С глубокой признательностью

Дар засмеялась.

— А помнишь, Лорен Каннингем, что ты говорил мне десять лет назад? Ты говорил мне, что цель твоей жизни — увидеть тысячу молодых людей на евангелизации. Вот они!

Это было хоть и интересное, но запоздалое замечание, потому что теперь наши планы были намного больше: мы задумали организовать двойные служения.

Я остановился перед массивной резной входной дверью. Дон вышел поприветствовать нас, за ним следовала Дейон с их двухлетней белокурой дочуркой, похожей на куклу.

— Ребята, у нас для вас сюрприз!

За замком, едва втиснувшись в пространство между его стеной и оградой, стоял большой полосатый цирковой шатер. Дон сказал мне, что уже не надеялся найти большую палатку: казалось, все палатки в Европе арендовали. Но затем цирковые выступления отменили, и у нас появилось место для собраний.

Мюнхен: мир в миниатюре

Всю неделю в деревню съезжались молодые миссионеры, представители пятидесяти двух наций и пятидесяти деноминаций. Джимми и Дженни приехали на «фольксвагене» с прицепом. Доусоны тоже были здесь: Джим, как всегда, элегантный, и прямолинейная Джой, которая станет руководить занятиями по Библии в нашей палатке.

План на эти три недели был простым: ежедневно пятьсот человек под руководством Дона Стивенса выйдут на улицы Мюнхена, а другие пятьсот — под моим началом — остаются в замке, чтобы пополнять свои знания, молиться и изучать Библию. На следующий день группы меняются местами. Ребята будут подниматься в пять часов утра, брать с собой пакеты с едой и отправляться поездом в Мюнхен, возвращаясь оттуда поздно вечером. Мы планировали провести несколько маршей в городе и большой музыкальный фестиваль в конце третьей недели.

К сожалению, с самого первого дня мы столкнулись с наихудшим, что только можно представить, — с безразличием.

Мы были похожи на незваных гостей на веселом празднике жизни. Попытаться прервать этот праздник и поговорить с людьми о чем-то важном — задача не из легких. Спорт — это идол, у ног которого лежал весь мир. Соревнования атлетов символизировали мир и братство. Немецкие власти, желая показать всем, что Олимпийские игры проходят спокойно, запретили все запланированные нами марши и выставили нас с нашим музыкальным фестивалем за пределы Мюнхена, поэтому нам пришлось изменить тактику. Мы разделились на маленькие команды, которые ходили в школьные городки, в парки, где собирались юные коммунисты, и просто в общественные места, и проводили импровизированные собрания по всему городу. В Олимпийской деревне наши ребята разговаривали с представителями стран, находившихся за железным занавесом. Тех, кто хотел узнать больше, мы приглашали в большой магазин, переделанный в кафе, и там говорили об Иисусе.

Мы имели неплохие результаты, которые дались нам нелегко. Мы работали две недели, но в этой атмосфере соперничества и веселья большой проблемой по-прежнему оставалось безразличие людей.

Все изменилось, когда идол мирового братства, использовавший для своих целей спорт рухнул и разбился.

Я выступал в большой полосатой палатке рано утром во вторник 5 сентября, когда заметил беспокойство в задних рядах. Шепот шел по рядам, и лица присутствующих темнели от тревоги. Наконец, один доброволец, в одежде из грубой хлопчатобумажной ткани, пробрался по пыльному проходу и передал мне записку.

Я не сразу поверил тому, что в ней описывалось, настолько это было чудовищно. Арабские террористы, ворвавшись в Олимпийскую деревню, убили двух израильских участников состязаний и захватили девять заложников. Я сообщил новость ребятам, и мы начали молиться.

Мы временно приостановили занятия, разбились на маленькие группы и просили Бога вынести из этой трагедии что-то хорошее. Позже мы узнали, что пятьсот ребят, которые находились в городе вместе с Доном, сделали то же самое. Они стали в круг на колени в нескольких метрах от места, где террористы держали заложников. Часть МсМовцев молилась, стоя на коленях на тротуарах в центре Мюнхена. Другие ребята преклонили колени в христианском кафе. Затаив дыхание, вместе со всем миром мы следили за тем, как разворачивались события. Драма закончилась взрывом насилия: погибли еще девять израильтян, а с ними пять арабов и один немец.

