Предисловие составителя
жүктеу/скачать 4 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Литература. Всеволод Миллер — Очерки русской народной словесности. Былины. Том 2. М., 1910; А. Зорин — Липицкая битва; А.Н. Робинсон — Литература Древней Руси.
- В-третьих, ярко выраженный характер носит рассказ о чуде, свершившемся после смерти князя.
- По справедливому замечанию Тихомирова, все это относится к области литературы, и не истории.
- Между прочим, весной 1231 г. хлеб в Новгород привезли немцы.
- С немцами Ярослав заключил мир "по всей правде своей". Летописи не говорят об его условиях. По предположению С.М.Соловьева, князь выговорил себе право на дань с Восточной Эстонии
Александр по прозвищу Попович {«глаголемый Попович»} был ростовским жителем и имел слугу Торопа. Он служил сначала в дружине великого князя Всеволода Большое Гнездо, а затем в дружине его сына Константина Ростовского, когда отец, сидевший во Владимире, передал тому ростовский стол. Александр Попович возглавлял собственную небольшую дружину и, помимо слуги Торопа, выводил в поле "прочих же храбрых того ж града 70". Он храбро несколько раз отстаивал родной город от набегов великого князя владимирского Юрия, хотевшего выгнать брата Константина из Ростова. Так, когда однажды, в отсутствие князя Константина {тот в это время был занят важным делом — жёг Кострому}, Юрий подступил к Ростову, Александр Попович "храбрьствуя, выезжая из Ростова, князь Юрьевых вой побиваше, их же побитых от него около Ростова на реце Ишне и под Угодичами на лугу многи ямы костей накладены". Таким образом воинские подвиги Александра были связаны с целым рядом местных урочищ в Ростовской земле. Далее летописец-компилятор упоминает битву на реке Гзе {впадающей в Колокшу близ Юрьева-Польского} в 1216 г., в которой «победи Константин молитвами Пречистыа, своею правдою и теми же храбрыми Александром с слугой Торопом, ту же бе и Тимоня Золотой пояс». В этой битве был убит близкий к Юрию храбрый Юрята {по другим свидетельствам Юрату, как и Ратибора, Попович убил в Липицкой битве}. Юрий должен был смириться с братом. Затем припоминается громкая победа Константина Ростовского и Мстислава Удатного над суздальскими князьями - Юрием и его братом Ярославом при реке Липице и на Юрьевой горе (см. также Андрей Станиславович, Тороп, Ратибор и Иванко Попович). В этой битве был убит безумный хвастливый боярин Ратибор. После поражения братьев Константин стал великим князем, но прожил всего два года. По его смерти, когда великим князем сделался опять Юрий, Александр Попович, опасаясь его мщения, созвал других «храбрых» к себе в город «обрыт под Гремячим колодязем на реце Где, иже и ныне той соп стоит пуст». Тут же «храбры» положили перейти на службу в Киев {«тогда же ряд положивше, яко служити им единому великому князю в матери градом Киеве»}. Они били челом великому князю Мстиславу Романовичу, «о них же великий князь велми гордяшеся и хваляшеся». Я сильно подозреваю, что Попович был берсерком {т.е. в азарте битвы терял разум и преисполнялся нечеловеческой силы}: о культивации и культе таких воинов говорит А.Н. Робинсон {он относит сказанное к Всеволоду Буй Туру «Слова», но для нас важно, что берсерков считали великими воинами}. Ещё более раннее упоминание об Александре Поповиче находится в Академическом списке Суздальской летописи, рукопись которой относится к XV в., в рассказе о Калкском побоище: «и Александр Попович ту убиен бысть с инеми 70 храбрых». Отряд Поповича при этом прикрывал отход русского войска. Что касается эпизода о столкновении Александра Поповича с Мстиславом Удатным в битве при Липице, когда «храбр» по ошибке чуть не убил князя, то некоторые учёные считают его недостоверным, так как Александр не мог не знать Мстислава в лицо, будучи в дружине Константина Всеволодовича одним из первых витязей. Так же и совет его Мстиславу не ввязываться в схватку (ибо это дело не княжье), а наблюдать за ней издалека (а это - княжье) кажется критикам странным. Никоновская летопись утверждает, будто в пылу боя Мстислав столкнулся с Поповичем, который, якобы, не признал князя и едва