«Ты там где свет, а я – где боль, и только боль…»10

9. «Ты там где свет, а я – где боль, и только боль…»¹⁰

Пока что всех добытых им сведений было смехотворно, просто-таки исчезающе мало - особенно если учесть, сколько времени и усилий Катце затратил, разбираясь в этих потоках слов и цифр. Нет, поверхностным наблюдением тут не обойдешься.

Он должен заглянуть глубже. Сейчас.

Несколько секунд потребовалось Катце на то, чтобы сконцентрироваться, пропустить сквозь себя мелодию из неясного шума, отголосков и шорохов, которыми был полон этот уголок Института. Придется собраться и заняться рискованным делом взлома - прямо здесь, где за ним могут наблюдать, пусть он и не обнаружил пока в комнате жучков и видеокамер. А именно - заглянуть во внешние архивы Лаборатории Нейрокоррекции.

Решение это не было случайным, даже если не брать в расчет, что ассистенты Рауля в обязательном порядке помогали ему и в Лаборатории – следовательно, какие-то сведения о них должны были содержаться в ее архивах. В свое время это место пугало Катце, как никакое другое. Он выполнил данное самому себе обещание - а именно, вместе с Раулем разработал несколько схем, позволявших контролировать происходящее в Лаборатории извне и вытащить оттуда кого-либо в экстренном порядке, если потребуется. Где-то в глубине души Катце всегда знал, предвидел, предчувствовал, что Рауль пойдет до конца по выбранной им дороге, что он готов пожертвовать своей жизнью, если того потребуют "будущее элиты и процветание Амой". Для рыжего хакера умереть самому было бы проще, чем допустить гибель или уничтожение личности Рауля. Что бы ни случилось, Катце должен был иметь возможность вытащить блонди из беды. Даже если для этого потребуется поставить на кон ВСЕ.

Даже если сам блонди будет категорически против своего спасения.

...Именно поэтому рыжий, частично с ведома Рауля, частично - в тайне от него, продумал пути отхода с Амой, постаравшись предусмотреть все, что только возможно. Некоторыми придуманными им "норами", наверное, и сейчас можно было воспользоваться - в частности, заглянуть в недра Лаборатории Нейрокоррекции. Хотя этим местом пугали маленьких блонди - защита там стояла не такая сложная, как в большинстве хранилищ Института - в конце концов, там не было сведений о секретных разработках, на которые облизывался каждый второй хакер Федерации. Одержимый паранойей Катце в свое время долго и упорно вскрывал тамошние закрома, чтобы с разочарованием убедиться, что ничего по-настоящему секретного в базах Лаборатории не храниться. Техническая информация, переговоры сотрудников, сложные схемы настройки приборов... Катце так и не разобрался в последних, хотя оставил для себя возможность незаметно менять их извне. Рауль, когда ему показали результаты трудов, грозился оттаскать кого-то наглого и рыжего за ухо, но по здравому размышлению решил, что даже ему такие лисьи норы пригодятся. Насколько было известно Катце, один или два раза блонди даже этим пользовался, чтобы тайком от других смягчить или изменить процедуру для "приговоренных" элитников.

«Ему никогда не нравилась эта работа, - подумал Катце. - Никогда. Но Рауль был не таким, как я - Долг всегда был для него важнее чувств, долг можно было выполнять не просто без желания, но и вопреки, наперекор всему своему естеству. Он, столь много сделавший для Цереса, даже организованные по его инициативе клиники для монгрельских детей как-то с иронией назвал своими ветеринарными клиниками… Он знал, насколько опасен процесс коррекции; знал, что лучше него с этим никто не справиться, что если он откажется, многие элитники могут пострадать или погибнуть из-за неопытности корректора - и потому всегда все делал сам. Всегда сам... Я, наверное, не смог бы так. Не смог бы отдать все за то, во что не веришь.

Но я мог бы помочь ему наперекор всему, даже если бы это стоило мне жизни. …Смешно, Катце, ведь так? Ты, столь часто клявшийся, что все отдашь за Рауля, оставил его тогда, когда был больше всего нужен. Кому он мог доверять здесь, на Амой?!

…Или Имбер прав – и тот, кому он поверил, и был тем, кто его предал?..»

