Шепотько Людмила Владимировна. Традиционализм в русской культуре. Морской государственный университет имени адм. Г. И. Невельского, г. Владивосток

Шепотько Людмила Владимировна. Традиционализм в русской культуре. Морской государственный университет имени адм. Г. И. Невельского, г. Владивосток

Политическая ситуация 1990-х гг. спровоцировала сильный резонанс в социально-культурной сфере жизни российского общества. Разрушение системы личностных смыслов повлекло за собой кризис идентичности [2], новая система ценностей зачастую шла вразрез с историческими корнями нации. Прошло более 20 лет, однако проблема национального самоопределения стоит по-прежнему остро. Значительную роль в решении данной проблемы играет такое мероприятие, как книжная выставка (ярмарка), отражающая особенности национального менталитета и являющаяся своего рода «лицом государства».

Книжная выставка (ярмарка) осознается нами как социокультурный феномен, оказывающий сильное влияние на формирование всех сфер общественной жизни и способствующий решению проблем как национального (возрождение интереса к чтению), так и международного масштаба (укрепление отношений между странами). Подобные мероприятия связаны не только с отраслями книжного дела, но и с идеологией, политикой, образованием, наукой, культурой.

Крупная книжная выставка (ярмарка) – действенный способ укрепления внутриполитических отношений и национального самосознания. В 2012 г. на открытии 20-й международной выставки в Тайбэе выступил президент КНР Ма Инцзю. В приветственном слове он выразил надежду на сотрудничество между двумя берегами в издательском деле. Учитывая непростые китайско-тайваньские отношения, это событие имеет большое значение для мирового сообщества с точки зрения улучшения политического климата.

В то же время книжная выставка-ярмарка способна стать причиной мощного общественного резонанса. В 2000 г. во время проведения Каирской международной ярмарки протесты исламистов против оскорбительных, по их мнению, книг, вылились в акты насилия. Демонстрация переросла в массовый протест против правительства и закончилась арестом 75 человек.

Бойкотирование крупного книжного форума может ярко продемонстрировать несогласие с политикой конкретного государства. В 2008 г. почетным гостем 28-го Парижского книжного салона стал Израиль. Ряд мусульманских стран: Ливан, Иран, Йемен, Саудовская Аравия – бойкотировали данное мероприятие в знак протеста против операций Израиля в Секторе Газа.

Культурные ценности являются важным стратегическим ресурсом государства. Книга – важная часть культуры. Именно в книге реализуются идеологические, политические, познавательные, воспитательные и эстетические функции общества.

Значимый элемент системы национального самосознания – главная выставка-ярмарка страны. Данное мероприятие не должно вступать в противоречие с общепринятыми нормами и ценностям, но в то же время обязано соответствовать культурным традициям, необходима связь с историческими корнями нации.

На наш взгляд, главная книжная выставка страны должна отвечать как минимум 2-м требованиям: 1) отражение наиболее ярких национальных черт; 2) соответствие приоритетам внешней политики государства.

Главным книжным форумом России традиционно считается Московская международная книжная выставка-ярмарка. Кроме нее на звание главной книжной выставки России претендуют такие мероприятия, как Санкт-Петербургский международный книжный салон, Международная ярмарка интеллектуальной литературы Non/fiction.

На наш взгляд, и Санкт-Петербургскому международному книжному салону, и Non/fiction не хватает элемента «ярмарочности», «массовости». России не близка строгость, официальность, излишняя рафинированность. В данном случае в большей степени уместна праздничность, в том числе яркость, пышность и оригинальность в оформлении. ММКВЯ, в свою очередь, также приобретает черты западных книжных ярмарок. Следует также отметить, что все 3 вышеперечисленных книжных форума ориентированы в своей деятельности на европейские страны – это при том, что современная Россия сильно заинтересована в экономической и политической интеграции в Азиатско-Тихоокеанский регион.

Подводя итоги, подчеркнем, что сегодня Российская Федерация стремится стать сильным участником мирового сообщества. Однако, не разрешив предварительно проблему национального самоопределения и не преодолев кризис идентичности, она не сможет занять достойное место на международной арене.

2. Общественное сознание в 90-е годы: основные тенденции развития. – Режим доступа: http://www.bibliotekar.ru/culturologia/78.htm (дата обращения: 20.07.2012).

olga-avdoshkina@yandex.ru

Постепенно на смену чисто умозрительным конструкциям пришло изучение действительно существовавших вариантов развития, заложенных уже в самом многообразии противостоявших друг другу в Гражданской войне сил. Поэтому знаковым явлением в отечественной историографии стало обращение исследователей к изучению истории антибольшевистского движения в годы Гражданской войны, произведениям авторов русского зарубежья и достижениям мировой историографии. Кроме того, среди исследователей в этот период большое распространение получили методологические подходы, позволявшие совмещать в поле исторического познания элементы авторского конструирования и верификации, специфической гуманитарности и общенаучных принципов. В научных работах наблюдается своеобразный симбиоз старых и новых подходов, оценок и выводов. При этом очень часто акценты смещаются в сторону симпатий к оппонентам большевизма. В то же время основная масса исследователей на современном этапе развития науки нередко уходит от общетеоретических и идеологических вопросов, что объясняется вполне понятным нежеланием вновь оказаться ангажированными какими-либо политическими течениями.

Первоначально на передовые позиции вышли политизированные, субъективистские суждения, авторы которых ставили своей целью переоценить российский революционный процесс в целом. Одна тенденциозность сменилась другой, характерной для апологетики политических противников большевиков. В результате в научной литературе и публицистике появилось немало ошибочных представлений, историографических мифов и просто спекулятивных утверждений о якобы возникших в начале XX в. альтернативных путях выхода страны и общества из политического кризиса. Попытки задним числом полностью реабилитировать деятельность антибольшевистских группировок, без тщательного анализа причин их поражения в Гражданской войне, приводили ряд политиков к идее возрождения некоторых политических партий, в том числе кадетов, меньшевиков, монархистов и иных политических организаций, использовавших названия и имидж партий былых времен. Формальное отношение к новым источникам, работам эмигрантских и западных историков мешали научному анализу проблемы, вели к мифологизации не только массового сознания, но и самой исторической науки.

