Самак айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Рассказ о Махпари и крепости Шахак, о том, как Самак всех перехитрил, один всю дружину перебил, а крепость Лала‑Салеху оставил
жүктеу/скачать 4.53 Mb.
|
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Рассказ о Махпари и крепости Шахак, о том, как Самак всех перехитрил, один всю дружину перебил, а крепость Лала‑Салеху оставилКак передают собиратели историй, после того как Самак заказал Хоршид‑шаху пить вино, он обратился к Аргуну и молвил: – О богатырь, а ты яви осторожность и осмотрительность, помни, что царевич еще молод и неопытен, нельзя козни врагов проглядеть. А еще он попросил у Аргуна перстень с его печатью и гербом, и тот вручил ему свое кольцо. Взял Самак Атешака за руку и покинул царский шатер. Говорит ему: – Атешак, мы сперва пойдем закончим с Махпари дело, чтобы душа спокойна была, а потом отправимся с тобой в страну Мачин, там я тебе добуду твою Дельарам. Атешак обрадовался: ладно, говорит. Пустились они в путь, пришли в ущелье Бограи к охране Катрана. Говорят им: – Аргун приказал вам глаз с Катрана не спускать, не зевать, не дремать. Никак нельзя, чтобы он отсюда сбежал, на свободу вырвался. Потом отправились дальше, пока не оказались близ крепости. Темная ночь была. Самак сказал: – Придется нам, Атешак, дожидаться, пока день наступит, в такую темень не годится наверх к крепости карабкаться. Дождались они утра, обошел Самак вокруг, видит гору, которую господь вседержитель от других гор отделил, а на ней – что‑то наподобие гнезда птичьего… Головой крепость та касается звезды Аюк 24, а ведет туда узкая тропка, по которой больше одного всадника не проедет. Огорчился Самак, сказал себе: «Тут хоть со всего мира войско собери – этой крепости все равно не взять. Другой такой и на свете нет!» Стоит Самак, чудо это разглядывает, надивиться не может. Такой оплот перед собой видит, который небесам тайны поверяет, на свод небесный свысока взирает, такую крепость, какую описал поэт: Кто смелости найдет, чтоб стихом эту крепость восславить? Перо где достойное для описанья найдет? Гранит вечных скал этой тверди устои упрочил, И вечную кровлю над нею простер небосвод. Напрасны пред нею все копни и хитрости вражьи ‑ Не могут они сокрушить неприступный оплот. Небесные громы и те ей ничуть не опасны, Под стены твердыни, клянусь, не проникнет и крот. Злой дух не сумеет открыть ее прочных запоров, Злой вихрь не посмеет коснуться железных ворот. Крепка та твердыня, как будто рука землепашца. Сурова она и мрачна, как жестокий Нимрод 25. Как разглядел Самак эту твердыню, сказал: – Атешак, да это столп небесный! Однако все же придется нам туда проникнуть. Двинулись они к крепостным стенам, едва приблизились немного, а уж дозорный сверху увидал, что двое идут. Кричит им: – Кто такие? – Свои, – отвечает Самак. К воротам подошли, Самак поглядел: ворота двустворчатые, железные, все вокруг тоже железом оковано, на совесть изготовлено. Если бы железных дел мастера свое умение приложили, десять дней бились бы – все равно такие ворота не сломать. Подивился Самак, а потом крикнул: – Скажите богатырю Магугару, что прибыли два гонца от Аргуна Сарчупана, есть у них для кутваля крепости вести. Стражник сказал урядникам, те доложили Магугару, что дожидаются его двое, говорят, от Аргуна прибыли, известия привезли. – Поглядите, кто они и по какому делу, – говорит Магугар, – да какое у них есть подтверждение, что они и правда посланцы. Вышел из крепости хаджиб, сказал: – Кутваль Магугар изволит спрашивать, зачем вы прибыли и какой у вас знак есть в подтверждение ваших слов? – У нас есть перстень Аргуна, – ответил Самак, – а дело наше важное. Скажи, что Самак и Атешак прибыли. Тот вернулся и сообщил все Магугару. Услыхал Магугар имена Самака и Атешака, сразу помрачнел, приуныл, голову повесил. А огорчился он из‑за того, что Махпари была в крепости. Как мы уже говорили, Магугар был сыном Шерванэ, кормилицы Махпари, он в детстве видал