ГОЛОД 1946 ГОДА
(ПО МАТЕРИАЛАМ САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ)
Первые послевоенные годы все еще являются не самым изученным периодом отечественной истории. Особенно ощущается недостаток работ регионального характера. В данной статье мы сконцентрируем свое внимание на так называемом «неизвестном» голоде 1946 – 1947 годов, причем сделаем это на материалах Саратовской области, индустрия и сельское хозяйство которой являлась уменьшенной моделью советской экономики.
Аграрный сектор экономики вышел из войны крайне ослабленным. В 1945 г. его валовая продукция составляла 60 % от довоенной, произошло значительное сокращение посевных площадей, падение культуры агротехники, был нанесен урон животноводству. Все это к тому же было усугублено тяжелейшей засухой 1946 г., охватившей ключевые зерновые районы страны – Украину, Молдавию, правобережье Среднего и Нижнего Поволжья, Центрально – Черноземную зону и Нечерноземье. Во многих регионах осадков не было до 70 дней подряд, что не могло не сказаться на урожайности, которая в среднем по стране составила вдвое меньше чем в 1940 году и даже меньше показателей 1945 г. В итоге во всех категориях хозяйства собралось 39,6 млн. т. зерна, тогда как в 1940 г. – 95,6 млн. т., а в 1945г. – 43,7 млн. т.1
Многие зерновые районы Саратовской области подверглись в 1946 г. засухе. Планы сдачи хлеба государству не были выполнены. Саратовцы смогли сдать государству 254,5 тыс. т зерна, то есть в два раза меньше чем в 1945 г., выполнив план на 41,1%2. Естественно, в регионе после обязательной сдачи государству зерновых обнаружились существенные недостатки хлеба.
Н.С. Хрущев в своих воспоминаниях справедливо ссылается и на другие причины: «Неурожай был вызван… кроме того, слабой механизацией сельского хозяйства, подорванного отсутствием тракторов, лошадей, волов. Недостаточно рабочей тягловой силы. Организация работ тоже была плохой; люди вернулись из армии, взялись за работу, но еще не притерся каждый как следует к своему месту, да и квалификация у одних была потеряна, а другие совсем ее не имели»3.
За годы войны число тракторов уменьшилось в Саратовской области – на 47,4%4. Количество автомобилей в сельском хозяйстве областей снизилось почти в 2 раза. Проблема недостатка в техники дополнялась изношенностью уже имевшихся в наличии единиц, большинство из них были произведены еще в 1930-е гг. В то же время комбайновый парк сократился незначительно. Однако значительная часть комбайнов подлежало списанию или простаивало в связи с отсутствием запасных деталей. В таком же состоянии была подавляющая часть плугов, сеялок, культиваторов и других навесных и прицепных орудий. Поэтому в 1946 г. колхозам и совхозам региона потребовалось привлечь к полевым работам не только лошадей и быков, но и коров1.
Однако, по мнению многих отечественных историков, не только вышеназванные причины стали причиной голода в 1946 г. Не менее важную роль сыграла совокупность субъективных факторов. Власти, стремясь не допустить сокращения государственного резерва хлеба, пошли по пути организации дополнительных хлебозаготовок, когда колхозы и совхозы в порядке обязательной разверстки уже после выполнения плана сдачи хлеба получали так называемую прибавку к плану. По сути, государство отбирало хлеб, предназначенный для распределения среди крестьян. Вместе с тем нельзя не учитывать внешнеполитический фактор, сыгравший определенную роль в 1946 г. Несмотря на продовольственные трудности, СССР продолжал экспортировать зерно за границу, прежде всего в страны Восточной Европы, в том числе и в 1946 г. - из страны было вывезено 1,7 млн. тонн хлеба2. Тем самым руководство Советского Союза стремилось показать экономические возможности своей страны, поддержать новые политические режимы в Юго-Восточной Европе и содействовать росту авторитета зарубежных компартий. Все это, в конечном счете, должно было способствовать укреплению международных позиций СССР.
В разгар голода появился ряд постановлений, которые ужесточали наказания за кражу, хищения хлеба и растрату государственного имущества. Предусматривались различные меры наказания, вплоть до расстрела. Строгость режима лишь незначительно смогла сдержать воровство хлеба, поскольку альтернативой ему для многих являлась смерть от голода. Поэтому неудивительно читать в одном из писем, изъятых органами государственной безопасности: «Мне не страшна тюрьма, там я могу получить кусок хлеба»3. Страх голодной смерти привел к небывалому росту преступности (за хищения хлеба в 1946 – 1947 гг. были осуждены около 400 тысяч человек) и как следствие, к еще большему увеличению числа заключенных в советских лагерях.
