Примеры реалистского исследования (стр. 22-27)
Объективность и субъективность: три различительных особенности
жүктеу/скачать 311.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Заключение или: насколько можно ошибаться в том, что такое реализм
Объективность и субъективность: три различительных особенности«Объективность» и «субъективность» – это два из самых многозначных слов в словаре социальных теоретиков и философов, являясь причиной распространенных трудностей, даже для ученых, начитанных и опытных в социальных науках. Все потому что каждый из этих терминов может означать по крайней мере три различные вещи, которые путают между собой. Более того, как я попытаюсь продемонстрировать, эти значения логически независимы один от другого, хотя пользователи имеют в виду более чем одно из значений одновременно. Разбивка такой многозначности этих терминов также послужит тому, чтобы привести к одному знаменателю другие аргументы приведенные выше. Как прилагательные, они могут быть определены как: «Объективный», - означает нейтральный к ценностям, безразличный или свободный от ценностей, например, «Я лично не собираюсь выиграть или проиграть от данной ситуации, поэтому я могу наверно дать более объективное объяснение ей». Соответственно, «субъективный» означает руководствующийся ценностями, как «Я знаю ее как подругу многие годы, поэтому мое мнение о ней субъективно». «Объективный», - как в «поиске объективного знания» является синонимом для «истинного», или возможно «практически адекватного». Соответственно, «субъективный» подразумевает идею, которая «не истинна» или «всего лишь чье-то мнение». «Объективный», - как в «объективных свойствах капитала» означает «связанное с предметом», как отличное от темы и относится к природе вещей, несмотря на то, что мы или другие могут думать от этом. Это противоположно «субъективному», что означает «связанное с темой» или относящееся к тому, что мы думаем, испытываем, верим, или чувствуем о чем-либо, как «субъективный опыт класса». Это так же относится к расположенному и олицетворенному характеру знания, акцентированное феминизмом. Объективность, относится к непреходящему (intransitive) измерению знания или науки. Все верования, независимо от того, руководствуются ли они ценностями или свободны от ценностей (субъективные(1) или объективные(1)), «истинны» или «неверны» (объективны(2) или субъективны(2)), принадлежат к преходящему (transitive) измерению науки. Объективность(1) и объективность(2) часто перемешивают и путают, так, что предполагается, что для того, чтобы прийти к объективному(2) (истинному) утверждению о мире, эти утверждения должны быть свободными от ценностей. Все же зачем истинные или адекватные утверждения о мире должны обязательно быть нейтральными к ценностям? Сильные чувства о каком-либо состоянии дел может исказить нашу веру в то, что происходит на самом деле, но это не обязательно, так как, хотя существует на самом деле опасность того, что мы можем поверить в то, во что мы хотим верить, мы перестаем себя уважать если мы воображаем, что мы не можем никак принять фактические утверждения об обстоятельствах, которые мы считаем себе не по вкусу. Например, люди с контрастными политическими взглядами могут не соглашаться по поводу результатов выборов, несмотря на то, довольны ли они ими или нет. Хотя рекомендуется, что надо проверять наши исследования на то, не выдаем ли мы желаемое за действительное, и чтобы гарантировать, что оно способно признать возможные обстоятельства, которых мы не позволяем, наши ценности не обязательно должны быть проблемой. Иногда, как мы убедились в дискуссии о теории расположенности знания, ценности могут иметь положительный эффект, направляя нас к темам и аспектам ситуации, которые другие не заметили, как это было с феминизмом и гендером, в то время как попытки к свободе от ценностей может привести к неведению о ценностях, которые присутствуют. Однако, прогрессивные ценности не гарантируют объективность, а отвратительные ценности не обязательно затрудняют процесс. Такая путаница этих двух значений объективности защитниками необходимости освобожденности от ценностей странно само по себе, так как они часто настаивают на логической независимости фактов и ценностей; но если они независимы, то не имеет смысла говорить о том, что отсутствие последнего необходимо для установления предыдущего. Нейтральность ценностей и объективность с точки зрения приверженности к поиску истинных утверждений – это разные вещи, и предыдущее ни необходимо для последнего. Так, объективное исследование может быть субъективным. Частично, проблема со смешиванием этих двух значений заключается в эмотивности предположений, что ценности расположены за пределами разума, неспособные иметь никакого объективного содержания и потому, являются антинаучными (см. Главу 8). Однако, описания мира, руководствующегося ценностями, такие как «благоприятствующие