Махпари, влюбился в нее и открылся матери. Шерванэ ему сказала: – Махпари – царская дочь, а ты – безотцовщина. Не отдадут ее за тебя – ведь твоего отца сыскать невозможно. Она потому так говорила, что очень много развратничала, кого попало в дружки себе брала, сама не знала, от кого те дети, которых она рожала. И про Магугара не помнила, чей он сын, кто его отец. Но потом она все‑таки сказала: – Ну, ничей сын, наберись терпения, я кое‑что придумала. Соберу я царевичей свататься к девушке, задам им загадку про говорящий кипарис и брошу в темницу. А когда выяснится, что больше никто не приезжает ее сватать, скажу тебе разгадку, ты посватаешься к девушке, и шаху придется отдать тебе дочь, не удастся ему отказать. Так она успокаивала своего сынка, пока его не назначили кутвалем крепости Шахак. Отправился он туда, продолжая надеяться, а кормилица всякий раз, как приезжала к нему повидаться, ободряла его и приговаривала: «Теперь уж скоро». А что ее убили, Магугар до сих пор не знал. Когда Махпари привезли в крепость, Магугар поглядел на девичью красу, длинную косу, на стан да на стать ее. Прежняя любовь в нем всколыхнулась, и пришел он в смятение, а ведь у девушки было еще больше прелестей, чем он разглядеть мог. В той крепости были шахские покои – их и назначили для жилья царской дочери с Лала‑Салехом и двумя невольницами. Шахская дочь объявила: – Желаю, чтобы никто, кроме Лала‑Салеха, ко мне не приходил. Пусть он каждую неделю приносит все, что нужно. Пока комнаты для нее готовили, шахская дочь ожидала. Сообщили в город Чин, что девушку привезли в крепость, чтобы прислали Рухафзай‑музыкантшу и невольницу по имени Аргаван, домоуправительницу царевны, и еще одну, Альгу‑казначейшу. Те через неделю прибыли. Махпари очень обрадовалась их приезду, хоть она и тосковала по Хоршид‑шаху. А эти шахские покои были так построены, что, если подняться на башню, больше чем на сто фарсангов вокруг видно было. К примеру, всех, кто мимо проезжал, видать. Побывала там Махпари и приказала Альгу: – Ты мне давно служишь, девушка исполнительная, ты должна теперь целый день сидеть здесь в башне и наблюдать. Как кто‑нибудь близко покажется, ты мне доложишь. Другой службы тебе не будет. – Повинуюсь, – ответила Альгу и осталась в башне. А Махпари и Рухафзай день и ночь вино пили, а за всем, что им нужно было, Лала‑Салех шел к Магугару, и тот приказывал выдать желаемое. Однажды Магугар спросил Лала‑Салеха: – А почему моя мать не приехала с царевной? Лала‑Салех не сообразил, что язык‑то придержать надо, и говорит: – Долгих лет тебе, богатырь, ведь мать твою убили! Магугар так и ахнул, с места вскочил. – Кто ее убил, – говорит, – и за что? – Самак‑айяр, – сказал Лала. – А по какой причине? Лала описал Магугару все, что произошло, от первого появления Хоршид‑шаха до того времени, когда они в крепость приехали. Когда Магугар узнал о том, как мать была убита, услышал обо всех событиях, он зарыдал, заплакал о матери, а потом велел отпустить Лала‑Салеху все, что требовалось, и тот вернулся к себе. А Магугар поминки справил и стал раздумывать: «Господь справедливо мои дела устроил! Хоть мать моя скончалась и не успела мне Махпари предоставить – а ведь это ее я тут дожидался, – девушка сама мне в руки попала. Буду ее держать здесь, пока она не привыкнет ко мне, а потом овладею ею и затворюсь в крепости. Никакое войско в мире меня тут не возьмет. А с Самаком, Шогалём и Хоршид‑шахом я так рассчитаюсь, что до конца света о том говорить будут». Вот что он придумал. А Лала, вернувшись от Магугара, очень опечалился. Шахская дочь спросила его: – Отчего ты такой невеселый? Лала выложил ей все, о чем рассказал Магугару. – Ах ты растяпа, ты что же, рассудка лишился, с ума спятил?! – воскликнула царевна. – Да можно ли было меня такой опасности подвергать? Как я теперь отсюда выберусь, от этого негодяя избавлюсь? – Ох, царевна, ненароком ошибка вышла, не хотел я, – сказал Лала‑Салех. – Смотри, Лала, – говорит девушка, – теперь