Кризисная ситуация привела к настоящему голоду, особенно на территориях подвергшихся засухе 1946 года и опасному недоеданию в стране в целом. По данным историка В.Ф. Зимы, «…в период с 1946 г. по 1948 г. умерло от голода более 1 млн. человек. Вследствие голодания переболели дизентерией, дисперсией, пневмонией и др. около 4 млн. человек, среди которых было еще около полумиллиона умерших» 1. По другим оценкам от голода погибло до 1,5 млн. человек2.
Впрочем, Саратовский край, нельзя отнести к числу сильно пострадавших от голода. Препятствием в распространении голода в деревнях стали правительственные продовольственные ссуды. В Саратовской области она составила 11,2 тыс. т. зерна3, и хотя ее размер не соответствовал потребностям населения, тем не менее, эта мера оказала эффективной и не сделала голод массовым явлением. Кроме того, важную роль сыграли карточная система распределения продуктов питания среди горожан и отдельных групп сельского населения, наличие у государства значительных запасов зерна, частично использовавшихся для помощи голодающим. По данным Н.В.Кузнецовой, в результате голода, начавшегося в конце 1946 года, и вызванных им болезней общее число умерших в Нижнем Поволжье увеличилось в 1947 году, по сравнению с 1946 годом на 39,1 %, (14,3 тыс. человек) в том числе в Саратовской области – на 24 %4.
1947 г. по климатическим условиям был более благоприятным, что незамедлительно сказалось на результатах сбора урожая. Планы хлебозаготовок были выполнены. Саратовская область же и вовсе перевыполнил план, сдав государству 749,5 тыс. т.5 Однако в последующие два года вследствие комплекса различных причин, но, прежде всего из-за неблагоприятных метеорологических условий, итоги сборов хлебозаготовок оказались невысокими6. Но ситуации с голодом 1946-1947 гг. в эти годы удалось избежать.
О.С. МОЗГОВАЯ
МЕРОПРИЯТИЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ ПО БОРЬБЕ
С «ФАШИСТСКОЙ ПОМОЩЬЮ» В АССР НП (1933-1936 гг.)
Установление единоличной власти Сталина ознаменовалось проведением нового политического курса, что негативно сказалось на положении немецкого населения в СССР. Экономические нововведения, как известно, закончились голодом для тысяч крестьянских семей. В этих условиях часть советских немцев пыталась искать защиту и поддержку у Германии. Этим поспешил воспользоваться лидер нацистской партии Германии, использовав голод советских немцев в своей предвыборной кампании. Идея Гитлера об образовании Великой Германии и воссоединение всех немцев нашла большое количество поклонников среди германской общественности, что принесло ему политическую известность и победу на выборах. С приходом к власти в Германии национал-социалистической партии во главе с Гитлером, советско-германские отношения стали стремительно ухудшаться. Одной из причин спровоцировавших обострение внешнеполитической ситуации были разногласия по «немецкому вопросу» в СССР. Однако Гитлер не желал прямой конфронтации с СССР. Поэтому, развернувшаяся в Германии голодная кампания, возглавляемая организацией «Братья в нужде», не получила официального одобрения германского руководства, но и не была запрещена. С одной стороны, правительство Германии не могло в одночасье ликвидировать голодную кампанию, которая волновала большое количество немецких граждан, у которых многие родные жили в СССР, в другой стороны, это был удачный повод для компрометации советской власти в глазах западных держав.
В ходе переговоров посол Дирксен и Н.Н. Крестинский пришли к компромиссу. СССР разрешил осуществлять денежные переводы из Германии, кроме того, в СССР разрешалась отправка посылок, как из Германии, так и из других стран, где проживали лица немецкой национальности.
Уступки советского руководства не означали, что получение посылок от заграничных организаций могло остаться безнаказанным. Пропорционально росту поступавших пожертвований ожесточалась и борьба с принимавшими помощь со стороны советского административного аппарата. Первоначально денежные пожертвования пополняли валютный резерв Советского Союза. Секретарь ЦК ВКП(б) Л.М. Каганович предложил организовать на местах «добровольный» отказ немцев от пожертвований из-за границы в пользу МОПР. Несмотря на то, что политическая работа проводилась с каждым получателем помощи отдельно, многие продолжали получать помощь и обращаться в консульства Германии, где составлялись списки нуждавшихся и предоставляли адреса благотворительных организаций.
К концу 1933 г. голод в СССР был в основном преодолен, политическая ситуация в стране стабилизировалась. Теперь уже ничто не омрачало строительство сталинского социализма. Советское государство должно было являться для всего зарубежного мира эталоном экономического и политического процветания, особенно в условиях экономического кризиса Запада. Пропаганда этого тезиса стала важнейшей внешнеполитической задачей советской дипломатии. В связи с этим в СССР началась кампания по «борьбе с фашисткой помощью».
