С. М. Абрамзон Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи
жүктеу/скачать 2.87 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- СИСТЕМА РОДСТВА И НОРМЫ БРАКА
- БРАК С ВЫПЛАТОЙ КАЛЫМА
| Глава V
БРАК И СЕМЬЯ Киргизская семья, как и семья вообще, не оставалась неизменной на протяжении длительного периода своего существования. Она также претерпевала изменения, определяющиеся в конечном счете преобразованиями в общественных отношениях. Но начинать историю киргизской семьи только с того времени, когда мы можем уверенно говорить хотя бы о родственных друг другу киргизских племенах, значило бы искусственно сужать историческую перспективу, ибо киргизские племена со свойственными им общественными и семейными отношениями формировались в свою очередь на основе определенных этнических общностей, имели своих предков. Следовательно, истоки киргизской семьи уходят в глубокую древность, в эпоху существования этнических общностей, стоявших на стадии первобытно-общинного строя, на базе которых в дальнейшем происходило формирование племен, образовавших впоследствии киргизскую народность. Наиболее заметные признаки начинавшегося перехода от матриархата к патриархату и возникновения патриархальной семьи начали обнаруживаться в карасукское время (1200—700 лет до н. э.); в это время на обширной территории Саяно-Алтая, современного Восточного Казахстана и Тянь-Шаня жили племена, являвшиеся предками позднейших тюркоязычных племен. Эпоха интенсивного разложения первобытно-общинных отношений и зарождения классового общества (VII—III вв. до н. э.) была одновременно эпохой укрепления патриархальной семейной общины и ее превращения (примерно с середины I тысячелетия до н. э.) в господствующую форму семейных отношений. Свое преобладающее положение эта форма семьи начала утрачивать около середины I тысячелетия н. э., когда на исторической арене появились многочисленные тюркоязычные племена и племенные союзы, среди которых имелись и прямые предки современных киргизов. Наступивший затем период с V—VI по IX—X в., характеризовавшийся убыстрением процесса классообразовання и созданием раннефеодальных государств, являлся переходным в развитии семейных отношений. Патриархальная семья начала сменяться противостоявшей ей малой или индивидуальной семьей, основанной па частной собственности, но последняя еще не успела занять ведущего положения1. Во второй половине I тысячелетия н. э. начали возникать, а с X—XI в. стали господствующими среди предков киргизских и родственных им племен патриархально-феодальные отношения. В этот период преобладающую роль начала играть малая семья. Но патриархальные большесемейные общины не исчезли, и лишь постепенно, претерпевая изменения, утрачивали свое значение. Одновременно продолжали бытовать различные формы патриархальных связей между родственными семьями. Остатки патриархальных семей сохранились у киргизов еще в первой половине XIX в., а в отдельных случаях и позднее. Как и в предыдущие периоды, киргизская семья — и большая, и малая — распадалась на несколько типов в зависимости от ее классовой принадлежности. Последний этап развития семьи в киргизском классовом обществе охватывает вторую половину XIX в. и начало XX в. Основу общественных отношений в это время продолжали составлять патриархально-феодальные отношения, зиждившиеся на кочевом скотоводческом хозяйстве и патриархально-родовом быте. Но в связи с вхождением Киргизии в состав России и постепенным проникновением в киргизскую экономику, особенно с XX в., капиталистических отношений начал зарождаться (не успевший, правда, получить значительного развития) процесс частичного перерождения семей киргизской знати — манапов и баев — в буржуазные семьи (имеется в виду сельскохозяйственная буржуазия). Медленно развивавшиеся буржуазные отношения в очень слабой степени затрагивали семьи рядовых скотоводов и земледельцев; первые признаки пролетарской семьи появлялись в семьях сельскохозяйственного пролетариата и разоряющейся бедноты, а также в немногочисленных семьях промышленных рабочих. Для данного периода, конечно, еще не приходится говорить о вполне сложившихся классах в киргизском обществе: буржуазии и пролетариате. Абсолютно преобладающими были два основных типа семьи: семья феодала и крестьянская семья. Киргизские семьи, принадлежавшие к различным социальным слоям, в той или иной степени испытывали благотворное влияние проникавшей в Киргизию передовой русской культуры2. Этот этап существования различных типов семьи патриархально-феодального общества и начинавших появляться первых ростков буржуазной и пролетарской семьи закончился в октябре 1917 г. Но в. силу ряда причин многие явления семейной жизни, характерные для этого этапа, продолжали еще сохраняться до конца 1920-х годов, после чего начали постепенно изживаться. Это происходило благодаря осуществлению политики Коммунистической партии и советской власти по сплошной коллективизации сельского хозяйства и ликвидации последних эксплуататорских классов — манапов и баев, носителей патриархально-феодальной и буржуазной идеологии и реакционных традиций, а также по разгрому выразителей чаяний этих классов — буржуазных националистов. Большое влияние на развитие семейных отношений оказывали политика индустриализации и культурная резолюция. Мы можем сказать, что новый, современный этап развития киргизской семьи, как качественно высшего типа семьи, открывается Великой Октябрьской социалистической революцией. Совершенно иные основы семейно-брачных отношений в советскую эпоху делают киргизскую семью принципиально отличной от всех тех форм, которые она принимала в предшествующий период. Определяющими факторами развития киргизской советской семьи являются отмена частной собственности на средства производства и уничтожение эксплуатации человека человеком, установление социалистической системы хозяйства, фактическое раскрепощение женщины, господство принципов коммунистической морали и, наконец, один из важнейших — постоянная помощь и поддержка со стороны братских народов СССР, их многообразное положительное влияние.
В киргизском обществе господствующее положение занимали отношения родства, вытекавшие из факта длительного существования патриархально, а затем и малой семьи. Тем не менее как в самой киргизской системе родства, так и в реальной жизни отражались и оказались в той или иной степени действенными и некоторые другие формы родственных отношений, восходящих к весьма отдаленному прошлому. Вопрос о киргизской системе родства и свойства уже подвергся в литературе довольно обстоятельному исследованию3. Доказано, что терминология родства у киргизов имеет все характерные черты классификационной системы. Киргизской терминологии родства свойственно различение многих категорий родственников по мужской линии в зависимости от их возраста по отношению к говорящему, а для родства по матери — деление родственных терминов по поколениям. Термины родства относятся несомненно к основному словарному фонду киргизского языка и являются в своей главной массе устойчивыми на протяжении многих веков. Однако материалы, собранные в различных районах Киргизии, говорят о том, что в результате неодинаковых исторических условий и длительного контакта с соседними народами в терминологии родства некоторых групп киргизского населения обнаруживаются и отдельные расхождения. Надо, впрочем, отметить, что некоторые из терминов в строгом смысле слова являются не счетными терминами родства, а «звательными», или терминами обращения. Это обстоятельство недостаточно учитывалось исследователями. В результате в этот вопрос вносилась путаница, действительная терминология родства искажалась. Термины обращения также достаточно устойчивы и их применение имеет свои закономерности. В системе родственных отношений строго различаются родство по отцовской линии, к которому может быть условно применен термин аталаш4, и родство по материнской линии (жатындаш, киндиктеш5 и др.) Хотя счет родства у киргизов уже очень давно принят по мужской линии и имеющим законную силу в глазах общественного мнения являлось именно такое родство, однако в повседневной жизни родству по линии матери придавалось весьма серьезное значение — наиболее близкими считались все же родственники со стороны матери. Недаром киргизская пословица гласит: аталаштан алтоо болгончо, энелештен экёё бол (чем быть шестерым единокровным, лучше быть двоим единоутробным)6. Третья линия родственных связей — отношения свойства, возникающие в результате брака, В литературе этим отношениям до сих пор не уделялось почти никакого внимания. Между тем отношения свойства всегда играли в киргизском обществе значительную роль, тем более что они были тесно связаны с существовавшей системой брачных отношений, при которой группа родственников со стороны матери нередко практически совпадала с группой родственников со стороны, жены. Такие отношения называются «куда-сёёк». Понятие «сёёк» (кость) в последнее время относилось к группе свойственников, хотя когда-то обозначало, по-видимому, кровнородственную группу. Для обозначения близких по происхождению родственных групп у киргизов применялся термин карындаш уругу, сходный с существовавшим у алтайцев (карындаш — единоутробный родственник; от карын — живот, урук — род, племя)7. М. Г. Левин отметил наличие у алтайцев групп родственных сеоков: «Отдельные сеоки рассматриваются как родственные между собой. Эти отношения между сеоками обозначаются термином «карындаш». Так же обозначается родство по отцовской линии («карындаш — единоутробный»)8. Отношения куда-сёёк (о них подробнее было сказано в гл. IV) выступали также в форме отношений между группой дядей — братьев матери (тай-аке или тага) и группой племянников по женской линии (жээн). Они могли иметь место и внутри значительной по своим размерам родоплеменной группы. Такая система отношений могла возникнуть лишь на почве прочного бытования кузенных браков. Упомянутые отношения по свойству, которые, как мы видим, имеют прямое отношение к родству по материнской линии, не органичивались наличием лишь самого понятия родства и проявлениями доброжелательства. Они влекли за собой целую систему реальных и нередко тесных связей, проявлявшихся не только в личном участии в некоторых обрядах, но и во взаимной материальной помощи, общественно-политической поддержке. С системой родства были тесно связаны и нормы брака. Нормы брака у киргизов в советское время впервые исследовала Н. П. Дыренкова. Называя род у киргизов экзогамным, Н. П. Дыренкова в то же время признает, что «в настоящее время экзогамия внутри рода ограничивается в разных родах до того или иного колена и очевидно, что допущение браков внутри рода шло с большой постепенностью. Так, у рода Монголдор до сих пор сохраняется обычай брать жену не ближе седьмого колена. У рода Черiк разрешаются браки в четвертом колене, но раньше и у этого рода также существовал обычай брать жен не ближе седьмого колена»9. Система брачных норм у киргизов не может быть полностью отождествлена с родовой экзогамией. У них господствовал принцип «поколенной» экзогамии, поэтому состав лиц, в отношении которых действовал этот принцип, с каждым поколением изменился. Обычное право действительно допускало браки между потомками одного предка по мужской линии не ближе чем в седьмом поколении. Однако в реальной жизни эти брачные запреты имели тенденцию к ослаблению10. Наши изыскания показали, что наиболее близкие совпадения норм брака, принципов экзогамии и брачных запретов наблюдались у киргизов, казахов и каракалпаков, однако некоторые сходные черты могут быть обнаружены и с рядом брачных норм у узбеков и таджиков, хотя у тех и других экзогамия была в той или иной степени утрачена11. Чтобы полнее представить себе реальную картину ограничений брака по степени родства, действующих в киргизском обществе, а также распространения различных категорий родственных браков, автором в течение нескольких полевых сезонов было предпринято обследование 26 семейно-родственных групп. Изучались родственные отношения 990 брачных пар, входивших в состав этих групп. Подавляющее большинство браков заключено между лицами, не состоявшими в родстве, или между дальними родственниками, т. е. в полном соответствии с существующей системой «поколенной» экзогамии. Однако 224 брака, или 22,6% обследованных брачных пар, относятся прямо или косвенно к числу родственных браков, в том числе 87 браков (38,8% к общему числу родственных браков) — с родственниками по линии матери. У киргизов были распространены кузенные браки. Браки с кузенами и кузинами по линии матери, в том числе браки между детьми сестер (и даже браки с сестрой матери — таких браков было зарегистрировано 12) пользовались предпочтением, поощрялись. Как удалось установить, многим группам киргизов был свойствен перекрестно-кузенный, или кросс-кузенный, брак. Он существовал в обоих разновидностях (брак, с дочерью брата матери и брак с дочерью сестры отца), однако вторая была распространена значительно реже. Ортокузенные браки (с дочерью брата отца) встречались исключительно на юге Киргизии. По-видимому, они появились там под влиянием ислама с его шариатнымн установлениями12
Являясь главным условием заключения брака, калым у киргизов (калың), как и у многих других народов, находившихся на стадии развития патриархально-феодальных отношений, принял в прошлом настолько большие размеры, что по существу лишал возможности вступить в брак некоторую часть населения, не обладавшую необходимым количеством скота или иных материальных ценностей. Генезис самого института калыма не является предметом нашего исследования, однако здесь следует сказать, что не со всеми положениями, выдвинутыми в работах Н.А. Кислякова по вопросу о генезисе калыма13, можно полностью согласиться. Основное положение автора о том, что калым, как и брак, условием заключения которого он являлся, достиг своего значительного развития вместе и одновременно с развитием патриархальных отношений, не вызывает возражений. Однако весьма интересная и во многом убедительная постановка вопроса о происхождении калыма в работах Н. А. Кислякова еще нуждается в дальнейшем обосновании. Имеется значительное количество достоверных данных о том, что когда калым возник, он уплачивался не семье или отцу девушки, а целой родовой группе, к которой она принадлежала, и лишь позднее — более узкому кругу родственников и, наконец, ее отцу. Однако на определенных ступенях своего развития калым не только уплачивался целой группе родственников невесты, но и целой группе его родственников. Эта сторона вопроса обычно ускользает от исследователей, или ей уделяется очень мало внимания. Между тем она имеет непосредственное отношение к вопросу о генезисе калыма, а также дает возможность понять его природу в близкое к нам время. Обычай «собирания» калыма группой родственников жениха был использован оформившейся родоплеменной, а затем и феодальной знатью в качестве формы для собирания дани с зависимого населения в целях преподнесения ее в качестве богатого свадебного дара знатным родственникам невесты. В виде иллюстрации к сказанному приведем отрывок из варианта киргизского эпоса «Манас», записанного в 60-х годах XIX в. акад. В. В. Радловым.
кырк жүз жылкы айдап келди: «Бу немени жылкылар?» «Жакыптын элге салган салымы Каныкейге кырк чоронун айдап келген калыңы». «Жылкыны айдап алыңар! Төрт чуңкурга салыңар! Төрт чуңкур толсо бутту сенин калыңың, төрт чуңкур толбосо сенин калыңың бутпёсё дагы айдап келиңер!»14 ...сорок дружинников прибыли, сорок сотен лошадей пригнали: «Это что за лошади?» «На народ Джакыпа наложенную дань за Каныкей сорок дружинников пригнали (в качестве) калыма». «Пригнанный скот возьмите! В четыре впадины поставьте! Если четыре впадины наполнятся, полностью будет твой калым (уплачен), если четыре впадины не наполнятся, твой калым окажется недостаточным, еще пригоните!»
Развитие института калыма, превращение его в те формы, в которых он известен у народов Средней Азии и Казахстана, как нам кажется, невозможно рассматривать только в рамках брака и семьи, вне связи с экономической структурой общества, с развитием самих патриархально-феодальных отношений. Именно в условиях господства последних и при фактическом преобладании малой семьи калым приобрел и продолжал сохранять такое огромное значение. Это связано в первую очередь с тем, что калым являлся отражением получивших большое развитие собственнических отношений. Но его сохранению способствовали не только натуральное хозяйство и связанные с ним патриархально-феодальные отношения. Не в меньшей степени этому способствовала и надстройка в виде обычного права, нравов, религии и т. д. Несмотря на распад патриархальной семьи, на развивавшийся процесс разложения натурального хозяйства, местами на глубокое внедрение товарно-денежных отношений, во многих районах Казахстана, Киргизии, Туркмении вплоть до Октябрьской революции не наблюдалось каких-либо существенных признаков отмирания калыма, которое неизбежно должно было произойти, согласно мнению Н. А. Кислякова. Калым продолжал существовать в полной мере, отнюдь не превращаясь в традицию и не становясь простой фикцией15. «Брак покупкой», как принято называть преобладавшую в прошлом форму брака (с выплатой калыма), мог служиться как самостоятельная форма брака только о условиях вызревавших и укреплявшихся классовых отношений. Он был с течением времени назван идеологией и практикой господствовавших классов всему обществу. Именно они придали браку с выплатой калыма значение акта купли-продажи. При рассмотрении вопроса о калыме речь должна идти не просто о «силе» обычая», а о силе реальных экономических обстоятельств. Поэтому калым нельзя рассматривать как какую-то «внеклассовую» категорию. Размеры калыма находились в большинстве случаев в прямой зависимости от социального и имущественного положения родителей жениха и невесты. У феодалов и крупных баев он достигал очень внушительных размеров, среди малоимущей части населения снижался иногда всего до нескольких голов скота. Как отмечается в литературе, родители старались подыскать для своих дочерей богатых женихов, а для сыновей — некрасивых и бедных невест, за которых не требовали большого калыма. Но этот вполне отчетливый классовый принцип нисколько не противоречил тому факту, что среди трудящихся слоев киргизского общества широко практиковался обычай, согласно которому в уплате калыма участвовал не только отец жениха, но и члены его семейно-родственной группы, так же как и полученный калым в значительной своей части поступал членам семейно-родственной группы невесты16. И. Д. Старынкевич отмечает: «Сородичи жениха неоднократно собираются вместе для обсуждения их материальной помощи в уплате калыма»17. В состав калыма у киргизов входил главным образом скот. У богатых скотоводов он исчислялся часто девятками тогуз. В последние десятилетия накануне Октябрьской революции калым частично уплачивался и деньгами, иногда зерном (у киргизов-земледельцев). У кашгарских киргизов богачи платили калым нередко в виде слитков серебра (жамбы); ценной частью калыма считались у них также яки. По поводу размеров калыма у киргизов данные настолько разноречивы, что их трудно свести к каким-то определенным величинам. Это хорошо разъяснил Г.С.Загряжский, сравнивавший калым у казахов и киргизов18. Но как бы ни были невелики размеры калыма в малообеспеченных слоях населения, его уплата для бедной семьи, а тем более для бесскотного «джатака», была делом очень трудным. Немало таких семей доходило до грани разорения в результате больших свадебных расходов. Лишь два обстоятельства несколько облегчали бремя калыма для малосостоятельной семьи: помощь близких родственников и растягивание сроков уплаты калыма. Последнее обстоятельство приводило к тому, что между сговором о браке и фактическим переездом невесты в дом родителей жениха проходили нередко годы. Особенно тяжелым было положение батраков, наемных пастухов, безземельных и бесскотных издольщиков. Некоторые из них так и умирали неженатыми, не успев скопить средства для уплаты калыма, многие были вынуждены откладывать брак на долгие годы. Сильно колебались и размеры приданого. Хотя они и не находились в непосредственной зависимости от уплачиваемого калыма, но в некоторой мере соответствие между приданым и калымом соблюдалось; как свидетельствуют наши полевые материалы, во многих случаях стоимость приданого была лишь немногим ниже стоимости калыма. Богатые родители снабжали раньше свою дочь не только одеждой и домашними вещами, но давали в приданое и юрту, а также и лошадь, на которой она отправлялась в дом своего мужа. У бедных же, как отмечает Гродеков, «не дают ни кибитки, ни подъемного скота, новобрачные отправляются пешком»19. По вопросу соотношения калыма и приданого имеются противоречивые показания. Одно из них, содержавшееся в неопубликованной рукописи, заслуживает внимания. «Размер калыма не определен и он зависит от материального благосостояния жениха. В то же время определяется, сколько невеста должна принести за собою приданого... приданое — киит должно быть меньше калыма, потому что девушке по выходе замуж, спустя от одного до трех лет, выдается ее выдел — энчи, который вместе с киитом должен бы уравновешивать калым. В среде достаточных людей киит всегда дается щедро и зачастую вместе с энчи он далеко превышает калым... большинство, масса народа, за дочерью не дает большого приданого... Даже энчи в массе народа никогда не дополнит киита до стоимости калыма... Размер книга, состоящего обыкновенно из разного рода одежды, нарядов, ковров, кошем, принадлежностей хозяйства и денег (но не скота, который если и дается, то весьма редко и в ограниченном количестве), всегда соразмеряется с размером калыма, но всегда меньше его... Энчи, состоящий главным образом из разного рода скота... дополняет киит, чтобы сделать соответственным по стоимости калыма. При сватовстве об энчи не упоминают, полагаясь на совесть родителей. Несмотря на то, что по обычному праву киит и энчи должны уравновешивать стоимость калыма, а через это как бы облагородить способ женитьбы при пособии калыма, в большинстве случаев киит вместе с энчи далеко не равны калыму»20. В литературе, относящейся к казахам, тоже имеются разноречивые показания. Красовский писал: «...при помощи калыма у иных бедняков устраивается приличное приданое, которое, таким образом, нисколько и никогда не уступает калыму, а у многих даже превосходит его». П. Богаевская также указывает: «Когда же брак заключен, приданое оказывается почти всегда более назначенного калыма. Между бедными приданое тоже по большей части превышает калым». Иное освещение этого вопроса дает Г. Гинс: «...приданое, которое обычно дается за калым и равно половине стоимости последнего». Существенное замечание находим у А. Евреинова: «На полученный калым отец снаряжает дочь: делает кибитку, потребное платье, домашнюю утварь, отделяет часть скота и провожает в аул жениха»21. И здесь калым выступает в качестве материальной основы для подготовки приданого. Большой интерес представляют данные, приводимые Л. П. Потаповым по тувинцам. Они помогают глубже проникнуть в природу имущественных отношений между сторонами жениха и невесты, возникающих в связи с браком. Сообщается, что родители готовят для просватанной дочери различное имущество, которое она должна была привезти в дом мужа. Оно не рассматривалось как приданное. Это была ее личная собственность. В комплектовании этого имущества кроме родителей обязательно участвовали родственники невесты. Они своимя силами и за свой счет сооружали юрту для невесты, снабжали ее всей обстановкой, должны были участвовать в подарках, собираемых для молодоженов. Полученный родителями невесты от родителей жениха скот считался общим для всех ее родственников, и родители невесты обязательно делились скотом со своими близкими родственниками, отдавая им (по материалам, собранным в долине Алаша) до двух третей из всего количества. Поэтому каждый, кого наделяли скотом, был обязан материально участвовать в снаряжении невесты и комплектовании необходимого ей имущества («ончу»; ср. кирг. энчи). Этот обычай называли «малдаар»22. Очень близкие описанным Л. П. Потаповым обычаи бытовали и у киргизов. Вот почему абсолютизация такого института, как «брак покупкой», допускаемая некоторыми исследователями, требует пересмотра, внесения существенных корректив. Помимо расходов на калым и на приданое, каждая сторона должна была затрачивать довольно значительные средства на подарки, которыми сопровождались приезды сватов друг к другу до свадьбы, каждая поездка жениха к невесте и весь цикл свадебных церемоний. В расходах на подарки принимали участие ближайшие родственники не только стороны отца, но и со стороны матери жениха и невесты. Полученные подарки обычно распределились между этими же родственниками. Калым ставил женщину в один ряд с другими видами частной собственности, он являлся источником глубоких страданий для женщин, труднопреодолимой преградой при вступлении в брак для мужчин, не обладавших требуемым минимумом материальных благ. Он представлял собой огромное общественное зло. Покончить с ним могла только ликвидация существовавших общественных отношений, что и свершила Великая Октябрьская социалистическая революция. жүктеу/скачать 2.87 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|