В тот вечер олимпийский карнавал превратился в похоронное шествие. Люди ходили по улицам, как потерянные. И тогда они обратили внимание на нас, потому что мы были в Мюнхене посланниками надежды. Мы плакали с плачущими, убеждая их, что у Иисуса Христа есть ответ на подобные трагедии. И сердца открывались: в день нападения террористов молодая израильтянка, член МсМ, привела араба-мусульманина к вере в еврейского Мессию.

Понимая, что не можем больше оставаться в деревне, мы с Дар уехали в Мюнхен вместе с остальной группой наших студентов. Мы стояли на сцене в Олимпийской деревне и пели песни, стараясь привлечь внимание присутствующих к Богу. Один за другим люди заполняли места в амфитеатре, молча слушая нас. Когда мы закончили петь, к нам подошла привлекательная немка лет двадцати и спросила:

— Вы люди Иисуса?

Мы с Дар ответили одновременно:

— Да.

— Я тоже хочу стать человеком Иисуса.

Мы привели ее в кафе и представили Дону, который свободно говорил по-немецки. Он выяснил, что она путешествовала по Европе в поисках смысла жизни. Она нашла его в тот вечер, когда, подняв руку, произнесла:

— Теперь я знаю Иисуса. И я тоже принадлежу Ему. После трагедии с израильскими спортсменами городские власти изменили свое отношение к нам. Один полицейский сказал Дону:

— Вы, христиане, — единственное светлое и доброе, что произошло здесь за эти три недели.

Нам разрешили проводить христианские марши. Нам даже дали несколько тысяч цветов из городского парка, чтобы мы могли раздать их людям во время шествия по центру города в знак скорби по убитым.

Мы напечатали десять тысяч газет, которые буквально вырывали у нас из рук. На первой полосе размещалась фотография араба и еврея из МсМ, стоявших рука об руку и провозглашавших, что единственно возможным путем создания мирового братства является Иисус Христос.

Три недели Олимпийских игр завершились трагедией, которую Мюнхен никогда не забудет. Закончились и для нас три недели, принесшие нам нечто новое и позволившие не остаться в стороне от человеческой скорби.

Благодаря щедрым пожертвованиям, мы расплатились за замок, и теперь в Германии у нас было постоянное место. Перед тем, как свернуть большую полосатую палатку, мы предложили молодым людям положить деньги в корзину или взять из корзины в зависимости от их веденья и планов на будущее.

Многие МсМовцы нуждались в деньгах на авиабилеты, чтобы добраться до одного из наших двадцати центров и продолжить работу там. Другие приняли решение продолжить обучение в одной из трех школ, подобной нашей в Лозанне. И почти в каждом случае содержались дополнительные расходы на долгие телефонные звонки домой, чтобы обсудить планы с родителями, потому что мы настаивали на поддержании связи с родственниками и церквами.

Окончание Олимпийских игр позволило мне переключиться на другие дела. Во-первых, я нуждался в Божьем водительстве относительно приобретения корабля. Я знал, какой корабль нам нужен: это должно быть судно около пятисот футов в длину, рассчитанное на размещение нескольких сотен человек, и с большими трюмами для перевозки гуманитарной помощи нуждающимся. У нас будет медицинская команда и сотни молодых проповедников, которые сойдут на берег в портах и понесут Благую Весть. Мы покрасим корабль в белый цвет, символизирующий Божью чистоту.

Когда три человека подряд назвали мне судно «Маори», я сделал себе пометку. Это был перевозочный паром, курсировавший между островами Новой Зеландии.

В апреле 1973 года, через тринадцать месяцев после того, как Бог сказал мне купить корабль, я отправился в Новую Зеландию, чтобы взглянуть на «Маори». Мы уже нашли капитана и других опытных членов экипажа, которые проходили курс нашей школы в Лозанне.

Подлетая к Веллингтону, наш самолет стал снижаться над гаванью. Город, расположенный на холмистом берегу залива, очень напоминал Сан-Франциско.