остерегайся, будь осторожен с ним. Поговорили они, через несколько дней явился Лала к Магугару за пищей, а тот вдруг пожаловал ему богатое платье и еще кошель с тысячью динаров. Поклонился Лала, поблагодарил, а сам думает: «Неспроста это Магугар меня одаривает». Тут Магугар к нему обратился: – Лала, ты знаешь, что мать моя умерла, а ведь ты у нее под началом состоял, значит, теперь должен быть со мной заодно. Тебе известно, что я с детства в Махпари влюблен и только ради шаха не сватался – мать не позволяла. Теперь, раз мать умерла, а девушка у меня оказалась, значит, сам бог мне ее послал. Не откроешь ли ты ей, что у меня на сердце? Расскажи ей обо мне, что мы, мол, с ней соединимся, поселимся в этой крепости – ее никакое войско на свете не возьмет – и будем спокойно жить‑поживать, так как всякого добра здесь в изобилии. И еще много чего наговорил он Лала‑Салеху. А Лала отвечает: – Нет, богатырь, у меня смелости не хватит перед шахской дочерью такие речи вести, да я заикнусь только, а она меня жизни лишит! Не хочу я после стольких лет беспорочной службы, которая мне доброе имя принесла, погибнуть бесславно. Придумай еще что‑нибудь, а это дело не для меня. С этими словами он ушел. Разговор их наедине происходил, и Магугар сказал себе: «Не надо было мне так говорить. Ну, придется теперь другой путь искать». А Лала, вернувшись с припасами к девушке, на этот раз ничего ей не рассказал, и все оставалось по‑прежнему, до того часа, когда подошли к воротам крепости Самак и Атешак. Магугар расстроился и стал сам с собою рассуждать: «Как же мне поступить? Ворот не открывать – значит, из подчинения выйти. Но ведь я еще не знаю, как с девушкой получится, а такая непокорность меня на все царство опозорит». Потом он решил: «Их и всего‑то два человека. Впущу их в крепость, головы им отрублю, а если шахская дочь будет говорить, зачем, мол, такое сотворил, скажу, в отместку за смерть матери». Такое замыслил и приказал ворота открыть, их в крепость впустить. Вступил Самак в крепость и говорит: – Ну, Атешак, божьей милостью и под счастливой звездой царевича я крепость взял! Атешак вознес ему хвалу, и оба они отправились во дворец Магугара. Слуги их у дверей задержали, Магугару доложили, тот приказал ввести их. Вошли они, поздоровались как положено, Магугар их усадил, стал расспрашивать, как поживают Хоршид‑шах и Аргун. Самак говорит: – Два дня сражение вели, Катран‑пахлавана захватили, в ущелье Бограи заточили. – Катран‑пахлаван из людей Армен‑шаха? – спросил Магугар. – Да. – Что же это за богатырь, если его в плен захватить можно? Самак подумал: «Если скажу, что это я Катрана притащил, он меня испугается». И он сказал: – А это Хоршид‑шах на поле вышел, пятьдесят человек уложил, а когда наконец выехал против него Катран, они немного поборолись, потом Хоршид‑шах его на землю поверг, связал и в плен захватил. Услышал Магугар о деяниях Хоршид‑шаха, страх его разобрал. Он сказал: – Слава ему! Оказывается, Хоршид‑шах великий богатырь! А ты, Самак, с каким делом прибыл? Тут Самак такие речи повел: – О кутваль, меня прислал Аргун Бограи, чтобы ты, богатырь Магугар, в моем присутствии всю крепость проверил, хлебные амбары обновил, запасы воды осмотрел. И еще приказал он доставить сюда из ущелья Бограи двадцать тысяч хар‑варов зерна. Ведь два таких войска лицом к лицу встали: может дело так обернуться, что понадобится укрыться в ущелье Бограи и в крепости. А коли победим мы, предусмотрительность нам вреда не принесет. С этим поручением он меня и прислал и в подтверждение дал мне свой перстень. И он протянул Магугару кольцо. Тот при виде кольца поверил Самаку. Взял он перстень, поцеловал его, поклонился, сказал: «Повинуюсь» – и тотчас приказал позвать старосту крепости и принести все ключи. Выбрал он ключи от хлебных кладовых, дал старосте и сказал: – Ступай вместе с Самаком, обойди всю крепость и покажи ему все зернохранилища, и водохранилища, и риги, и распорядитесь там обо всем. А про себя