В 1933 г. была развернута кампания в печати, где с помощью убеждений пытались доказать немецкому крестьянину антисоветский характер поступавших из-за границы посылок и переводов. Для поднятия престижа СССР в глазах немецкой общественности, в 1933 г. была выпущена брошюра «Братья в нужде? Свидетельства советских немцев». Немцы СССР, главным образом Поволжья, выступили с протестом против помощи Германии, отрицая наличие голода в стране. Начали появляться письма немецких крестьян с резкой критикой кампании «Братья в нужде»1. В АССР НП активную работу по борьбе с голодной кампанией проводила газета «Трудовая Правда». Ею были опубликованы письма родственников советских немцев, проживавших в Германии и материалы германских коммунистических газет, в которых сообщалось о бедственном положении не в АССР НП, а в Германии. С восхищением рассматривался поступок одного из колхозников, Мирни Дика, отказавшегося от фашистской помощи и пожертвовавшего в пользу МОПР 10 долларов2. Печатная кампания не принесла ожидаемых результатов, помощь по-прежнему достигала своих адресатов.
Несмотря на предпринятые меры, количество желавших принять помощь из-за границы не уменьшалось. Правительство решило перейти к более жестким мерам. В целом по СССР была запрещена деятельность германских организаций «Братья в нужде», «Фаст и Бриллиант» и других. Консульства Германии по требованию советского правительства прекратили оказание материальной помощи немцам, о чем они официально объявили. Деньги стали поступать из Канады, Швеции, Швейцарии и Франции. Увеличилось количество переводов от частных лиц и банков.
Все принявшие помощь из Германии рассматривались как фашистские агенты. Органы НКВД осуществляли арест всех лиц, которые были замечены в распространении адресов благотворительных организаций, перехватывались все письма колонистов направленные за рубеж3.
Руководствуясь специальной директивой ЦК ВКП(б) от 5 ноября 1934г. все «национальные крайкомы и обкомы» начали работу по выявлению и предотвращению контрреволюционной работы антисоветских элементов с помощью арестов, высылок. Выполнялось и содержавшееся в постановлениях требование: «злостных руководителей приговаривать к расстрелу». Особое внимание уделялось работе органов НКВД, которые «попустительски» относились к действиям советских немцев, и не только немцев1.
Выполняя поставленную центром директиву, органами НКВД АССР НП в 1934 г. было возбуждено несколько уголовных дел по обвинению в проведении антисоветской деятельности. Один из преподавателей НемСХИ города Энгельса сообщил, что в 1932-1933 гг. проживая в селе Привальное, неоднократно посещал вечера, где велись политические разговоры. Присутствовавшие, критикуя экономическое положение в советской деревне, поднимали вопрос о лучшей жизни немцев в Германии, так как они имели «возможность помогать». Участники вечеров отрицательно высказывались о решении некоторых сел отказаться от помощи и, тем более, «…о готовности взять из Германии голодающих детей». В протоколе указывалось, что весной 1934 г. участником группы в одном из районов АССР НП было получено несколько адресов немецких организаций, куда он намерен был обратиться с просьбой о помощи2.
В одном из дел относящихся к 1935 г. приводится высказывание бывшего секретаря наркомата лесной промышленности АССР НП Э.Я. Гердта. По его данным в 1933 г. в АССР НП от голода погибло не менее 25-30% населения по вине советского правительства. Те, кто остались в живых, должны были быть благодарны немецкой помощи3.
17 ноября 1934 г. на заседании бюро ОК ВКП(б) АССР НП было заслушано сообщение начальника УНКВД по АССР НП Бубенного о мерах предпринятых НКВД по репрессированию фашистских элементов. По обвинению в распространении помощи было арестовано 45 человек, постановили к 25-27 ноября закончить операцию УНКВД «по репрессированию фашистских элементов, проводивших организованную контрреволюционную деятельность в Немреспублике в количестве 200 человек, выслать из страны 14 иностранных поданных, враждебно относившихся к советской власти4.