Вдруг прямо под собой я увидел корабль. Он был точно такой, каким друзья описывали «Маори»: черный, длиной около четырехсот пятидесяти футов, с белыми верхними палубами и оранжево-голубой трубой. Он спокойно стоял у причала возле веллингтонских холмов. Я с уверенностью подумал: «Я смотрю вниз на нашу судьбу!»

Когда я взбирался по трапу на «Маори» вместе со мной поднялись представитель компании «Юнион Стимшип» и один из наших директоров в Новой Зеландии. Это, действительно, было хорошее судно. Три верхних палубы и две нижних, на девятьсот двадцать мест, с палубой, на которой можно разместить сто двадцать автомобилей или тонны груза. На корабле был ресторан, столовая и маленький лазарет. Я не сомневался, что этот корабль станет нашим. Мы уехали, оставив «Маори» гордо стоять на якоре.

Когда вы слышите одобрительные замечания по поводу своей идеи или поступка, разве вам придет в голову, что совершаете самую горькую ошибку, на какую только способен верующий, жаждущий услышать голос Бога. И самое смешное то, что вы начинаете ощущать последствия своей ошибки именно в тот момент, когда все идет хорошо...

Человек в тени

Я всегда был равнодушен к деньгам, может быть поэтому Дар, я, пятилетняя Карен и двухлетний Дэвид по-прежнему жили в четырехкомнатной пристройке гостиницы «Гольф» в Лозанне. Тем не менее, такой важный аспект, как управление финансами, очень интересовал меня. Мы быстро продвигались к покупке «Маори». Через четыре месяца после того, как я посмотрел корабль, я послал своего помощника по административным делам Велли Венджа в Новую Зеландию для проведения переговоров с компанией «Юнион Стимшип» о покупке «Маори». Мы договорились внести задаток в размере семидесяти двух тысяч долларов до 4 сентября 1973 года. Оставшуюся сумму предстояло выплатить в течение тридцати дней.

Мы сразу же получили поддержку. Один бизнесмен из Англии позвонил мне и сообщил, что Бог побудил его сделать что-нибудь для МсМ. Суммы, которую он нам выслал, было более чем достаточно для оплаты задатка. Велли Вендж позвонил мне и сказал, что в местной прессе начали появляться статьи о молодых миссионерах, утверждающих, что Бог сказал им купить «Маори». Люди заинтересовались нами, поскольку корабль долгое время состоял на службе в Новой Зеландии и уже стал, в некотором роде, достопримечательностью. Вскоре каждый человек в стране знал о нашей сделке.

Мы чувствовали себя уверенно. Благодаря успехам в прошлом, эта уверенность была вполне обоснованной. Мы сделали несколько заявлений для прессы, подчеркнув тот факт, что Бог не только говорит, но также обеспечивает всем необходимым. Газетам это очень понравилось. Один заголовок был таким: «Молодежь говорит: «Бог даст нам корабль!»» Мы также заявили, что корабль поплывет из Новой Зеландии в Калифорнию через тридцать дней после полной выплаты. Я торжествовал. А почему бы и нет? Каждый день приносил новый сюрприз: это мог быть доброволец, деньги или услуга (одна компания пообещала бесплатно предоставить белую краску для «Маори»; художник-декоратор королевы Елизаветы II предложил бесплатно оформить интерьер корабля; некоторые фермеры пообещали дать зерно и мясо для нуждающихся). И самое главное, бизнесмен из Манилы пообещал нам оплатить остаток покупочной цены: ему только необходимо было забрать свой капитал с Филиппин.

Все происходило быстро.

Ведение всех этих дел забирало у меня много энергии и времени. И однажды я почувствовал необходимость сбавить темп. Я решил провести неделю наедине с Богом в посте и молитве.

Эта неделя изменила все. Я спокойно сидел с Библией в руках, открытой на Послании к Евреям, и молился. Вдруг 26-й и 27-й стихи 12 главы выделились на странице особенно отчетливо: «Еще раз поколеблю не только землю, но и небо ...чтобы пребыло непоколебимое».

Боль пронзила мое сердце.

О, нет! Надеюсь, это не о корабле.

На следующий день с немалым беспокойством я позвонил в наш калифорнийский офис, администратором которого являлся Джим Доусон после того, как они с Джой стали нашими постоянными сотрудниками.

Есть новости о корабле? — спросил я Джима.