Магугар решил: «Я ими займусь, когда они себя в безопасности считать будут, посмотрю тогда, как с ними поступить». И вот староста крепости повсюду расхаживает с Самаком и Атешаком, а Самак старается при этом все рассмотреть, разведать на случай боя, где у них что помещается и где Махпари обретается. Старосту крепости звали Нак. Ходили они втроем по крепости, бродили, пока не подошли к шахским покоям. Тут Самак услыхал голос Рухафзай, которая песню пела. Подивился он, как она здесь оказалась, и воскликнул: – Ай, мамочка, нехорошо без меня‑то винцо попивать! Тогда Рухафзай его голос услышала, встала она, поклонилась Махпари и говорит: – О царевна, знакомый голос слышится. Тотчас высунулась она в окошко и увидела Самака. – Царевна, мне за добрую весть причитается, – воскликнула она, – ведь это Самак‑айяр пришел! Тут и шахская дочь в окно поглядела, видит, идет мимо Самак и еще двое с ним. Обрадовалась она и велела Лала‑Салеху: – Ступай за Самаком, выследи, куда он идет. Лала‑Салех вышел из дома и отправился следом за Самаком. Прошел он немного, Самак оглянулся и увидел его. Понял, что тот его разыскивает, обратился к старосте и говорит: – О богатырь Нак, на сегодня хватит, отведи нам место какое‑нибудь, чтобы отдохнуть, а то мы очень торопились, дорогой устали. Завтра осмотрим, что осталось, и сделаем все, что нужно. Нак отвел им помещение, устроил их, а сам ушел. Сидят они в той горнице, отдыхают, а Лала‑Салех их поджидает. Как увидел, что староста за дверь вышел, проскользнул туда, подошел к Самаку и поздоровался. Встал Самак, обнял Лала‑Салеха, подле себя усадил и обо всем расспросил. Говорит ему: – Да разве ты, Лала‑Салех, не знал, что в эту крепость соваться не стоит – прямо к врагу в руки попадешь? Ну, ладно, господь меня вам в помощь послал. Раз уж я сюда пробрался, бог даст, как‑нибудь высвобожу вас. Потом он спросил: – Скажи‑ка, Лала, с тех пор, как мы тут, Магугар ничего тебе не говорил насчет Махпари? Или, может, через людей что‑нибудь передавал? Не посылал ли припасов сверх положенного, не приходил ли на поклон к шахской дочери? – Эх, богатырь, – ответил Лала‑Салех, – да мы едва приехали, как я по простоте своей всю историю ему и выложил. Ну, он поплакал немного о матери и спрашивает: «Мать мою Самак‑айяр убил?» – «Он», – говорю. Покачал он головой, а через два дня, когда я к нему пришел, халат мне подарил и кошелек с тысячью динаров и открыл мне свою сердечную тайну. Пересказал Лала‑Салех все, что было между ним и Магу‑гаром, Самак сначала нахмурился, а потом сказал: – Да, дело‑то по‑другому оборачивается. Лала, а ты рассказывал об этом Махпари? – Нет, – ответил тот. – Ну, тогда вот что. Ступай к Махпари, передай привет от меня и скажи ей, что, хоть жизнь моя на волоске висит, я за ней пришел. Она должна послать Магугару такую весть: «Богатырь, ты ведь знаешь, что мы с тобой одним молоком вскормлены, с детства вместе играли… Я тебе сердце отдала, тебя полюбила, только из страха перед кормилицей признаться боялась. А потом пришел Самак и убил кормилицу. Уж как я огорчилась, да что поделаешь?! А меня в конце концов решили за Хоршид‑шаха отдать. Тысячью уловок я из их рук вырвалась, в эту крепость приехала, а все из‑за любви к тебе – ведь кабы не любовь, что мне здесь делать? Значит, я из‑за тебя приехала». Пусть она его обманет любовью‑то! А потом пусть скажет: «Слышала я, будто Самак в крепость прибыл, а с ним еще какой‑то человек, Атешак, тоже из айяров. Не иначе как они за мной приехали – ведь от них‑то я и убежала. Надо им головы отрубить, да так, чтобы никто не узнал, а больше в крепость никого не пускать. Когда разделаешься с ними, приходи ко мне, мне с тобой поговорить надобно. Тогда я тебе скажу, что дальше делать». Атешак тут же сидел и эти наставления слышал. Он сказал: – Господи помилуй, братец, что это за речи? Ты, верно, гибели нашей хочешь? Засмеялся Самак‑айяр и сказал: – Эх, Атешак, очень уж ты жизнью своей дорожишь! Лала‑Салех пошел к Махпари и передал