не рассек его мечом, а признав, дал ему совет: "Княже, ты не дерзай, но стой и смотри; егда убо ты, глава, убиен будешь, и что суть иные и куда им податься?" Эпизод этот следует, по мнению большинства историков, отнести к разряду позднейших домыслов. Они считают, что вряд ли столь опытный воин как Попович, не опознал бы даже в горячке схватки собственного предводителя. И уж тем более невероятен данный им князю совет "стоять и смотреть" в сторонке – подобное поведение было бы просто немыслимо для князя XIII в., тем более такого, как Мстислав Мстиславич, прославившегося равно и мастерством полководца, и воинской удалью. Однако многократное упоминание в былинах об Алёше Поповиче эпизода о том, как витязи по ошибке едва не убивают друг друга, , что, может служить {как отметил Миллер} отголоском на какой-то действительный факт из жизни Александра Поповича, сохранившийся в памяти народной. Можно добавить, что столкновение это могло произойти только в какой-то междоусобной битве {не мог же бы «храбр» спутать своего с татарином в битве при Калке}, и притом в памятной всей Руси битве, раз этот эпизод был на слуху и о нём помнили долгое время. А битва на Липице была одна из самых крупных и знаменитых, да и к тому же одной из последних в домонгольский период. Принимая по горячей молодости участие в «махаловках», я кое-что помню об азарте схватки. Поэтому считаю, что в горячке боя такая стычка по ошибке вполне могла иметь место, а обращение Александра к Мстиславу вполне может быть следствием той же горячности витязя и досадой от того, что он чуть не зарубил союзника. И повторю, что Попович был, по моему убеждению, берсерком, то есть безумным в бою, чем, собственно, и отмечены были все великие воители, оценённые современниками, которые нарекли их «божьими людьми». Вспомним, что всякие отклонения от обыденной психики часто воспринимались современниками, как признак величия {Магомет, Наполеон, Гитлер}. \Миллер, 81-85, 105-107\. Литература. Всеволод Миллер — Очерки русской народной словесности. Былины. Том 2. М., 1910; А. Зорин — Липицкая битва; А.Н. Робинсон — Литература Древней Руси. АЛЕКСАНДР ЯРОСЛАВИЧ НЕВСКИЙ (13 мая 1221(30 мая 1220, ноябрь 1220)-14 ноября 1263) — прославленный русский князь из рода Владимиро-Суздальских вел. кн., 2-й сын великого князя Ярослава II Всеволодовича и княгини Феодосии, внук Всеволода Большое Гнездо, отец родоначальника династии московских князей Даниила. Жена — Александра Брячиславна. Поскольку Александр Невский был причислен к лику святых, то существует его житие, представленное в различных редакциях, ранних и поздних, кратких и пространных {известны сотни списков; на протяжении нескольких веков, вплоть до XVII в., житие несколько раз перерабатывалось, особенно после собора 1547 г., созванного в связи с канонизацией русских святых}. В настоящее время по наиболее распространённой версии считается, что повествование об Александре Невском сложилось {вскоре после его смерти}, по-видимому, как дружинно-воинское произведение {светская биография} под пером одного из приближённых князя {автор называет себя «самовидцем» деяний Александра}, но дощло до нас в более поздней {конец XIII в.} обработке в виде «жития» святого. Первая редакция «Жития» была создана в Рождественском монастыре во Владимире, где был погребён князь {при Петре I останки Александра Невского были перенесены в Петербург}. Ранее полагали, что «Слово о погибели земли Русской», предшествующее первой редакции «Жития Александра Невского» в двух списках, являлось вводной частью к той светской биографии, которая легла в основу жития {доказательством существования биографии-предтечи служит необычное для агиографии сочетание в житии элементов воинского повествования с церковно-религиозными}. Однако стилистическое сравнение выявило независимость «Слова о погибели» {представляющего собой неоконченный фрагмент какого-то более крупного произведения} и «Жития». Упоминаемые в «Слове о погибели» имена и контекст, в котором эти имена встречаются, отзвуки легенд о Владимире Мономахе и некоторые южнорусские черты в памятнике дают основание считать, что «Слово» было написано автором южнорусского происхождения в Северо-Восточной Руси не позже 1246 г. {год смерти «нынешнего» Ярослава — Всеволодовича} и, естественно, не ранее 1238 г. {нашествие Батыя}. Объединение «Слова» и «Жития» произошло уже после их раздельного и неодновременного создания. Неоднократные попытки выделить из жития текст первоначальной светской биографии успехом не увенчались, но, тем не менее, нечто вроде ещё одной такой попытки будет сейчас предпринято. В 1947 г. Д.