Рассказ о святом антонии марии кларете

ВСТРЕЧА

Пройдя несколько комнат, они остановились перед закрытыми дверьми. После троекратного стука церемониймейстер широко распахнул двери. Дон Антонио предстал перед королевой.

Изабелла II была одета подчёркнуто просто. На ней было черное гладкое платье, украшенное одной платиновой брошью, отделанною бриллиантами. Густая масса черных волос падала на ее обнаженные плечи. Эта двадцатисемилетняя женщина поражала своей красотой. Маршал дворца исполнил свою обязанность, представив королеве нового «придворного», и деликатно покинул салон.

Увидев доброе и мудрое лицо дона Антонио, королева почувствовала полное доверие к новому исповеднику. Она была обычной женщиной, которая так часто нуждается в добром совете и утешении благородного человека. Изабелла начала с детской простотой делиться с архиепископом своими переживаниями:

— Представьте себе, Ваше Преосвященство, — говорила она, — какие у меня советники. Одни посоветуют мне что-нибудь, другие отсоветуют, а третий приходит с еще каким-нибудь своим советом. Представьте себя на моем месте. Я чувствую себя в лабиринте, через который мне нужно пройти вслепую, в темноте, без света, который освещал бы мне дорогу жизни. Ведь я вообще была не подготовлена к жизни. Никто, собственно, и не занимался моим воспитанием. Представьте себе 14-летнюю девочку, которая становится королевой огромной монархии. У меня были деньги на все, чего бы я ни захотела. И в то же время никто не учил меня ограничивать желания. Наоборот, вокруг я видела людей, которые только склонялись предо мной. Ни у кого не было смелости сказать мне правду обо мне и моей жизни.

— А исповедник?

— Но Ваше Преосвященство! Ведь исповедник при дворе — это только придворная функция.

— Так, Ваше Величество, Вы ни разу не исповедовались у моего предшественника?

— Ни разу.

— Тогда зачем он взялся за эту функцию?

Королева со смущением отвечала:

— Чтобы получать жалование, весьма немалое.

Дон Антонио не мог скрыть своего возмущения. Однако, быстро овладев собой, он спокойно и решительно ответил:

— Ваше Величество, Вы должны принять к сведению, что я не собираюсь быть исповедником только по названию. Либо я действительно буду им, либо не буду вообще. Кроме того, хочу сразу заявить, что деньги я презираю и не желаю никакого жалования. Я не собираюсь быть придворным. Это не в моей натуре. Если Ваше Величество желает, чтобы я действительно был Вашим духовным наставником, то прошу принять следующие условия.

Королева высоко подняла брови. Еще никто и никогда не говорил с ней таким тоном и так властно.

— Слушаю, — сказала она.

Дон Антонио высказал свои желания:

— Во—первых, я не желаю, чтобы кто-либо и под каким-либо предлогом втягивал меня в политические дела. Моей политикой был, есть и будет всегда только Христос и Христос Распятый.

Королева согласно кивнула головой.

Архиепископ Кларет продолжал:

— Во-вторых, прошу позволить, чтобы я жил вне королевского дворца. Конечно, я буду в распоряжении Вашего Величества и Вашей семьи в любой момент, но я желаю иметь для себя немного времени, чтобы посвятить его моей любимой пастырской деятельности и прошу об этом.

— В данный момент, — отвечала королева, — Вы, Ваше Преосвященство, будете жить во дворце, а потом посмотрим. В любом случае, прошу Вас не чувствовать себя моим пленником, но только моим ближайшим сотрудником. Есть ли у Вас, Ваше Преосвященство, еще какие-нибудь условия?

— Прошу еще дать мне точную программу моих занятий, чтобы я знал, что и когда делать, и чтобы я не ждал часами с другими господами в приемной Вашего Величества.

Минуту подумав, королева решила:

— Прошу придти ко мне через два дня за ответом, приму ли я условия, поставленные Вашим Преосвященством.

