Самак айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. О том, как Хоршид‑шах отправился на поиски Махпари, какие трудности на пути изведал и как прибыл в страну Чин
жүктеу/скачать 4.53 Mb.
|
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. О том, как Хоршид‑шах отправился на поиски Махпари, какие трудности на пути изведал и как прибыл в страну ЧинСочинитель этой истории говорит, что тем стариком и была колдунья‑кормилица Шерванэ! Она оборотилась стариком и в таком обличье по всему свету бродила, свои дела вершила. Проводили они этого старика, шах сыну и говорит: – Ну вот, сынок, теперь ты знаешь, кто эта девица и откуда она. Обуздай же свою плоть и укрепи дух свой, ведь любое дело надо начинать в добром здравии. Никакое богатство на свете, никакая власть против здоровья не устоят. А коли ты болен и тело твое измучено тоскою, то не обретешь в мире покоя и исполнения желаний, ибо основа всех царств – крепость здоровья. – Как богу угодно… – отвечал Хоршид‑шах. И царевич отцу на радость взялся за ум, занялся лечением, пока опять не окреп. В доброе время, в счастливый час отправился он в баню. Отец раздал милостыню – ему во здравие, а царевич, выйдя из бани, плавно выступая, направился к отцу на поклон. Воины‑богатыри осыпали его нисаром, отец встал и заключил сына в объятия, расцеловал его, подвел к тахту и усадил подле себя. Зажили они радостно и счастливо. С помощью лечения царевич пришел в себя и всего за месяц так поправился, что на лице его не осталось и следа болезни. И вот однажды утром он явился по обыкновению к отцу, отдал земной поклон, приветствовал его как положено и просидел в шахском присутствии, пока все не разошлись: челобитчики по домам отправились, эмиров и воинов отпустили. Тогда Хоршид‑шах поклонился отцу до земли и сказал: – Да продлится жизнь государя, ибо я очень надеюсь, что он разрешит мне ехать свататься к Махпари, дабы сбросил я с шеи сей тяжкий камень, утишил бы сердца горючий пламень, душу от муки освободил, жизнь молодую себе облегчил. Как я вижу, великому шаху непонятно, почему я болею, что на сердце держу. А ведь это все от любви, о чем я почтительно сообщал и напоминал государю‑отцу, и все мои страдания ему известны. Вот я и хочу, чтобы шах повелел мне отправляться Махпари‑утешительницу искать и добиваться, а то разлуку терпеть сил нет. Когда услышал Марзбан‑шах слова своего наследника, увидел, как тот убивается, заплакал сам и сказал: – Дорогой ты мой, сынок ненаглядный, вспомни совет того старца да послушай назидание: ведь вся‑то радость жизни – внимать наставлениям стариков. Во‑первых, по их советам человек может счастья достичь, а во‑вторых, послушание отцу – послушание богу. Бойся причинить отцу горе, пожалей родителей и сестрицу свою! Вообрази, что тебе это приснилось, забудь эту любовь, ты ведь еще дитя, и не след тебе с отцом‑матерью разлучаться. Как услышал Хоршид‑шах эти слова, закричал и сознания лишился. Подхватил его Марзбан‑шах, приказал в лицо ему ракитовой настойкой брызнуть. Тот пришел в себя, принялся плакать и рыдать, стенать начал: – Ах, отец, отец, нет у тебя ко мне жалости, не знаешь ты любви моей, не разделяешь муки!… И сколько бы я ни рассказывал, ничего тебе не понять: ты этого не испытал, горечи разлуки не изведал. Пока мы не ведали, кто эта девушка, откуда она, мне все же легче было. А теперь тяжелей. Тот раз я был болен сердцем, как ты сам видел, и была у меня в сердце страсть. Теперь занемог я душой и страсть моя превратилась в любовь, нет мне больше покоя. Отпустил бы ты меня, а не то загублю я жизнь свою, так как нет у меня сил терпеть разлуку. Ты‑то ведь не в гуще сражения – со стороны наблюдаешь, а со стороны всякий бой легок. Миг говорят, что лекарство – терпенье: Со стороны так легки поученья! Пусть мой советчик два горя сравнит: Полу прожег – или сердце горит! А если тебя тревожат расход казны да сборы мне войска, то, хоть и нельзя зарекаться, я все же скажу: коли ты из‑за этого мне не дозволяешь