ей все, что говорил Самак, а также рассказал, что ему Магугар раньше расписывал. Расстроилась Махпари и говорит Рухафзай: – Ты ведь знаешь, каково мне тут с Магугаром! Благодарение богу, что Самак пришел, он нам теперь поддержка и защита. Но эти его речи вовсе безумные! – О царевна, – ответила ей Рухафзай, – ты ведь о нем ничего не знаешь. А он до того умный и умелый, предусмотрительный и сообразительный, что и сказать невозможно. И все его помыслы на одно направлены: чтоб Хоршид‑шаха во всей красе к тебе доставить. Ведь тогда это он все устроил и избавил тебя от Газаль‑малека. Видно, в тот день, когда тебя повезли в крепость, он отсутствовал, а то не допустил бы этого. Он всегда лучше знает, что делать. Поступай так, как он велит. Ведь для того он и пришел в крепость, которую никто в мире захватить не может, чтобы тебя вызволить. Махпари сказала: – Лала, иди к Магугару и скажи ему все, что наказывал Самак‑айяр, хоть я совсем не понимаю, что из этого получится. Ну, вам с Самаком виднее. Лала поклонился и сказал: – О царевна, речи складывать я умею, все, что он наказывал, я куда лучше изложу, а вот дело делать неспособный я. Пришел он к Магугару, поклонился, помолился и сказал: – О богатырь, нам надо немного сахару и сластей, царевна просит. – Лала, а ты, я вижу, весел, – говорит Магугар. Поклонился тот опять и говорит: – Твоими делами, богатырь, занимаюсь. Во‑первых, царевна тебе прислала привет, но она тебя упрекает, говорит, никогда‑де не встречала такого человека ветреного! Столько времени уже я в этой крепости живу, а он ни разу обо мне не вспомнил, не навестил, о здоровье не расспросил. Значит, не любит он меня, коли даже и не вспоминает. А ведь я его всей душой обожаю! С детства его полюбила.Только чтобы с ним свидеться, в эту крепость приехала. Ради свидания с ним множество хитростей в ход пустила, пока добралась сюда. А от него никакой любви не вижу. – Лала, а ты разве не передал ей, что я тебе говорил? – спрашивает Магугар. – Богатырь, да я не осмелился с ней о таких вещах слова сказать, язык не поворачивался. Но вчера сидел я, а Махпари ноги вытянула, чтобы я растер ей лодыжки, а Рухафзай‑музыкантша песни играла. И вот Махпари тяжело вздохнула. Я говорю: «О царевна, что с тобой, отчего так вздыхаешь?» А она мне: «Лала, что может быть хуже того, как со мной Магугар поступает? Я ради него рассталась с родными, с царской Долей, с негой и богатством и отправилась в горы дикие в надежде, что удастся с ним повстречаться, желание свое исполнить. А он теперь обо мне и не вспоминает». Тут я воспользовался случаем и сказал: «О царевна, это не Магугар виноват, а я, твой слуга. Он мне говорил, да я тебе не передавал». Ну и рассказал ей все наилучшим образом, а она обрадовалась, развеселилась и молвила: «Что же ты мне раньше‑то не говорил?» А еще сказала: «Лала, я слыхала, что пришли в крепость Атешак и Самак. Ты завтра утром сходи к Магугару, передай ему привет от меня и скажи, мол, Самак его мать убил, а теперь до меня добирается, хочет нас разлучить. Надо их обоих прикончить так, чтобы не узнал никто, а больше никого в крепость не пускать, даже если сам Фагфур, отец мой, приедет. Тогда мы тут и заживем вместе». Обрадовался Магугар словам Лала‑Салеха, душа его возликовала, и он спросил: – А как устроить, чтобы об их смерти никто не узнал? – Богатырь, это мне неизвестно. Пойду к шахской дочери, может, она что придумает. – Правильно! – одобрил Магугар. – Ступай к Махпари, передай от меня привет и спроси, как лучше их убить: мол, твое мнение важнее, тебе лучше знать. Такие речи Магугар говорил, встречи с шахской дочерью домогался, а судьба над ним смеялась. Вышел Лала‑Салех, отправился к Самаку и все ему рассказал. Самак говорит: – Лала, иди к Махпари, перескажи ей все, что мне говорил, и накажи от меня, пусть пошлет Магугару такую весть: «Созови побольше гостей, всех воинов крепости, знатных и простых. А еще Самака и Атешака. И перед всем народом награди их и одари, чтобы