Одновременно среди колонистов проводилась и политическая работа. На общем собрании села Денгоф (Бальцерский кантон АССР НП) решили исключить из колхоза крестьянина Гейса, за получение им помощи в размере 400 марок, а 38 колхозников подали заявления о своем отказе принимать германскую помощь. На собрании колхозников в Лизангердейском районе Зельманского кантона колхозники, получившие марки, «…выступали и осознали свою ошибку, признались, что это измена социалистической родине…», однако «…руководители этого дела (Пауль, Варгент, бухгалтер Фризе и учитель Фрицлер) не видели в этом ничего особенного. В свое оправдание Пауль сказал следующее: «Я получил только 10 посылок, частично которые я раздал вдовам и беднякам и в этом ничего преступного не вижу, но если вы считаете это преступлением, то я могу написать туда, чтобы больше не присылали»». Несмотря на «раскаяния» организаторов их все же исключили из колхоза. На собрании села Кеппенталь, где обсуждалась та же тема, «некий Фреглер возразил: «Если бы не было Гитлера, то я давно издох бы». По этому факту немедленно было назначено расследование.
Во Франкском кантоне разоблачили «целый ряд агентов фашизма». Колхозники отказывались от факта принятия ими иностранной помощи, если же «это доказывалось, то помощь передавали МОПР». Жители села Норка (Бальцерского кантона) потребовали выслать из пределов СССР распространителя германской помощи бывшего шульмейстера Мута и других, предложив им «…в фашистской Германии пополнить армию безработных».
В Маркштадском кантоне денежные переводы из Германии получал парторг Обермундского колхоза Ибэс и ряд комсомольцев1. В селе Гнадельфельд Эгеймского кантона в получении помощи от организации «Братья в нужде» было уличено несколько партработников2. Так член ВКП(б) Ринзель Мария Ивановна обратилась к односельчанке с просьбой предоставить ей адреса благотворительных организаций в Германии и помочь в получении помощи на имя сына, объясняя это следующим: «Я член партии, на мое имя получать помощь нельзя, на меня будет нажим…»3. Только на ноябрь 1934 г. в Максштадте было установлено «200 случаев получения марок», помощь оказывалась «не родственниками, а фашистскими организациями, под видом помощи от различных обществ»4.
28 июля 1935 г. «Berliner Tagesblatt» («Берлинская ежедневная газета») опубликовала заметку о депортации 600 немцев Поволжья в связи с дальнейшим проведением коллективизации5.
Чисткам подверглись и учебные заведения АССР НП. Были выявлены случаи получения марок учителями в Шиллинге и Бальцире, студентами кооперативного техникума в Энгельсе6.
В феврале 1935 г. германский посол в СССР граф А. Шуленбург обратился с нотой протеста, по поводу притеснения немецкого населения в СССР. В ходе личной встречи с Н.Н. Крестинским он заявил, что немецкая сторона располагает данными о преследовании лиц, получающих валютные переводы через Торгсин из Германии. По мнению немецкого дипломата «это находится в противоречии с тем фактом, что Торгсин допущен для работы в Германии и распространяет там широко свою рекламу, в которой приглашал посылать через него посылки и деньги. В это дело нужно внести ясность. Одно из двух, или Торгсин должен прекратить свою деятельность в Германии, или лица, получающие переводы из Германии от своих родственников и друзей не должны подвергаться никаким репрессиям». Н. Крестинский в оправдание смог лишь предположить, что «…очевидно, арестованные, кроме посылок через Торгсин, были причастны к какой-либо незаконной преступной деятельности…», так как «…за получение переводов … от родственников и знакомых у нас ответственности не подвергаются…». Шуленбургу было заявлено, что официальный ответ он получит после выяснения всех обстоятельств1.
Германская нота протеста не могла остановить развернувшуюся в отношении немецкого населения репрессивную политику. Была изменена формулировка обвинения. Теперь боролись с фашистскими организациями и шпионами Германии, которые распространяли помощь и осуществляли вредительскую деятельность.
Несмотря на все старания карательных органов, связь между немецкими колонистами и Германией установить не удалось2, о чем свидетельствуют приведенные дела.
В январе 1935 г. была раскрыта антисоветская группа из 6 человек в селе Варенбург Зельманского кантона. Все участники «фашисткой группировки» являлись бывшими крупными землевладельцами и предпринимателями, которые высказывались о скорой гибели советского режима в результате войны с Германией и Японией. Во время следствия было установлено, что родная сестра одного из подозреваемых работала в Германском консульстве в Москве. Подследственный неоднократно заезжал к своей сестре «…и заходил к служащему германского консульства». Однако из-за недостатка собранных доказательств дело было вскоре приостановлено и закрыто3.
В июне 1935 г. было возбуждено новое дело по обвинению в «проведении антисоветской агитации и пропаганде фашизма». Обвиняемый, проживая в городе Бальцире, скрывался от ареста в Саратове, кроме того «имел тесную связь с Бауер И.А. Позе, германским подданным, проходящим по материалам по подозрению в фашистской, шпионской деятельности». На допросе обвиняемый признал существование в городе Бальцере «…контрреволюционной фашистской группы бентбрудеров, участники которой вели антисоветскую агитацию и пропаганду фашизма». В частности, они имели связь с «фашистскими организациями помощи» и призывали население не отказываться от иностранной помощи, но и писать в Германию, рассказывая о своем тяжелом положении4.