эффекты образовательных программ могут проявиться в растущих темпах грамотности» включает фактическое содержание – в этом случае о том, что была образовательная программа и, что уровень грамотности повысился. Далее, многие термины и выражения одновременны и описательны, и оценочны (например, «благоприятствующие», «жестокий», «перебивающий») в том, что они не просто эмотивные утверждения равноценные «ужасу» или «ура», но подразумевают что-то о каком-либо аспекте мира, хотя и довольно смутно. «Ценностные суждения» такие как «родитель-одиночка - это хуже чем полноценная пара» не просто о том, что говорящему нравится; равнозначно заявлению о том, какой у человека любимый цвет: скорее они утверждают, что то, о чем думает говорящий – это «истинно», заявление, которое другие оспорят с точки зрения того, истинно ли оно. Как следствие, не обязательно нужно предполагать, что оценочные утверждения не имеют положительного содержания, которое может быть объективным. Часто критики ортодоксального взгляда на то, что наука должна быть свободна от ценностей, не в состоянии бросить вызов ассоциированию руководствования ценностями и отсутствием объективности, и не в состоянии заметить, что оба являются взаимно-независимыми, и потому ответить, аргументируя, что объективность означает нейтральность ценностей, тогда объективность с точки зрения истины будет бесполезно искать. Это равно тому же, что и говорить, что «вся наука идеалогизирована, только мы признаем это, и мы не позволим фактам встать на пути наших препочитаемых историй». Это разрушительный ответ, который подыгрывает защитникам освобожденности от ценностей, потому что это позволяет отбрасывание критики как что-либо заинтересованное только в подтверждении ценностей, а не в нахождении истины. Другими словами, этим не удается бросить вызов коренной путанице и, вместо того заключение получается вывернутым. Различие между объективностью (2) и объективностью(3) – более сложно. Оно относится к фундаментальному аргументу, предложенному с самого начала о связи между онтологическим реализмом и эпистемологическим фаллибилизмом (вероятность ошибочности). Т.е., заявлять, что предметы имеют свойства, которые существуют независимо от нашего знания о них (т.е., объективность(3)) это не то же самое, что требовать привилегированный доступ к ним (т.е., объективность(2)), в значении истины. Наоборот, то, что существует мир независимо от наших мыслей, делает отношение мысли к этому миру проблематичным, скорее чем привилегированным – поэтому объективность(2) – это в лучшем случае, идеал. Заявления об объективных(3) свойствах вещей принадлежат к транзитивному измерению знания и являются ошибочными. Маркс часто ссылался на «объективные условия», обратно тому, что люди возможно представляли себе о том, что происходило. Делая так, он одновременно привел сравнение-контраст между тем что по-настоящему (объективно(3)) существовало (несмотря на то, что люди об этом думали) и тем, что они представляли себе существующим, и подразумевал, что они знает истину (объективно(2)) о предыдущем, хотя конечно же его собственные утверждения были ошибочны. Даже если мы и можем заметить такое упущение в философском мышлении, его трудно избежать на практике. Всегда возможны ситуации, когда мы нуждаемся в различии между тем, что реально существует (объективность(3)) и тем, что некоторые представляют как существующее, но, делая так, подразумевает заявление о знании истины о предыдущем (объективности(2)), или по крайней мере, то, что заявление менее ошибочно, чем другие. Это такое заявление, которое все – независимо от того, ярые реалисты или нет – делают часто в повседневной жизни. То, что предметы могут только быть понятны через мысль не означает, что не существует различий между мысленными объектами и реальными объектами, или «субъективные(3))» верования и каковы они по отношению к объектам(3). Отвергать такое различие – это приглашение мышлению об идентичности, делая невозможным понимание того, как мы можем вообще ошибаться о чем-либо. Не реалисты отвергают объективное(3); с корректной точки зрения о том, что объективные(3) свойства чего-либо не могут быть известны независимо от наших («субъективных(3)») мыслей о них, они ошибочно заключают из этого, что они могут только существовать, если о них кто-то думает. Как мы увидели ранее, различие между настоящим и воображаемым неизбежно, и любая попытка отвергнуть это, аргументируя тем, что это всего лишь воображаемая разница (ненастоящая / нереальная) – это исполнительное противоречие. В нашей практической жизни, никто не может избежать необходимости различать между более и менее адекватными (объективными(2)) заявлениями о мире и поэтому, необходимость когда-то сказать, что мир так устроен (объективно(3)) скорее чем то, что считается правдой. Насчет субъективности(3) и субъективности/объективности(2), когда мы пытаемся воззвать к чьим-либо