культура – это все те действия человека, которые нельзя объяснить, исходя из его анатомии и физиологии

Первый вывод из этого: со слова культура нужно снять нимб. Культура не означает только что-то очень высокое и хорошее. Культура – это все то, что делаем мы - люди. А мы творим немало гадостей. Свинья не свинячит – свинячит человек. Есть криминальная культура. Отнюдь не обезьяны поют про романтику тюрьмы на радио «Шансон». Есть наркотическая культура, есть нацистская культура, сталинистская культура. Культура – это просто то, что сознано людьми, а не нечто обязательно мудрое и возвышенное.

Например, ноосфера - это все что создал человек. А это не только великие строения, парки и сады. Это и озоновые дыры, и нефтяные пятнав океане, и пустыни на месте лесов.

Второе следствие определения Малиновского: человеческим, а не животным в человеке является именно рефлексия, понимание и планирование своих действий. Наличие осознанных мотивов.

И поэтому второе важнейшее слово нашего курса - «основы», «Основы» в значении «корни». А корни культуры – это мировоззрение человека, его убеждения, его предельные страхи и предельные убеждения, исток его мотивации. Вот что такое «основы культуры»!

Мой коллега, автор учебника «Основы иудейской культуры» Андрей Глоцер замечательно сказал, что в его учебнике вы не встретите икон, картин, статуй, потому что в иудаизме этого нет. «Нам важнее объяснить, почему еврей ведет себя так, а не иначе, чем рассказать о влиянии иудаизма на культуру» (Известия 17 дек 2009). Если поменять слово «еврей» на слово «православный», то получится формула учебника «Основы православной культуры».

Карл Маркс говорил, что философия – это квинтэссенция культуры. Что ж, «Основы православной культуры» - это квинтэссенция христианского мировоззрение, корни которого - в Евангелии.

«Основа» - это корни. А «ствол» культуры – это культурные сценарии. Это важнейший термин культурологии. Культурные сценарии – это типичные действия типичного человека в типичной жизненной ситуации.

Для того, чтобы понять логику этого учебника, надо отойти от обывательского представления, что культура – это то, что творят гении. Культура – это то, что творим мы с вами, отнюдь не будучи гениями. Культура – это мир обычных людей, а не только гениальных.

Культурный сценарий – это жизнь обычного человека: «Все мужчины делают это!».

Как принимают роды?

Как пеленают младенцев?

Как отец общается с младенцем?

Все это фундаментальные культурные основы нашей жизни.

Есть культуры, где отец не замечает младенцев: «Сынок, ты вырастешь большим, и вот тогда в баньке за кружкой пива я все тебе расскажу! А пока что - кыш к мамке!». В таких культурах место младенца у материнской юбки, в гинеконе, то есть на женской половине дома.

Отношение к ребенку – это базовая культурная матрица. Есть слова Христа: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное!». Эти слова - одна из грандиознейших революций в истории человечества. Потому что до той поры ребенок воспринимался как «минус»: ребенок – это тот кто «не», он ничего не умеет, не знает, не делает.

Эпос всех народов, античность и средневековье ребенка не замечают. В этих мирах ребенок интересен только тогда, когда он «Киндер-сюрприз». Интересен спартанский мальчик, который ведет себя не по-детски – терпит укусы украденного лиса за пазухой. Примечателен двенадцатилетний Иисус, который учит мудрецов...

Но детскость как таковая не интересна. Поэтому даже в Евангелии (ведь их писал не Сам Христос) нет рассказа о детских годах Иисуса. И это не потому, что это секрет, и не потому, что он якобы учился в Индии. Просто не было читательского и авторского интереса к детству, запроса к нему и о нем.

Вот и Плутарх начинает биографию Цезаря: «Когда Сулла захватил власть, он не смог побудить Цезаря к разводу с Корнелией». Как видим, о детстве Цезаря просто ни слова. Было ли детство Цезаря таинственно? Секретно? Неизвестно? Провел ли он детские годы в гималайском ашраме? Может, Цезарь прямо родился мужем Корнелии? Нет, просто это не интересно ни для Плутарха, ни для его читателей. Тихий рост ребенка не есть подвиг. А античная литература не умеет описывать «негероическое», бессобытийное время.