Однако уже с конца 1980-х гг. стали появляться серьёзные научные работы, посвящённые отдельным сюжетам истории российских политических партий в условиях революций и Гражданской войны. Большой интерес представляют и те исследования, в которых затрагивались проблемы эволюции важнейших политических институтов России, разработки основ конституционного устройства страны в дореволюционный период и после Февральской революции. Особенно следует отметить работы, посвящённые партии кадетов, в которых с новых позиций рассмотрены идеология и деятельность либералов, их связи с другими политическими партиями. В совершенно новом и неожиданном ракурсе предстали кадетские идеологи, которые на самом деле вовсе не были такими уж убеждёнными врагами федерализма и идеи сибирской автономии, как считалось ранее, что важно для понимания эволюции этой либеральной партии в условиях развития российского революционного процесса.

Отметим, что основной прорыв на качественно более высокий уровень осмысления истории российского революционного процесса первой четверти XX в. происходил и продолжает происходить за счёт публикаций провинциальных историков. В региональной историографии имеет место тенденция к постепенному пересмотру методологических подходов и расширению проблематики научных исследований, среди которых можно выделить ряд вопросов, в частности: особенности внутреннего контрреволюционного движения в Сибири и на Дальнем Востоке; проблемы трансформации экономических программ ведущих политических партий в ходе Гражданской войны; история возникновения местных партийных организаций, их деятельность в специфических условиях развития революционного процесса на востоке России; деятельность специальных комиссий колчаковского правительства, занимавшихся разработкой вопросов о Всероссийском собрании учредительного характера, попытки созыва Государственного земского совещания и Земского собора.

Современная отечественная историография, преодолевая облегчённый публицистический или явно политизированный антисоветский подходы к проблемам истории российского революционного процесса, появившиеся ещё в начале 1990-х гг., обнаруживает тенденции к взвешенным, беспристрастным, документально и научно обоснованным объективным исследованиям. Появились труды, рассматривающие различные вопросы истории российских политических партий, в которых предпринята попытка преодолеть идеологизированный подход, не скатываясь на радикально-критические позиции противников советского строя.

Путаница начинается с самых первых страниц истории Владивостока: если описание основания поста Владивосток 20 июня 1860 г. уже стало хрестоматийным и цитируется практически во всей литературе, посвященной истории города и крепости, то вопрос о том, десант солдат 3-й роты какой именно части был высажен на берег бухты Золотой Рог с борта военного транспорта Сибирской флотилии «Манджур», до последнего времени оставался открытым.

Причина заключается как в крайне слабой степени изученности истории военно-сухопутных сил Российской империи в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в целом, так и в особенностях, источниковой базы, привлекаемой для решения этой научной проблемы. Дело в том, что во многих документах того времени названия военных частей писались сокращенно, поскольку тем, кому эти бумаги адресовались, было прекрасно известно, о какой конкретно военной части идет речь.

В результате, в отечественной исторической традиции наблюдается весьма курьезная ситуация. В ставшем хрестоматийным «Рапорте П.В. Козакевича Н.Н. Муравьеву-Амурскому об отправке из Николаевска 3-й роты 4-го линейного батальона для занятия постов в заливе Посьета и гавани Владивосток» от 3 июня 1860 г., как и в его заголовке, точного названия основавшей пост Владивосток части не приводится. Указывается лишь какая-то «3-я рота 4-го линейного батальона». В то же время, с анализа именно этого документа начинаются практически все работы, посвященные истории Владивостока. Другие источники почти не привлекаются, а привлекаемые – точного названия части также не содержат. В результате в литературе, в том числе и в самых уважаемых изданиях, ходит просто невероятное количество вариантов написания названия части, нижними чинами которой был основан пост Владивосток. Наиболее часто встречаются: «4-й Восточно-Сибирский линейный батальон», «4-й Восточно-Сибирский батальон» и «4-й Сибирский линейный батальон». Однако, Сибирские линейные батальоны перестали существовать еще в 1858 г., а Восточно-Сибирские линейные батальоны появились лишь в 1865 г. Таким образом, этих частей в момент основания Владивостока в 1860 г. просто не существовало!

Решить данную проблему удалось только при анализе целого комплекса документов, от материалов законодательства, до «Росписаний сухопутных войск», позволяющих всесторонне изучать историю военно-сухопутных сил Российской империи в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке.

Итак, 20 июня 1860 г., в соответствии с приказом Н.Н. Муравьева-Амурского, с борта военного транспорта Сибирской флотилии «Манджур» был высажен десант солдат 3-й роты линейного батальона Восточной Сибири № 4 во главе с прапорщиком Н.В. Комаровым, который и основал здесь постоянный военный пост. Следует особо отметить, что батальон именовался именно так, а 4-м Восточно-Сибирским линейным батальоном он стал лишь после официального переименования 10 августа 1865 г. Переименование это было осуществлено уже в рамках так называемых «милютинских» военных реформ 60–70-х гг. XIX в., проведение которых не ограничивалось Европейской частью России, и весьма существенно затронуло Восточную Сибирь и Дальний Восток.

Анализ дальнейшей истории Владивостокского гарнизона в период 1860–1876 гг. позволяет констатировать, что он развивался под воздействием целого комплекса как внутри-, так и внешнеполитических факторов, что было характерно для всех военно-сухопутных сил Восточного Сибирского военного округа в рассматриваемый период. И если само основание поста было обусловлено прежде всего военно-стратегической ситуацией в регионе, то, например, перевооружение и переформирование в 1869 г. линейной Забайкальской артиллерийской бригады в Восточно-Сибирскую артиллерийскую бригаду, являлось уже прямым следствием прокатившейся по территории Южно-Уссурийского края Манзовской войны 1868 г.