субъективным(3) верованиям, мы могли бы сказать, что мы стараемся объективно(2) представить их субъективность(3). Субъективность(3) отличается от субъективности(2) тем, что подразумевается не предосуждать истину, практическую адекватность или эпистемический статус верований. Когда что-либо является моей субъективной верой, то не предполагается, что это не может быть истинным, хотя вполне возможно, что она может быть ошибочной. Субъективность(3) также относится к субъективному качеству всего знания – так, что оно может быть об и на различную тематику, и является расположенным и олицетворенным, несмотря на то, что оно в основном об объектах. Что касается субъективности в значении «руководствуемая ценностями» (субъективность(1)), заметив такое субъективное(3) свойство знания, мы не говорим ничего о том, является ли оно объективным в смысле истинного или практически адекватного представления других объектов. Однако, подавление или неосмысленное игнорирование такого субъективного(3) измерения может сбить с толку. Иногда «объективность» отвергается потому что ее рассматривают как оторванную от и наружную по отношению к субъективному, внутреннему восприятию существования, и также предположительно свободной от ценностей, таким образом отвергая правомерность и важность опыта и эмоций. Я соглашусь, что такой вид объективности может быть проблематичен, так как во многих социальных ситуациях то, что необходимо, это не освобожденный от ценностей и оторванный взгляд, а вовлеченность и эмпатия, и чувство существование вместе с другими, а не наблюдение за ними. Но хотя поиск объективности(2) имеет свои ограничения в таких ситуациях, это конечно не означает его ненужность для социальных наук. Суммируя вышесказанное: существует не одно, а три различия между объективностью и субъективностью. Они относятся с контрастами между отсутствием или наличием ценностей, истины, и отсутствием истины и всего, что связано с объектом, против того, что связано с субъектом. Взаимосвязь между тремя зависит от обстоятельств. Таким образом, руководствование ценностями может повлиять, а может и не повлиять на истинный статус предположений, и влияние, если оно есть, может быть или к лучшему, или к худшему. Тот факт, что знание субъективно с точки зрения своего существования об и для тематики, и своей расположенности и олицетворенности, может иметь положительные, негативные и нейтральные последствия для своего положения истины. В обоих из этих случаев, рекомендуется помнить о специфических формах субъективности. Какие виды ценностей, если такие есть, информируют анализ и объяснения, и создает ли это проблемы или препятствия? Какая тематическая позиция является очевидной и поднимает ли это какие-либо проблематичные последствия? Рефлективность помогает – мы не можем сказать это более сильно – объективности в смысле развития правдивых или практически адекватных объяснений. В конце концов, мы можем проиллюстрировать силу такого разделения смысловой многозначности объективности со ссылкой на дискуссию Донны Харауэй об объективности и субъективности. Когда она пишет, что «феминистская объективность – это ограниченное расположение и расположенное знание, не о трансенденции и разбивке субъекта и объекта» (1991, p.190; see also Grimshaw, 1996), реалисты могут как согласиться, так и оспорить ее, в зависимости от того, как они рассматривают «объективность». Поскольку знание всегда субъективно, в смысле своего существования об и для тематики, и всегда несет на себе культурные и технологические следы, в то же время оно при разных обстоятельствах одновременно может быть способным на объективность в значении правдивого и способным быть таковым об объективном(3) мир. Так мы можем утверждать, что существует смысл в котором, знание может быть субъективным и объективным. Однако, поскольку мир существует независимо от наших концепций о нем, субъект и объект на самом деле отдельны, так что последний (объект(3)) не зависит от предшествующего. (Иногда Харауэй (1991, p.197) признает, наружно дискурсивную природу тела и мира и возможность принятия этого без представления себе, что это подразумевает их прозрачность, так что знание о них является сиюминутным (не опосредованным), но ее нежелание разделения многозначностей означает, что она кажется не замечающей как одно из смыслов объективизма связано именно с такой независимостью.) Разделение очевидно каждый раз, когда мы утверждаем, что заявление о мире ошибочно, но оно также существует даже когда заявление кажется верным, так как и заявление и соответствующая концепция не одно и то же с тем, что является их референцией. Даже в случае с предположениями о дискурсивных объектах, где существует внутренняя концептуальная взаимосвязь между предположением и его объектом, отношение обычно асимметрично – так как дискурс может обычно существовать без комментариев исследователя о нем. Проект Харауэй, чтобы спасти некоторые концепции объективности от сильного социального конструкционизма, стараясь удержать внутренний взгляд последнего на социальный характер знания, является только частично успешным, потому что он не сумел разъяснить многозначность объективности (путем замутнения различий между транзитивными и не транзитивными измерениями науки). Применяя вышеуказанные различия, я думаю, что критические реалисты могут достичь целей, поставленных Харауэй. Заключение или: насколько можно ошибаться в том, что такое реализм?