Итак, Своим словам «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!» Христос не дал толкования, и тем самым оставил нам свободу их понимания.

И, кстати, это повод для дискуссии в классе: «Ребята, а что в вас есть хорошего, что в вас можно ценить?» Что хорошего в ребенке, именно в детстве? Например, с моей точки зрения, детство хорошо своим непамятозлобием.

Вы обращали внимание на головной убор Патриарха Московского и всея Руси? Белый куколь, концы которого свешиваются спереди на плечи… Это древняя форма монашеского клобука. Все монахи носили их до реформ патриарха Никона.

Авва Дорофей, святой VI века, пояснял, что куколь это младенческий чепчик, то есть знак младенческого беззлобия монаха. У монаха нет ничего своего, нет имущества, и поэтому нет повода для конфликта. В учебнике я рассказываю о двух монахах, которые никогда не ругались и однажды пожалели об этом: мол, все люди как люди собачатся, а мы с тобой не деремся, давай, за что-нибудь поругаемся. Второй монах соглашается:

- Хорошо, а из-за чего ругаться будем?

- Давай из-за вот этого кирпича!

– А как будем ругаться?

- Ну, я скажу, что этот кирпич мой, а ты скажешь, что он твой!

– Согласен! Начинаем!

- Это мой кирпич!

- Ну, конечно, он твой, бери!..

Так им и не удалось поругаться.

Так вот, у детей или у вас может быть свое понимание того, что хорошего в детях. Мне кажется, это отходчивость. Только что он кипел, возмущался: «Мама, я от тебя уйду!» и т.д., через 5 минут уже снова солнышко взошло, снова ластиться и т.д. Может быть, именно это так хорошо в детях и так невозвратимо во взрослых. У вас могут быть иные понимания. Вот и хорошо бы их обсудить с детьми. Кстати, именно эти слова из Евангелия завершают «Снежную королеву» Андерсена…

А вот еще культурные сценарии:

Как дерутся мальчишки?

Как ухаживают за девушкой?

Как празднуют свадьбу?

Как работают?

Как отдыхают?

Как пируют?

Как болеют?

Культура болезни это не культура врачевания, не медицинская культура. Это именно культура болезни. «Я и моя болезнь» - это же целый роман. Болячки бывают разные. Если речь идет об ОРЗ, ангине, гриппе и прочих вирусах, здесь все понятно: «сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!». Пришел насморк? - Выпей новомодное средство - и всё!

Но есть болячки, которые вошли в меня навсегда. Моя «любимая» подагра, язва, ревматизм, диабет и еще что-то. Как с ними жить? Материться с ними каждое утро или каждый вечер?

Однажды, к святому наших дней отцу Иоанну Крестьянкину в Псково-Печерский монастырь приехал московский протоиерей Аркадий Шатов. Он создал в Москве училище сестер милосердия, а старца спросил: «Батюшка, чему мы должны научить наших девочек? Что главное в служении сестры милосердия?» Отец Иоанн подумал и ответил: «Ты знаешь, девочки должны понять, что главное в служении сестры милосердия - научить больного любить свою болезнь!».

Культура болезни – это еще и умение наших бабушек быть незаметными, прятать свои недомогания. Их культура болезни - еще и в отказе от дорогостоящего лечения в пользу внуков…

Бескультурье – это в ответ на чисто этикетный вопрос «как здоровье?» навязывать случайному собеседнику подробный разговор на обозначенную тему с демонстрацией результатов анализа мочи…

Культура старения – также базовый культурный сценарий. В религиях ценится опыт именно стариков. Это люди, отошедшие от интрижной суеты, и потому способные немного по юродивому посмотреть на мир. Это осенняя просветленность. Это то, о чем писал Федор Сологуб:

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Закону мудрому поверьте:

День только к вечеру хорош.