С. Лихачёв обратил внимание на то, что по композиции, манере описания военных столкновений, отдельным стилистическим приёмам и некоторым фразеологизмам «Житие Александра Невского» близко к «Летописцу Даниила Галицкого», входящему в Галицко-Волынскую летопись {входящую по списку в Ипатьевскую}. По убедительному предположению Лихачёва, это объясняется тем, что в создании обоих произведений принимал участие митрополит Кирилл. «Вне всякого сомнения, — пишет исследователь, — Кирилл имел отношение у составлению жизнеописания Александра. Он мог быть и автором, но, вернее всего, он заказал житие кому-нибудь из проживающих на севере Галицких книжников». То, что Кирилл имел отношение к составлению «Летописца Даниила Галицкого», обстоятельно аргументировано Л.В. Черепниным ещё в 1941 г. Митрополит умер в 1280 г., и, следовательно, время возникновения «Жития Александра Невского» следует отнести к периоду между 1263-1280 гг. Наряду со сходством «Жития Александра Невского» с «Летописцем Даниила Галицкого» между этими произведениями имеется и существенное жанровое отличие: жизнеописание Александра Невского — произведение агиографического жанра. Это нашло отражение в целом ряде характерных особенностей произведения. Во-первых, в предисловии, в соответствии с канонами жанра, автор говорит о себе с подчёркнутым самоуничижением, употребляя при этом этикетные формулировки» «Пред Господом нашим Иисусом Христом, сыном Божиим я, худый и грешный, и недостойный, начинаю писать житие великого князя Александра Ярославича…». Во-вторых, в духе агиографии автор сообщает о рождении Александра и представляет нам его родителей, причём отец его Ярослав Всеволодович назван благочестивым, нищелюбивым и наикротчайшим, с чем никак невозможно согласиться {см. характеристику Ярослава Всеволодовича в соответствующей статье}. В-третьих, ярко выраженный характер носит рассказ о чуде, свершившемся после смерти князя. Ничего этого, разумеется, в тексте светской биографии князя не содержалось, указанные вставки — плоды творчества агиографа. Об исторической ценности известий «Жития Александра Невского» справедливо пишет академик М. Н. Тихомиров: «Составитель упомянутой биографии Александра сравнивает его с известными историческими лицами; по красоте — с Иосифом Прекрасным, по силе — с библейским Самсоном; по храбрости — с римским императором Веспасианом, взявшим и разорившим Иерусалим. Тот же биограф добавляет, что Александр имел "возраст (т.е. рост), паче иных человек, глас его, яко труба в народе". На этом основании некоторые историки довольно наивно представляли Александра Ярославича человеком громадного роста, с зычным, трубоподобным голосом. На самом деле эти сравнения дают очень мало для суждения о внешности героя — князя, т.е. они заимствованы из книжных источников, хотя и говорят о том, что Александр производил на современников незаурядное впечатление». По справедливому замечанию Тихомирова, все это относится к области литературы, и не истории. Однако некоторые историки даже после выхода в свет данной работы М. Н. Тихомирова все ещё продолжают слепо верить в буквальную достоверность известий литературного «Жития»: «Летописцы, которые обычно не распространяются о внешности других князей, — пишет А.