Показательно, что несмотря на всю стратегическую и геополитическую значимость Владивостока, развитие его обороноспособности всегда несколько запаздывало по сравнению с ростом потенциальных угроз, что опять-таки было характерно для всей территории Восточного Сибирского военного округа в этот период. В результате ко времени начала Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., гарнизон Владивостока (горная батарея Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и Владивостокская местная постовая команда) хотя и был усилен специально переброшенными частями, но оставался по-прежнему явно слабее, чем того требовала складывавшаяся обстановка.

Очередной виток обострения Восточного вопроса и новая Русско-турецкая война делали вполне возможным и новое военное столкновение с Британской империей. В последнем случае, противник непременно нанес бы удар и по российскому Тихоокеанскому побережью – одному из самых уязвимых мест империи. С учетом опыта Крымской войны 1853–1856 гг., когда объединенная англо-французская эскадра атаковала Петропавловск-на-Камчатке, подобный сценарий развития событий казался российским военным в середине 70-х гг. XIX в. вполне вероятным. Именно поэтому после начала войны местным военным властям пришлось в очередной раз импровизировать, принимая и немедленно реализуя новые меры по повышению обороноспособности Владивостока и усилению его гарнизона.

ВЛАДИВОСТОК ЛЕТОМ 1914 ГОДА: ПО СТРАНИЦАМ

ГОРОДСКОЙ ПРЕССЫ
Агапов В.Л.

Дальневосточный федеральный университет,

г. Владивосток

windrace@nm.ru

Газета «Далекая окраина» выходила во Владивостоке с 19 марта 1907 г. Редакция газеты располагалась по адресу: улица Алеутская, дом 43. Редактором с 1913 г. был Н.П. Леонов, издателем – Д.П. Пантелеев.

Газета имела черты, характерные для качественной прессы начала XX в. Она выходила ежедневно большим газетным форматом. Подписка стоила 9 руб. в год (для иногородних – 10 руб.), вдвое выше, чем у массовой прессы. Таким образом, «Далекая окраина» была рассчитана на состоятельного читателя. Она имела широкую программу (новости, внутренняя, дальневосточная, городская, судебная и театральная хроника, фельетон, литературный, торгово-справочный отделы, почтовый ящик и объявления). В таком виде газета представляла собой настоящую летопись жизни города, страны и мира.

Анализ содержания газеты показывает, что её журналисты стремились знакомить своих читателей с ключевыми международными событиями, с ходом военных действий, создавали положительный образ войны. Статьи на военные темы чаще всего писал Новиков-Сибирский. Они выдержаны в патриотическом тоне и призывают общество «отбросить семейные споры и счеты», «отложить партийные разногласия» и «соединиться в один могучий порыв» («На защиту Родины», «Германия – царство бронированного кулака» и др.). В статье М.В. «Накануне великой битвы» (10 августа) выражалось пожелание, «чтобы мирная культура и свобода народов Европы одержали верх над тиранией Вильгельма, как они одержали верх 100 лет назад над тиранией Наполеона». Негативный образ врага создавался рубриками «Зверства германских войск» и «Жестокости германцев». Как правило, они имели вид сообщений, полученных по телеграфу из Франции и Бельгии, и красочно описывавших, как немцы убивают стариков и детей, сжигают деревни, насилуют монахинь и т.п. Соответственно, Россия представлялась выступающей «в благородной роли освободительницы народов от ига чужеземного завоевателя» (7 сентября). Образ войны дополняли также печатавшиеся газетой обзоры русской прессы (цитировались «День», «Новое время», «Русское слово». «Утро России» и др.).

В сентябре 1914 г. страницы «Далекой окраины» заполнили военные сводки с описаниями побед России и ее доблестных союзников над армиями Германии и Австро-Венгрии.

Однако летом 1914 г. «Далекая окраина» описывала войну как событие, важное для страны, но не затрагивающее интересы владивостокских читателей газеты. О жизни горожан мы больше всего узнаем из театральной и киноафиш, по традиции занимавших большую часть первой полосы «Далекой окраины». Театры и кинотеатры зазывали зрителей на «веселые водевили», «бесподобные комедии» и оперетты, «сенсационные драмы» и «грандиозные боевики». Хитом августа был фильм «Дети капитана Гранта» по роману Жюля Верна. В сентябре показывали «Соньку Золотую ручку». В октябре – «Спартак».

Кафе-рестораны и летние сады предлагали горожанам попробовать щи мавритан с ватрушками, орли из судака с рявигот, валаван-пуан каре, филей аля Монт Марне, лонж телячий мардиньер, фасоль аля Бонфан, Парфе, Сент-Оноре, малину со сливками, фрукты, чай, кофе.

В августе 1914 г. из Владивостока стали отправляться на запад эшелоны с добровольцами, а в сентябре в городе прошла мобилизация военнообязанных. В целом городское общество с пониманием относилось к необходимости отдать долг Родине, чьи права попираются «озверелым врагом». В газетной хронике постоянно сообщалось о новых пожертвованиях на нужды армии, об открытии частного приюта для детей запасных, призванных на службу и об организации курсов для медицинских сестер. В сентябре «Далекая окраина» напечатала два репортажа о мобилизации и проводах запасных, которые стремятся «как можно быстрее попасть в армию».

Со времен русско-японской войны 1904–1905 гг. особую озабоченность владивостокской прессы вызывала позиция Японии по отношению к России. 23 августа 1914 г. Япония объявила войну Германии. Этому событию газета посвятила ряд публикаций. Первой из них стала статья Новикова-Сибирского «Россия и Япония», в которой присоединение восточного соседа к Антанте оценено положительно. «Для нас, русских, это знаменательное историческое событие означает полное забвение русско-японской войны..., означает новую полосу в жизни русского Дальнего Востока, сулит мирное развитие богатств нашего необъятного края». Действительно, выступление Японии на стороне Антанты оказалось крайне выгодным для России, обезопасив её азиатскую часть. Россия не имела больше нужды тратить ресурсы на содержание армии, флота и укреплений, направленных против Японии и Китая. Помимо этого, Япония превратилась в источник снабжения России сырьём и вооружениями. Но такой союз с Японией имел свою оборотную сторону, которую подметил токийский корреспондент «Далекой окраины» Константин Полынов. В серии статей, публиковавшихся в течение сентября, он писал: «Япония – верная и добросовестная союзница Англии, и с этой точки зрения она является нашим другом до тех пор, покуда мы являемся добрыми друзьями Англии». Далее он предупреждал: «Нынешняя европейская война сулит и даже обеспечивает блестящее будущее широкому японскому прогрессу на Дальнем Востоке... Японцам открыты все пути... для главенства на Востоке. Хорошо подумать об этом своевременно!».