ехать, то отпусти! Ведь мне не надобно ни злата, ни дружины, достаточно у меня и воинов и богатства. Я и один поеду, только чтобы ее повидать, собственной доблестью возлюбленной добиться или погибнуть. Нельзя же горю покоряться! Шах сказал: – Сын мой, клянусь милостивым богом, всеми праведниками, жизнью твоей, которая мне дорога, клянусь, что я не из‑за казны и войска возражаю. Не хочу я, чтобы с тобой что‑нибудь случилось, тяжко мне изведать разлуку, которую ты мне сулишь, – бремя разлуки тягостно и мучительно. А всего тяжелее расстаться с таким сыном, ради которого я бы охотно отдал все богатства на свете, все наследство отцов, только бы его оградить от бед. Ведь все мое царство тебе предназначено, войско и дружина – все слуги твои, а ты – моя жизнь, да еще и стократ жизни дороже, как сказано на этот счет: Веши для жизни нужны, а не жизнь для вещей: Жизни настанет конец – что за прок от вещей? Так что поостерегись, сынок, не предавайся таким мыслям. Но Хоршид‑шах никак не успокаивался, все плакал, тут и Марзбан‑шах заплакал. Был при том Хаман‑везир, он сказал: – О великий государь, вон куда вас разговоры завели! Устрой дела сына, дай ему свое позволение – вот как следует поступить. Собери его в дорогу, пусть отправляется – ему обязательно нужно посвататься к девушке. Справится он с этим делом, хоть и выпадет ему на долю много мучений, но в конце концов он достигнет своего: ведь он родился под счастливой звездой. Ты же слыхал от мудрецов, каковы будут его странствия, да и мне ведомо, что дела его устроятся благодаря путешествию: он получит эту девушку и добьется исполнения желаний. Марзбан‑шах, услышав эти слова везира, расцеловал сына и объявил: – Душа моя, радуйся: отец устроит твои дела. Раз ты того желаешь, я отправлю тебя сватать твою возлюбленную, пусть будет по‑твоему. Хоршид‑шах вознес хвалу отцу и довольный вернулся к себе. А Марзбан‑шах, когда осчастливленный сын вышел, тотчас приказал открыть двери сокровищницы и собрать великое множество драгоценностей, золота, серебра, мускуса, амбры, камфары, платья из румийского и багдадского атласа – всего харваров двадцать, а сверх того палатки, и шатры, и обоз, и арсенал, и кухню, и умывальню, и все прочее, что необходимо. Потом кликнул тех двух богатырей, Альяна и Альяра, и сказал: – Выпало вам ехать в страну Чин с моим сыном – он ведь совсем дитя, не все еще разумеет, не все умеет, так что вам и судить и рядить – вместе поедете. Богатыри поклонились и сказали: – Мы слуги шаха, что он прикажет, то и сделаем. Отобрал Марзбан‑шах в провожатые сыну тысячу всадников – из тех, у кого жены да дети, чтоб прониклись сочувствием к Хоршид‑шаху. А Хоршид‑шах пошел с матерью и сестрой попрощаться. Заплакали те, зарыдали. Гольнар говорит: – Сынок, тебе наскучило с матерью жить, а я‑то на тебя еще не нагляделась. Считай эту разлуку последней – чует мое сердце, не видать тебе больше матери. Зарыдала она при этих словах, как только может рыдать человек, а сестра царевича со слезами на землю пала, стеная и причитая. Фаррох‑руз тут же стоял, плакал и рыдал, приговаривал: – Матушка, коли ты страдаешь от разлуки с Хоршид‑шахом, знай, что я и вовсе не могу жить без брата. Позволь мне с ним ехать, нет мне без него жизни. Гольнар заплакала еще сильней и сказала: – Ну он‑то, я понимаю, из‑за любви родной дом бросает, а тебе что за дело? Оставайся с матерью, чтобы на глазах был! – У меня без него сердце не на месте, матушка, – ответил Фаррох‑руз. – Если добром не отпустишь – сбегу из дома или учиню над собой что‑нибудь. Плачет мать, заливается, что двое таких сыновей от нее уезжают. Сердце подсказывает, что никогда она больше их не увидит. Попрощались Хоршид‑шах и Фаррох‑руз, обняли мать и стали собираться в путь. Когда пробили барабаны отбытия, Марзбан‑шах с Хаман‑везиром, с приближенными и дружиной отправились проводить царевича. Проехали один переход, царевич спешился, поцеловал стремя отца и сказал: – О государь‑отец, возвращайся, ведь