И. Яковлев, — любят изображать наружность Александра. Из их описаний мы заключаем, что он был очень хорош собой, могуч, высок ростом, широк в плечах и обладал звучным голосом. Когда он говорил с шумным новгородским вечем, то голос его, по словам летописца, "гремел, как труба"». Как мы видим, Яковлев пользуется известиями Софийской 1-й или Воскресенской летописи, не задумываясь над тем, что эти известия приникли в летопись из литературного «Жития Александра Невского». О годах жизни Александра до Невской битвы житие умалчивает, они восполняются летописными сведениями. Александр Невский родился в Переяславле Залесском, где отец его был в то время удельным князем. Мать Александра ─ Ростислава, в крещении Феодосия, ─ была дочерью известного русского князя Мстислава Мстиславича Удатного {такова традиционная версия; альтернативная версия о матери-половчанке изложена в статье Федосия}. Отрочество и юность Александра большею частью протекли в Новгороде, где в то время княжил отец его Ярослав, всю жизнь то ссорившийся с новгородцами, то опять ладивший с ними. Несколько раз новгородцы прогоняли Ярослава Всеволодовича за крутой нрав и насилие и несколько раз приглашали снова. Князь Александр уже в молодых летах подвергался тому же вместе с отцом. В 1228 го- ду новгородцы разошлись с Ярославом во мнениях о «тлетворном влиянии Запада». Они не поддержали князя, грозившего Пскову, который заключил союз с немецким рыцарским орденом. Псковитяне были недовольны тем, что набеги новгородцев на Колывань (Ревель), Кесь (Венден) и Медвежью Голову (Оденпе) носили исключительно грабительский характер: получив выкуп, новгородское войско возвращалось восвояси, не стремясь к удержанию и охране захваченной территории. Псковитянам же приходилось расплачиваться за эти набеги, т.к. именно на их город совершались ответные нападения. Но новгородцы и сами желали мира с ливонскими немцами, через которых пролегали их торговые пути в Европу, а потому не поддержали Ярослава в его идее военного похода на Ригу. Обнадёженный сложившейся тогда на севере Руси обстановкой папа римский Гонорий III в 1227 г. обратился ко всем русским князьям с известным письмом, в котором обещал им покровительство Латинской церкви: «Ваши заблуждения в Вере раздражают Небо и причиною всех зол в России: бойтесь еще ужаснейших, если не обратитесь к истине. Увещаем и молим, чтобы вы письменно изъявили на то добрую волю чрез надежных Послов, а между тем жили мирно с Христианами Ливонскими». Ярослав в гневе покинул Новгород, оставив княжить Александра {в возрасте 8 лет} со своим старшим братом Фёдором {правда старше-то брат был всего на год} и с боярином Феодором Даниловичем {из Суздаля} и тиуном Якимом в качестве руководителей молодым князьям. Любому здравомыслящему человеку такое решение покажется, мягко говоря, нелогичным: не сумев управиться в Новгороде сам, князь бросает в пекло вечевой вольницы малолетниз сыновей с боярами, привыкшими к суздальской покорности и покойности. В Новгороде тем временем {осень 1228} произошёл очередной «государственный переворот»: были избраны новый посадник и тысяцкий, прежняя администрация традиционно подверглись ограблению {тысяцкий Вячеслав, его брат Богуслав, владыкин стольник Андреич, липит- ский староста Душилец и прочие} и частично убиению — обычное для вольного Новгорода явление. Всё началось с того, что вследствии неблагоприятных климатических условий городу грозила «костлявая рука голода» {рука эта была для горожан фактором боле-мене постоянным, но смириться с ней безропотно они не могли}. В 1228 году в Новгородской земле стояла необыкновенно дождливая осень. С самого Успеньева дня начали лить дожди и продолжались непрерывно до Николина дня. «За все это время мы не видали ни одного светлого дня,— замечает летописец.— Нельзя было ни сенокоса окончить, ни убрать с полей хлеба». В затяжных дождях был обвинён, естественно, ответственный за погоду, тогдашний владыка Арсений, избранный в архиепископы приверженцами Ярослава Всеволодовича. Враги последнего воспользовались народным возбуждением по случаю небывалого ненастья. Собралось бурное вече. Раздались крики: «Владыка Арсений во всем виноват. Из-за него стоит ненастье. Зачем он неправильно сел на владычнем столе, заплативши мзду князю!» Толпа бросилась на владычен двор. Арсений успел укрыться в храме св. Софии, но его оттуда вытащили, «акы злодея пьхающе за ворот». Владыка едва спасся от смерти. «Весь город поднялся на ноги. Никогда не бывало