Никаких, Лорен.

— «Странно», — подумал я.

— А наш манильский бизнесмен забрал свои деньги с Филиппин?

Джим сообщил, что с Филиппин не было никаких известий. Странно. Мы были уверены, что все идет, как надо. Я не на шутку встревожился. В том месте из Послания к Евреям было столько силы! Возможно, оно, действительно, касалось корабля!

К концу моей недельной молитвы я так ничего и не выяснил об этом водительстве-предупреждении. Я надеялся узнать больше на встрече с лидерами из МсМ на следующей неделе в Осаке, Япония (там соберутся девяносто три служителя с большим опытом слушания Бога).

За две недели до истечения срока оплаты я поцеловал Дарлин на прощание и отправился в Осаку с важной остановкой (как оказалось позже) в Сеуле, Корея.

По дороге я думал об огромной важности этих ежегодных лидерский встреч. За тринадцать лет с момента основания МсМ наша организация стала настоящей семьей из двухсот миссионеров из пятнадцати стран, работающих на автономных базах с местным финансированием. При такой децентрализации нашей деятельности все финансовые вопросы координировались встречами, подобными той, которая предстояла в Осаке. Нас объединяла дружба, а в духе — общее призвание и видение. Именно такие отношения связывали нас друг с другом.

Если слово о «колебании» было от Бога и действительно касалось корабля, тогда я находился в весьма щекотливом положении. Я непроизвольно сжался от мысли о том, как встречусь со своими друзьями (там будет Дон Стивене, Джим и Джой Доусон, моя сестра Дженни и ее муж Джимми, Калафи и его жена Тапу... и многие другие) и сообщу им о том, что приобретение корабля ставилось под угрозу.

Воздушные мили оставались позади, а я начал думать, что, возможно, полученное мной предостережение из Послания к Евреям вовсе не имеет отношения к кораблю. Мало-помалу ко мне вернулось спокойствие. Прибыв в Сеул, я позвонил своему помощнику Велли Венджу в Новую Зеландию. Он был в хорошем настроении. Сто десять добровольцев и члены экипажа из десяти стран усердно работали, убирая и натирая корабль от носа до кормы. Отлично!

Событие, которого я не ожидал, потрясло меня до глубины души.

Ранним утром следующего дня я лежал, растянувшись, на азиатском тюфяке и молился. Через три дня мне предстояло лететь на конференцию в Осаку. До выплаты последнего взноса за корабль оставалось десять дней.

Причин для беспокойства не было. Я сосредоточился на Иисусе. Молясь и поклоняясь Ему, я готов был выслушать все, что Его Дух захочет сказать мне.

Вдруг перед моим мысленным взором предстала картина, похожая на ту, которую я видел семнадцать лет назад. Только на этот раз видение было ужасающим...

Я видел себя стоящим перед лидерами МсМ. В радостном возбуждении я объявил:

— У нас есть корабль! Бог дал нам деньги на «Маори»!

Толпа радостно кричала и размахивала руками. Вдруг я увидел фигуру человека, стоящего в тени по левую сторону от меня. Никто из нас не заметил его. Я пристально посмотрел в его лицо и увидел, что он глубоко опечален. Затем меня осенило: это — Иисус! Мы радовались кораблю и совсем забыли о Нем!

Я уткнулся лицом в постель, не в состоянии прогнать ужасное видение. «О, Боже! Прости меня! Я обратил глаза свои на корабль, который Ты нам даешь, и отвел их от Тебя! Я... мы... не заслуживаем его! Мы не хотим отбирать у Тебя Твою славу и отдавать ее груде металла».

Я долго плакал и, наконец, почувствовал, что Бог услышал меня и простил. Ко мне пришло понимание, что не только мое отношение нуждалось в изменении. У меня было серьезное слово для лидеров в Осаке: планируя что-либо, мы не должны забывать о Господе.

Калафи работал в Японии как представитель МсМ, поэтому он и его жена Тапу встретили меня в аэропорту в Осаке. Увидев их, я выдавил из себя подобие улыбки.

— Ты стал больше похож на тонга, — сказал я, пытаясь скрыть свое смущение. Жена Калафи ниже его ростом, симпатичная, с черными слегка волнистыми волосами и застенчивой улыбкой. Они стали торопить меня к машине, рассказывая о гостинице, которую нашли для наших встреч.