ДИСКУССИЯ О ПОЛИТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ РЕСПУБЛИКИ (1920–1922) В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Азаренков А.А.

Приамурский государственный университет имени Шолом-Алейхема,

г. Биробиджан

ron-rey63@mail.ru
Целью научного доклада является анализ аргументов участников и осмысление итогов полемики о характере политического строя ДВР. Дискуссия продолжалась без малого два десятилетия (1970-е–1980-е годы). В заочный спор включились не только дальневосточные и сибирские историки, но и юристы-политологи (в тогдашней терминологии – государствоведы). В основе подходов к предмету дискуссии находилась проблема соотношения декларированных в государстве-«буфере» конституционно-правовых норм и реально вкладываемого в них на практике содержания.

Одна группа исследователей – в основном государствоведы (Ю.Н. Гавло, Б.И. Назаров, Л.С. Клер, В.В. Сонин, В.Е. Чиркин), а также некоторые историки (В.И. Василевский, Б.М. Шерешевский), – видела в ДВР образование «переходного к социалистическому» типа, где осуществлялась «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства». Сторонники иной точки зрения – исключительно историки – интерпретировали характер «буферного» режима как прикрытую буржуазно-демократической оболочкой «диктатуру пролетариата». Последнее мнение разделяли в разное время А.П. Шурыгин, Э.М. Щагин, А.Т. Курманаев. Отдельные исследователи (Н.А. Авдеева, И.А. Вайнштейн), имея в виду наличие в «буфере» ряда демократических институтов, признавали в то же время ведущую роль РКП(б) в определении политики ДВР. В связи с очевидной противоречивостью данной ситуации они предпочли воздерживаться от конкретных оценок характера режима «буфера». Однако указание на переходный тип власти в ДВР по существу идентифицировало их подход с концепцией государствоведов.

В докладе подробно рассмотрена аргументация сторон в ходе дискуссии. Государствоведы исходили из идеи о роли законодательства государства как концентрированного выражения его политики и искали решение проблемы политического режима «буфера» в его нормативно-правовой основе. Конституция и текущее законодательство рассматривались как сущностный показатель, адекватно соответствующий тактическому замыслу Москвы. Создание ДВР увязывалось не столько с внешнеполитическими соображениями, сколько с тогдашней внутриполитической и социально-экономической спецификой дальневосточного региона, что и обусловило необходимость отступления «на более раннюю фазу развития революции». Среди задач «общедемократического характера» сторонники формально-юридического подхода выделяли, прежде всего, обеспечение восстановления производительных сил региона, достижение объединения отдельных областей Дальнего Востока в государство-«буфер», разгром остатков белогвардейских армий, и только затем – борьбу с интервентами за национальную независимость, установление торговых отношений с внешним миром.

Авторы концепции «диктатуры пролетариата», напротив, полагали, что революционный процесс в регионе развивался в рамках победившей в России «социалистической революции» и, следовательно, не видели никаких оснований считать, что коммунисты могли осуществлять здесь задачи иного, нежели в центре страны, этапа ее развития. Поэтому ни о каком «предсоциалистическом» характере «буфера» не могло идти и речи. «Буфер» как временный отказ от советовластия, был продиктован исключительно внешнеполитическими обстоятельствами, потребовавшими от коммунистов гибкости при решении вопроса о форме власти. Создание ДВР с отличным от советского политическим режимом стало тактическим компромиссом большевиков с силами империализма, а не с внутренней оппозицией, маневром, призванным переждать неблагоприятный период, выиграть время.

Представлен критический анализ состоявшейся дискуссии. Показано, что оба подхода к осмыслению политического режима «буфера» имели существенные изъяны. Исследовательская парадигма советской историографии не могла не завести дискуссию в тупик. Нестандартный подход правящей партии к решению вопроса о формах организации власти на Дальнем Востоке в 1920-1922 годах шел вразрез с косными обществоведческими установками эпохи «стабильности» 1970–1980-х годов, не вписывался в очерченные «сверху» рамки привычно-обязательной для исследователей классовой схемы «пролетарского государства». Нестандартное, по-настоящему научное осмысление и оценка опыта допущения самими большевиками в начале 1920-х годов элементов несоветского типа власти не поощрялись.

Так или иначе, в ходе полемики стала очевидной необходимость анализа скрытых (неформальных) механизмов принятия решений, а также изучение своеобразных практик их реализации. В трансформированном виде оба подхода нашли свое отражение в постсоветских исследованиях «буфера» в виде противостоящих друг другу концепций «правового демократического государства» и «марионеточного (псевдодемократического) государства».

ВОЙСКА ЧЕХОСЛОВАЦКОГО ЛЕГИОНА

НА УССУРИЙСКОМ ФРОНТЕ
Александров П.Г.

Дальневосточный федеральный университет,

г. Владивосток

pal1889@mail.ru
Начало активной фазы иностранной интервенции связанно непосредственно с именем Чехословацкого корпуса, точнее Владивостокской группой его частей. Ее образование относиться к 25 апреля 1918 г. когда в город прибыли первые эшелоны с чехословаками. К моменту своего выступления насчитывала 14 тысяч человек. Первоначально командование группы, не имея устойчивой связи с остальными группами, соблюдало нейтралитет по отношению к советской власти. Телеграфируя уже воевавшим эшелонам в Сибири (Р. Гайда), с призывами прекратить выступление и продвигаться во Владивосток. Для обеспечения проезда со стороны Владивостокской группы принимались и конкретные меры по обеспечению проезда. Мирные настроения Владивостокской группы были обусловлены во многом тем, что солдаты находились в конечном пункте эвакуации, и основной задачей было сохранение личного состава, которому еще предстояло сражаться за свободу Чехословакии на полях Франции. Отсюда и изменение отношений с местным Совдепом с руководством корпуса с началом большевитской агитации среди солдат, которая приводила к упадку дисциплины в чехословацких частях. Отношение к большевикам среди легионеров менялось по мере прихода новых эшелонов из Сибири и сведений о нападениях красногвардейцев.

