Путеводитель по риму 01. 10 Вещей, которые надо сделать в риме

БЕРНИНИ VS. БОРРОМИНИ

Мрачному и вспыльчивому ломбардцу Франческо Борромини (1599-1667) повезло значительно меньше — и с характером, и с карьерой. Он появился в Риме в качестве простого каменщика: помогал своему дяде, Карло Мадерно, на стройке в соборе Святого Петра. Потом мучительно выбивался в мастера, а когда стал наконец архитектором (так и не освоив скульптуры), получал заказы в основном от религиозных орденов, скрывавших его затейливые выдумки в труднодоступных местах. Ситуация перевернулась лишь однажды — когда на престол взошел Иннокентий x, ненавидевший своего предшественника-растратчика Барберини до такой степени, что даже его любимый архитектор оказался в немилости. Хитрый Бернини, однако, пролез и тут, залучив себе в помощники самое влиятельное лицо в государстве — бывшую папскую любовницу Олимпию Маидалькини-Памфили.

Конкуренты отчаянно ненавидели друг друга, а их препирательствами на словах и в камне развлекался весь Рим. Борромини, чтобы попомнить сопернику неудачные колоколенки на Пантеоне, украсил ослиными ушами фасад палаццо Пропаганда-Фиде со стороны улицы Мерчеде, куда у Бернини выходили окна. Тот в ответ поставил у себя на балконе увесистый каменный член — послал обидчика на три буквы. Стычка же на площади Навона превратилась в элемент городского фольклора: Бернини-де развернул одно из речных божеств в фонтане так, будто оно рукой пытается предохраниться от фасада церкви Сант-Аньезе, которую как раз в тот момент заканчивал Борромини. Другое (Нил) в его версии вообще закрывает лицо в ужасе. Борроминиева же святая Агнесса с крыши пытается якобы успокоить речных богов и остальную публику: все просчитано, никаких эксцессов не намечается. Даже жалко, что по датам история никак не сходится: когда Борромини проектировал фасад, фонтан уже два года как был закончен. А Нил закрывает голову всего лишь потому, что в ту пору Стэнли еще не нашел его истоков. Зато достоверно известно, что Бернини ошибся в расчетах и вода, как радостно обнаружил Борромини, должна была перестать бить уже через несколько секунд после запуска. Но насладиться поражением соперника не удалось: прослышав, что Борромини что-то затевает, Бернини заслал к нему в мастерскую шпиона, выкрал верные расчеты и в последний момент успел исправить оплошность. А чтобы полнее насладиться эффектом, на торжественном открытии фонтана сделал так, чтобы вода действительно остановилась на несколько секунд — но как только у папы Иннокентия поднялись от удивления брови, струи забили сильнее прежнего, и сияющий папа объявил присутствующим, что Бернини добавил всем по десять лет жизни. Первая и последняя в его жизни опала закончилась.

ОРИЕНТАЦИЯ
Район вокруг Кампо-де-Фьори — пожалуй, самое романтичное место во всем Риме. Он весь соткан из кривых, оплетенных плющом проулков с живописными арками, где скрываются совершеннейшие чудеса. Фрагменты античных саркофагов, вделанные в вывеску табачной лавки. Белье, свисающее с коринфской капители. Рыночные торговцы, развозящие на громыхающих тележках свои сыры, цветы и овощи, пока люди со шлангами смывают с мостовой пряный фруктово-цветочный мусор. Ренессансные дворцы с заманчивыми двориками, охраняемые бдительными портье. Старьевщики, выставляющие прямо на улицу помутневшие зеркала, в которых подрагивают отражения дворцов и фонтанов. Бар, сплошь оклеенный коммунистическими агитками, чей владелец носит бандану и лично делает кофе, — самый дешевый в городе. Кошерная пицца. Винтажные шляпы. Мебель для кукольных домиков. И это только начало: если побродить здесь хотя бы чуть-чуть, можно наткнуться на что угодно. Главное — никуда не торопиться, побольше смотреть по сторонам и поменьше заглядывать в карту: смысл переулков вокруг Кампо-де-Фьори — в том, чтобы в них теряться.

Заканчивается улица Плебисцита площадью Арджентина (largo Argentina, полностью — largo di Torre Argentina). К Латинской Америке это квадратное пространство с застекленными развалинами посередке не имеет никакого отношения: название осталось от стоящей на углу башни, которой владел некий Йоханнес Буркхардт, родом из Страсбурга (по-латыни — Аргенторатум).