«Предатели» были обнаружены на фабриках «Роза Люксембург»1, «Карл Либкнехт»2. Марки из Германии получали члены партии, рабочие фабрики «Клара Цеткин» Пенеккер, Габерман, Якоби, что послужило основанием для возбуждения уголовных дел. Поведение директора данного предприятия Кехлинг Ольги Михайловны было признано «несовместимым с пребыванием в партии». На закрытом партсобрании Гнаденфлюского района МТС было установлено, «что в совхозе «Спартак» имеется два иностранца Майер и Крестень, которые открыто агитировали и распространяли адреса фашистской организаций «Братья в нужде» 3.
В октябре 1935 г. Бюро Обкома АССР НП вынесло постановление об увольнении и исключении из партии секретаря Гриммского канткома ВКП(б) Майера, который без предварительной проверки документов принял в ВКП(б) члена КПГ, политэмигрантку Г.Г. Ерш, которая была признана представителем фашисткой агентуры, о чем и были уведомлены органы НКВД4.
Всего в четвертом квартале 1935 г. в АССР НП было арестовано 218 человек. 55 из них проходили по делу «Друзья». У двух участников организации обнаружили письма одного из руководителей союза «Волгадейче» в Берлине Генриха Магеля, бывшего фабриканта из Бальцерского кантона, из чего был сделан вывод о существовании в Поволжье фашисткой агентуры. По обвинению в передачи германскому посольству сведений о положении немецкой деревни и промышленности, были арестованы два преподавателя Немецкого педагогического института К.В. Шрек и О.Г. Фальтин5.
1936 г. не облегчил положение советских немцев. К ним предъявлялись те же обвинения в проведении антисоветской деятельности в пользу фашисткой Германии, сопровождавшиеся арестами, расстрелами и политическим прессингом со стороны карательных властей6.
Из поступивших в Центр следственных дел и по агентурным данным высшим руководством страны был сделан вывод, что Германский генеральный штаб и Гестапо с помощью германских граждан проводит активную шпионскую и диверсионную работу на территории СССР7. Руководствуясь вышеизложенными данными, нарком НКВД Н.И. Ежов 25 июля 1937 г. издал приказ № 00439, в соответствии с которым все подозрительные лица должны были немедленно арестовываться, независимо от национальной принадлежности, гражданства и занимаемого положения. Разумеется, что данный приказ напрямую касался советских немцев, которые всегда имели контакты с Германией и могли использоваться германскими спецслужбами для проведения шпионской, диверсионной и террористической деятельности1.
М.М. ШАЙСЛАМОВА
ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ
КОЛХОЗНОГО ПРОИЗВОДСТВА В БАССР
В 1950-Х – 1960-Х ГГ.
В государственном регулировании колхозного производства, заключавшемся в детальном планировании сельскохозяйственного производства, на протяжении рассматриваемого периода чётко прослеживаются три этапа. Первый – 1946-1953 гг., когда сельское хозяйство росло чрезвычайно медленно, – это время абсолютного администрирования, мощного налогового давления, ограничения самыми различными способами подсобного хозяйства колхозников. Второй этап – с сентября 1953 г. по 1958 г. – начался с внедрения первых элементов экономического стимулирования путем расширения прав колхозников, повышения их материальной заинтересованности, поддержки развития личного подсобного хозяйства. Таким образом, система внеэкономического принуждения сменилась периодом установления относительно равноправных экономических взаимосвязей между государством и колхозами. Третий этап – 1959-1964 гг. – вновь характеризуется политикой вмешательства в деятельность колхозов, недостаточно продуманными и подготовленными реорганизациями.
Нестабильность, отсутствие преемственности, постоянности – факторы, характерные для партийно-государственного руководства колхозами. В конце 50-х - начале 60-х гг. ХХ в. они особенно явно стали отрицательно сказываться на итогах развития сельскохозяйственного производства.
Многочисленные повороты, эксперименты и реформы в практике партийно-государственного руководства колхозами в этот период позволяют сделать вывод об отсутствии в те годы научной концепции, всесторонне обоснованной, тщательно продуманной государственной программы развития сельского хозяйства. Слишком частое рассмотрение вопросов сельского хозяйства на Пленумах Центрального Комитета партии (за послевоенные годы состоялось девять Пленумов, специально посвященных вопросам сельского хозяйства и деревни, из них восемь в 1953-1960 гг.), принятие многочисленных постановлений партии и правительства, указов Верховного Совета СССР и РСФСР подтверждают это. Многие мероприятия в области сельского хозяйства осуществлялись бессистемно, методом проб и ошибок, неизбежно приводили к неоправданным потерям и сбоям. С 1953 г. меняется внутреннее содержание отношения государства к колхозному крестьянству, что отразилось на его социальном положении.