26 июня 1918 г. в город прибыл курьер, доставивший М.К. Дитерихсу требование, немедленно выступить на помощь группе чехословацких войск оперирующих в Восточной Сибири [7, c. 667]. Особый фурор среди чехов произвела доставленная телеграмма Л.Д. Троцкого в которой он требовал насильно разоружить корпус а солдат отправить в лагеря военнопленных.

Утром 29 июня 1918 г. командующий группой генерал М.К. Дитерихс. направил исполкому Совета ультиматум прекратить отправку военного снаряжения предназначенного для интернациональных отрядов из бывших германо-австирийских военнопленных, сражавшихся против чехов в Сибири. Не получив ответа легионеры штурмом заняли здание исполкома Совета и арестовали его руководство. После передав власть местному Земству и Правительству Автономной Сибири (ВПАС) [6, c. 113; 7, s. 44].

1 июля генерал Дитерихс получил известие, что из Никольск-Уссурийского к Владивостоку продвигаются большевистские силы. Тогда не мешкая, навстречу противнику был, выслал отряд из состава 8-го полка. Первый крупный бой между ними состоялся 3 июля у ст. Надеждинская. В последующем на помощь 8-му полку подошли части 5-го и 7-го стрелковых полков. В результате красногвардейцы вынуждены были отступить на позиции к «89-й версте», (ныне ст. Партизан) и занять оборону от железной дороги до р. Суйфун, которая так же вскоре была оставлена. Далее бои развернулись за Никольск-Уссурийский. Самые тяжелые из которых были на «Хениной сопке». Но все таки чешское командование пыталось решить вопрос о пропуске своих эшелонов в Сибирь мирным путем. Вечером 6 июля состоялась встреча парламентеров от обоих сторон чехов. Чехи предложили мирно пропустить их по железной дороге. На что представители красных ответили отказом — встав на путь вооруженной борьбы.

Красные войска были вынуждены отступить к г. Спасску, образовав Уссурийский фронт [1, Д.15.Л.3]. 5-й Чехословацкий полк был направлен на преследование противника, где под с. Евгеньевка произошло первое столкновение с неприятелем. У красных насчитывалось 10 тысяч бойцов и 20 орудий [2, с. 245]. Соотношение сил было не в пользу чехов. Они выставляли 5 900 человек: 5-й Пражский стрелковый полк, 2-й Артиллерийский парк, бойцы которого при наличии всего 4 орудий, сражались как простые стрелки. Для их усиления прибыл отряд из 6 рот 7-го Татранского полка [5, s.15]. Из вспомогательных частей Владивостокской группы на фронте находились инженерная и телеграфная роты.

16-18 июля позиции большевиков были прорваны частями 5-го и 7-го полков. После чего были отправлены в тыл на отдых, а на фронте их место занял 8-й «Силезский». Они продвинулись до разъезда Каул где за р. Уссури было сосредоточенно и 14 тысяч человек располагавших 80 орудиями и 6 бронепоездами [2, c 246-247]. В конце июля большевистские войска двинулись в контрнаступление, чехословаков на Каульских высотах, где находились части 7-го полка количеством 1466 человек. Огонь 6 бронепоездов не смог причинить чехам существенного урона вследствие плохой подготовки артиллеристов и красным пришлось брать чехов числом. Не выдержав напора, чехам пришлось оставить выгодные позиции и отойти к разъезду Краевский. Ценой боя стали жизни: 300 красногвардейцев и 57 легионеров

В августе чешские войска были усиленны разворачивавшимися частями интервентов: 9 августа прибыл британский батальон, 13-й батальон французов, следом 12-я японская дивизия. В конце августа чехословацкие части были отозваны на КВЖД. За время всех своих операций Владивостокская группа потеряла 183 человек убитыми и 1200 ранеными.

Таким образом, мы видим, что в начальный период иностранной интервенции вся тяжесть борьбы с большевиками лежала на плечах чехословацких войск, количество которых уступало численности противника.

2.История Дальнего Востока России в период революций 1917 года и Гражданской войны. Владивосток, 2003. - 530 с.

3.Подготовка и начало интервенции на Дальнем Востоке России (окт.1917 - окт. 1918): Док. и материалы. - Владивосток, 1997.

4. Петров А.А. Генерал М.К. Дитерихс // Исторические портреты. Сост. А.С. Кручинин.- М., 2004. - 541с.

5. Belsky J. Short history of 7. Regiment-Tatransky. [Б.г.] [Б.м.] 41р.

6. Kratochvil J. Cesta revoluce. Československé legie v Rusku. Praha. 1922. – 630 s.

7. Tatraci. Dejiny 7. Streleceho Tatranskeho pluku od jeho zalozenia po navrat do vlasti. / zost. V.Ivicic. 1924. – 156 s.

8. ZA SVOBODU. Obrazkova kronika ceskoslovenskeho revolucnniho hnuti na Rusi 1914-1920. D.3. - Praha, 1926. - 720 s.

Летом 1921 г. в результате экономической разрухи, вызванной опустошительной Гражданской войной, разразился страшный голод, охвативший более 20 млн. чел. [4, с. 7]. В августе 1921 г. в Москве для руководства сбором пожертвований (денежных, вещевых и продовольственных) был образован церковный комитет в составе духовенства и мирян [3, с. 94].

Против помощи Русской православной церкви выступил глава государства В. И. Ленин и некоторые члены партии. На изменение их позиции повлияло резкое ухудшение ситуации в стране, когда число голодающих достигло 23 млн. чел. После долгих колебаний 8 декабря 1921 г. ВЦИК принял постановление, дававшее церковному комитету официальное разрешение на сбор средств [9, с. 32]. К февралю 1922 г. под его руководством было собрано около 9 млн. руб., а также ювелирных изделий, золотых монет и продовольствия [6, с. 157, 158].