С утра – уныниеи ложь

И копошащиеся черти…

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Старость – это время последней схватки за последние признаки молодости? Время все более беспощадной косметики? Или же это время всматривания в будущее, в «путь всея земли»?

Советская культура на своем собственном закате попробовала хоть чуточку ослабить напор воспевания комсомольской молодости и породила две замечательные песни о другом полюсе человеческой жизни: «У природы нет плохой погоды» и «Мои года – мое богатство»…Нынешняя попса не способна и на это.

А еще есть культура умирания. В середине ХХ века был в Константинополе православный патриарх Афинагор, который однажды признался журналистам о своей мечте. «Вы знаете, я хотел бы умереть после болезни, которая была бы достаточно долгой, чтобы я успел подготовиться к смерти. Но чтобы моя болезнь была не слишком затяжной - чтобы я не стал в тягость моим близким. Я хотел бы умереть так: вот я лежу в своем доме, в своей постели, у окна. И вижу: вот смерть появилась на соседнем холме, вот, она подходит к моему дому, поднимается на мой этаж, стучится ко мне в дверь… И я говорю: «Войди!.. Впрочем, подожди, присядь на дорожку!.. Ну вот, я готов, идем».

Такова христианская культура умирания... И она совсем не похожа на комсомольскую матрицу – «И желаю всей душой, если смерти - то мгновенной...».

А еще есть культура погребения, культура ухода за кладбищем, могилами родных людей. В «Военных записках» Экзюпери говорится о селении, где семьи поколениями хоронят в одних могилах. - "Вы счастливы?" - спросил я людей. "Как же не быть нам счастливыми, если мы знаем, где будем спать"... На наших глазах с Запада к нам проникает по моему замечательная и очень христианская традиция – при жизни покупать себе могилу и ставить на ней крест со своим именем и (пока) лишь с одной датой…

Эти культурные сценарии творили не Леонардо да Винчи с Достоевским. Но они и составляют ствол древа культуры. И различия между разными народами, культурами, эпохами, именно в них, в культурных сценариях.

В 1654 году в Россию приехал необычный путешественник. Павел Алеппский, по национальности сириец, по языку араб, по паспорту турок, по вероисповеданию православный. Для него Москва – это как для нас с вами Рига 70-х годов, то есть окно в Европу. И вот он впервые в Европу въезжает через Россию. Он потрясен. Но кое-что его потрясло негативно.

Он с возмущением пишет: «У русских женщины, когда приносят еду, садятся за один стол вместе с мужчинами!».

Или: «Торговля московитов – это торговля деспотичная, это торговля сытых людей, на всем рынке одна цена и никто не торгуется!»

Вот типичный культурный сценарий! На южном рынке, если ты не торгуешься, ты обижаешь продавца. «Ты, давай, поговори со мной как с человеком! Ты расскажи мне о своей семье, я тебе про свою семью, а потом бери этот изюм, для хороших людей не жалко!» У нас же: «Как это я буду торговаться? что соседи скажут? что сын из города перестал мне помощь присылать, что мы обеднели?!». Нет, нет, у нас понты дороже денег!

Итак, корни культуры – это убеждения, система ценностей, нравственных ориентиров, предельные страхи и надежды.

Ствол культуры – это матрица, культурные сценарии.

Цветы культуры – вот это уже искусство.

А плоды культуры – это люди. Высший плод православной культуры – это человек православной культуры. Высший плод мусульманской культуры – это человек мусульманской культуры,

«Троица» Андрея Рублева – это не плод православной культуры, а ее цветочек. Высший плод православной культуры – сам Андрей Рублев.

Поэтому не надо думать, что задача нашего курса – подготовить юных гидов для Третьяковской галереи. Задача курса не в том, чтобы пояснить те или иные картины.

В названии нашего предмета - «Основы религиозных культур и светской этики», есть еще слово, о котором имеет смысл поговорить заранее – «светский»...