— Конечно, это не Ритц, — предупредил Калафи.

По дороге мы беседовали о том, как проходит евангелизация. Мне показалось, что Калафи был не таким веселым, как прежде. Возможно, это годы... Он был стройным восемнадцатилетним парнем, когда я впервые встретил его в Новой Зеландии шесть лет назад. Калафи отвечал на мои вопросы, с энтузиазмом рассказывая об их работе со студентами университета. Скоро я забыл о своем первом впечатлении.

Калафи припарковался перед двухэтажной спартанского вида гостиницей в городе Отсу недалеко от Осаки. Когда мы зашли в холл с мозаичным полом, все мои друзья по МсМ бросились приветствовать меня. Настроение у всех было приподнятое, я с трудом смог скрыть причину своего огорчения.

Мне выдали пластиковые тапочки, полотенце и простыни, и я поднялся по каменным ступеням в свою комнату. Я бросил простыни на кровать и лег. В тот вечер я не ждал с нетерпением нашего первого собрания.

На втором этаже в конференц-зале нас ожидали три полукруглых ряда стульев. Мы заняли свои места.

«Ничто не будет отвлекать нас», — подумал я, осматривая пустую комнату.

Я поднялся, и все взоры устремились на меня в ожидании последних хороших новостей о корабле.

Вместо новостей я рассказал о данном мне Богом видении — об Иисусе, скорбящем в тени в то время, когда мы восхваляли груду металла.

Да, это Бог сказал нам купить корабль и неоднократно подтверждал Свое слово, используя все известные нам способы слышания Его голоса: принцип мудрецов, места из Писания, Он обеспечил нас деньгами, людьми и внутренним убеждением, — но мы пренебрегли Его водительством. Мы отвернулись от Даятеля к подарку.

Реакция каждого была незамедлительной и почти единодушной... и она была такой же, как и у меня, когда я лежал в гостиничном номере в Сеуле. Одни упали на колени, другие склонили головы. Кто-то начал плакать. Вскоре плакали все: и женщины и сильные мужчины.

В течение шести дней мы собирались, не радуясь кораблю, а исповедуясь о тех случаях в своей жизни, когда мы забывали о Боге или отодвигали Его на задний план. Исповедь продолжалась день за днем. Говорил и Калафи. Он стоял с мрачным лицом и быстро рассказывал о том, что у него есть проблемы в семье. «У Калафи и Тапу есть проблемы?» — спросил я себя с удивлением. Калафи не рассказал подробно, а из-за всего происходящего я не успел поговорить с ним наедине и выяснить, мог ли я ему чем-то помочь.

Каждый день мы собирались в пустом зале в ожидании освобождения от тяжелого чувства вины. И каждый день находились новые сферы, требующие очищения. В зале присутствовало вызывающее трепет и благоговение ощущение Божьей святости. Мы начали видеть наши общие недостатки. Самым большим грехом явилась гордость. К своему ужасу мы увидели, что считаем МсМ Божьим «любимым орудием», «наиболее духовной» миссией; мы решили, что знаем о вере «больше», чем другие, что мы обладаем «монополией на высвобождения». Мы заглянули в свои сердца, и то, что мы увидели, оказалось отвратительным. В первый раз я почувствовал, каково оно будет — стоять перед Богом в День Суда.

Нам ничего не оставалось, как вручить себя Его милости. На седьмой день мы тихо пели, как вдруг глубокий мир пришел к нам. Благодаря какому-то духовному чутью, мы знали, что Он вошел в этот конференц-зал и снял с нас всю вину, простил и очистил.

Я надеялся, что Иисус скажет что-то о корабле, но этого не произошло. Я не знал, как поступить. Мне оставалось только надеяться, что наше раскаяние было своевременным и что каким-то образом — потому что мы имеем правильные приоритеты и почитаем Бога, а не инструмент — Он исцелит ситуацию и все же даст нам корабль.