Развалины в центре — так называемая Ареа-Сакра (Area Sacra). Это всплывшие во время муссолиниевских градостроительных махинаций остатки четырех храмов республиканской эпохи. Один из них (круглый, в центре) считался чем-то вроде «храма удачного дня» или «храма повседневного везения», по-латыни — Aedes Fortunae Huiusce Diei. Про остальные строения археологи спорят. Достоверно известно лишь то, что они имели отношение к гигантскому театру Помпея (Teatro di Pompeo) — первой в Риме каменной арене (55 год до н.э.), вмещавшей, по разным источникам, от 12 до 27 тысяч человек. Следы ее до сих пор можно увидеть на карте, если приглядеться к линии, которую прочерчивает улица Гроттапинта (via di Grottapinta). Прославился театр не только величиной и пышными украшениями, хотя к приезду понтийского царя Митридата Нерон даже велел его позолотить. Именно здесь, в портике перед входом на арену, впервые прозвучала фраза «И ты, Брут»: Юлий Цезарь, пронзенный кинжалами заговорщиков, упал к подножию статуи Помпея и закрыл голову плащом, чтобы смерть его выглядела более благопристойно.
Остатки театра Помпея показывают в подвалах окрестных гостиниц, а также на стенах кафе по улице Кампо-Марцио. Силуэт портика повторяют улицы Сударио (via del Sudario) и Санта-Анна (via di Santa Anna)

Сейчас вместо заговорщиков и героев по площади Арджентина разгуливают кошки — развалины принадлежат им безраздельно, по крайней мере, до тех пор, пока тут не откроют станцию метро с археологическим музеем. А по периметру кошачьей территории снуют автобусы, отправляются трамваи в Трастевере, торгуют книжками в крупнейшем магазине Feltrinelli и показывают спектакли в главном римском театре Арджентина (Teatro Argentina, 1732), который памятен тем, что в 1816 году здесь с треском провалился «Севильский цирюльник» Россини. Актеры из Арджентины вместе с прочей театральной публикой перекусывают обычно в кафе Brek на углу корсо Витторио-Эмануэле. Но самое приятное заведение на площади — Pascucci, где делают вкуснейшие фруктовые коктейли.

Несмотря на столь романтическое прошлое, ходить по Боттеге-Оскуре неинтересно — при первой же возможности лучше свернуть с нее налево, скажем, на улицу Каэтани (via Caetani), посреди которой висит громадная, заваленная цветами мемориальная доска. На этом месте 9 мая 1978 года нашли труп итальянского премьера Альдо Моро, похищенного Красными бригадами и проведшего 55 дней в плену, пока правительство решало, имеет ли оно право торговаться с террористами.

Дальше, за церковью Санта-Катерина-деи-Фунари (Santa Caterina dei Funari, XVI века), начинается череда исключительно живописных и романтических площадей, соединенных между собой не менее живописными и романтическими улочками и пересыпанных античными обломками, прицепленными то к стенам, то к окнам, то к аркам: площадь Маргана (piazza Margana) с плющом и средневековой башней; улица Дельфини (via dei Delfini) с домами Кватроченто и коммунистическим баром под N23; наконец, площадь Маттеи (piazza Mattei), внесенная в русскую традицию Бродским, — та самая, что «в ущелье Рима». Фонтан, фигурирующий в стихотворении, — это фонтан с черепахами (Fontana delle Tatarughe, Джакомо делла Порта, конец XVI века). По преданию, князь Маттеи поставил его на своей площади за один-единственный день — когда отец его невесты решил отказаться от свадьбы после очередного, особо крупного княжеского проигрыша. Фонтан, разумеется, произвел впечатление, и свадьба состоялась. Замыкается цепочка площадью Кампителли (piazza di Campitelli), у которой с одной стороны — внушительный дворец Капидзукки (Palazzo Capizucchi), занятый государственным собранием аудиозаписей (Discoteca di Stato), а с другой — церковь Санта-Мария-ин-Кампителли (Santa Maria in Campitelli, Карло Райнальди, 1662-1728), с фантастическим, сияющим барочным алтарем, фреской Луки Джордано во второй капелле справа и драгоценной «Мадонной» XI века в алтаре.
Посещение церкви Санта-Мария-ин-Кампителли
пн-вс 7.00-12.00, 16.00-19.30