Только в советском языке слово «светский» имеет значение антирелигиозный или безрелигиозный, Возьмите любой словарь европейского языка, и посмотрите, что там обозначает словолаик -«светский». Антоним слова лаик - слово клирик.

Термин «светский» означает всего лишь неуправляемый церковью и не финансируемый ею.

Федор Михайлович Достоевский, Владимир Сергеевич Соловьев – это светские люди. И в то же время это творцы русской православной культуры. Но на них не было рясы, они никогда не расписывались в церковной ведомости, они работали не по заданию церковного начальства, а по убеждению своей совести.

И это удивительный феномен русской культуры: у нас есть традиция светской религиозной философской мысль - от Чаадаева, Хомякова, Гоголя, Бердяева и вплоть до Лосева, Бахтина, Аверинцева и Хоружего в нашем времени.

А вот кем является профессор математики в католическом университете? Клирик он или лаик? Даже если он и слова не говорит о Боге, но он получает деньги в церковной казне. И потому он клирик.

Есть светский гений католической культуры - Гильберт Честертон, автор детективных «Приключений отца Брауна». Отец Браун - католический священник. В некатолической Англии католический священник, конечно привлекает внимание. И когда происходит загадочное преступление, а рядом маячит сутана отца Брауна, конечно же, внимание обращается к нему. И вот в ряде рассказов какие-то оккультно возбужденные дамы рериховского разлива достают отца Брауна: «Отец Браун, но вы то хоть понимаете, это чудо! Это ангел покарал этого мерзавца! Это проклятие индийского бриллианта! Это порча, это карма!»

Отец Браун на такие вещи не поддается; в эти минуты он материалист. «Знаете ли, в действительно верю в некоторые вещи.. Но именно поэтому я не верю в другие… Про ангела это потом, а вы не знаете, кто мог оставить здесь этот пепел от сигары?». И вот в одном из рассказов такая оккультно возбужденная дама говорит: «Отец Браун, но вы то понимаете, что это порча! Точно это порча! Наш эксперт это доказал! Вы что, вы не верите нашему эксперту?!»

Ответ отца Брауна гениален: «Ну, что вы, моя дорогая, конечно, верю! Я верю, что он эксперт и верю, что он ваш!».

Поэтому, если профессор математики получает зарплату в католическом университете, он их эксперт, и в этом смысле клирик. Даже если он не говорит о Боге.

Хотя, может, и говорит.

В 1817 году в российское образование пришла эпоха так называемого «двойного министерства». Один и тот же человек – князь Голицын - был и обер-прокурором Священного Синода и министром образования Российской Империи (до 1824 года). И вот он издал приказ, согласно которому во всех университетах страны, во всех лекциях должно присутствовать евангельское начало. От той поры до нас дошла такая история. Профессора математики Московского университета спрашивают: «А вы исполняете это предписание?» «Да, конечно!» «И что же вы говорите о Боге в лекциях по математике? Как вы это совмещаете? - «Это очень просто! Я говорю: Господа студенты, если к двум прибавить два, то по милости Божией получается четыре».

Есть и более близкие к нам похожие реалии. Года три назад зима была бесснежной аж до февраля. И вот в том феврале в Троице - Сергиевой Лавре проходит традиционная ежегодная встреча профессуры МГУ и Духовной Академии. Когда дело дошло до выступления ректора МГУ Садовничьего, за окнами хлопьями повалил долгожданный снег. Все забыли про критику Фурсенко и ЕГЭ и зачарованно смотрели в окна. Садовничий же отреагировал гениально: «Уважаемые коллеги! Как уже давно установлено наукой, погода на нашей планете зависит от воли Господа Бога и температуры мирового океана!»

И еще один эпизод, помогающий понять оппозицию светский-клерикальный. В 1209 году мэр Оксфорда повесил двух преподавателей местного университета в качестве возмездия за убийство ими женщины. Университет счел это клеветой и начал забастовку. Профессора и студенты требовали, чтобы римский папа объявил их клириками. Это не значило, что они будут посвящены в сан. Но если они будут объявлены клириками, они станут неподсудны местной феодальной власти. Только церковный суд может разбирать дела клириков («церковников»).