передо мной еще долгий путь, а шаху нельзя больше себя утруждать. Поезжай назад и поминай меня в молитвах, а я, коли господь пожелает, скоро ворочусь тебе служить. А отец ему наказал: – Смотри, сын мой, если возвратишься благополучно, а меня уже не застанешь в живых, соблюдай отцовские законы и обычаи, управляй государством по правде и по справедливости, правь царством ревностно и разумно. Тут они еще раз простились и так зарыдали при этом, что вся дружина прослезилась, а потом Марзбан‑шах вернулся в город. Путешествуют Хоршид‑шах и Фаррох‑руз с богатырями Альяном и Альяром, с тысячью всадников, день и ночь едут, покрывают переход за переходом без воды и без травы, проезжают одно место за другим – проводник их ведет. И вот в скором времени достигли они края пустыни, а через нее сорок дней пути без водопоя и без привала. Пришел проводник к Хоршид‑шаху, тут же и богатыри были. Он сказал: – О царевич, да будет тебе известно, что впереди сорокадневный переход по пустыне. Надо нам заготовить дорожные припасы, воду и корм для животных, иначе нам пустыни не одолеть. А царевич во всем советовался с богатырями. Он стал их спрашивать, как, мол, тут быть, наказывать стал, чтобы устроили все как положено, а Альян и Альяр ему в ответ: – У нас скота с собой много. С пищей и водой никаких затруднений не будет, еще навьючим запас корма для скота на пятьдесят дней – и перейдем пустыню эту. С таким делом мы легко справимся – и потруднее бывали. С этими словами они припасли сколько надо хлеба, воды и корма и двинулись в путь. И открылась перед ними пустыня такая, точно никогда не ступала по ней нога человека: безводная и бесплодная, степь голая, пески жаркие, сыпучие, обиталище дивов и гулей ужасных. Устрашенные, пробирались они через эту пустыню, пока не проехали полдороги. Налетел тут демон зависти, вцепился в Альяна и Альяра – и дурные свойства их натуры закипели, злые и запретные деяния наружу вырвались. Начали они говорить друг другу: «Чего ради мы слушаемся мальчишку? Учиним с ним ссору, заберем себе все богатства и станем сами господами да царями. Только вот с Фаррох‑рузом что делать?» Согласились на том, что надо обоих убрать, что дружина, мол, за нас, а кто против нас, тех перебьем. Даже и то обговорили, каким способом погубить братьев, и решили их отравить. А господь всевышний судил так, что был у Альяна и Альяра мальчик‑раб по имени Темерташ, очень красивый и разумный. Когда Хоршид‑шах садился вино пить, этот мальчонка исполнял службу виночерпия. И задумали Альян и Альяр возложить погибель царевича и Фаррох‑руза на Темерташа. Они позвали его к себе и говорят: – Хотим тебе дело одно поручить. Ежели справишься – отпустим тебя на волю, забудешь ты про горе‑нужду, сам богатырем станешь. Темерташ поклонился, сказал: – Я ваш раб, исполню все, что прикажете. – Вот что нужно сделать. Истолки это зелье и спрячь. Когда примется царевич бражничать, всыпь порошок в вино и подбавь в чашу царевича и Фаррох‑руза, чтобы они выпили и померли, а все богатство нам досталось, а уж мы тебе долю выделим и себя не забудем. Тут дали они этому невольнику мискаль смертельного яда, который Альян постоянно носил при себе, таким образом по причине своего злонравия сбились с пути, решились на злодейство и вознамерились покуситься на жизнь обоих царевичей. Когда Темерташ услышал это, понял их вероломство, увидел то зелье, которое они ему дали, и услыхал их посулы, он пообещал им жизнь тех двух юношей, а сам огорчился и опечалился. Говорит про себя: «Жалко ведь, коли двое таких молодцов погибнут от руки негодяев». Поразмыслил он, как делу помочь, подумал и сказал себе: «Ты, парень, совсем ума‑разума лишился, ежели за такое дело берешься! Неужто непонятно: если ты тех убьешь, эти два богатыря тебя в живых не оставят, прикончат вскорости, в сем мире ты ничего не достигнешь, а на Страшном суде тебя ввергнут в ад. Пойди‑ка ты да и расскажи все царевичам!» Пораскинул он мозгами, видит, нет другого выхода, кроме