Здесь путаные переулки заканчиваются: выйдя с площади Кампителли, оказываешься прямо перед театром Марцелла (Teatro di Marcello), остатками огромной (на 15 000 зрителей) арены, которую Август посвятил своему племяннику, несостоявшемуся наследнику империи Марку Клавдию Марцеллу. В 17 году до н.э., когда арену открыли, здесь устроили грандиозные игры (Ludi Saeculares), продолжавшиеся целую неделю и прогремевшие по всему античному миру. Но слава не помогла: в V веке театр Марцелла постигла та же судьба, что Колизей и термы Диоклетиана: его забросили и стали растаскивать на стройматериалы. В середине XII века из того, что осталось, семейство Фаби устроило крепость. Место действительно было стратегическое: отсюда удавалось контролировать все подступы к острову Тиберина, а значит — и весь район по ту сторону реки. В XIII веке крепость перешла к семейству Савелли, научившемуся извлекать из сооружения еще и практическую пользу: все арки сдавались в аренду мясникам, торговцам и ремесленникам. Грязь, вонь и бардак от этого выходили неимоверные, поэтому через несколько веков Cавелли перебрались в новый дворец, который Бальдассаре Перуцци построил им у самой реки (впоследствии он был продан семейству Орсини и потому известен как палаццо Орсини, Palazzo Orsini). Театр же продолжал приходить в упадок, пока в XX веке им не занялись археологи, откопавшие вдобавок поблизости остатки нескольких храмов республиканского периода. Потрогать руками древние мраморы можно, спустившись к театру Марцелла и пройдя по специальной тропинке (Passeggiata del Teatro Marcello) к гетто.

ГЕТТО
Римское гетто учредил в 1555 году Павел IV Карафа. Поначалу оно было не очень крупным — на 2 000 человек. Впрочем, места под еврейское поселение тоже отвели немного: иудеи должны были ютиться буквально на нескольких квадратных метрах в районе портика Октавии и церкви Сант-Анджело-ин-Пескерия. Через 30 лет территорию расширили к Тибру, но это не очень помогло, поскольку параллельно сюда согнали лиц еврейской национальности со всего папского государства (единственной альтернативой было гетто в портовой Анконе). К концу XVII века тут проживало больше 9 000 человек. Места им категорически не хватало: дома приходилось строить по 5-6 этажей. От перенаселенности не спасали даже непрестанные эпидемии, которые косили жителей гетто, за недостатком фонтанов вынужденных пить воду прямо из реки. В 1826 году стену наконец перенесли к площади Маттеи, но за это евреям вменили в обязанность посещать христианские богослужения. За отказ полагался драконовский штраф, так что жителям гетто пришлось подчиниться — правда, уши во время мессы они плотно затыкали воском. Попытки освободить евреев из заточения увенчались успехом только в 1870 году — решено было, что в новой итальянской столице не место угнетению, грязи и антисанитарии. И все было бы замечательно, если бы вместе со стеной гетто жертвой прогрессивного пыла не пала бы большая часть находившихся за ней зданий, включая старинную синагогу. Нынешняя синагога (1899-1904) — торчащее посреди набережной желтое аляповатое сооружение, более всего напоминающее Политехнический музей в Москве. Центром квартала считается вовсе не она, а портик Октавии (Portico di Ottavia). Эти несколько колонн с фронтоном — все, что осталось от целого комплекса (пара храмов плюс библиотека и курия), который Август возвел в честь своей сестры. Слева к ним прирос жилой дом с кружевными занавесками и геранью, справа образовалась церковь Сант-Анджело-ин-Пескерия (Sant’Angelo in Pescheria, VIII-XIX века) — и получился типично римский коктейль из эпох, верований и стилей.

Отсюда начинается главная улица квартала — Портико-д’Оттавия (via del Portico d’Ottavia), с парой занятных ресторанов, кошерной пиццерией, кондитерской лавкой и баром Totò, чья вывеска вмонтирована в стену аккурат рядом с четырьмя мраморными головами — остатками античного саркофага. Чуть подальше красуется барельеф со львом, держащим в зубах лань, тоже явно классического происхождения. Впрочем, если приглядеться к стенам окрестных домов, почти на каждом обнаружатся какие-нибудь кусочки древностей. Например, потихоньку забравшись на верхнюю площадку лестницы в N28 по улице Сант-Анджело-ин-Пескерия (via Sant’Angelo in Pescheria, подъезд обычно открыт), можно во всех подробностях изучить коринфскую капитель, к которой жители дома напротив приделали бельевую веревку.

Самое неприятное место в квартале — площадь Чинкве-Сколе (Piazza delle Cinque Scole, «площадь пяти школ»), где была старинная синагога. Теперь она превращена в парковку и выглядит настолько неуютно, что на окаймляющие ее дворцы семейства Ченчи (XVI век) почти никто не обращает внимания. Между тем у них довольно занятное и мрачное прошлое — именно здесь жила Беатриче, одна из самых романтических героинь новой римской истории.
Пять школ, фигурирующих в названии площади, — это пять синагог, которые ютились в одном здании, но принадлежали разным общинам

Все прочие закоулки несмотря на запущенность невероятно привлекательны; вдобавок тут попадаются довольно любопытные места. Например, церковь Сант-Амброджо (Sant’Ambrogio) на одноименной улице, с архитектурной точки зрения ничем не примечательная, прославилась тем, что сюда в XVI веке на обязательную воскресную проповедь являлись римские куртизанки. Весь город знал, что сбор у них в 8 вечера, и поглазеть собиралась целая толпа. Мужчин, однако, внутрь не пускали.