столь бурного веча. Ярославовы сторонники решились защищаться до последней крайности. Готовилось ужасное кровопролитие, но, к счастью, под самый Николин день, на б декабря, произошло страшное наводнение, сломало Волховский мост и таким образом разделило противников, собравшихся с оружием в руках на противолежащих сторонах. Восторжествовавшая партия послала сказать князю, что он может приехать в Новгород, но должен отказаться от всех затеянных им новин, должен уважать новгородскую старину и вольности, В противном случае, замечали послы, «ты себе, а мы себе». Но Ярослав вовсе не был такой князь, который бы легко отказывался от своих стремлений. Среди зимы, в ночь на вторник в сыропустную неделю, новгородцы узнали, что юные княжичи, Феодор и Александр, по приказанию отца покинули Новгород, Это внезапное исчезновение было ответом Ярослава на новгородские требования. Новгородцы поняли, что Ярослав сильно разгневался на них. На следующее же утро собралось вече. «Князь задумал какое-нибудь зло на св. Софию... Мы не гнали князей от себя и самому князю не сделали никакого зла, казнили только свою братью. Пусть судит им в том Бог и честный крест, а мы промыслим себе князя!» — кричали на вече. Такого именно результата и добивались противники суздальского влияния. Решено было послать в Чернигов и звать князя Михаила Всеволодовича» (Хитров). После недолгого и эпизодического новгородского княжения Михаила Черниговского и его малолетнего сына Ростислава {посадники и тысяцкие в эти развесёлые годы менялись в Новгороде чуть не ежемесячно} новгородцы вновь обратились к Ярославу. Александр в 1230 году вернулся в Новгород с отцом и с тех пор надолго не покидал города. Ярослав прибыл в Новгород 30 декабря 1230 года. Прожив здесь около двух недель, он вторично оставил своих сыновей Феодора и Александра и удалился в свой Переяславль. Юным князьям и на этот раз пришлось быть свидетелями ужасных народных бедствий… «Вследствие раннего мороза все озимые посевы погибли в Новгородской области, и «оттоле горе уставися велико»: цены на хлеб стали быстро возрастать и дошли до небывалой высоты — по гривне серебра (около фунта) за четверть ржи. На подвоз не было никакой надежды, потому что бедствие постигло на этот раз не один Новгород. По всей земле Русской терпели голод, кроме Киева. Несчастные новгородцы сначала ели мох, липовую и сосновую кору, желуди, ильмовый лист, потом принялись за конину, собак и кошек, но, видно, под конец и этой пищи не хватило. Множество непогребенных тру- пов умерших от голода людей валялось по улицам. «Что сказать о постигшей нас каре Божией! — восклицает летописец, продолжая свой ужасный рассказ.— Кто не прослезится, видя мертвецов, разбросанных по улицам, и младенцев, которых пожирали псы!?» Голод заглушал, казалось, все человеческие чувства: отцы и матери продавали детей в рабство, только бы добыть хлеба. Брат брату, отец сыну, мать дочери отказывали в куске хлеба. Тупо и бессмысленно смотрели родители на муки умиравших голодною смертью детей своих... «Не бысть милости межи нами, не бяше, туга и печаль, на уличи скорбь друг с другом, дома тска, зряще дети плачущие хлеба, а другая умирающа». Люди обращались в голодных зверей: обезумев от голода и отчаяния, несчастные принялись поедать человеческие трупы, а некоторые доходили до такого неистовства, что нападали на живых людей, резали и пожирали их. Тщетно старались остановить злодейства ужасными казнями; пойманных и уличенных в зверских злодеяниях жгли огнем, вещали, но голод пересиливал страх смерти. Весь гражданский порядок приходил в разрушение: начались грабежи, поджоги жилищ с целью отыскать какие-нибудь запасы хлеба. Пошла резня... Немудрено, что среди такого крушения всякого порядка в начале 1231 года произошел страшный пожар, обративший в пепел весь Словенский конец. Огненное море распространялось во все стороны и грозило гибелью всему городу из-за вихря, переносившего огонь даже через Волхов. Уцелевшие от голода становились жертвою пламени или тонули в реке, спасаясь от огня. «Уже бяше при конци город сей!» (Хитров). Между прочим, весной 1231 