все это видели. А потом напои их пьяными. Когда они спать пойдут, отруби им обоим головы и мне пришли, а тела сбрось с крепостной стены вниз. Коли люди в крепости их хватятся, подумают, что они уже ушли восвояси. Тогда приходи ко мне, в светлицу мою». Подивился Лала‑Салех речам и делам Самака – ведь сам себя на погибель обрекает! А Атешак, дрожа от страха, причитать начал: – Что же это такое, где же это видано? Тогда Лала отправился к Махпари и все ей расссказал. Она, как услышала, очень опечалилась, закручинилась и, обратившись к Рухафзай, молвила: – Самак с ума сошел. Хочет меня в беду вовлечь и себя загубить. Господь ведает, что он такое задумал. Разве разумный человек так поступает?! – О царевна, – возразила ей Рухафзай, – я ведь тебе говорила, что Самак такие дела делает, которые другим и на ум не идут. Ты исполняй то, что он говорит. Тогда девушка сказала: – Лала‑Салех, ступай к Магугару, передай ему все, что Самак велел. Лала‑Салех отправился к Магугару и пересказал ему все, что было велено. – Слава шахской дочери! – сказал Магугар. – Прекрасно она придумала. Ну, Лала, передай Махпари привет и извинись за меня, мол, надо мне делами заниматься, но душой и сердцем я с ней. Поклонился Лала‑Салех и ушел. Магугар тотчас позвал старосту крепости Нак‑пахлавана и сказал ему: – Созывай народ, дело есть. Слуги все приготовили, а староста созвал жителей крепости. Потом кутваль послал Нака за Самаком и Атешаком. Тот пришел к ним, поклонился и сказал: – Пахлаван Магугар вас приглашает поговорить о шахской дочери и об устройстве крепости. – Повинуюсь, – ответил Самак, – ты ступай себе с миром, а то я немного нездоров, вот выпью розовой водицы и явлюсь. Нак и ушел. А Самак говорит Атешаку: – Собирайся, пойдем к Магугару, у него гости сегодня – посидим часок за вином. Перепугался Атешак, давай упираться: – Нет, Самак, ничего подобного я делать не желаю. Хороши гости! Что я, спятил, своими ногами к Магугару идти, чтобы меня там убивали? Да ты еще обучил его, как убить лучше… Ежели тебе охота идти – иди. – Атешак, как ты с такой отвагой в айяры попал? – спрашивает Самак. – Успокойся ты, богом клянусь, я так все устроил, что это мы с тобой Магугара и всех, кто есть в крепости, убьем, всему миру уроком станем. – Нет, Самак, ты пойдешь, я не пойду, – твердит Атешак. – Ступай, убивай их всех! А я после подойду, сделаю все, что прикажешь. – Атешак, радоваться надо, что ты столько претерпел, зато настоящим айяром стал, – убеждает его Самак. – А теперь пойдем! – Не пойду, – упорствует Атешак, – они нас вином напоят, мы захмелеем и погибнем. Не трудись ты, Самак, ради моей смерти, да и ради своей тоже. Засмеялся Самак: – Да ведь теперь уж ничего не поделаешь. Если не пойдем, они нас здесь убьют. Кто нам на помощь придет? Поневоле приходится нам идти, а коли ты боишься, что тебе вино пить Достанется, так я того не допущу. Всю твою долю выпью и не запьянею: я тысячу раз с айярами об заклад бился – всех допьяна напою, а сам трезвым остаюсь. Атешак удивился: – Самак, а ты что же, за ворот его льешь, вино‑то? Самак‑айяр сказал: – Атешак, я еще младенцем был, когда Сахлан ибн Фируз ибн Рамин вино пил, а отец мой состоял при нем виночерпием. Однажды держала меня мать на руках, а отец в это время вино из чана в кувшин набирал. Вышла у него с матерью моей ссора, он ее ударил, она меня в чан уронила. Когда они меня из чана выудили, я уж с лихвой вина наглотался. Тогда они подвесили меня вниз головой, чтобы вино из меня вылилось. После того стал я болеть и хиреть, а лекари сказали: коли хотите, чтобы он поправился, то, пока он пределов младенчества не перешагнет, добавляйте ему во всякую пищу вина. И с тех пор мать, когда мне еду готовила, обязательно вина подмешивала, пока не исполнилось мне семь лет. Тут отец мой умер. Начала мать одна меня растить. Два года прошло – мать скончалась. Некому стало за мной присматривать. Я, бывало, что на улице найду, тем и сыт. Потом пристроился я на службу к