Первая и, пожалуй, наиболее удачная программа преодоления длительного упадка сельского хозяйства была выработана на сентябрьском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС. Впервые за все годы существования колхозного строя открыто признавалось тяжелое положение в сельском хозяйстве. Пленум выработал ряд конкретных мер, направленных на рост рентабельности колхозного производства. Главное заключалось во введении более обоснованных, значительно увеличенных закупочных цен на колхозную продукцию. Кроме того, с колхозов была списана задолженность по поставкам за прошлые годы. В связи с уменьшением планов обязательных поставок колхозы получили возможность продавать государству часть своей продукции по повышенным закупочным ценам. Значительное облегчение было сделано и для подсобных хозяйств колхозников. Был снижен размер сельскохозяйственного налога с колхозного двора, уменьшена норма обязательных поставок их продукции государству, полностью сняты остававшиеся недоимки по сельхозналогу за предыдущие годы. Реализация намеченных Пленумом мер по повышению материальной заинтересованности, снятию задолженности и недоимок с колхозов и личных подсобных хозяйств колхозников, улучшение обеспеченности колхозов и МТС квалифицированными кадрами специалистов и руководителей сельского хозяйства довольно быстро принесли ощутимые результаты1.
Однако создавшееся к началу 1954 г. напряженное положение с обеспечением населения хлебом требовало более быстрых действий, способных обеспечить ощутимую отдачу уже в течение ближайшего года. Такие меры предложил февральско-мартовский (1954 г.) Пленум ЦК партии, который отметил, что «существующий в настоящее время уровень зернового производства... не покрывает растущих нужд народного хозяйства. Возникло несоответствие между количеством зерна, поступающего в распоряжение государства, и ростом его расходов»2.
Среди причин, приведших к острой нехватке хлеба в стране, Пленум назвал и недостатки в планировании структуры посевных площадей, допущенные Госпланом СССР, Министерством сельского хозяйства и Министерством совхозов СССР. С 1940 по 1953 г. посевные площади под зерновыми культурами сократились на 3,8 млн га за счет соответствующего увеличения посевов кормовых трав. Из-за шаблонного применения травопольной системы без учета зональных особенностей довольно резко сократились посевы зерновых культур в южных районах страны, в том числе в районах Северного Кавказа, Поволжья и центрально-черноземных областях. Для восстановления прежних объемов посевов с 1954 г. намечалось значительно увеличить площади под зерновыми, зернобобовыми и зернофуражными культурами, особенно под кукурузой, за счет сокращения посевов и распашки площадей, занятых низкоурожайными многолетними травами.
Основное внимание февральско-мартовского (1954 г.) Пленума ЦК КПСС было сосредоточено на освоении целинных и залежных земель в восточных районах, в том числе и по РСФСР. На Пленуме безоговорочно подчеркивались высокая целесообразность, крупные экономические выгоды от дополнительного вовлечения в хозяйственный оборот новых земель. Однако практика последующих лет выявила отрицательные последствия этой крупнейшей акции. Даже при том, что целинные земли много веков не засевались, отдыхали, ветровая эрозия, постоянная засушливость и недоувлажненность делали свое дело. Урожайность на новых землях и в целом оказалась невысокой. Кроме исключительно урожайного 1956 г., урожайность зерновых культур здесь в 1956-1960 гг. была на 14-20 % ниже, чем в среднем по РСФСР, и на 5-20 % - чем в среднем по стране1.
Поиски средств укрепления колхозов привели власть к мысли необходимости объединения нескольких хозяйств в одно более крупное с целью увеличения степени концентрации производства в колхозном секторе. Укрупнение колхозов, согласно идее государственных плановых органов, было необходимо для решения кадровой проблемы, прежде всего кадров председателей колхозов, большинство которых были практиками, и по своей общеобразовательной и профессиональной подготовке не соответствовали уровню стоящих перед ними задач. С другой стороны, возникали определенные трудности в использовании крупной сельскохозяйственной техники в мелких колхозах. В конечном итоге решение поставленной задачи привело к созданию огромных, трудно управляемых колхозов.