как пойти и открыть все Хоршид‑шаху, чтобы тот остерегался богатырей. Как решил, так сразу и сделал: вошел один к Хоршид‑шаху, рассказал ему, что богатыри замыслили, и отдал то зелье. Царевич встал, обнял его, снял со своей руки браслет, драгоценными каменьями украшенный, отдал ему и сказал: – О благородный юноша, ради сочувствия, которое ты проявил ко мне и моему брату, высыпь это,зелье им в пищу! Ведь они тебе ничего не дадут взамен того, что тебе совершить назначили, убьют и тебя тоже, а я тебя сделаю богатырем в дружине своей, пожалую тебе все, что им принадлежало, произведу тебя в казначеи, сделаю своим надимом и наперсником. Клянусь прочностью отцовского трона и жизнью Фаррох‑руза, что исполню все обещанное, и даже более того. Темерташ поклонился, вышел и дождался, пока ночь кончилась и стало светло. Остановились они на привал, царевич захотел вина выпить – он ведь всю ночь успокоиться не мог, говорил себе: «Если бы этот мальчик не выказал приязни ко мне и не открыл мне этой тайны, как бы я узнал, что кто‑то питает ко мне такую злобу? Пришлось бы нам с братом погибнуть». Возблагодарил он бога. Только приступил к винопитию, появились оба богатыря со свитой. Темерташ стал разливать вино. Богатыри‑то возмечтали, что они царевича убьют, а царевич их опередил, упрочил свое положение. Пребывал он в безопасности, но не в беспечности, все поглядывал, когда вино свое действие окажет. Оба богатыря начали невольнику знаки делать, а царевич тотчас заметил. Виночерпий потихоньку бросил яд в чашу и вошел в круг пирующих. Приблизился к Альяну, подал чашу, тот ее осушил. Он сразу чашу у него взял, яд туда бросил и передал Альяру. И этот выпил. Потом стал юноша другим наливать. Не успела чаша дойти до царевича, как оба богатыря упали мертвыми. Темерташ поклонился и сказал: – О царевич, пусть все твои враги так вот падут с позором. Их надо обезглавить, ведь они тебе враги, а врагам надо головы рубить. Тут царевич восхвалил Темерташа, а потом рассказал дружине, что случилось. Поднялись все и прокляли тех предателей. А царевич приказал, чтобы обоим отсекли головы. Приближенные же его сказали: – О царевич, кто плохо поступает – по заслугам получает. Никакой обиды они от тебя не видели, сами впали во грех, а господь‑то все знает! Царевич поблагодарил всех, а Темерташу подарил красивое платье и пожаловал ему достояние Альяна и Альяра. Сделал он юношу своим личным надимом и казначеем назначил, поверенным своих тайн, положил ему особое довольствие. Пустились они снова в путь, миновали пустыню и достигли мест обитаемых. А по ту сторону пустыни был город, который назывался Тур‑Замин. Три дня они там отдыхали от дорожных тягот, а на четвертый день вновь отправились в путь, пока однажды рано поутру не открылись перед ними город и страна Чин. Вот уж они к городским воротам подъехали. Шах дал приказ опустить наружную дверь. Тогда принялись они палатки одну к другой ставить, а в городе волнение началось: жители высыпали на крепостную стену, наблюдают за пришельцами. Потом послали шаху Фагфуру доложить: мол, здесь военный отряд спешился числом в тысячу всадников, воины все отлично вооружены, богато снаряжены. Всеми делами у Фагфура заправлял Мехран‑везир, человек, умудренный опытом, много испытавший, жизнь повидавший; он как раз в это время сидел у шаха. – О везир, кто бы это мог быть и зачем они прибыли? – спросил шах. – Пошли кого‑нибудь разузнать, кто они и чего хотят. А у того шаха был один хаджиб, умелый, и опытный, и красноречивый, а в своем ремесле и вовсе несравненный. Подозвал его Мехран‑везир и говорит: – Пойди‑ка погляди, чья это дружина, откуда они прибыли, друзья это или враги, свои или чужие, надолго пожаловали или нет? И поскорее сообщи нам, чтобы мы наготове были. Масгуль‑хаджиб поклон отдал, булавой пристукнул, вышел из шахских покоев, оседлал резвого коня, выехал за ворота и поскакал в лагерь царевича. жүктеу/скачать 4.53 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|