Но такого исцеления не произошло. Наступил последний срок оплаты «Маори». Я позвонил Велли в Новую Зеландию и рассказал ему о том, что произошло. Он, конечно же, был ошеломлен так же, как и мы. Я попросил его узнать, возможно ли получить отсрочку у компании «Юнион Стим-шип». Велли перезвонил позже и сообщил, что нам дали еще четыре недели, но потребовали, чтобы команда покинула корабль и прекратила реконструкцию. Половина людей уехала домой, но шестьдесят человек остались. Их приютили христиане в Веллингтоне.

— Может быть, взять заем, Лорен? — решился предложить Велли. — Три человека предложили нам ссуду.

Но в его голосе не чувствовалось уверенности. Мы оба знали, что занимать деньги было бы неправильно.

Попрощавшись друг с другом, мы покинули Осаку и вернулись каждый к своему служению. Я отправился к Дар, которая прилетела из Швейцарии в Калифорнию и ждала меня, такая же ошеломленная произошедшими событиями, как и все остальные, мы планировали находиться в Калифорнии. В день прибытия «Маори», вернувшись в Штаты, мы с Дарлин много времени проводили в молитвах.

Это действительно Ты, Господи? — я замечал, что повторяю эти слова снова и снова. Почему Бог не исцелил наше корабельное служение? Возможно, Он еще это сделает за три недели до нашего нового срока внесения платежа, назначенного на 2 ноября.

Помоги нам, дорогой Господь. Помоги нам понять, что Ты делаешь, — молилась Дарлин. Для приобретения корабля (что было прямо противоположно происходящему шесть месяцев до того), ни одного пожертвования, ни одного нового добровольца. Ничего. И правительство Филиппин по-прежнему не давало разрешение нашему другу на вывоз своего капитала. Эти события происходили на наших глазах, но мы не сумели разглядеть момент, когда произошла такая перемена. Поток Божьей благодати изменил свое направление, и теперь только Бог мог все восстановить.

Руководители компании «Юнион Стимшип» снова любезно согласились дать нам отсрочку на одну неделю. Мы приняли ее, поскольку не знали, каким способом Бог сотворит воскрешение, но конец казался близким. Эта ситуация напоминала страшную болезнь, от которой умирает близкий человек.

Ситуация усложнялась еще и тем, что девяносто студентов из нашей команды в Лос-Анджелесе заявили о своей готовности обучаться в нашей школе на борту корабля. Я сделал необходимые звонки и предложил им встретиться с нами, чтобы обсудить обучение на Гавайях.

Спустя несколько недель, проведенных с женой и детьми в Лос-Анджелесе, мы улетели на Гавайи с тяжелым сердцем. Направляясь по шоссе Пали из аэропорта Гонолулу, я чувствовал, насколько отличался мой визит на этот раз. Так же светило солнце, не изменилась и бриллиантово-голубая вода, омывающая Даймонд-Хед. Прежними остались деревья плюмерии с желтыми, белыми и розовыми цветами. Только я уже не был прежним. Многое изменилось внутри меня. Когда я приезжал на Гавайи раньше, то питал радостные надежды: переживание совершенно нового опыта, встреча с Дарлин после долгой разлуки, планирование школы, отличающейся от тех, что мы видели.

На этот раз мы приехали на Гавайи ждать.

Мы свернули с трассы и поехали к лагерю в Казне, который находился на противоположной стороне от острова. Наши сотрудники разбили временный лагерь для персонала и студентов. Возле парковочной площадки с видом на залив размещалась столовая, зал для собраний и кухня. На стоянке находился таксофон под пластиковым колпаком, единственный в лагере телефонный аппарат. Я знал, что проведу перед ним много времени, пока мы будем искать верный путь к «Маори».

Мы с Дарлин и детьми направились к хижинам — деревянным строениям, накрытым досками вместо крыши. В них не было ни туалетов, ни водопровода, ванные комнаты располагались в отдельных постройках. Таким был наш лагерь.

Но именно здесь, в этой простой обстановке, мы получили наиболее важный на то время опыт водительства.

Три шага к слышанию Бога

В самом начале Бог не давал нам никаких знаков о Своем водительстве. Мы просто ожидали. Идея с кораблем умерла. Наша репутация была подорвана. Но больше всего нас с Дар беспокоило отсутствие ясного направления.

— Но послушны ли мы, Лорен? — спрашивала Дар пока я ворчал, распаковывая вещи.