Еще одной попыткой решения экономической проблемы чисто административным путем являлось преобразование части колхозов, как правило, слабых в совхозы. В 1957 г. на базе колхозов было организовано 14, а в 1960 г. - 6 совхозов. За счет присоединения колхозов были укрупнены в 1957 г. - 28, в 1960 году - 70 совхозов. Совхозы, организованные на базе экономически слабых колхозов, добились определенного роста производства и продажи государству продуктов сельского хозяйства, увеличения поголовья скота и повышения товарности продукции. По итогам работы за 1959 год в них по сравнению с итогами работ бывших колхозов за 1956 год производство мяса увеличилось на 48 %, молока - более чем в 2 раза, яиц - в 2,5 раза, сдача государству мяса - в 2, молока - в 2,6, яиц - в 2 раза, зерна - на 71 %. В то же время в некоторых районах преобразованиям подверглись не экономически слабые, а передовые колхозы. В ряде случаев задолженности государству преобразуемых колхозов были занижены и, наоборот, завышались долги колхозов по трудодням и их долги различным организациям. Тем самым необоснованно перекладывались большие расходы на государственный бюджет.
Во второй половине 1950-х гг. на базе экономически слабых колхозов возникло 17 совхозов, а к середине 60-х годов - еще 23, таким образом, за короткий период времени количество совхозов в республике удвоилось. К 1965 г. совхозы, по своим размерам и экономическим возможностям, стали играть ключевую роль в сельском хозяйстве республики, опережая по основным показателям колхозы. Однако следует признать, что производство товарной продукции в совхозах, за исключением 1961 и 1962 гг., оставалось убыточным. В них слабо использовался производственный потенциал, в результате удельный вес валовой продукции сельского хозяйства был ниже, чем в колхозах1.
В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 9 марта 1955 г. «Об изменении практики планирования хозяйства»2 указывалось, что прежний порядок планирования, жестко предписывавший, когда, что и как сеять колхозам, сколько и какого скота разводить и содержать, во многих случаях и послужил основной причиной нерационального ведения хозяйства. Централизованное руководство сковывало хозяйственную инициативу колхозов и приводило к отрицательным, но закономерным последствиям - снижению чувства ответственности, незаинтересованности в расширении объемов производства и т.д. Постановление явилось попыткой ввести новый порядок планирования, исходивший не из определения количества засеваемых гектаров под теми или иными культурами, а из объема производимой данным колхозом товарной продукции.
С 1955 г. колхозы приступили к составлению не только годовых, но и пятилетних планов развития своего хозяйства. 6 марта 1956 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «Об уставе сельхозартели и дальнейшем развитии инициативы колхозов в организации колхозного производства и управления делами артели»3. Теперь колхозники могли участвовать в обсуждении и утверждении планов на своих собраниях и т.п. Но постановление практически не выполнялось.
В конце марта 1958 г. сессия Верховного Совета СССР приняла план дальнейшего развития колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций. В результате изменился порядок технического обслуживания колхозов. Благодаря покупке сельскохозяйственной техники, ранее принадлежавшей МТС, колхозы получили возможность напрямую вести торговлю с различными государственными организациями, услуги которых оплачивались деньгами, а не натурой. Но это еще не означало освобождения колхозов от зависимости от центральных директивных органов. Государство сохраняло монопольное право на материально-техническое снабжение колхозов и на контроль над производимым. Таким образом, жизнь колхозной деревни продолжала оставаться под контролем государства, которое по своему усмотрению распоряжалось колхозной продукцией, диктовало колхозам свои условия и цены.
На декабрьских (1958 г. и 1959 г.) Пленумах ЦК КПСС был сделан в корне неправильный вывод о постепенном отмирании личных хозяйств по мере роста общественного хозяйства колхозов, о том, что якобы колхозникам становится выгоднее получать продукты из колхоза, чем тратить свой труд на их производство в личном хозяйстве. В результате проведения насильственных ограничительных мер количество скота в ЛПХ колхозников БАССР в 1964 году сократилось по сравнению с 1956 г.: крупного рогатого скота (КРС) с 599 тыс. голов до 330 тыс., овец и коз с 1474 тыс. до 944 тыс., свиней - с 113 тыс. до 76 тыс. Уничтожение значительной части скота в личных хозяйствах колхозников привело к усилению нестабильной ситуации на потребительском рынке. Резкие скачки в аграрной политике приводили к появлению чувства обманутости, отсутствия стабильности и других негативных настроений у большей части крестьянства1.
Очередные ущемления личных подсобных хозяйств привели к тому, что к 1960 г. была уничтожена значительная часть личного скота колхозников. Это усилило проблемы на потребительском рынке в последующие годы.