Вынырнув из воспоминаний, Катце глянул на экран компьютера. Пока все шло на удивление гладко, его шпионские программы, запущенные когда-то в систему безопасности внешнего сервера Лаборатории Нейрокоррекции, не были за все это время обнаружены и, казалось, только и ждали возвращения «хозяина». Почти все образцы его работы – отмычки, взломщики, вирусы типа «ахиллес» - что он создал за три года, что был рядом – а потом и вместе – с Раулем, были лучшими «творениями» в его жизни. Ни до, ни после ему не удавалось создать ничего, сравнимого со «слепым зеркалом» и другими шпионскими программами из того времени. Катце мог бы гордиться собой, если б не простая и беспощадная мысль: и это все оказалось бесполезным. Впрочем, он постарается сделать так, чтобы его работа не пропала просто так – если останется время, и силы, и те, кому стоило бы помогать…

…Строка на мониторе наконец замигала зеленым – «есть доступ» - и Катце, затушим сигарету, для разминки попробовал просто провести поиск среди той информации, что содержалась в условно-открытом (только для сотрудников) доступе. Он особо и не рассчитывал на успех; пробежал глазами результаты, и…

Он нашел элитника по имени Андрэ – правда, совершенно не там, где искал.

«Андрэ Цард, элита, [№ генетической линии], 16 полных лет, **.** *** года по летосчислению Амой, направлен на процедуру типа 1-3-3.

**.** по летосчислению Амой процедура отменена согласно личному распоряжению Главного Нейрокорректора.

[см. описание процедуры 1-3-3 («полная глубинная коррекция личности, фундаментальное вмешательство в психику, трехуровневый блок памяти»), см. «Распоряжение Главного Нейрокорректора Амой Рауля Ама от **.** *** года]».

Катце потребовалось дважды перечитать высветившиеся на экране строки, чтобы убедиться, что он не ошибся. В двух предложениях посвященный увидел бы информации больше, чем в целой книге; но книга выходила невозможно странная…

Нейрокоррекция не была столь распространенным явлением на Амой, как привыкли думать впечатлительные федеральные журналистки. Эта процедура была слишком сложной – настолько «слишком», что поручали ее делать только специалистам-ученым; крайне опасной – причем при «прямом контакте», хотя его и использовали лишь изредка, опасной еще и для самого корректора; стоило трижды подумать, прежде отправлять на нее ценную особь. Нейрокоррекцию пускали в ход только в тех случаях, когда возможные последствия «дефекта» представителя элиты перевешивали уникальность его навыков и ценность затраченных на его производство и обучение ресурсов. Да и пристроить «скорректированную» особь было довольно сложно – обычно им меняли имя, выдергивали из привычного окружения и отправляли на службу в одну из колоний Амой или на орбитальные станции. Их память оставляли чистой, суть преступления – не объясняли, предоставляя «новорожденному» сделать выбор: возненавидеть весь свет или бросить все силы на то, чтобы вернуть утраченное положение и милость Юпитер. Из таких изгнанников получались обычно несгибаемые фанатики, помешанные на своей Цели. Рауль говорил, что общаться с ними – страшно… впрочем, у Главного Нейрокорректора Амой были свои причины избегать такого общения.

…И если простая коррекция была мерой крайнего случая, то полная коррекция, полностью уничтожавшая личность корректируемого и требовавшая непременного прямого контакта между ним и ученым, и вовсе относилась к области мрачных мифов темной стороны Амой. Проводились такие процедуры, как правило, раз или два за десять лет; после них подвергшийся «чистке разума» элитник превращался в несмышленого ребенка, которого всему приходилось учить заново. Справедливости ради следует сказать, что так наказывали за действительно серьезные проступки… серьезные с точки зрения системы Юпитер. За что-то такое, что уже нельзя было исправить или «вылечить»…

…Что же нужно было сделать, чтобы в 16 лет нарваться на приговор о полной коррекции??.

Дальше – больше. Приговор, скромно именовавшийся «направлением на процедуру», был вынесен, но явно без участия Главного Нейрокорректора – раз уж потребовалось личное вмешательство Рауля, чтобы его отменить. Странная получалась цепочка событий: совсем еще юный элитник совершает нечто, за что его направляют на полную коррекцию – за него вступается влиятельный блонди, и коррекцию отменяют – и не просто отменяют, а дают бывшему «сбою системы» очень серьезное (особенно для его возраста) назначение на пост ассистента Главы Института Бионики. Ясно, что без вмешательства Рауля и здесь не обошлось; он не просто спас парня, но и позаботился о его дальнейшей судьбе… Кто же такой этот Андрэ? Вот с кем хотелось бы встретится…