Пример был недалеко: в Париже профессора Сорбонны получили клерикальный статус в булле папы Целестина III от 1194 года (окончательно подтверждён хартией привилегий, пожалованной парижским учёным королем Филиппом II в 1200 году). И в случае с Оксфордом Папа был на стороне профессуры.

Но английский король был против: он не хотел терять контроль над Оксфордом. В итоге забастовка в Оксфорде длилась 5 лет. Через 5 лет король отступает, папская булла выходит. Что же за эти 5 лет произошло? - Студенты и профессора из Оксфорда ушли в соседнюю деревню и стали там продолжать свои занятия. Имя этой соседней деревни – Кембридж. Так родился Кембриджский университет¹⁴.

Поразительная история, и мне очень горько её рассказывать. Я не могу представить себе такого рассказа на страницах русской летописи. Мол, «в лето от Рождества Христова 1209–е профессора и студенты Суздальского университета в знак насилия со стороны владимирского князя ушли в деревушку Москву и там основали университет»... Увы, эта культурная матрица не наша. В этом смысле мы не по-хорошему уникальны…

Сопоставляем три даты. 988 год – Крещение Руси. 1685 год –появление первой богословской школы, то есть такой, которая ставит задачу более высокую, нежели простое обучение грамотности (Славяно-греко-латинская академия в Москве). И получаем - 700 лет без богословского интереса и усилия!

Так вот, «светский» означает всего лишь на всего не-клерикальный. Все шесть моделей нашего курса - светские, а не только «Курс светской этики».

Заметьте, я встречаюсь с вами не как священнослужитель, а как автор учебника. Другие священники не будут с вами встречаться. Ответственность за эксперимент несет министерство образования, а не Московская патриархия. Деньги на эксперимент выделяет государственный бюджет (центральный и региональный), но не епархии.

И метод курса - культурологический.

Есть два основных метода культурологии. Один из них в основном разрабатывался в Советском Союзе. По цензурным условиям христианский ученый не мог заявлять своей позиции прямо, и поэтому люди типа Лосева, Аверинцева, Лихачева или Бахтина говорили о христианстве со стороны. Поэтому первый метод культурологии – это метод отчуждения, от-странения. Это разговор о родном как о чужом.

Одна из форм этого метода - метод о-странения: о хорошо знакомом говорить как о проблемном. Почему небо голубое? Почему купола золотые? Почему попы толстые? (На последний вопрос ответ таков: попы толстые, потому что бедные: на фитнесс-клубы денег не хватает).

А на Западе культурология разрабатывала другой метод – это метод эмпатии, вживания в чужое как в свое. Попробовать понять логику чужого мифа, побыть в коже древнего египтянина или грека.

В нашем эксперименте, нужны будут оба метода.

Надо пробовать вжиться и понять логику мифа. Для этого прежде всего надо понять следующее: в любой религии есть много недоказуемого, но в религии нет ничего бессмысленного. «Бессмысленный догмат» - это выражение оценочное и глупое. Это суждение гордого лентяя, который просто отказался от труда понимания мира другого человека. У любого догмата, любого символа и любого обряда любой религии есть смысл. Надо просто пробовать понять его и, для этого хотя бы спросить мнение компетентного носителя этой традиции: «а почему у вас это? А что это для вас означает?». Для человека, живущего внутри традиции, каждая мелочь исполнена смыслом. Культуролог же должен его понять, и понятое затем перевести на язык европейского университета (школы).