г. хлеб в Новгород привезли немцы. «После утверждения князя Ярослава Всеволодовича в Новгороде в 1230 г. ряд представителей антисуздальской партии покинули город. В 1232 г., после ряда перипетий они оказались в Пскове, где были приняты из-за враждебного отношения к Ярославу. Наместник Ярослава в городе был схвачен. Антисуздальская партия активизировалась и в Новгороде, но Ярослав заставил ее замолчать и ввел торговую блокаду Пскова. Псков смирился, принял князем Юрия, шурина Ярослава {младшего сына Мстислава Удатного}, а изгнанники вынуждены были уйти в земли Дерптского епископа, в Одепне. {Тогда же в Оденпе появился и покинувший по неизвесным причинам Русь сын бывшего псковского князя Владимира Мстиславича Ярослав ─ племянник Мстислава Удатного}. Поддержка дерптскими вассалами изгнанников способствовала обострению обстановки. В 1233 г. новгородские изгнанники, Ярослав Владимирович и немцы из Одепне вторглись в псковские земли и захватили Изборск. Псковское войско отбило город и пленило Ярослава Владимировича. Плененного князя отдали Ярославу Всеволодовичу, который заточил его в Переяславле Залесском. В 1240 г. Ярослав, впрочем, снова оказался в Ливонии. У немцев был убит некий Даниил, очевидно, рыцарь, остальные бежали. В том же году немцы совершили набег на новгородские земли, дошли до верховий р. Луги, захватили в Тесово новгородца Кирилла Синкиницу и увели его в Одепне. Ярослав Всеволодович прибыл в Новгород из Переяславля Залесского с крупными силами, присоединил войска, собранные со всей Новгородской земли, и вторгся во владения Дерпта. Русские опустошили окрестности Дерпта, сожгли цистерианский монастырь. Немецкие войска выступили из Дерпта и Одепне, оттеснили русские сторожевые отряды и дали основным силам сражение на р.Эмайыге (летописная Омовыжа). Битва закончилась поражением немцев. Согласно новгородской летописи, у них погибло много лучших людей (видимо, рыцарей). При отступлении под немецкими воинами проломился лед на р.Эмайыга, часть из них утонула. Остатки побежденных бежали в Дерпт и Одепне. После сражения были опустошены окрестности Дерпта и Одепне. Летопись утверждает, что новгородцы вернулись домой все здравые, а у низовцев (владимиро-суздальцов) было много убитых. С немцами Ярослав заключил мир "по всей правде своей". Летописи не говорят об его условиях. По предположению С.М.Соловьева, князь выговорил себе право на дань с Восточной Эстонии <…> Дерптский епископ Герман {брат знаменитого рижского епископа и основателя ордена меченосцев Альберта фон Аппельдерна} жил в 1226-1234 гг. за пределами Ливонии, в Германии, иногда в Италии. Инициатива войны принадлежала его вассалам. Сам Герман в 1233 г. получил от короля Генриха грамоту, призывающую Любек и купцов, торгующих с Ливонией, оказывать епископу помощь против язычников и всех его врагов. В 1234 г. Герман вернулся в Ливонию. Осенью 1235 г. он отправился к папе, но вскоре снова появился в своей епархии» (Шкрабо). Если на севере Ливонии немцы конфликтовали с русским, то на юге в 1236 г. был организован крестовый поход против литовцев. В нем участвовали войска меченосцев, прибывшие из Германии крестоносцы, ополчения ливов, латгалов и эстов, а также 200 воинов из Пскова. Экспедиция закончилась поражением в битве при Сауле (22 сентября 1236 г.). В битве с литовцами, которыми командовал знаменитый князь Миндовг, погибли магистр Ордена Волквин фон Наумбург и около 50 братьев-рыцарей. «После многих славных и счастливых битв с неверными, магистр Вольквин, в предпринятом им походе против неверных литовцев, был убит теми литовцами вместе с господином Газельдорпом и графом Даненбергом, пятидесятью орденскими братьями и множеством верующаго народа в Саульской земле, в день св. Морица и его сомучеников (22 сентября 1236 г.)» («Хроника Ливонии» Германа фон Вартберге). Из-за восстаний куршей и земгалов немцы были оттеснены к нижней Даугаве, а Земгальское и Курляндское епископства оказались вакантными и существовали только на бумаге. Из-под контроля немцев вышли также эсты о.Сааремаа. жүктеу/скачать 4 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|