Главная беда заключается в том, что, как ни петляй, довольно скоро из гетто придется выбираться на cкучную проезжую улицу Аренула (via Arenula), которая рассекла окрестности Кампо-де-Фьори на две неравные части.

Помимо церквей и пыльных ювелирных лавок, целиком занявших ведущую к мосту Сикста улицу Петтинари (via dei Pettinari), в переулках позади Аренулы и Кампо-де-Фьори есть гениальное место под названием площадь Каподиферро (piazza Capo di Ferro) — с фонтаном, солнечными часами и богато изукрашенным беломраморным дворцом. Дворец строили в XVI веке кардиналы Каподиферро, но потом он был продан и в XVII веке перешел к кардиналу Спада, одному из богатейших и влиятельнейших людей своего времени. Именно при нем был приглашен архитектор Борромини, сыгравший здесь виртуозную шутку с перспективой: галерея, которую он пристроил к левому крылу, кажется просторной и длинной, а на самом деле представляет собой искусно суженный к концу девятиметровый коридор с карликовой статуей. Попасть внутрь можно, только купив билет в музей, но для того чтобы лично удостовериться в небольшой высоте потолка, достаточно зайти во дворик и заглянуть в окна библиотеки. Заодно виден будет старинный глобус и ряд шкафов с обтянутыми кожей фолиантами.

Закоулки вроде этих, названные в честь находившихся тут ремесленных слобод (Петтинари — гребенщики, Кальдерари — лудильщики, Капеллари — шляпники, Фунари — веревочники), — не менее важная часть Рима, чем Колизей и Ватикан. Вдобавок здесь всегда прохладно и пусто, что дает отличную возможность перевести дух. Но если времени в обрез, от Аренулы надо двигаться вглубь по улице Джуббонари (via dei Giubbonari), никуда с нее не сворачивая. Достопримечательность по дороге встретится ровно одна, и та на любителя — стоящая в самом устье улицы церковь Сан-Карло-аи-Катинари (San Carlo ai Catinari, XVII век) с великолепной коллекцией барочных живописцев: «Добродетелями» Доменикино под куполом, «Благовещением» Ланфранко в первой капелле справа и алтарем по проекту Райнальди с росписью Пьетро да Кортоны («Святой Карл Борромео во главе процессии несет гвоздь из Креста Иисусова»). Все остальное на Джуббонари — сплошные бары и магазины. Ценны они, во-первых, относительной дешевизной, а во-вторых — удивительно удобным расписанием: здесь все работает по воскресеньям и по вечерам.
Посещение церкви Сан-Карло-аи-Катинари
пн-вс 9.00-12.00, 16.00-18.00

Миновав витрины, вы окажетесь на Кампо-де-Фьори (Campo de’Fiori). Если Капитолий — центр монументально-классического Рима, площадь Сан-Пьетро — сердце Рима христианского, а площадь Испании — магнит, притягивающий туристов, то Кампо-де-Фьори — средоточие настоящей римской жизни. Сюда стекаются по вечерам группки гуляющих римлян, чтобы решить, какова будет дальнейшая программа, поэтому к утру все окрестные переулки оказываются заставленными бутылками. Иностранцы, приезжающие в Рим надолго, тоже первым делом привыкают к Кампо-де-Фьори — их местом сбора служит паб The Drunken Ship. Когда тусовщики отправляются по домам, приходит черед рыночных торговцев: с 6 утра до часу дня они раскладывают на лотках свою заманчивую снедь, и площадь заполняется окрестными жителями, которые придирчиво отбирают овощи к обеду и торгуются с владельцем пахучей рыбной лавки. После часа от всей этой пестроты и великолепия остается один цветочник в дальнем углу, а в центре площади наконец становится виден памятник Джордано Бруно. На пьедестале мирно закусывают пиццей студенты и туристы, запивая острую начинку водой из фонтана и не задумываясь о десятках еретиков, которых, как и Бруно, сожгли на этом самом месте. Впрочем, лучшая точка наблюдения в обеденное время — не пьедестал, а винерия (Vineria, N15): усевшись прямо на улице, можно в полное удовольствие разглядывать соседей и прохожих, потягивая красное и закусывая сыром. А вот ужинать на Кампо-де-Фьори надо с разбором: та еда, что подается за зазывно расставленными столиками, — обычное туристическое надувательство. Доверия достоин только один ресторан — La Carbonara. Если вы готовы пожертвовать видом на площадь, куда быстрее и дешевле можно перекусить в соседних Ditirambo и Da Sergio.