По мнению ряда исследователей, сотрудничество государства и Русской православной церкви в деле борьбы с голодом могло стать основой компромисса в их взаимоотношениях. Однако руководители страны приняли решение о закрытии церковного комитета [10, с. 191].

На Дальнем Востоке события носили иной характер. Во время затянувшейся здесь Гражданской войны, некоторые церкви пострадали, была утрачена часть документов по метрикации, предметов культа. В то же время на территории Дальневосточной республики (1920 – 1922 гг.), государства с демократическими институтами, смешанной экономикой и несоветской формой правления продолжали функционировать храмы, богословские учебные заведения, устраивались крестные ходы, осуществлялась религиозная благотворительность. Причина сохранения дореволюционного положения Церкви заключалась в том, что на территории ДВР действие постановлений и декретов советского государства было приостановлено.

Известие о голоде здесь получили в начале августа 1921 г. На заседании Центрального бюро Дальневосточных кооперативных организаций было принято постановление об организации Центрального Дальневосточного комитета по оказанию помощи голодающим в Советской России (ЦДВК). В его состав, помимо представителей политических, национальных, профессиональных организаций, вошли священнослужители Русской православной церкви и члены образованного епархиального комитета помощи голодающим [7].

В фонд помощи голодающим жители ДВР, в том числе духовенство и православные верующие передавали деньги, продукты, вещи [2, л. 321]. Общая сумма пожертвований, прошедших через ЦДВК, составила около 2 млн. руб. зол. Собранные средства направлялись в Челябинский, Стерлитамакский, Глазовский и Селенгинский районы страны [8].

После окончания Гражданской войны 14 ноября 1922 г. в соответствии с декретом ВЦИК Дальневосточная республика была объединена с РСФСР [12]. На Дальнем Востоке возобновилась работа по исполнению декретов и постановлений советского государства. В 1929 г. вышло Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях», запретившее проповедническую и благотворительную деятельность православных общин.

С началом Великой Отечественной войны Московская патриархия, не смотря на запреты, организовала сбор средств в Фонд Обороны, помощь госпиталям, детским домам, семьям погибших бойцов Красной Армии. На деньги и ценности, собранные верующими, были построены танковая колонна имени Дмитрия Донского и авиационная эскадрилья имени Александра Невского [5, с. 49]. Свою лепту внесли духовенство и верующие Дальнего Востока. Как и в годы Гражданской войны, Церковь смогла оказать значимую помощь своему Отечеству, результативность которой высоко оценил глава государства И.В. Сталин. Озабоченность властных структур растущим авторитетом Русской православной церкви в обществе после войны выразилась в прекращении церковных сборов с 1 января 1947 г. [1, л. 102, 103].

Таким образом, в условиях Гражданской войны традиции церковной благотворительности были сохранены как на территории, контролируемой советской властью, так и в пределах ДВР. Данный опыт сотрудничества государства с Церковью был использован руководством страны в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период.

2. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). - Ф. Р-18. - Оп. 1. - Д. 7.

3. Алексеев В. А. Был ли патриарх Тихон вождем церковной контрреволюции? // Диалог. - 1990. - № 10. - С. 93 – 104.

4. Архивы Кремля: Политбюро и церковь. 1922 – 1925. Кн. 1, 2. / Сост. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. Новосибирск – М., 1997 – 1998.

5. Васильева О. Ю. Русская православная церковь в политике советского государства в 1943 – 1948 гг. - М., 1999. – 213 с.

6. Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. - М., 1994. – 270 с.

7. Голод. - 1922. - 7 сентября.

8. Дальневосточный Путь. - 1923. - 25 июля.

9. Кривова Н. А. Власть и церковь в 1922 – 1925 гг. Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. - М., 1997. – 248 с.

10. К 120-летию со дня рождения В. И. Ленина: новые документы В. И. Ленина (1920 – 1922 гг.) / Публ. Ю. Ахапкина, И. Китаева, В. Степанова // Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 4. - С. 174 – 197.

11. Марченко А. Н. «Хрущевская церковная реформа» и её влияние на внутрицерковную жизнь (по материалам архивов Уральского региона). Автореф. дисс. … доктора ист. наук. - М., 2008. – 67 с.

12. Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства. 1923. - № 1. - ст. 2.

По оценке современников возник целый ряд экономических журналов, которые имели эфемерное существование. К ним относили, например, журналы следующих научных обществ: «Амурский Земледелец» (Амурское общество сельского хозяйства, Благовещенск. 1917 г.), «Голос Японии» (Общество японо-русского политико-экономического сближения, Токио. 1917–1920гг.), «Известия Амурского научно-технического общества» (Благовещенск. 1923 г.), «Известия Маньчжурского общества изучения Маньчжурского края» (Харбин. 1922 г.), «Известия Южно-Уссурийского отделения русского географического общества» (Никольск-Уссурийск. 1922 г.), «Приморский хозяин» (Приморское общество сельского хозяйства, Владивосток. 1917–1920 гг.) [8] и др.

2. Неслучайно ЦК РКП(б) и В. И. Ленин требовали собирать и изучать содержание агитационной литературы вражеской стороны, используя их для ответной печатной пропаганды, чтобы революция «не стала жертвой буржуазной фальсификации» [10, с 4]. Действительно, с 1917 г. дальневосточная пресса в основном носила антибольшевистский характер, что объяснялось притоком в край большого количества беженцев, приехавших из центральной России и распространявших невероятные слухи о деятельности большевиков. В годы Гражданской войны и военной интервенции пресса активно занялась проблемами политической борьбы, а научная и культурно-просветительская деятельность освещалась скупо, чаще всего в рубрике хроника. Под влиянием цензуры места запрещенных статей и заметок заполнялись лозунгами типа: «Покупайте нашу газету», «Помогите голодающим России», «Товарищи! Труд – наша пролетарская культура, тунеядство – буржуазная!» [4], «Долой интервенцию!» [5] или баснями Хемницера, Крылова [6] и др. Периодически появлялись сообщения о судебных разбирательствах по статье I Нового Закона о печати. В этой связи интересна заметка «Поход на печать», которая была опубликована в японской газете «Владиво-Ниппо». В 1921 г. Управление Внутренних дел обратилось в Судебные власти с предложением привлечь некоторые органы печати к ответственности за злостное и упорное наименование Временного правительства «Меркуловским», за ложную агитацию в народных массах, утверждавшую, «что Приамурское Правительство перестало существовать, а власть захвачена Меркуловыми» [1].

