С глубокой признательностью

Спустя час я стоял у перил, и мелкие брызги падали на мое лицо. Я поймал себя на том, что думаю о месте из Писания, к которому обращался в своей первой проповеди. Иисус молился и постился в пустыне прямо перед началом — высвобождением — Своего служения на земле. В этом я видел пример для себя. Возможно, Бог хочет, что бы я отказался от еды на некоторое время и только молился? Я впустил в свой разум эту мысль: «Боже, Ты хочешь, чтобы я взял пост?»

В то же мгновение последовал ответ: «Да, Я хочу, чтобы ты оставил людей на семь дней. Сделай это сразу по прибытии». Я поразился, столько предстояло работы!

— Я правильно Тебя понял, Боже? — спросил я снова.

Уединение означало, что мне следовало на время оставить свои обязанности. Джимми и Дженни придется выполнять всю работу по подготовке нашего служения — именно ту работу, ради которой мы проехали тысячи миль!

— Это действительно Ты, Господи?

В ответ я только услышал, как спокойный голос сказал:

— Доусоны предложат тебе остановиться у них. Согласись.

Было маловероятно, чтобы Доусоны пригласили меня, поскольку знали, что я собирался остановиться в другом месте. Но если все же пригласят, я отчетливо увижу Божье участие. Я буду знать, что Он хочет, чтобы я взял пост и молился. Даже если придется поручить свою работу Джимми и Дженни.

Я никому об этом не рассказывал, просто ожидал, что произойдет дальше. К вечеру небо и море потемнели.

Затем, когда огни Окленда стали появляться на горизонте, ко мне подошел Джим Доусон. Я затаил дыхание, когда Джим начал говорить. Он, казалось, колебался:

— Послушай, Лорен, я знаю, что ты планируешь остановиться у других людей, но мы с Джой, ну, мы верим, что услышали это от Господа: ты остановишься у нас?

Приди к Богу с чистым сердцем

Я остановился в двухэтажном, построенном в скандинавском стиле, доме Доусонов, из которого открывалась захватывающая дух панорама залива.

Джим провел меня наверх в комнату для гостей. Обставленная простой мебелью, она казалась уютной и уединенной, с отдельным выходом на улицу. Я вспомнил слова Бога о том, что должен «оставить людей». Я позвонил Джимми и Дженни и сообщил им, что буду отсутствовать в течение недели.

— Ну что ж, поступай так, как считаешь нужным, Лорен, — промолвил Джимми, по-оклахомски растягивая слова. На минуточку я представил себе ход его мыслей: «Как это понимать, что мы не увидим тебя целых семь дней? Ты собираешься поститься в то время, когда мы должны делать всю работу?» Но Джимми ничего подобного не сказал. Он был очень тактичным. От этого мне стало еще хуже.

Я повесил трубку и встал на колени на зеленый ковер у кровати. Да, именно этим мне и следует заниматься. Молиться. В определенном смысле, это время уединения было так же важно, как и сама работа. За свою жизнь я немало слышал о святости. Вероятно, святость — это один из способов расставлять правильно приоритеты в жизни.

Так вот для меня эта неделя наедине с Богом явилась именно таким приоритетом. Я надеялся, что этот пост откроет мне Божье водительство.

Первые два дня не были богаты событиями. Я становился на колени и молился, ходил по комнате и молился, садился и молился, ложился на пол и снова молился.

У меня оставалось много свободного времени для чтения Библии. Но в основном я просто ждал. Иногда Бог говорил слово или два, а иногда мы просто наслаждались тишиной.

На третий день поста началось стремительное развитие событий. То, что произошло, я могу описать только одним словом — хирургия. Это было похоже на душевную хирургию.

Я лежал на ковре лицом вниз в ожидании Бога. Внезапно в меня вонзился острый скальпель совести. — Помнишь Спрингфилд?

Тотчас же передо мной предстали в истинном свете мои отношения с лидерами моей деноминации, особенно с братом Томасом Зиммерманом. Я негодовал и осуждал их за нежелание посмотреть моими глазами на видение, которое я получил от Бога. С тех пор, как я ездил в Спрингфилд с докладом о проделанной работе на Багамах, прошло два года. И все это время в моем сердце не утихала боль, причиненная их непониманием моего служения. Уход из Ассамблеи Божьей стал своего рода отречением от собственных корней.

Внезапно я понял, как много времени потерял, пытаясь защитить себя и свои идеи. Я отобрал это время у реальной работы, которую нужно было делать, рассказывая людям об Иисусе.

Я плакал и просил прощения, обещая, что впредь постараюсь испытывать только благодарность к моим лидерам за все, что они сделали для меня. Я позволю Богу защищать мое видение, если оно от Него. Лежа там, на зеленом ковре, я знал, что Бог услышал меня и простил.

Скальпель вонзался снова и снова. И так, час за часом, целый день. Передо мной внезапно возникла моя гордость, и я увидел, что в некоторых случаях ожидал одобрения от человека, а не Бога. В моей голове всплыли мамины слова, которые она однажды произнесла: «Сынок, если ты возгордишься, Бог не сможет использовать тебя». Затем Бог указал на грехи в мыслях, на сексуальные фантазии. Я признавал каждый грех (будь то мысль, отношение или поступок, который открывался мне) и просил, чтобы Бог простил меня и помог мне избавиться от него.

Когда я понял, что «операция» закончена, осталось сделать еще кое-что. Я нашел ручку и бумагу и начал писать первое из писем, которые, как я знал, мне нужно написать, чтобы наладить мои отношения с людьми. «Дорогой брат Зиммерман...» Это было мучением, но в ту ночь я лег в постель с совершенно новым чувством чистоты. На моем столике в маленькой комнате лежала небольшая стопка писем. Верхнее письмо адресовано в Спрингфилд, штат Миссури.

К концу недели я начал постепенно выходить из поста. Я осознал, что я и, возможно, МсМ только что достигли критической точки, как и все, кто стремится услышать голос Бога. Мы сможем услышать Господа более ясно, если придем к Нему с чистым сердцем. Процесс исповедания будет продолжаться. Но я положил хорошее начало.

Меня интересовало, что из этого получится! Первое событие явно не из хороших.

Джимми Роджерс защищал меня во время моей недельной молитвы, как мог, но на седьмой день позвонил мне с новостями. Мы доставили кораблем в Новую Зеландию сто тысяч буклетов, чтобы разносить их по домам и раздавать на улицах. Груз прибыл во время моего посте и хранился в подвале фабрики. Во время грозы подвал затопило, и все наши буклеты намокли.

— Ты бы мог сейчас приехать, Лорен? — Джимми дал мне адрес фабрики.

Через полчаса я уже спускался по ступенькам в подвал. Джимми встретил меня и только развел руками. Дженни и трое ребят вынимали из раскисших коробок набухшие от воды буклеты и складывали их стопками на огромном столе.

— Я думаю, что мы можем спасти их, Лорен, — сказала Дженни. Она показала мне большой производственный пресс. Буклеты укладывали под пресс и выжимали из них воду. Затем один за другим развешивали их на бельевых веревках для сушки. Хорошенькое начало нашего Оклендского проекта!

Как ни странно, но все мы находились в приподнятом настроении. Целую неделю мы сушили книги на бельевых веревках, а затем в субботу утром поехали в центр города.

— Послушай, сестренка, ты хотела бы, чтобы мама сейчас увидела нас? — спросил я Дженни и рассмеялся, когда мы парковались перед клубом «Розовый котенок». Христианское кафе, которое мы использовали в качестве штаба, располагалось в подвале по соседству с этим клубом. Мы разгрузили коробки с почти высохшими буклетами и отнесли их в черно-красный холл, где бездомным давали бесплатный кофе и дешевые сэндвичи.

Группами по четыре-пять человек в кафе заходили добровольцы, пока не собралось тридцать человек. Я посмотрел на этих ребят, еще подростков, одетых в модные узкие континентальные брюки, и на девчонок в коротких юбках и сандалиях с квадратными носками. Мой взгляд остановился на полинезийском мальчике с беззаботной улыбкой на широком лице. Мне показалось, что он как-то выделялся из всей группы. Видел ли я будущих миссионеров, глядя на этих молодых людей? Окажутся ли однажды эти ребята на Филиппинах, или в Западной Африке, или даже в странах за железным занавесом?

Глубоко вдохнув, я начал говорить о цели нашего прибытия в Окленд. Согласно нашему плану действий, мы направлялись в Понсонби, полинезийское гетто, где жили народы маори, самоа, тонга и жители островов Кука. На карте мы отметили большие районы с сотнями домов. И снова парень с полинезийским лицом привлек мое внимание. Он задавал разумные четкие вопросы.

— Вы выбрали самый трудный район, — сказал он.

— Думаю, ты прав. Как тебя зовут?

— Калафи Моала.

Я запомнил его имя.

Калафи Моала оказался прав, Понсонби действительно был трудным районом. После тяжелого неудачного дня мы снова собрались в подвале кафе для беседы. За исключением нескольких человек, все жители отказывались от наших брошюр.

— Я чуть не заработала себе пневмонию от сквозняка, создаваемого хлопающими перед моим лицом дверями! — сказала Дженни.

На следующий день моим напарником стал Калафи. Пока мы разносили литературу по величественным домам, построенным в викторианском стиле, при которых сады полны сорняков и жестяных банок, я слово за слово узнал историю этого парня. Калафи было восемнадцать лет. В семье он самый старший из девяти детей. Тонга, где он родился, — крошечный архипелаг, находящийся под контролем Полинезийской монархии. Он расположен между островами Фиджи и Самоа. Как и все тонга, Калафи вырос, посещая церковь, но не имея личных отношений с Богом. Он учился в самой престижной школе тонга, но слыл смутьяном, любил выпить.

Калафи продолжал свой рассказ. Однажды ранним утром, вернувшись домой пьяным, он внезапно увидел, какой пустой становилась его жизнь. Рыдая, он упал на колени возле своей кровати. Проплакав три часа, он просил Бога войти в его жизнь и изменить ее. Он поднялся с колен совершенно новым человеком. Калафи рассказал мне о том, как перед окончанием школы они с друзьями регулярно собирались, чтобы молиться и читать Библию. Многие его одноклассники стали христианами.

Самый первый день работы нашей миссии в Понсонби оказался практически безрезультатным. Но сегодня все было иначе. Когда Калафи, полинезиец по происхождению, разговаривал с островитянами, люди слушали его с интересом, особенно когда он не проповедовал, а просто рассказывал свое собственное свидетельство о Божьей силе, которая может все изменить. К концу дня я начал тайно надеяться, что юный Калафи станет частью того высвобождения, за которое я молился.

Мне не пришлось долго ждать. Однажды вечером, ближе к концу недели, Калафи сказал, что хочет поговорить со мной. Мы нашли место в кафе. Стараясь перекричать громкую музыку, Калафи сразу перешел к делу.

— Лорен, я полагаю, что нам нужно отправить команду МсМ на Тонга.

Калафи рассказал мне, что через пять месяцев, в июле, состоится коронация нового короля Тонга Тауфа ахау Та-поу IV. Тысячи тонга съедутся в столицу, город Нукуалофа.

— Думаю, это время — идеальная возможность для работы ваших людей там, — сказал Калафи и добавил:

— Я тоже буду работать с вами все время. Лорен, я решил отказаться от своих планов, несмотря на то, что они довольно привлекательны. Вместо этого я вернусь на Тонга и приготовлю все к приезду команды.

Я восхищенно смотрел на Калафи. Зная, что он может сделать отличную карьеру, я испытывал более, нежели просто уважение к этому парню за его жертву. Для дальнейшего роста нам нужны именно такие молодые люди, которые, услышав голос Бога, без колебаний подчинялись Ему и отправлялись в путь.

— Пусть будет так! — сказал я. И это стало правильным решением. В тот же вечер в кафе, где стены дрожали от громкой музыки, мы молились за Тонга. Вернувшись поздно вечером домой к Доусонам, я подумал, что, возможно, Калафи — первый лидер не из западного мира. От меня так же не ускользнул и тот факт, что он появился после дней моего очищения, поста и молитвы.

Шесть недель моего пребывания в Новой Зеландии подошли к концу. Когда я поднимался в самолет, который доставит меня к Дарлин (мы договорились встретиться на Гавайях, чтобы провести там наш второй медовый месяц), я размышлял о том, как много всего произошло за это короткое время. Служение в гетто проходило успешно. И «высвобождение» началось. Помимо Калафи набралось еще, по меньшей мере, человек семь, в которых я видел будущих лидеров. Поразительно — восемь человек! За шесть недель число постоянных работников МсМ удвоилось.

Несмотря на явные успехи, разрастание продвигалось медленно. Однажды мне пришла мысль, что мы будем расти не прибавлением, а умножением. Умножение способствует более быстрому росту, чем прибавление. Я снова подумал о Калафи. Если бы он обучился должным образом, то смог бы учить и отправлять других ребят, особенно из стран третьего мира.

Самолет летел на высоте девяти километров. Я размышлял о том, что последние несколько недель похожи на время обучения в школе. Я принял пути водительства у людей, которые знали новые способы слышания Бога, и применил их на практике. Это не очень отличалось от воспитания детей в наших семьях. Мы с Дарлин получили хорошее обучение в детстве, а опыт наших родителей и прародителей давал нам бесспорное преимущество. Как здорово: расти в семье, где ты можешь учиться и пробовать себя!

Что за прекрасная идея! А может быть, это была Божья идея? Если да, тогда мне посчастливилось быть свидетелем того, как действует принцип библейских мудрецов, видевших одну путеводную звезду. Если идея о школе, обучающей, как распознавать Божьи пути, пришла от Бога, значит Он даст ее кому-то еще для подтверждения. Конечно же, я хотел тотчас рассказать Дарлин о следующей задаче для МсМ, но решил, что будет более мудро подержать это в секрете некоторое время.

Я прилетел раньше Дарлин и, выйдя из прохладного салона самолета, очутился в знакомой атмосфере нежного и теплого воздуха, напоенного ароматом деревьев плюмерии. Я был очень счастлив провести время вдвоем с Дарлин на Гавайях, прежде чем снова окунуться в работу на материке. Почему так хорошо себя чувствуешь на Гавайях? Я смотрел на пеструю смесь восточных, полинезийских и европейских лиц и думал, что Гавайи, действительно, связующее звено между Востоком и Западом.

Располагая достаточным количеством времени до прибытия самолета Дар, я взял напрокат «джип» в розовую с белым полоску. Если у нас второй медовый месяц, то почему бы не провести его как следует?

Дарлин сошла по трапу самолета. Она была удивительно красива в голубом платье, с аккуратно уложенными светлыми волосами. Я крепко обнял ее. Мы бросили чемоданы в «джип» и помчались к нашему маленькому жилищу, так что ветер тут же испортил аккуратную прическу Дарлин.

Я кратко рассказал Дарлин обо всем, что произошло в Новой Зеландии: о встрече с Доусонами и Калафи, об ужасной, но поразительно полезной духовной операции в доме Доусонов, о том новом, что я узнал о Божьем водительстве. Дар рассказала мне, что она постилась и молилась в те же дни, что и я, и тоже прошла через духовную операцию. Удивительно осознавать, как Бог вел нас вместе, несмотря на разделяющие нас тысячи миль.

Мы весь день путешествовали по острову и после Даймон Хед остановились в Блоухоле. Припарковав джип, мы спустились вниз по черным выступам застывшей лавы. Громадные волны обрушивались на массивные валуны и, разбиваясь о них, откатывались назад. Иногда волна создавала внезапно бьющий через щели в скале фонтан мелких брызг. Мы сидели на краю обрыва и наблюдали. Огромная мощь воды внушала мне благоговейный страх. И увидев «волны» молодых людей, я подумал, как важно научить их распознавать Божьи пути, следовать им.

Был особый вопрос, который я хотел обсудить с Дар. Место, с разбивающимися у наших ног волнами, было идеальным для этого.

— Ты знаешь, Дар, — начал я, — у меня есть грандиозный замысел...

И я рассказал ей о школе.

— Это удивительно, Лорен! — ответила она. — Бог сказал о школе и мне. Люди вкладывали в нас так много, и многому из своего опыта общения с Господом учили нас. Мне бы очень хотелось, чтобы дети имели такую же возможность!

Пока мы восторженно рассказывали друг другу о своих идеях относительно школы, позади нас, над вершинами зеленых гор сгустились тропические тучи. Дети научатся у тех, кто в своей жизни практикует любить Бога всем своим сердцем, душой, умом и разумением.

— Школа будет создана по типу семьи, где мы все будем учиться вместе — и студенты, и учителя! — предложила Дар, напоминая мне о том, как мы сблизились с молодыми людьми, когда жили в ангаре в Нассау.

Ребята начнут выполнять работу, выезжая за рубеж. Встречаясь с людьми, они будут помогать им, изучать условия их жизни.

Идеи сыпались одна за другой. Мы все еще обсуждали организационные детали, когда я заметил, что солнце уже превратилось в оранжевый шар, опускающийся за горизонт.

Прежде чем уехать, я попросил Дар хранить это водительство в секрете, пока Бог не разрешит нам рассказать о нем. Он обязательно даст подтверждение через кого-то еще, что идея о школе — от Него.

Вся наша семья готовилась встретить Рождество в новом доме родителей в Алгамбре, штат Калифорния. Джимми и Дженни прилетели с южного побережья Тихого океана, где я расстался с ними десять месяцев назад. Отец, как обычно, занят, курируя церкви и миссионеров. Филлис со своим мужем и двумя детьми жила в нескольких кварталах от родительского дома. Будет здорово увидеться с ними. И, конечно же, с мамой, приправляющей разговор множеством острот.

Мы вошли в дом и почувствовали аромат жареной индейки. Мама, разрумянившаяся от работы на кухне, обняла нас, затем и отец обхватил нас своими огромными руками. За родителями стали обнимать и все остальные.

Я расспрашивал Джимми и Дженни подробности событий, произошедших на юге за последние десять месяцев. Мне особенно нетерпелось услышать о Калафи из Тонга. Вскоре Джимми и Дженни наперебой вели рассказ. Оказалось, к тому времени, когда они вернулись из Новой Зеландии вместе с тридцатью пятью добровольцами, Калафи набрал для работы двадцать представителей Тонга.

Люди со всех островов съехались на коронацию в столичный город. МсМовцы раздали тысячи буклетов. Каждый хотел получить буклет, никто и не собирался его выбрасывать. (Я вспомнил как от них отказывались в Понсонби). Сотни людей узнали об Иисусе.

— А как дела у Калафи? — спросил я.

— Он проделал огромную работу, — ответил Джимми.

Я подумал про себя: «Сработало! Теперь наше дело будет продолжаться даже без моего присутствия там!» Если бы только Калафи смог приехать в нашу школу!

Уже подходило время рождественского ужина, и мама гремела на кухне кастрюлями. Дар прошла мимо, многозначительно посмотрев на меня: я знал, что она думала о подарке, который тихонько положила под елку.

После ужина мы собрались в гостиной, чтобы открыть наши подарки. Вскоре весь пол был устлан лентами и помятой бумагой.

Остался только один большой сверток с надписью: «Маме от Лорена и Дарлин. ОТКРЫТЬ ПОСЛЕДНИМ». Когда сверток оказался у мамы на коленях, я посмотрел на Дар — ее глаза сияли.

Мама развязала ленту и открыла коробку. Недоумевая, она вынула оттуда крошечный рождественский носочек и записку, которую молча прочла. Она посмотрела на нас широко раскрытыми от удивления глазами.

— Здорово! Это правда? — спросила мама с озорной улыбкой.

— Что, что там написано? — закричали остальные.

Наконец, перекрикивая шум, мама громко прочла: «Этот маленький носочек для тебя, чтобы ты могла наполнить его в следующем году. В июле у тебя будет третий внук».

После пяти лет супружества мы с Дар почувствовали, что пришло время увеличить нашу семью. Все весело смеялись, похлопывая меня по спине и поздравляя. Отец сидел и широко улыбался.

Мама сказала:

— Я рада, что вы двое, наконец-то, решили выйти из самолетов на достаточное время, чтобы завести ребенка!

Однако мы ожидали не только рождения ребенка... Осенью 1967 года после моего возвращения из Новой Зеландии я заболел гриппом. Но необычной была не моя болезнь, а то, что случилось после! Пока я лежал с высокой температурой в постели в Калифорнии, мне в голову пришла мысль: «Ты должен открыть школу. Ее нужно назвать школой евангелизации». Я подумал: «Было ли это от Бога?» Но мысль не уходила, и я вспомнил все, что мы с Дар обсуждали на Гавайях. Затем внезапно я услышал: «Твоя школа должна быть в Швейцарии».

Швейцария! «Это Ты, Господи?» — спрашивал я мысленно. Конечно, я помнил свою поездку в эту красивую альпийскую страну, которая показалась мне очаровательной. Но почему там? Мы не выполняли никаких работ в Европе, МсМовцы ездили в Африку, страны Карибского бассейна и южную часть Тихого океана, Латинскую Америку и Азию. Но Европа?

Я рассказал об этом Дарлин, и мы решили следующей весной поехать и разведать обстановку в Швейцарии, сдав в аренду наше «гнездышко» в Ла-Пуэнте, чтобы приобрести билеты. Однако, я все еще размышлял: была ли идея со Швейцарией, действительно, от Бога. Я хотел, чтобы Он подтвердил мне, что услышанное мной, действительно, от Него. Он сделал это поразительным образом.

За два дня до нашего отъезда я получил неожиданное приглашение на завтрак. Отец и его друг, учитель Библии Виллард Кантелон, договорились о встрече за завтраком. Виллард позвонил и настоял на том, чтобы отец привел с собой меня.

— Это важно, — сказал он.

Итак, мы с отцом приехали в ресторан «Фоксиз» в Глендейле, где в кабинке, имевшей форму подковы, нас уже ожидал Виллард. Он был опрятно одет в твидовое спортивное пальто. Его шляпа аккуратно лежала в стороне. Я пожал ему руку, с нетерпением ожидая объяснения, почему он хотел меня видеть.

Позже, обдумывая свой разговор с Виллардом, я с трудом верил в то, что он мне сказал.

— Лорен, у меня есть для тебя важное сообщение, — сказал Виллард, — сначала Господь сказал мне, что кто-то должен основать школу в Швейцарии. А прошлой ночью Он сказал мне, что этим человеком должен быть ты.

Я что-то пробормотал в ответ. Виллард продолжал говорить о том, что эта школа должна быть международного уровня, и учителя в ней — приглашенные.

— Я не буду учить в ней, Лорен, я просто средство передачи этого сообщения тебе.

Пока Виллард говорил, мое волнение росло. Мудрый принцип библейских волхвов подтвердил, что мы абсолютно правы, собираясь ехать в Швейцарию.

В Женеву мы прибыли в апреле. Панорама зеленых долин и озер очаровала нас. Мы погрузили наши вещи в машину и отправились в Лозанну. Какое мы испытывали предвкушение, когда мчались мимо безмятежных полей, одноэтажных домиков и безукоризненно чистых конюшен и коровников!

— Ты думаешь, мы сможем чувствовать себя здесь, как дома? — спросил я Дар.

— Мне здесь очень нравится! — ответила она. — Я хотела бы остаться здесь на всю жизнь!

Мы медленно прогуливались по Лозанне, наслаждаясь цветами, блеском Женевского озера, двойными башнями собора, голубым очертанием Альп. И все время мы удивлялись, почему Бог сказал начать школу именно здесь. Мы договорились о помещении в городке недалеко от Лозанны и вернулись в Штаты ожидать рождения нашего ребенка.

Приближалось время родов, и я, признаюсь честно, забыл о Швейцарии.

3 июля 1968 года я находился в Филадельфии, а Дарлин — у родителей в Редвуд-Сити, штат Калифорния. До рождения ребенка оставалось еще три недели, но в тот день, проснувшись, я почувствовал, что нужно позвонить Дар в роддом. Она возбужденно говорила:

— Как тебе понравится перспектива стать папой сегодня?

— Сегодня? — я мгновенно забыл о всех своих делах. — Ты уверена?

— Да, схватки уже начались, — сказала Дар. — Я думаю, что ребенок родится сегодня часам к восьми-девяти вечера.

— Я как раз успею! — почти закричал я и повесил трубку. Но сказать легче, чем сделать. Мне пришлось провести три часа на взлетной полосе, прежде чем нашему самолету разрешили взлететь. В роддом Редвуд-Сити я приехал в одиннадцать часов вечера расстроенным и чувствовал себя виноватым, что не смог приехать раньше. Родители Дар расположились в комнате ожидания.

— Я сильно опоздал?

Они заверили меня, что нет, но Дарлин было очень тяжело. Доктор сказал, что у нее неправильное положение плода — ребенок идет ягодицами вперед.