В 1950-е гг. продолжаются поиски оптимальных организационных форм управления сельским хозяйством. В 1953 г. с образованием в союзных республиках министерств сельского хозяйства и заготовок на местах были созданы краевые (областные) управления сельского хозяйства и заготовок как органы, объединившие руководство и сельскохозяйственным производством (и в совхозах, и в колхозах), и заготовками продуктов. Но эта реорганизация не принесла положительных результатов. Поэтому в ноябре того же года на местах снова создаются управления сельского хозяйства (за исключением районного звена); совхозы перешли в ведение восстановленных министерств союзных республик; функции заготовок отходят к Министерству заготовок. Последнее в 1956 г. преобразуется в Министерство хлебопродуктов, а на местах создаются управления хлебопродуктов (краевые, областные). Они имели в своем подчинении хлебоприемные пункты, базы, элеваторы.
К 1960 г. МСХ СССР утрачивает и другие функции производственного характера: планирование производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов отходит к Госплану СССР; вопросы использования сельскохозяйственной техники отходят к Союзсельхозтехнике2. Госплан в июне 1955 г. был поделен на 2 ведомства: Госплан СССР, отвечавший за перспективное; Госэкономкомиссия - за текущее планирование народного хозяйства.
В июне 1958 г. Постановлением Совета Министров СССР были отменены обязательные поставки и натуроплата за работы МТС, осуществлен переход к единой форме государственных заготовок в виде закупок по единым ценам. Был перестроен и заготовительный аппарат: в ноябре 1958 года Министерство хлебопродуктов было упразднено, на его базе был образован Государственный комитет Совета Министров СССР по хлебопродуктам. В республиках заготовительный аппарат остался без изменений. К 1961 году выяснилось, что свободная система купли-продажи продуктов не позволяет рассчитывать на гарантированные государственные ресурсы, а тем более увеличивать их. Планирование заготовок при этой системе крайне затруднялось. Фактически единого органа по руководству заготовками всех видов сельскохозяйственных продуктов в стране не было. В связи с этим было принято решение перейти от свободной купли-продажи продуктов сельскохозяйственного производства к закупкам в порядке контракции, т.е. договоров, заключаемых на 2-5 лет. Это позволяло лучше планировать данную работу.
25 февраля 1961 г. создается Государственный комитет заготовок Совета Министров СССР, а в союзных республиках - министерства заготовок. На Государственный комитет возлагалось руководство заготовками всех видов сельскохозяйственных продуктов.
В марте 1962 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, который принял решение следующим образом перестроить органы управления сельским хозяйством. В центре - Комитет по сельскому хозяйству (его председатель - заместитель Председателя Совета Министров СССР); на местах - комитеты по сельскому хозяйству. Их главная функция - организация оперативной проверки исполнения директив партии и правительства по вопросам сельского хозяйства. МСХ СССР сохранялось как научный центр. В союзных республиках создавались Министерства производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов. Местными органами были областные, краевые управления производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов. Соответственно упразднялись местные управления сельского хозяйства исполкомов Советов. При этом управления должны были подчиниться Министерствам производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов республик и областному Комитету по сельскому хозяйству1.
В марте 1962 года постановлением Башкирского обкома КПСС и Совета Министров БАССР «Об организации Министерства производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов БАССР и межрайонных производственных колхозно-совхозных управлений» были упразднены Министерство сельского хозяйства БАССР, Башкирский трест совхозов и создано вышеуказанное министерство и межрайонные производственные колхозно-совхозные управления: Белебеевское, Белорецкое, Бирское, Сибайское, Кумертауское, Северо-Восточное, Стерлитамакское, Туймазинское, Уфимское, Янаульское. В результате сохранились, хотя и несколько изменились командно-административные методы руководства. Теперь большая ответственность ложилась на плечи руководителей сельскохозяйственных предприятий, а над колхозами был создан новый многочисленный бюрократический аппарат.
В 1962 г. - новая перестройка: были созданы два обкома партии в каждой области и республике: обком по руководству промышленностью и обком по руководству сельским хозяйством, были ликвидированы районные звенья управления и вместо них созданы укрупненные производственные управления в сельских районах. В Башкирии вместо 54 районов было создано 19 сельскохозяйственных производственных управлений и при них 10 парткомов, так как райкомы КПСС также были ликвидированы. В республике не были созданы два обкома, а были образованы два бюро обкома: бюро обкома партии по промышленности и бюро обкома партии по сельскому хозяйству, оба возглавлял первый секретарь обкома1.
Как видим, на всем протяжении изучаемого периода было заметно неоправданное вмешательство государства в дела колхозов, навязывание из центра различных непродуманных указаний, отсутствие свободы выбора форм хозяйствования для крестьянства. Господствовала непреклонная уверенность в абсолютном совершенстве колхозно-совхозной системы, находящейся под пристальной опекой партийно-государственных органов.
А.А. ГУМЕНЮК
Достарыңызбен бөлісу: |