милиции, заложив за спину руки, прошел вдоль шеренги и скомандовал:
— Все, кто участвовал в драке, три шага вперед. Шкидцы прыснули, усмехнулся и Викниксор. Начальник озлился и, тыкая пальцем, закричал:
— Запираться?.. Ты.... ты... ты... Он отсчитал шестерых, наиболее ему понравившихся ребят и велел "следовать" за ним.
— Подождите! — остановил его Викниксор. — Здесь я заведующий, и ребят вам не выдам. Он повернулся к шкидцам и спросил:
— Что у вас случилось?
Химик, поддержанный Удаловым и Кузей, рассказал.
— Ну, вот видите! — снова обратился к начальнику Викниксор. — Я так и думал. Ребят задели, а они ведь дефективные, с них много не возьмешь.
Начался спор. Начальник требовал ребят, грозил протоколом, арестом, кричал "о порядочках". Викниксор спокойно и сдерживаясь отвечал ему, но ребят выдать отказался. В конце концов милиционер махнул рукой и потребовал сдачи оружия.
— Ну, ребята! — грозно сказал Викниксор,
--

Стр.214
подойдя к строю и подмигивая: — чтобы через пять минут оружие было сдано.


И через пять минут на дворе возвышалась преогромная куча, куда шкидцы, изображая глубокую скорбь, сваливали прутики, щепочки, ремешки и бечевки...
Когда калитка за начальником милиции закрылась, Викниксор повернулся к ребятам. По лицу его забегали молнии, губы были закушены и руки крепко сжаты.
Началась расправа.
— Смирно!
Рыжик побледнел. Побледнели Мамонтов и Калина. Викниксор подошел еще ближе, шевельнул губами, хотел говорить, но вдруг отвернулся и махнул рукой.
— Завтра с утра собрать матрацы... Едем в город...


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет