С глубокой признательностью

— Вот мы и дома, дети, — сказала она, передавая Карен и Дэвиду ценные символы их домашнего уюта. — Давайте устраиваться.

Через несколько дней после переезда я сидел на одолженном раскладном брезентовом стуле на нашем крыльце, или лапай, как его называют на Гавайях, и разговаривал с профессором Говардом Мальмштадтом.

Одним из принципов, которые мы использовали в поиске водительства, — непрерывное подтверждение, наподобие дорожных знаков, указывающих направление на незнакомой дороге. И сейчас я как раз увидел такой знак. Когда мы впервые встретились, Говард Мальмштадт был ведущим научным сотрудником и профессором в университете Иллинойса в Урбане.

Мы сидели на ланаи, и я рассказывал Говарду о том, что Бог ведет нас к созданию университета, который поможет молодым людям узнать Бога и рассказать о Нем обществу во всех сферах влияния.

— Я знаю, — сказал он спокойно, — Бог уже сказал мне. Горвард рассказал, что к нему недавно обратились с предложением выставить свою кандидатуру на пост председателя правления университета на среднем западе. Когда он молился об этом предложении, внезапная мысль пришла ему в голову: он должен ехать на Гавайи. «Почему Гавайи?» — «Потому, — ответил Бог, — что я собираюсь организовать университет под эгидой МсМ. Он будет на Гавайях, и ты станешь его частью».

Насколько ободряющими были эти четкие направления, настолько удручающими становились другие области. Самым болезненным являлась судьба нашего дорогого Калафи. За последние годы в его жизни произошли крупные неприятности.

Первый сигнал прозвучал на конференции в Осаке четыре года назад, когда Калафи говорил о семейных проблемах. Через год Дар и я встретились с ним и Тапу на очередной конференции. Мы нашли тихую комнату, закрыли дверь и выслушали печальную историю. «Семейной проблемой», как мы узнали, оказалась другая девушка.

— Я только поцеловал ее один раз, Лорен. Но дальше этого у нас никогда не заходило! Я признался в этом Тапу и другим лидерам. Я думал, что на этом все закончилось.

Но Тапу глубоко оскорбилась. Она не смогла простить предательства. Были и другие подробности, которые мы с Дар не захотели слушать. Мы помолились вместе с ними. Они плакали и произносили слова раскаяния. Сначала нам показалось, что ситуация улажена и все закончилось, но чувствовалось, что не все так хорошо. Я не мог определить, что не так, но знал, что горечь обиды все еще осталась. Я пытался уговорить Калафи и Тапу приехать на Гавайи и принять участие в организации школы, но Калафи отказался.

— Нет, — сказал он, — нам предложили бесплатный дом в Калифорнии. Я думаю, что нам на время нужно прекратить служение. Мы хотим снова привести в порядок нашу семью...

Все это показалось мне неправильным, но я не стал настаивать.

Спустя несколько недель после их переезда в Калифорнию, подтвердились наши самые страшные опасения. Родители девушки, с которой Калафи начал встречаться на материке, сообщили нам, что у их дочери и Калафи роман. Тапу, как я узнал, тоже с кем-то встречалась. Я полетел в Лос-Анджелес поговорить с Калафи. Несмотря на мои призывы, Калафи не захотел быть откровенным. Он беззаботно шутил, и мне стало казаться, что все это безосновательные слухи.

Однако, вернувшись на Биг Айленд, я получил еще одно сообщение от родителей девушки. Теперь я знал, что должен выяснить у моего друга все до конца. Мой телефонный звонок застал его дома.

— Калафи, — сказал я, и мой голос эхом отдавался в телефонной трубке, — ты должен осознать серьезность того, что делаешь! Вернись сейчас, пока еще не слишком поздно.

В ответ — только ужасающее молчание.

На следующей неделе я получил письмо. Открыв его, я прочел: «Я уважаю Бога, Лорен, но я не могу быть лицемером. Я хочу жить так, как мне нравится. Пожалуйста, какое-то время не пытайся связаться со мной».

Мои глаза наполнились слезами. Но я не сдавался. Я вспомнил, как моя настойчивость восстановила разорванные отношения, когда я звонил своей тете Арнетт в Майами до тех пор, пока она, наконец, не согласилась встретиться со мной.

Через несколько месяцев после письма от Калафи, я встретился с Джой Доусон, и мы начали молиться молитвой ходатайства за Калафи.

— Боже, дай ему еще один шанс! — умоляли мы, не скрывая слез, которые текли по нашим щекам.

Позже мы узнали, что в это же время Калафи был в баре с другими молодыми людьми. Он быстро погрузился в грех: каждый вечер он напивался и устраивал драки. Он даже начал носить с собой пистолет. В тот вечер он сидел в своем любимом баре, готовый в любую минуту ринуться в пьяную драку. К нему подошла девушка. Перекрикивая шумную музыку, она начала рассказывать Калафи о том, как однажды попала на собрание Билли Грэма и вышла вперед для покаяния. Калафи удивленно посмотрел на нее: никто из его новых друзей не знал о его прошлом. Девушка сказала Калафи, что ей хотелось придерживаться этого решения.

— Калафи, я так боюсь, — заключила она. — Я знаю, что умру и отправлюсь в ад. При этих словах Калафи проревел, заглушая шум в баре,

поразительные слова:

— Боже, оставь меня в покое!

Мы с Дарлин снова были в Лос-Анджелесе и решили поехать к Калафи домой, хотя и не очень-то надеялись его там застать. Мы приехали как раз в тот момент, когда Калафи пришел домой собрать свои вещи, чтобы уехать навсегда. Я увидел в нем какую-то жестокость, о существовании которой даже не подозревал. «А как же Тапу?» — спросили мы. Калафи продолжал паковать вещи. Ему только было известно, что Тапу поет в ночном клубе в Инглвуде. Он не знал, где она живет, но предполагал, что снимает квартиру где-то в районе северо-южного бульвара.

Мы с Дар поехали в Инглвуд, чувствуя себя довольно глупо. Как мы могли найти кого-то в этом лабиринте городских улиц с множеством квартир?

— Боже, Ты знаешь, где Тапу, — помолился я. — Пожалуйста, отведи нас к ней.

Как мне описать то, что произошло дальше? Я даже сам не мог долгое время в это поверить. Мы ехали в восточном направлении по бульвару Империал и молились о том, что бы Бог показал нам на какую улицу свернуть. Мы пересекли авеню Инглвуд и выехали на бульвар Хоторн, и тут я почувствовал, что нужно вернуться на авеню Инглвуд.

— Да, — сказала Дар, — правильно.

Я повернул на юг на авеню Инглвуд и медленно проехал четыре квартала. Затем голос Духа Святого прозвучал во мне: «Останови здесь».

— Давай посмотрим здесь, — сказал я. Дар тут же согласилась. Это был двухэтажный дом с облупившейся зеленой штукатуркой, абсолютно такой же, как десятки других домов по обе стороны бульвара. Мы вышли из машины, переступая через разбитые игрушки и оставленные на тротуаре велосипеды. Маленькая девочка ответила, что женщина, похожая на ту, что мы описали, живет в квартире на третьем этаже. Мы поднялись по лестнице и постучали.

Тапу открыла нам дверь, застегивая свой банный халат. Удивленная тем, что увидела нас, она отступила назад в гостиную комнату.

— Как вы смогли меня найти? Входите, но у меня нет времени говорить. Я должна идти!

Мы умоляли Тапу, но было бесполезно. В конце пятиминутного визита, неловко простояв в ее гостиной, мы ушли.

На следующей неделе Джой Доусон решила написать еще одно письмо Калафи. Оно пришло, как мы позже узнали, в день, когда он готовился к вечеринке с наркотиками. Калафи получил письмо Джой на почте и, вернувшись в машину, распечатал его.

Вдруг Бог заговорил с ним. Калафи мог слышать Его своими собственными ушами. От этого его прошиб пот.

— Калафи, — нежно сказал Бог, — быть христианином нелегко. Есть только одна вещь, которая тяжелее этого — не быть христианином. Цена, которую ты платишь, чтобы следовать за Мной, намного меньше той, которую тебе придется заплатить, если ты за Мной следовать не будешь!

Калафи нашел ближайшую телефонную будку и позвонил мне на Биг Айленд. Он звонил Доусонам, часами молился с ними, раскаиваясь в пятимесячном отступлении от Бога. Затем он вернулся на Гавайи. Я чувствовал, что для полного исцеления ему нужно время. К моей радости, он поступил в университет на Гавайях, который находился на другом конце острова. В свободное время Калафи начал заниматься ландшафтным бизнесом, который вскоре стал процветать. Калафи никогда ничего не делал наполовину!

Когда он приезжал к нам, говорил, что не надеется снова возглавить служение.

— Для меня достаточно того, что Иисус простил меня, — сказал он. — Мне необходимо просто немного побыть с Ним, а не что-то делать для Него.

Следующие полтора года Калафи время от времени все-таки отступал назад. Калафи и Тапу попытались восстановить свой брак, но не сумели. Они развелись. Калафи снова начал понемногу выпивать. Когда я предложил ему свою поддержку, он попросил оставить его в покое. Вскоре мы узнали, что он женился во второй раз. Его новая жена Леда не была христианкой.

Все это время мы словно ходили по туго натянутому канату. Калафи пришел в МсМ до того, как мы открыли нашу школу, поэтому он не получил достаточной подготовки, прежде чем стать лидером. В каком-то смысле, сейчас мы сами проходили курс ускоренной подготовки.

— Единственное, — сказал я Дар однажды вечером, когда мы лежали на полу нашей гостиной и ходатайствовали в молитве за Калафи, — в чем я иногда сомневаюсь, так это, сможет ли он пройти этот курс.

Однажды, через девять месяцев после того, как он сообщил нам о своей женитьбе, Калафи позвонил снова.

— Можно ли нам с Ледой навестить вас? — спросил Калафи. Могут ли они приехать? Он еще спрашивает?! Нет ничего

более желанного.

— Да, да, — ответил я. — В пятницу вечером мы будем вас ждать!

Итак, Калафи и Леда, уже беременная к тому времени, приехали к нам на обед. Джой Доусон преподавала в школе на острове, и это был ее последний вечер, проведенный с нами. После обеда я отвел Калафи и Джой в сторону, пока Дар разговаривала с Ледой. Как цветок тянется к солнечному свету, так и Леда тут же раскрылась для принятия Иисуса.

Я посмотрел через комнату на Джой, которая сосредоточенно беседовала с Калафи. По его опущенным плечам и нахмуренным бровям я видел, что он взвешивал вопрос своего полного подчинения Богу. После того, как Калафи уехал в тот вечер, я знал, что его судьба все еще висит на волоске. Он очень хорошо знал Бога, часто испытывал Его присутствие, поэтому не мог остаться посредственной личностью.

Через несколько недель Калафи снова позвонил. На этот раз он попросил встретиться с ним наедине. По его низко склоненной голове и сложенным рукам было видно, что он готов сделать четкий выбор и покориться Богу. Он высказал свои обиды и обвинения, которые скрывал долгие годы. Это был печальный рассказ о похоти и гордости. Мы рыдали. Когда я стоял рядом с Калафи и молился, я знал, что сейчас, несмотря на ошибки и падения, со мной рядом стоит молодой человек, угодный Богу.

Калафи принял решение, написать письма во все церкви и центры МсМ, где он был служителем долгие годы, рассказать открыто обо всех своих грехах и попросить прощения. Он также написал Тапу, прося у нее прощения, и своим родителям в Тонга.

Затем произошло интересное событие, продемонстрировавшее нам одну из наиболее важных сторон Божьего водительства.

Ландшафтный бизнес Калафи внезапно потерпел неудачу. Калафи трудился на двух работах, но по необъяснимым причинам он начал терпеть неудачу за неудачей. Сломается бульдозер — он нанимает другой, через час или два этот ломается тоже. После пяти таких неудач Калафи задумался! Затем друг приглашает его в соседнюю церковь выступить на субботнем занятии по изучению Библии. Сначала он не соглашался, но Леда уговорила его пойти.

— Они не просят тебя проповедовать, Калафи. Они просто хотят, чтобы ты рассказал о том, что происходит.

Калафи пошел. В тот субботний вечер он стоял на сцене церкви, рассказывая о том, как пытался уйти от Господа, совершив прелюбодеяние, как разрушилась его семья и как Бог сейчас возвращает его.

Во время рассказа Калафи начал плакать. К его удивлению человек в первом ряду упал на колени возле своего стула. Затем другой сделал то же самое. Люди в церкви плакали. В этот вечер несколько человек вверили свои жизни Иисусу, некоторые восстановили свои семьи.

После этого памятного вечера Калафи знал, что Бог возвращает ему служение. Они с Ледой вскоре стали приходить к нам регулярно по пятницам и всегда приносили с собой новости. Калафи понял, наконец, Божий призыв и оставил свой ландшафтный бизнес. Они с Ледой теперь жили на то, что давал им Бог. Они начали проводить христианские собрания вечерами по пятницам, приводили людей ко Христу и видели, как исцеляются их тела и разум.

Я размышлял о служении Калафи после развода и повторного брака. Для меня было ясно, что, если даже развод не имеет места в идеальном Божьем плане, он не был непростительным грехом. Именно Бог возродил служение Калафи. Если бы Божьим критерием нашей пригодности к служению являлось наше совершенство, немногие из нас выдержали бы такой экзамен. К счастью, даже когда мы ошибаемся, Бог не отбирает у нас Свои дары и призвания.

Было радостно видеть, что Калафи возвращается к плодотворной деятельности. А тем временем тропические заросли постепенно уступали место территории нашего будущего университета.

Честно говоря, из-за всех этих событий я чуть было не забыл единственный еще не реализовавшийся элемент ночной молитвы, которую мы провели в Казне около четырех лет назад. Те пророчества говорили также о корабле, стоящем на якоре в заливе Кона.

Не отказывайся от корабля

Однажды, спустя два месяца после нашего с Дар переезда в гостиницу в Коне, я поехал навестить Дона Стивенса.

— Лорен, — сказал Дон, — мне интересно, восстановит ли Бог нашу мечту о корабле.

Моя реакция была незамедлительной.

— О, нет! — пробормотал я со вздохом, — только не корабль! Тогда мы осуществляли два основных проекта одновременно — университет и корабль.

Дон не расслышал моего бормотания. Он продолжал говорить, описывая мне корабль, находящийся в Венеции.

Он называется «Виктория», — сказал Дон, и его взгляд оживился. — Я попросил нескольких МсМовцев, находящихся в Европе, поехать и посмотреть его, хотя и сам удивился своему решению. Старый пассажирский лайнер водоизмещением одиннадцать тысяч тонн, неподвижно стоял на воде. Он был без огней... не работал даже генератор.

Но, Лорен, — возбужденно продолжил Дон — этот корабль можно купить за бесценок, потому что он в плохом состоянии. Нужно будет многое отремонтировать, но мы с этим справимся, как ты думаешь?

Я ничего не ответил.

— Ты знаешь, — закончил Дон, удрученный моим молчанием, — в «Виктории» есть нечто особенное...

Не найдя что сказать, я спросил:

Какого цвета корабль, Дон?

Белого, — ответил он.

Впервые с начала разговора мое сердце начало биться сильнее. Корабль, который мы «видели» стоящим в заливе во время нашей ночной молитвы в Казне... тот корабль тоже был белым.

Приблизительно через два месяца на Биг Айленд приехал мужчина и начал спрашивать всех в округе, где мы живем. Сейчас он сидел в моем офисе в гостинице и смотрел в окно на тропическую листву.

— Меня зовут Поль Эйнсворт. Я из Торонто.

Он неловко заерзал на раскладном брезентовом стуле. Я ободряюще улыбнулся, пытаясь вести себя так, чтобы он почувствовал себя уютнее.

— Честно говоря, сэр, — продолжал мистер Эйнсворт, — я сам не понимаю, зачем я здесь, кроме того, что со мной произошло странное событие, и оно, может быть, как-то связано с вами. Видите ли, сэр, я... ну, вообщем... я получил видение.

Мне становилось все интереснее. Мистер Эйнсворт, запинаясь, рассказал мне о том, как несколько дней назад он посетил молитвенное собрание в Торонто. Внезапно перед глазами он увидел карту южной части Тихого океана. Он видел огромный белый корабль, который, казалось, плыл с Гавайских островов на юг.

И тут мне стало очень интересно.

— На карте я смог прочитать названия островов, — сказал мистер Эйнсворт. — Кто-то из молитвенного собрания достал атлас и начал следовать маршрутом, который я описывал в своем видении. Все совпадало.

Теперь уже я сидел на самом краешке стула. От следующих слов мистера Эйнсворта у меня по спине побежали «мурашки».

— Когда корабль пересек Тихий океан, — сказал он, — началось пробуждение. Тысячи островитян приходили к Иисусу, а затем сами становились евангелистами. Они шли в юго-восточную Азию, аж до Индии, и дальше до Китая. Миллионы узнали о Господе.

Видение длилось два часа. Некоторые из деталей, о которых он мне рассказал, казалось, не имели к нам никакого отношения.

— Что ты хочешь, Господи, чтобы я теперь сделал? — спросил Поль Бога.

Господь ответил:

— Отправляйся на Гавайи.

Мистер Эйнсворт никого не знал на Гавайях, но он стал послушно готовиться к поездке. Перед отъездом друг дал ему клочок бумаги, сказав: «Этот человек может помочь тебе. Он живет на Гавайях». Поль Эйнсворт развернул эту записку самолете. В ней было написано только два слова: «Лорен Каннингем».

Я едва мог поверить в то, что слышал. Мистер Эйнсворт теперь изучал мое лицо, несомненно, ожидая от меня каких-либо объяснений. Чуть не заплакав, я поднялся и пошел за сувениром, который подарила мне мама. Я показал его Полю, и с необычайным удовольствием рассказал этому покорному Божьему человеку всю нашу историю. Мы оба рассмеялись так, как я когда-то видел, смеются из-за сильного волнения полинезийцы. Мамин сувенир говорил: «Не оставляй свою мечту о корабле!»

Удивительные события следовали одно за другим. После визита мистера Эйнсворта Дарлин получила письмо от давней подруги, которая провела много времени в молитве за МсМ. Она писала: «Бог сказал мне, что ты и Лорен дадите жизнь близнецам. Я уверена, что не в буквальном смысле. Я полагаю, что близнецами являются служения. Одно — это корабль. Я не уверена, какое другое...»

Мы все время слышали о близнецах! Некоторые заявления сложно было назвать водительством, но в любом случае, было забавно их слышать. Мои воспоминания вернулись к тому чудесному дню, когда несколько месяцев назад у Джимми и Дженни, наконец, после одиннадцати лет совместной жизни 7 числа 7 месяца 77 года родились двое мальчиков-близнецов с разницей в 7 минут. Складывалось впечатление, что этим Бог хотел нам сказать что-то о близнецах.

После ряда столь ошеломляющих, поистине библейских историй, мы просто обязаны были начать переговоры о покупке «Виктории». Я полагал, что Бог будет предельно ясно говорить со мной, чтобы я не засомневался и не отступил. Как Он обеспечит нас достаточным количеством денег для выполнения этой задачи?

Через три месяца после того, как Дон впервые рассказал мне о корабле, мы решили начать переговоры с владельцами «Виктории». Мне оставалось только смеяться, видя контрастную картину: переговоры о задатках и выплатах, и Дар, моющая посуду в ванной комнате.

Дон прислал мне фото корабля вместе со схемой судна, но после случая с «Маори» я решил повременить с окончательным решением и положил схему в ящик стола.

Затем через месяц, в апреле 1978 года, я полетел в Венецию на встречу с Доном Стивенсом. Моя поездка преследовала не одну цель. Я ехал и, чтобы проповедовать людям об Иисусе. Для этой цели были задействованы четыреста МсМовцев. Я ехал и потому, что интересовался Венецией. Ведь именно там у причала стояла «Виктория».

По дороге из аэропорта Дон ввел меня в курс переговоров. Владельцы рассмотрели наше предложение и даже запросили разрешение правительства на продажу.

— Эти люди поначалу не воспринимали нас всерьез, — сказал Дон, лавируя между другими машинами, — и я не могу их винить. Поскольку мы ничего не понимаем в навигации, то даже не знали, какие вопросы задавать. Мы чувствовали себя неловко, когда пришлось назвать свой адрес: обращайтесь в лагерь!

Мы проехали по насыпной дороге, связывающей Венецию с материком, и свернули с дороги. Дон указал в сторону судостроительных кранов.

— Вот он.

Мое сердце непроизвольно забилось. На корабле виднелась оранжево-черная труба.

— А на трубе нарисован символ, — говорил Дон, — лев святого Марка евангелиста, покровителя Венеции. Интересно, правда?

Я не уверен, что Дон правильно понял мой отказ подняться тогда на борт корабля. Дело в том, что я не мог позволить себе слишком увлечься кораблем. После случая с «Маори» меньше всего я хотел возвеличить другую груду металла.

Тем не менее, я был открыт для принятия того, что Бог давал мне через Дона и других людей. Это помогало мне сохранять равновесие между духовной осторожностью, которой меня научил случай с «Маори», и уверенностью, которую придало мне видение Поля Эйнсворта.

Поэтому я поощрял Дона продолжать переговоры. Когда он заговорил о том, какую грандиозную задачу нам предстояло выполнить, я только смог сказать:

— Дон, давай разделим работу на маленькие части, чтобы мы могли с ней справиться. Бог не требует от нас предпринимать более одного шага за раз.

Я вернулся домой со смешанным чувством восторга и тревоги. Мы с Дарлин задавали один и тот же вопрос:

— Это действительно Ты, Бог?

На собственном опыте мы убедились, как важно в решающие минуты жизни спрашивать себя: «Есть ли элемент сверхъестественного в том водительстве, которое мы получаем?»

Мы не просили знамений, не искали чудес, но знамения и чудеса происходили одно за другим. Надо быть духовно глупым, чтобы не обратить на них внимание! Вероятно, Бог таким способом говорил:

— Вот путь, по которому вы должны идти!

Итак, Дон продолжил переговоры. Через месяц он позвонил из Венеции в сильном возбуждении. Владельцы корабля приняли наше предложение, а соответствующие правительственные органы дали свое согласие на продажу корабля.

— Если бы ты только мог нас видеть, Лорен! — докладывал Дон. — Все ребята в лагере хотели ехать подписывать соглашение. Мы впятером втиснулись в крошечный французский «рено» и поехали подписывать договор.

Деньги для задатка мы собрали среди сотрудников МсМ. Но главное заключалось в другом. Благодаря этой ситуации, мы получили нечто большее, нежели деньги, — то, что было сутью нашей первоначальной идеи «Молодежь с Миссией».

Одним из наиболее эффективных тестов на правильность водительства является следующий вопрос: становятся ли люди, получившие его, на шаг ближе к свободе и зрелости в Господе? Если нет, тогда такое водительство не истинно. Если да, то направление действительно от Бога. Что касается водительства о корабле, то Дон был основным человеком, через которого действовал Бог. Он показал себя в Мюнхене, и теперь ему поручалось задание куда более сложнее.

Тем временем прояснялось наше понимание другого водительства — об университете, — словно мы видели его через линзы бинокля. Доктор Говард Мальмштадт, который приехал к нам, действительно остался, как и указал ему Бог. Теперь мы с ним проводили много времени лежа на голубом ковре в нашей комнате. Мы молились, планировали, искали творческие подходы. Говард познакомил нас с архитектором, который буквально засыпал нас вопросами относительно дальнейших планов Университета наций. Мы рассказали ему, что студенты, персонал, приглашенные преподаватели и их семьи — все будут жить в деревнях, по двести восемьдесят человек в каждой. Большинство наших студентов, прибывших из азиатских стран и стран южного Тихоокеанского региона, на родине тоже живут в деревнях. Мы объяснили архитектору, что университетские факультеты специализируются в тех областях знаний, которые формируют мышление общества и его культуру. Весь учебный процесс должен быть построен по принципу «живи и учись». Наш архитектор увлекся этой идеей и, вернувшись на материк, начал разрабатывать чертежи университетского городка, благословляя нас своим бескорыстным трудом.

Меня беспокоили масштабы двух заданий, которые предстали перед нами, особенно их финансовое обеспечение, но это была не моя забота...

Стараясь не уклоняться от Божьего водительства, мы открыли новую опасность в этой сфере: водительство так стремительно, так зрелищно, что есть риск прославить работу, а не Господа. Мы совершили эту ошибку с «Маори», и не намерены были повторять ее снова!

Но помимо этого возникла и другая опасность. Когда Бог ведет нас, Он тоже рискует. Если мы сделаем неправильный выбор, мы закончим тем, что не только попытаемся присвоить Божью славу, но и лишим Его справедливого права первого внимания.