Шогалю‑силачу. Он меня приемным сыном назвал, потому что был я очень ловким. А потом опять напала на меня хворь: что ни съем, живот болеть начинает, до того доходит, что я терпение теряю, неделями криком кричу, пока господь облегчения не пошлет. Это я все к тому говорю, чтоб ты знал: я могу и вино пить, и пьяным не быть, потому что я этим вином питаюсь. Сунул он руку за пояс, достал дирхемов двадцать зелья, от которого человек в беспамятство впадает. Если комочек в один дирхем весом в вино бросить, сто человек с ног свалит. Протянул он пять дирхемов зелья Атешаку и сказал: – Если сможешь, по моему знаку бросишь в вино да пригляди сперва, чтобы это вино Магугару поднесли, а с прочими я и сам управлюсь. – Богатырь, ты, никак, хочешь меня в кравчего обратить? – говорит Атешак. – Нет, это дело не по мне. Это уж ты сам верши. Коли охота, сам вино разливай, а меня, ради бога, не замай, на такую страсть не толкай! Самак говорит: – Ну, Атешак, да ты вовсе ни к чему не пригоден! – Не мое это дело, – отвечает Атешак, – и не уговаривай. Коли тебе надо, сам и старайся. Взял Самак кинжал, за пояс заткнул, спрятал хорошенько, чтобы не видал никто, и пошли они к Магугару. Поздоровались, Магугар встал им навстречу, все остальные тоже поднялись. Магугар велел, чтобы вновь прибывших посадили выше всех, и, прежде чем за еду приниматься, велел две кипы одежды принести. Отобрал два красивых платья и пожаловал им. Самак подумал: «Это платье точно для Хоршид‑шаха изготовлено!» – и сказал Атешаку: – Я отдам это платье Хоршид‑шаху, уж очень оно ему подходит! – А я свое – Фаррох‑рузу, – говорит Атешак, – ведь они братья. В это время шербет принесли и закуски, а там и столы накрыли. После еды устроили пир веселый. Магугар спрашивает: – Ну, как, Самак‑пахлаван, осмотрел хлебные амбары? Я распорядился, чтобы десять тысяч харваров зерна, которые Аргун посылает, тоже в крепости разместили. Самак поклонился и ответил: – Мы ожидали, что пахлаван распорядится завтра нас отпустить. – Так я и сделаю, – говорит Магугар. – Сегодня вина выпьем, а завтра делами займемся. С этими словами принялись они за вино. Каждый Самаку заздравную чашу дружбы посылает, а Самак ее выпивает. Когда же за здоровье Атешака чашу подымают, Самак говорит: – Атешак у нас вина не пьет, я за него выпью. Все и довольны. Разгорячились все от вина, только на Самаке никаких следов хмеля незаметно. Магугар думает: «И как только в него столько винища влезает?» А тут как раз Самак встал, взял кубок с вином, подошел к Магугару. Перед Магугаром стоял высокий золотой кувшин, узором торанджи украшенный. Самак его взял, поцеловал, опять перед Магугаром поставил и говорит: – Вот какой кубок я тебе в знак дружбы посылаю! Магугар про себя говорит: «Да разве такое возможно выпить?! Он‑то, может, и глотает по десять манов зараз, а мне как с этим справиться?» А Самак кубок осушил, Атешаку протянул: налей, мол, еще, и сам ему знак делает, чтобы тот зелья в вино подсыпал. Пока Магугар на Самака дивился, сколько, дескать, этот ублюдок вина может выпить, Атешак с кубком подоспел, Самаку его вручил. Взял Самак кубок, смотрит – маловато дурману. Вынул он у себя из‑за уха еще немного – будто волосы за уши заправил – между пальцами заложил, да в чашу и бросил. Подошел к Магугару, восхвалил его и чашу ему протянул. Потом сказал: – О богатырь, ты ради меня столько народу созвал, такое собрание прекрасное устроил. Я и раньше о тебе много хорошего слышал, хотел сам тебе послужить, да повода не находилось. А как вышел случай, я и за дело‑то взялся только ради того, чтобы к тебе поехать, поклониться, полюбоваться тобой, сердцем и душой тебе послужить, удостоиться чести руку твою облобызать. А когда я сюда прибыл, то увидел, что ты еще достойнее, чем мне говорили. Вот какие речи он вел, Магугара расхваливал, пока зелье в вине не растворилось. Потом он поцеловал кубок и передал его Магугару. Тот говорит: – О Самак, да мне и за десять раз столько не выпить – как я смогу одним