В атеистических кругах принято возмущаться тем, что в средневековой схоластике обсуждался вопрос — сколько ангелов могут уместиться на конце иглы. Однако этот вопрос отнюдь не смешон. Кончик иглы — это минимум пространства; в пределе это физическая точка. Ангел, согласно средневековому богословию, — существо бестелесное. То есть в пространственном континууме его присутствие можно рассматривать как абсолютный ноль. Следовательно, вопрос о том, сколько ангелов умещается на кончике иглы, есть вопрос о соотношении максимально малой, но все же реальной величины, и нуля. Это начало дифференциального исчисления: может ли величина, бесконечно стремящаяся к нулю, достигнуть своей цели, и в чем различие между нулевым значением и функцией, стремящейся к нулю. Весьма многие научные проблемы, прежде чем они были сформулированы и решены на собственно научном (прежде всего математическом) языке, первоначально формулировались в лоне философии. Вопрос об ангелах и игле — один из таких вопросов. Издеваться над ним — все равно что издеваться над атомизмом Демокрита.

Если православный педагог ведет курс «Основ православной культуры», он должен пользоваться методом отчуждения.

Если православный педагог ведет курс исламской культуры, он должен пользоваться методом эмпатии.

Если неверующий педагог ведет курс «Основ православной культуры» он должен пользоваться методом эмпатии, понуждать себя и детей к пониманию внутренней логики и красоты православного мифа или символа. А когда этот же неверующий педагог заговорит об атеизме, он должен говорить отстраненно, не говоря - лучше ли он или хуже других убеждений.

Дорогие педагоги, не бойтесь того, что вам предстоит освоить материалы многих религиозных культур. Не надо считать, что только верующий человек имеет право говорить о вере. Это не так. От педагога требуется не вера, а профессионализм.

Лишь три требования предъявляются к участникам эксперимента.

1) Любить детей.

2) Любить свою профессию.

3) Любить себя в своей профессии.

Если эти три требования учитель соблюдает, то у него все получится.

Попробую привести несколько примеров из разных религиозных традиций.

Вот удивительное иудейское предание (мидраш) об истории еврейской пасхи. Евреи уходят из Египта, армия фараона их преследует. Библия просто говорит, что по молитвам Моисея море разошлось и пропустило евреев. Но мидраш (предание) добавляет: когда Моисей и его народ подошли к берегам Красного моря, море не расступилось, волны по-прежнему заграждали путь. Колесницы фараона уже рядом, а на молитвы Моисея море не реагирует. И тогда один из вождей еврейского народа (Нахшон в тексте этого мидраша:в русском переводе Библии его имя Наассон, сын Аминадава) с дерзновением бросился в море… И море не расступилось. Никакого шествия по водам не произошло. Он входит по колено - море не расступается; по грудь - не расступается; по подбородок - море не расступается. А он идет вперед. Он захлебывается. Он тонет. Но когда море стало заливать ему ноздри, тогда вдруг вода отошла…

Евреи поясняют: вот такие у нас отношения с нашим Богом. Когда ты уже на грани отчаяния, когда кажется, ничего хорошего быть не может, вот тогда и приходит чудо. Но ты верь Богу и все равно иди вперед!

Кстати, это принцип нашего эксперимента. Когда мы уже по ноздри будем даже не в воде, а в дерьме своих ошибок, вот тогда, я надеюсь, что-то вдруг произойдет. Неужели этот пример не вдохновит педагога на рассказ о том, как вера помогает пройти даже сквозь безнадежность? Неужели он не вспомнит «Белое безмолвие» Высоцкого?

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть –

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь!

А вот мусульманская история, от которой я тоже в восторге. В 8 веке жила юродивая мусульманка Рабия. Она ходила по городу, днем в одной руке держа факел, а в другой ведро воды. Когда её спрашивали «зачем?», она объясняла: «Факелом я хочу поджечь рай, а этим ведром хочу залить адский огонь! Я хочу, чтобы люди любили Бога ради Бога, а не ради взяток и не из-за страха»¹⁵.

Это удивительное и редкое бескорыстное религиозное чувство. Это – ответ на тот вопрос, который сатана задавал Богу в ветхозаветной книге Иова – «Даром ли богобоязнен Иов?».