В протяжении всей этой критики популярных анти-реалистских позиций в социальных науках читатель наверное заметил некоторые общие нити переплетающие идеи о значимости, истине, релятивизме и расположенности. Одной из таких нитей была неизбежность различия между тем, что истинно и неверно, или более истинно и менее истинно, реальное и настоящее и воображаемое, факт и вымысел. Нет никаких сомнений в том, что обращение к таким различиям может привести к не многому более чем завуалированному стучанию по столу: «Мы знаем, что реально/факт, вы - нет». Ясно, что мы должны осознавать такие опасности. Но само-повержимый постмодернизм бросает вызов не каким-то определенным заявлениям о том, что истинно и что неверно, а самими различиям между ними, обычно на почве того, что все термины по левую сторону этих различий существуют в дискурсе и включают в себя утверждения, которые могут быть ошибочны. Однако, в то время как реалисты конечно принимают тот факт, что термины уже существуют в дискурсе, их референции могут существовать за пределами (нашего) дискурса: дискурс и знание не являются само-референтными – именно поэтому они способны на ошибки! Усилия тех, кто, как Джонатан Поттер, пытаются показать, что реализм всегда полагается на различные ухищрения, чтобы представить реальным то, что на самом деле социально сконструировано, зажаты внутри неизбежных исполнительных противоречиях (Potter, 1997). Утверждая, например, что нельзя противопоставлять сомнительные конструкции о мире против реалистских, экстремальные конструкционисты не могут не полагаться на различия, которые они пытаются отвергнуть: на самом деле они говорят, «есть те (т.е., реалисты), кто воображают, что мы можем отличить сомнительные объяснения (то, что, кажется, произошло, но на самом деле не произошло), но по-настоящему мы не можем». Реалистам не надо бояться проблемы со «слабыми» социальными конструкциями, т.е., идеи, что объяснения фактов или реального являются социально сконструированными. Но «сильные» социальные конструкции предположительно означают, что они не могут адекватно ссылаться на и описывать внешние обстоятельства, которые или не являются социальными конструкциями или являются конструкциями чего-то другого. С каждым утверждением, – включая самые очевидные, которые намереваются рассказать нам факты о реализме, на самом деле, с каждым использованием глагола «быть», сильная социальная конструкция делает их позицию слабее. Путаница возникает при упущении, возникающем между референциями и реальными объектами и дискурсами о них, между фактами как положением дел и фактическими утверждениями о них, и при различии между более и менее практически адекватными утверждениями. Как подразумевает их общий латинский корень, фактические утверждения, как вымышленные утверждения, являются конструкциями, и они могут быть ошибочными. Но это не ослабляет разницу, так как мы все еще должны различать между более и менее ошибочными описаниями, между теми, чья неадекватность уже ясна и теми, которые до сих пор доказали свою адекватность. Сам Поттер оставляет неудобный вопрос о само подрывающей природе своей работы на последних страницах его книги «Представляя Реальность» (1997) и выворачивается, смущенно признаваясь, что он выбрал «общепринятый реалистский дискурс» в идентификации природы реализма, для того, чтобы сделать свои утверждения как можно понятнее (p.229) и, приглашая других, деконструировать его собственные ухищрения о конструкции фактов. В то время как это может подорвать его открытия и превратить его заявления в обыкновенную салонную игру, реалистские объяснения могут принять некоторые из его утверждений как хорошее/правдивое объяснение тому, как работает риторика. Зачем еще кто-то будет уделять им какое-либо внимание? Поттер не может отстоять ни одно из своих заявлений об «ухищрениях» и тому подобное без обращения к тому, что же все таки не так с ними. Недавняя статья Поттера иллюстрирует больше насколько далек критический реализм от традиционных изображений реализма (1998, p.37). В этой статье, Поттер обвиняет реалистов в использовании следующих типов риторических стратегий, пытаясь выставить в плохом свете релятивизм и конструкционизм. Реалисты обвиняются в следующем:
Как я отметил в самом начале, (критический) реализм совсем не то, что многие думают о нем. жүктеу/скачать 311.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|