духом такую чашу осушить? Самак‑айяр поклонился и ответил: – Воля твоя, богатырь: коли хочешь – одним духом пей, а не хочешь – десять раз прикладывайся. Магугар про себя говорит: «Нет уж, это получится позор и бесчестье, надо постараться одним или двумя глотками все выпить». Воздуху в грудь набрал, да полтора мана зараз и проглотил. Винные пары и то зелье в голову ему ударили, в глазах у него помутилось, свалился он без чувств и чашу из рук выронил. «Ну, от одного избавились», – сказал себе Самак. Атешак увидел, как ловко Самак это проделал. «Слава тебе господи», – говорит. А народ вино пьет и не ведает, что Магугар замыслил Самака убить. Тогда Самак сказал: – Благородные мужи, такой богатырь, как Магугар, двух манов вина не осилил. Все поклонились и опять за вино принялись: кто ни выпьет из того кувшина, замертво падает. Самак там стоял, а Атешак и Нак в сторонке сидели. Когда Атешак увидел, что все без сознания попадали, встал, схватил Нака, старосту крепости, наземь бросил и связал. Затем Самак с Атешаком отрубили головы всем, кто там валялся, и Самак к Наку обратился: – Отвечай, сколько в этой крепости мужчин, сколько женщин и детей? Коли правду скажешь, я тебя пощажу и крепость тебе пожалую. – Сто тридцать человек мужчин, – ответил Нак. Самак с Атешаком убитых пересчитали – сто семь человек. Самак спрашивает: – Говори, Нак, где еще двадцать три человека? Они здесь были? – Были, – отвечает Нак. – Ну, Нак, ищи их скорей, а то тебе конец, а их я все равно найду. – Пойдемте со мной, – говорит Нак, – по домам пошарим, повсюду поищем 26. – Лжешь ты, Нак, куда же еще тринадцать человек делись? Коли тебе жизнь дорога, говори, где они. – Еще один тайник вспомнил, – отвечает Нак, – может, там они. Повел их Нак к тому месту. Видят они, дыра какая‑то наподобие пещеры. – Здесь они, – сказал Нак, – ищите теперь. Полез Самак в ту дыру, а там еще тринадцать пьяных лежат. Они там укрылись, когда увидели, что Самак во дворце Магугара всех перебил, – вот они в эту пещеру и убежали. Самак‑айяр отрубил всем тринадцати головы, вышел оттуда и спрашивает Нака: – Признавайся, остался в крепости еще кто‑нибудь? – Стражник остался, – ответил Нак, – а еще привратник. Они тотчас пошли и тех тоже убили. Привратник хотел было крик поднять, но его сбросили с крепостной стены вниз. Когда они с мужчинами покончили, пошли собрали всех женщин и детей, которые там были, и выставили их за ворота. Разделались они с женцинами и детьми, Самак сказал: – Надо Нака одарить, он большую смелость показал. А крепость я пожалую ему. – Ты сам знаешь, как поступать, что делать, – ответил Атешак. – А ты что скажешь? – обратился Самак к Наку. – Сможешь крепостью управлять? Нак обрадовался, не понял тайных мыслей Самака: – О богатырь, отчего же не смогу? Я твой слуга, приказывай. Взял его Самак за руку, отвел на край крепости, дал ему платье красивое и сбросил вниз с крепостной стены. Избавились они ото всех, отправились прямиком к шахской светлице. Вошел Самак к Махпари, приветствовал ее. Мах‑пари встала, обняла Самака и сказала: – Слава тебе, храбрый воин, самый искусный айяр нашего времени! Всему миру известно о твоем мужестве и благородстве. А Самак ей в ответ говорит: – Под счастливой звездой Хоршид‑шаха и благодаря твоему счастью это дело отлично получилось! Потом он обратился к Лала‑Салеху: – Теперь ты будешь кутвалем крепости Шахак, я тебе жалую эту должность. Смотри же, будь осторожен! Хоть крепость эта прочная и недоступная, пока меня нет и пока тебе верный знак не предъявят, не открывай ворот. А я теперь должен вас оставить, надо мне заняться делами Хоршид‑шаха, здесь же мне делать нечего. Махпари, Рухафзай, Аргаван, Сэноубар 27 и Лала‑Салеха впятером оставил в крепости, потом забрал те два нарядных халата, сели они с Атешаком на коней и уехали. А Лала‑Салех закрылся в том надежном убежище, и остались они там – Четыре Женщины и слуга. жүктеу/скачать 4.53 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|