В дальнем, западном углу площади маячит беломраморный дворец — это палаццо Канчеллерия (Palazzo della Cancelleria, Андреа Бреньо, 1485-1513). Кардинал Рафаэле Риарио, племянник папы Сикста IV, построил его на деньги, выигранные за ночь в карты. Правда, расстаться с собственностью тоже пришлось довольно быстро: здание конфисковал Лев X, после того как был раскрыт заговор Риарио против Медичи, и превратил дворец в папскую канцелярию (откуда и взялось название). При французах (1798-1799) тут устроили штаб-квартиру Трибуна Римской республики, в 1810 году палаццо отдали под наполеоновский двор, а в 1848 году в нем заседал первый римский парламент. Здесь же (при входе в здание) был убит премьер-министр Пия IX Пеллегрино Росси, за что население было наказано полным прекращением реформ.

От палаццо Канчеллерия начинается улица Пеллегрино (via del Pellegrino, «улица паломников»), обязанная своим названием Сиксту IV, который проложил специальную дорогу, ожидая большого притока паломников во время празднования очередного церковного юбилея в 1475 году. По всей длине улица Пеллегрино усеяна дизайнерскими лавками, ресторанами и книжными магазинами. Если свернуть в арку N19, миновав расставленные посреди улицы мутные зеркала с потрепанными стульями, вы окажетесь в том самом дворике, что фигурирует на тысячах открыток под названием Arco degli Acetari. Правда, с тех пор, как открыточная фотография была пущена в тираж, романтический флер улетучился: жители перекрасили стены, повыгоняли кошек и привели свои владения в относительный порядок. Зато романтика в первозданном виде сохранилась за другой аркой, чуть подальше (Arco di Santa Margherita) — опознать ее можно по уличному алтарю с Мадонной.

Другой фасад палаццо Канчеллерия смотрит на проспект Витторио-Эмануэле (corso Vittorio Emanuele), который стартует от площади Арджентина и ведет к реке. Там, где он пересекается с улицей Бауллари (via dei Baullari), стоит еще одно любопытное здание — Пиккола-Фарнезина (Piccola Farnesina, оно же — Farnesina ai Baullari). К тем Фарнезе, что отгрохали себе дворец на соседней площади, Пиккола-Фарнезина отношения никакого не имеет: здесь тоже изображены геральдические лилии, однако отсылают они не к гербу Фарнезе, а к гербу французских королей — первым владельцем был кардинал Ле Руа, прибывший в Рим в свите Карла VIII. По поводу того, кто строил этот дворец, до сих пор ведутся споры: легенды приписывают его Микеланджело, историки архитектуры — попеременно Рафаэлю, Перуцци и младшему Сангалло. Внутри хранится малоизвестная, но крайне достойная коллекция древностей под названием Музей Барракко (Museo Barracco).
Музей Барракко закрыт на реставрацию

Самое заметное здание в этих краях — грандиозная барочная церковь Сант-Андреа-делла-Валле (Sant’Andrea della Valle) с куполом работы Карло Мадерно, по размерам уступающим только Сан-Пьетро. Помимо величины купол знаменит росписью: великолепное сияющее «Вознесение Богоматери» Ланфранко с клубящимися облаками послужило образцом для подражания большинству барочных живописцев, а также стало поводом для кровавой распри между Ланфранко и работавшим в той же церкви Доменикино, чьей кисти принадлежат фигуры евангелистов по краям купола и фрески в апсиде. Доменикино подрубал сопернику мостки, тот отвечал обвинениями в плагиате. Между тем в церкви появлялись и другие, не менее примечательные произведения: капеллу Ручеллаи (вторую слева) расписывал Помаранчо, капеллу Строцци (вторую справа) проектировал Микеланджело, а в центре, друг напротив друга, были установлены надгробные памятники двум папам — скончавшемуся в 1464 году в Анконе гуманисту Пию II (известному под именем Энеа Сильвио де Пикколомини) и взявшему фамилию предшественника, своего родного дяди, Пию III, который провел на папском престоле ровно месяц. Но и это еще не все: Сант-Андреа вошла не только в историю изобразительных искусств, но и в историю оперы. Именно здесь начинается действие «Тоски» Пуччини.