3. В период 1918–1920 гг. развивалась русская зарубежная пресса, главным образом в Шанхае, где скопились и красные, и белые политические эмигранты.

З. Н. Матвеев выделил несколько типов российских газет: черносотенные монархические («Дневник монархиста», «Слово» и т. п.), демократические («Голос Родины», «Рассвет», «Вечер», «Меркурий»), советские («Набат», «Красное знамя», «Дальневосточное обозрение», «Воля», «Вестник Временного правительства», «Голос студенчества»), коммунистические («Коммунист», «Красное знамя», «Уссурийский гудок», «Голос учительства», «Творчество» [7] и др.). Следует заметить, что авторы исторических очерков, фельетонов, стихов и других произведений, представленных в журналах и газетах, очень часто использовали псевдонимы или инициалы, а хроникальные сообщения и отчеты чаще всего публиковались вообще без подписи.

4. В 1917–1922 гг. высокую активность проявили японские журналисты. Корреспонденты японских газет – Р. Идзуми «Владиво-Ниппо» и «Осака-Майничи», С. Накаяма «Токио-Ничи», Х. Ямаучи «Нихондемпоо-Цусин» создали «Союз японских корреспондентов» во Владивостоке. Они поставили перед собой задачи обобщать и объяснять мнения японских и российских властей и народов по политическим и экономическим вопросам, касающимся России и Японии, «базируясь на справедливой критике». Для «детальной разработки вопросов сближения Японии с Россией» [2] периодически организовывались совместные заседания представителей японских и российских властей и общественности.

В 1921 г. в Токио было открыто научное Общество изучения России. Учредителями этого общества были профессор Васадатского университета Нобуру Катагама, профессор Токийского военного корпуса Шиому Нобори, профессор института Иностранных языков Отохой Судауки, профессор военного университета Кавидзу, член русского консульства в Окогаме Тамедзироо Ирие, журналист Какоо Ооба, литератор Иасае Ионекава, православный протоиерей Дооро Мий, а также Масакачи Имай и Хоокоо Оой. Общество организовывало лекции, издание переводов с русского языка на японский язык, консультирование по проблемам русской политики, экономики и т. п., командирование членов общества в Россию и др. Представитель этого общества Шиому Нобори со страниц газеты «Владиво-Ниппо» обращался к русской общественности с приглашением к сотрудничеству [3].

5. В 1922 г. ликвидировавшееся императорское общество востоковедения на российском Дальнем Востоке было заменено Дальневосточным отделом Всероссийской научной ассоциации востоковедения. Его деятельность была направлена на решение основной комплексной Тихоокеанской проблемы в условиях экономических и политических противоречий, и выражалась в проведении научно-практических конференций, экспедиций, подготовительных курсов для комсостава, докладов и лекций, в выпуске периодических изданий, формировании библиотек и др.

Таким образом, периодика и научные общества, рассматривая вопросы внутренней политики России, революционной борьбы, народного образования, отражая деятельность общественных учреждений, Всероссийских союзов и т. п., использовали различные поэтические жанры (особенной популярностью пользовались сатиры, карикатуры), и тем самым оказывали значительное влияние на формирование общественного мнения и книжной культуры Дальнего Востока.
Список источников и литературы
1. Владиво-Ниппо. – 18 июня. – 1921. – № 292. – С. 3.

2. Владиво-Ниппо. – 1921. – 19 янв. – № 174. – С. 3.

3. Владиво-Ниппо. – 1921. – 20 марта. – № 221. – С. 3.

4. Красное знамя. – 1920. – 7 ноября. – № 216. – С. 2.

5. Красное знамя. – 1921. – 1 мая. – № 87(347). – С. 6.

6. Матвеев, З. Н. Выставка образцов дальневосточной печати // Новый Дальний Восток. – 1923. – № 12–13. – С. 191.

7. Матвеев, З. Н. Пресса на Дальнем Востоке в период революции // Новый Дальний Восток. – 1923. – № 12–13. – С. 179–184.

8. Матвеев, З. Н. Экономическая журналистика русского Дальнего Востока за годы войны и революции // Приморье его природа и хозяйство: сборник статей. – Владивосток, 1923. – С. 361–364.

9. Новый Дальний Восток. – 1923. – № 12 – 13. – С. 178.

10. Ципкин, Ю. Н. Антибольшевистские листовки периода гражданской войны в фондах государственного архива Хабаровского края // Вопросы истории Дальнего Востока: межвузовский сб. науч. статей. – Вып. 3(8) : ч. 2. – Хабаровск, 2001. – С. 4–16.

Руководство системой народного образования в ДВР осуществляло Министерство народного просвещения. Круг решаемых им приоритетных задач включал: реформирование образования на принципах Единой Трудовой Школы, открытие новых учебных заведений и развитие системы внешкольного образования. В рамках реформы возобновился процесс демократизации внутренней жизни учебных заведений. Было восстановлено действие декрета СНК от 25 февр. 1918 г. о светском характере образования, с декабря 1921 г. отменена плата за обучение во всех учебных заведениях республики.

В организации единой государственной школы важное значение сыграло принятие «Основных положений о единой школе Дальневосточной республики». К весне 1921 г. в ДВР функционировали 1628 школ первой ступени, 75 школ второй и третьей ступеней. Пополнение школьной сети происходило также за счет национализации частных учебных заведений. Однако, несмотря на увеличение количества школ, нужды образования оставались неудовлетворенными. Общеобразовательные школы были переполнены. На одну школу первой ступени приходилось 900 учеников, на школу второй ступени – 2500.