Аналогично в 8 веке сказал преподобный Феодор Студит: «Ради Христа мы должны быть готовы отказаться и от эдемского рая» (преп. Феодор Студит. Послания. Ч.2. М., 2003, с. 419). Потом у нас Достоевский скажет: «Если даже истина не с Христом, то я лучше буду с Христом, но не с истиной».

Неужели эти примеры не смогут стать поводом для беседы с детьми о предельном бескорыстии?

Или вот скажем, в 5 классе начинаем историю древнего мира. Дети узнают о боге Кроносе и о его странных вкусах: он порождал множество детей, и сам же их пожирал. Я показываю соответствующие картины Брейгеля, Босха, Гойи. Страшная картинка: Кронос, который закусывает очередным своим младенцем. Спрашиваю: «Ребята, почему греки создали такой странный миф? А вы подумайте сами, что обозначает слово кронос? Вспомните слова греческого происхождения, где есть этот корень крон… Хронометр, анахронизм, синхронно, диахрония, хроника, и т.д. Крон – это время. Греки просто однажды поняли, что время все порождает, но время же все свои порождения превращает в могильную пыль. И поэтому «отец всего» является и «могильщиком всего». И это свое ужасное открытие они выразили вот в этом страшном образе - Кронос, пожирающий своих детей».

Я, думаю, что детям после этого греческая культура и мифология станут в чем-то понятнее. Но вряд ли они станут молиться богу Кроносу: «О, Боже Кронос, сделай так, чтобы звонок скорее прозвенел!».

А учителям этот эпизод стоит помнить, чтобы освободиться от масонско-просветительского мифа о том, что якобы античная культура было чисто светлой, что в ней все было солнечно и радостно, а потом пришли эти черные попы, и испортили вкус к жизни. Нет, античная культура – культура трагическая. Это не только солнце. В ней были свои болота и свой мрак. Маленькая деталька: у античного мира не было своей Библии, священного текста. Но там была культурная библия, книга, которую знали все и, которая воспитывала всех. Это поэмы Гомера. И с чего же начинается «Илиада»? «Гнев, о, богиня, воспой Ахиллеса, Пелесова сына...» Если главная книга народа начинается со слова «гнев», значит, этот народ не через розовые очки смотрел на мир. Значит, в этом народе и в его исторической памяти было столько болячек и боли… На некоторые из них и ответило принятое им позднее Евангелие…

Любой педагог любой урок любого модуля этого курса должен вести как открытый урок. Это означает, что любая его фраза о любой из конфессий (в том числе о православии) должна быть такой, чтобы представитель этой конфессии согласился бы с ней: «да, у нас действительно есть такое верование, и наше убеждение в Вашей фразе было передано адекватно».

Это не такая уж невыполнимая задача. В конце концов, миры русской литературы не менее разнообразны, чем миры российских религий. Мир Пушкина не похож на мир Гоголя. Мир Достоевского инаков, чем мир Маяковского. Мир Шолохова не вместим в мир Тургенева… Николай Бердяев справедливо заметил, что все русские интеллигенты делятся на три группы: те, то любят Толстого; те, кто любят Достоевского, и те, кто никого не любят.

Но учитель должен добиться от учеников понимания ими каждого из классиков, вживания в каждый из изучаемых художественных миров. Учитель не имеет права опускаться до уровня личной критики классиков – при всем их разнообразии и всей их полемичности.

У курса есть и неофициальная задача. По крайней мере, я такую задачу ставил. Я хотел бы, чтобы наш курс породил поколение блудных сыновей.

Возраст нашего эксперимента 10-11 лет, младшие подростки. Скоро начнется кошмар переходного возраста. Блудными они станут и без нашей помощи. Важно, чтобы с нашей помощью они стали «блудными сыновьями» в евангельском смысле этого слова. Чтобы и после бури пубертата у них осталось некое послевкусие, ощущение родного дома, куда можно вернуться.

Когда на новом уровне они задумаются над тем, кто они такие и в чем смысл их жизни, пусть через воспоминание о наших уроках к ним вернется ощущение чего-то доброго и светлого.