Катце потратил еще немного времени, разыскивая дополнительную информацию об интересовавшем его элитнике. Однако ничего ценного найти не удалось. Подробности дела, из-за которого Андрэ Цард был направлен на нейрокоррекцию, хранились на личном компьютере Рауля, конфискованном при обыске; в лаборатории же остались лишь сухие, строго рабочие заметки Раэно Шеда, заместителя Рауля и второго Старшего Корректора Лаборатории. Такого-то числа объект поступил в распоряжении лаборатории, такого-то - прошел необходимые обследования; в ходе подготовки к процедуре 1-3-3 использовались следующие вещества: [список], такого-то числа ведения объекта полностью передано Главному Нейрокорректору Раулю Аму. Дата, подпись…»

«Не густо… - подумал Катце. - И не узнаешь подробнее. Раэно Шед - не из тех, кого можно расспросить в открытую. Рауль говорил о нем… странно. Между Главным Нейрокорректором и его старшим заместителем всегда складываются очень странные отношения - потому что с очень высокой вероятностью одному рано или поздно приходится корректировать другого. Забавно, что младшая элита - все эти ониксы, джады и руби - очень часто живут, даже не представляя себе, что твориться на верхних уровнях власти Амой," - даже будучи мебелью блонди, Катце знал об этих играх больше. С другой стороны - фурнитуры порой хранят такие тайны…

Да, кстати… фурнитуры…

Сделав себе мысленную заметку, Катце продолжил просматривать архивы Лаборатории, теперь уже просто на предмет нахождения каких-нибудь странностей и необычных происшествий. Спокойно, как в штиль на заливе… За последний год корректорам едва ли выпала хоть одна серьезная работа - никто из элиты не попал в ее стены для прохождения самой необратимой в мире «процедуры», так что занимались подопечные Рауля все больше научной деятельностью - исследованиями и обменом данными с доверенными коллегами извне.

…А потом грянул взрыв на А-6-1, и началось… Сканы, проверки, глубинное извлечение памяти (по факту - высокотехнологичная пытка с выуживаньем информации) - Лаборатория, похоже, неделю или более работала круглые сутки. Привлечены были все, кто разбирался в этой области, объемы данных впечатляли - неужели те, кто расследовал дело, не побоялись отправить на крайне опасную процедуру такое количество людей? Ведь Имбер, кстати, сказал чистую правду - один из тройки ассистентов Рауля… бывших ассистентов, конечно… сапфир Сарис Эль, действительно получил тяжелые повреждения психики в процессе сканирования. Это случилось в дежурство кого-то из младших корректоров; Раэно Шед, насколько эту фигуру представлял себе Катце, хоть и был крайне непреклонен в вопросах коррекции, непрофессионализма не терпел и едва ли допустил бы такой провал. Однако же вот… Сапфира они практически угробили, и продолжали работать столь же интенсивно над другими. А Имбер говорил, что проверяли только тех, кто вызвал наибольшее количество подозрений…

Миг спустя, аккуратно вскрыв файл с сведениями о подвергшихся сканированию по делу об убийстве Второго Консула Ама, Катце понял, в чем дело, и нехорошо сощурился. Имена и коды генетических серий элиты в списке сменили простые пятизначные номера. Идентификационные номера фурнитуров и петов. Вот кто был основным поставщиком данных для отчетности, и вот уж с кем совершенно не церемонились. Неудивительно, что Имбер не упомянул об этих несчастных - ведь это не люди. Пробегая глазами длинную колонку цифр, Катце быстро вводил на экране наладонника еще один запрос. У него ушло совсем немного времени, чтобы разыскать опись движимого имущества погибшего Консула Рауля Ама - включая его домашнюю мебель (петов Рауль давно не держал). Так и есть. Весь штат слуг отправили на глубокую промывку мозга, и едва ли все они с нее вернулись. Но зачем, во имя Юпитер?! Что такого могла знать мебель Рауля?.. Если б речь шла не о расследовании убийства, Катце предположил бы, что ищут скорее какую-то информацию о самом Рауле - а ведь его ближайшие слуги могли что-то видеть или слышать, элита нередко не считала нужным скрывать от мебели то, что не открывала равным и вышестоящим. Возможно, следователи были уверенны что ключ к разгадке убийства стоит искать в непосредственной близости от жертвы… что было что-то - или кто-то - что послужило причиной смерти. Впрочем, это не более чем догадка… и так зацикливаться на одной версии - нельзя.