5 июня дон Антонио поселился в королевском дворце.

Вскоре он был приглашен в часовню, где подошедшая к нему королева тихо сказала:

— Я принимаю условия Вашего Преосвященства. А сейчас я прошу об исповеди.

После этих слов она села в удобное кресло. Дон Антонио тотчас же потребовал:

— Прошу встать на колени перед исповедальней. На исповеди прошу забыть, что ты — королева, и помнить, что ты — грешница.

Изабелла II смиренно встала на колени. В этом жесте, полном смирения перед Богом, она заняла свое настоящее положение по отношению к Божию Престолу. Одновременно она обрела истинное величие «чада Божия, которое ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родилось».

КАК ПТИЦА В ЗОЛОТОЙ КЛЕТКЕ

Ежедневно утром он проводил Святую Мессу во дворцовой часовне, в которой часто участвовала королева с придворными. После завтрака он занимался с инфантой изучением религии, а с одиннадцати до двенадцати уделял аудиенции каждому, кто хотел с ним увидеться. Вечером он садился в исповедальню, где у него не было много работы. В остальное время он был предоставлен сам себе.

О своих тогдашних переживаниях он писал в автобиографии:

«Иногда я говорил, что Бог дал мне это занятие, чтобы оно было для меня чистилищем, в котором я очищаюсь и плачу за грехи моей прошлой жизни. В другой раз я говорил, что за все годы моей прошлой жизни я не страдал так, как со времени моего пребывания при королевском дворе. Я мечтаю о том, чтобы поскорее покинуть королевский двор. Я как птица в клетке, которая ждёт момента, чтобы улететь. Я почти радовался бы, если бы свершилась революция и меня изгнали.

Иногда я спрашиваю себя: отчего тебе так плохо здесь? Все во дворце уважают тебя, вся королевская семья тебя ценит, оказывает внимание. Ее Величеству королеве ты нравишься, и она тебя очень любит, какие у тебя причины быть таким недовольным? — Никаких. Я сам не знаю, как это себе объяснить. Для меня это загадка. Отвращение, которое я испытываю, — это благодать, которую мне уделяет Бог, чтобы я не искал опоры в богатстве и почестях. Я думаю, что постоянное ощущение этого отвращения к дворцовым делам и постоянное желание убежать защищают меня от зависти и сердечной привязанности к вещам, которые ценит мир.

Я вижу, что Господь сделал во мне то, что я наблюдаю в планетах. Я наблюдаю в них силу центростремительную и центробежную. Центробежная побуждает их устремляться далеко, а центростремительная притягивает к центру. Равновесие этих двух сил представляет собой то, что называется орбитой. Таким я вижу и себя. Я чувствую в себе силу, которую называю центробежной, и которая побуждает меня покинуть Мадрид и дворец. Но чувствую также, что есть во мне и другая сила — воля Бога, Который хочет, чтобы сейчас я был при дворе и покинул его в свое время. Эта воля Божия является для меня силой центростремительной, которая держит меня здесь привязанным, как пса к столбу. Соединившись, эти две силы, то есть желание уйти и любовь, призывающая меня исполнять волю Божию — быть сейчас при королевском дворе, дают мне внутренний мир.

Каждый день во время молитвы я отдаю себя воле Божией. И днем и ночью я должен совершать эту жертву пребывания в Мадриде, но я благодарен Богу за это. Я познаю, что это для меня огромное благо. Ах, беда мне, если бы королевский дворец и этот мир понравились бы мне! Только то мне нравится, что мне ничего не нравится. Будь благословен Бог и Отец мой, Который так заботится обо мне. Я уверен, Боже, что так, как морской воде Ты дал соленый и горький вкус, чтобы сохранить ее чистой, так мне Ты дал соли огорчения и отвращения при королевском дворце, чтобы сохранить меня чистым от этого мира. Как же благодарен я за это Тебе, Господи».