Ликвидацией неграмотности занимались 200 изб-читален. Помимо них в ДВР работали 3 Народных университета, Народоармейский университет, 177 школ для взрослых, 4 образовательных курса, которые наряду с ликвидацией неграмотности, что являлось общим для всех этих учебных заведений занятием, предоставляли учащимся повышенное образование.

Сеть учебных заведений ремесленного и технического характера сохранялась в традиционном виде и была дополнена вновь открытыми 3 политехническими, 2 сельскохозяйственными, 6 торговыми и 3 коммерческими школами. Кроме того, в докризисный период начали работать 4 новых вуза. Из них с 1920 г. во Владивостоке - Государственный Дальневосточный университет, Народная консерватория и Государственная Дальневосточная педагогическая академия им. К.Д. Ушинского, с 1921 г. - Государственный институт народного образования в Чите.

Являясь новым, постреволюционными учреждениями, эти учебные заведения воплощали компромисс между дореволюционной университетской традицией и новыми веяниями русской жизни, порожденными революцией. Так, в ГДУ, наряду с сохранением старых кафедр, уже исчезнувших из университетов в советской России, стали преподавать такие дисциплины как кооперативоведение, социологию и рабочий вопрос. Педагогические вузы открывались для подготовки педагогов по отдельным предметам преподавания в Единой Трудовой Школе первой и второй ступеней. В соответствии с «Положением о высшей школе ДВР» управление вузами осуществлялось на демократической основе через избранные самоуправления из числа преподавателей и учащихся.

На протяжении всего периода действия Министерства народного просвещения ДВР напрямую зависели от военно-политической ситуации в регионе и поэтому не были однозначно успешным. После меркуловского переворота в мае 1921 г. и возобновления военный действий, бюджет министерства был секвестрирован. Осенью 1922 г. на территории, контролируемой правительством ДВР, в его ведении сохранились только 61% всех имевшихся ранее общеобразовательных школ, 28 клубов и народных домов и 4 избы-читальни.

На территории «черного буфера» в июне и октябре 1921 г. были открыты 2 военных училища - Гардемаринский класс Сибирской флотилии и Корниловское военное училище во Владивостоке. Военные учебные заведения создавались как оплот режима «черного буфера», призванные выполнять боевые задачи. Так, юнкера Корниловского училища участвовали в завершающих сражениях Гражданской войны октября 1922 г. – под Духовской, Свиягино и Спасском.

В середине 1922 г. по военно-политическим соображениям по приказу генерала Диттерихса был закрыт ГДУ.

В результате военных невзгод, политических потрясений и материальной нужды произошло сокращение численности дальневосточного учительства, изменение его качественного состава за счет убыли наиболее квалифицированных специалистов. Многие преподаватели влачили голодное существование из-за многомесячных задержек заработной платы. Некоторые преподаватели покидали регион (ректор ГДУ Г.В. Подставин, проректор М.Н. Ершов, профессора М.П. Головачев, В.А. Рязанский, Н.И. Кохановский, впоследствии вернувшийся, Н.И. Никифоров, доцент А.Э. Бари, преподаватель Л.Д. Тяжлов и др.). Учебные заведения стали испытывать острую нехватку педагогического персонала.

К числу практически не исследованных тем относится и деятельность таможенных учреждений в этот период исторического перелома. В условиях войны таможенная система переживала глубокий кризис, связанный с прекращением внешнеторговых отношений, общей политической нестабильностью, в условиях которой каждая из противоборствующих сил пыталась использовать ее в собственных целях. В этом смысле особый интерес представляют правительства, существовавшие дольше других и попытавшие выстроить собственную таможенную политику. Речь идет прежде всего о правительстве адмирала Колчака. Реконструировать деятельность таможенного ведомства колчаковского правительства позволяют документы, хранящиеся в фонде «Департамент таможенных сборов Министерства финансов Российского правительства (г. Омск) 1918-1920» Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). В них нашли отражение разные аспекты деятельности ведомства: развитие таможенного законодательства на основе норм российского таможенного устава 1910 г.; изменение в составе и дислокации таможенных учреждений, сохранившихся с дореволюционных времен и по наследству доставшихся Дальневосточной республике, а затем и Советской власти; особенности организации таможенного контроля; охрана границы и борьба с контрабандой; решение социальных проблем таможенных чиновников и досмотрщиков. В отдельную опись фонда объединены дела по личному составу, в том числе формулярные списки чиновников, а также дела, касающиеся политических разногласий в таможенной среде. Все эти документы позволяют более полно представить экономическую политику правительства Колчака, увидеть преемственность с политикой дореволюционной России и, как это ни парадоксально звучит, с политикой советской России в первые годы становления советской власти.

Однако картина деятельности таможенной системы в период Гражданской войны не может быть полной без «обратной связи» - без изучения жизни конкретных таможенных учреждений в этот сложный период кризиса российской государственности. Воссоздать ее возможно на основе документов из доступных на сегодняшний день исследователям фондов Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИА ДВ): Благовещенской, Хабаровской таможен, ряда таможенных застав и постов. Частично эти документы опубликованы в сборниках серии «Таможня на Тихом океане», издававшихся РГИА ДВ и Владивостокским филиалом Российской таможенной академии (2002-2010 гг.).

Большая часть сохранившихся в фондах таможенных учреждений документов относится к специальному (таможенному) делопроизводству – это циркуляры Читинского, Благовещенского, Хабаровского и Владивостокского таможенных инспекторов, обобщающие опыт деятельности таможенных учреждений и решения возникающих проблем, а также разъясняющие правительственные нормативные акты; многочисленные рапорты таможенных чиновников о порядке (беспорядке) на границе, об инцидентах, участниками которых становились казаки, солдаты и офицеры как русских (белые) так и иностранных (интервенты) формирований. Отдельную группу документов составляет служебная переписка руководителей таможенных учреждений с командованием японского экспедиционного корпуса о выработке общих позиций относительно перемещения через границу необходимых для обеспечения войск продовольствия, товаров первой необходимости.