Катце еще раз проверил список и убедился, что практически все фурнитуры Рауля попали в руки нейрокорректорам. Все - кроме двух, чьи номера нигде не значились. Вот это странно… нужно будет непременно разузнать о судьбе этих двоих, особенно старшего, Луки, которого Катце знал и доверял в свое время безоговорочно. Но не сейчас, и по возможности - вообще не сегодня; он итак устал прислушиваться к каждому шороху за дверью. Катце заставил себя еще раз пройтись по разным углам базы данных лаборатории, убедиться, что он ничего не упустил, и только после этого аккуратно оборвал соединение.

...В принципе, можно было прямо спросить обо всем у Имбера – но это означало сразу дать ему понять, что Катце проник в его личные каналы связи… по многим причинам, монгрел пока предпочел бы не раскрываться. Чуть позже он постарается сам разузнать и об адресате послания, и о пропавших фурнитурах, и если ничего выяснить не удастся – спросит.

Время было на исходе – скоро должен был вернуться Имбер. Катце потратил последний час на то, чтобы тщательно скрыть следы своих розысков и наметить несколько удобных лазеек на будущее. Новый приток информации заставил его встрепенуться, как охотничьего пса, учуявшего добычу – оцепенение, сковавшее его после прилета на Амой, постепенно спадало.

Ему не терпелось задать Имберу несколько важных вопросов – тот наверняка не знал ничего сверх того что рассказал, но даже элитник может не видеть скрытого подтекста слов и событий там, где его увидит Катце. В конце концов, когда-то он был очень близок к Раулю, и знал о его деятельности много такого, о чем, скорее всего, даже не догадывался Имбер…

…Однако Катце ждало жестокое разочарование – заглянувший вскоре в комнату сильвер взглядом дал понять, что разговор откладывается – возле него крутилось двое серьезного вида элитников, явно намеревавшихся и дальше «пасти» старшего ассистента Института. Имбер и Катце изобразили деловую беседу о якобы неисправном компьютере, после чего монгрел получил визитку сильвера и пропуск на посадочную станцию, откуда летал в Танагуру бесплатный транспорт для сотрудников Института. Не задерживаясь больше, рыжий повыше поднял воротник куртки и вышел на улицу.

Ему до странности повезло - пока он был погружен в виртуальную реальность, короткий амойский день кончился, и мир вокруг погрузился в сумерки. Купола оранжерей пока мерцали приглушенным светом; двигавшиеся внутри них силуэты людей и андроидов расплывались, превращаясь в тени древних чудовищ; сверкающая лента скоростной трассы тянулась к городу, напоминая простертую в молении руку. Где-то на полпути трасса пересекала залив, и отражения ее огней бились в темных водах. Дальше голубовато-лиловым светом светились башни Танагуры; у их подножия разноцветным заревом поднимался Мидас, и угрюмо чернели районы Цереса, где вечно не хватало электричества. Небо затянули облака, ощутимо похолодало, так что человек, кутавшийся в куртку, не привлекал никакого внимания. "Зонды-шпионы низко летают. К дождю" - подумал Катце, приметив в облаках знакомое сверкание, и заспешил в направлении трассы.

В сумерках он чувствовал себя увереннее, как если бы был просто еще одной тенью, блуждающей среди прочих теней. Ни внешность, ни походка его не выдавали - он прекрасно умел смотреться естественно, не бросаться в глаза, когда надо, и резко выделяться, привлекать внимание - когда хотел этого.

...Тем удивительнее был пристальный взгляд, заставивший Катце остановиться – вернее, не взгляд, а очень острое, почти физическое ощущение, что за ним наблюдают...

Обернувшись через плечо – красно-рыжая челка взметнулась, открыв краешек пересекающего лицо шрама – Катце столкнулся глазами с молодым, необыкновенно изящным джадом, застывшим в тени колонны. Тот стоял настолько близко, что монгрел смог разглядеть характерные для этого племени густые ярко-зеленые волосы – и такие же зеленые, что удивительно, глаза – обычно Юпитер любила контрастные сочетания. Взгляд юноши заставил Катце насторожиться – и чуть позже он даже смог себе объяснить, почему – слишком живой, пронзительный; без обычной презрительности, с какой элита смотрит на несовершенных смертных - но и без тени приязни или любопытства. Звери, от которых Катце досталось имя, иногда смотрели так…

…Однако, поняв что его заметили, джад тотчас отлип от колонны и как призрак растворился в окружающем ландшафте.

Монгрел, которому эта встреча тоже страшно не понравилась, почти бегом добрался до станции посадки и поспешил покинуть комплекс Института.