Май. Образован ленинградский межпрофессиональный клуб «Перестройка» (П.С.Филиппов, Ю.М.Нестеров, А.Ю.Сунгуров и др.)

Андрей Чернов

(Труды и заботы межпрофессионального клуба «Перестройка»)

Пятеро из этих шести, помимо прочего, были еще и кандидатами наук. И только один – словами Райкина – «простой инженер» (кстати, он и предложил идею клуба). И так уж вышло, что презрительное словечко с восклицательным на конце знаком (ин-те-ллек-туалы!) обгоняло их движение по кругам компетентных инстанций.

Правда, администраторы не были бы администраторами, когда бы не знали, что в таких случаях делают. Вам нужна крыша для клуба? Вы предлагаете Дом политпросвета? Нет, это нереально. Обратитесь в Дом научно-технической пропаганды.

Обратились. Директор дома был вежлив и участлив. Зачем, мол, нам нужна эта форма учебы? У нас есть семинары, есть школы передового опыта. А какой опыт вы собираетесь пропагандировать? Вы же только начинаете... <...>

Напомню: идет лето прошлого, 1987-го.

Организаторы излагают совету дома идею: предлагается создать клуб межпрофессионального общения и межпрофессиональной деятельности. Общественный клуб на стыке профессий и наук. Чтобы использовать кумулятивный эффект делового общения экономистов, юристов, инженеров, хозяйственников, социологов. На благо перестройке и людям.

Члены методсовета возразили: нам не по профилю.

Организаторы возразили: нет, как раз по профилю.

Еще одно самодеятельное неформальное объединение?

Нет, мы профессионалы. И в своих областях, и по линии «Знания».

А вот и идите на Литейный, там как раз и «Знание» помещается. (Смех и оживление в зале, психологическая разрядка.)

Как станут вспоминать организаторы через год, то ли шутка свое дело сделала, то ли еще что, но при голосовании на методсовете «против» – 10, а «за» – 12. И, значит, клубу быть. Пускай почти условно, с испытательным сроком, но – быть.

Название второго диспута «Тупики административной системы» ужаснуло лично директора Дома. Бдительной рукой было исправлено: «Административная система. Что это такое?» (Что ж, будем уважать и чувства администраторов.) Увы, редактура не выручила: вновь зал битком. <...> После второй дискуссии выяснилось: испытательный срок клуб, по мнению администрации и методсовета, не выдержал, а лимит их ангельского терпения исчерпал в два приема. <...>

«Перестройку» запретили.

«Перестройку» разрешили.

Теперь они именовались клубом при Всесоюзном экономическом обществе. (Президиум ВЭО утвердил список членов, закрыл крылом и даже взял ответственность за предполагаемый рукописный бюллетень.) Но крыши не было по-прежнему, и по-прежнему авторитетные инстанции любезно улыбались в глаза: мы бы, ребята, не против, но ДК возражает... А в ДК: мы за вас, но...

Зачем об этом столь подробно?

Да, во-первых, затем, что эти или подобные круги придется проходить другим. И уже первые шаги клуба – предметный урок борьбы за демократию.

А, во-вторых, вовсе и не подробно, потому что только они, обивавшие эти высокие пороги, да, пожалуй, еще те, кто служебные пороги растил до размеров баррикад местного значения, знают все истинные перипетии сюжета, ставшего, слава богу, уже историей.

13 ноября прошлого года в актовом зале средней школы № 77 (другого помещения не нашли) пятнадцать организаторов «Перестройки» приняли устав клуба. А когда приняли, открыли дверь и пригласили желающих: если согласны с уставом – записывайтесь кандидатами. Записалось еще человек двадцать.

А 2 декабря их «на раз» пустил к себе ДК имени Ленсовета. (Что, может быть, покажется будущему историку весьма символичным, если принять во внимание революционную ситуацию и преемственность традиций.) Тема для обсуждения – «Механизм торможения на производстве. Взгляд изнутри». <...> После той схватки заведующая отделом идеологической работы ДК Светлана Сергеевна Комиссаренко повела себя так, как должно вести себя в революционном вихре. Сказала, что уйдет из дворца вместе с клубом. И клуб «Перестройка» обрел наконец крышу. Это прямо против «Петроградской» станции Ленинградского метрополитена. На Кировском проспекте.

Так что социального криминала не вышло.

А ведь как хотели этого многоуважаемые друг другом администраторы... <...>

В многомиллионном городе на третьем году перестройки – шестьдесят «действительных членов» клуба, плюс те, кто записался кандидатом (человек сто), плюс актив. С теми, кто набивает зал дискуссий, но записываться пока не спешит, – тысяча, от силы полторы.

И лишь потолкавшись в клубе не один день, понимаю, что это – позиция. Хотя инкубационный период и кончился, клуб не спешит расширяться, придирчиво требует от записавшихся кандидатами трех (раньше – двух) рекомендаций. Рекомендации дают члены клуба, а прием происходит на совете.

Формализм? Начальная стадия обюрокрачивания? Взращивание собственной «элиты»?

Но если так, почему совет принимает разработанную Андреем Алексеевым поправку к уставу, «гарантию от вождизма»? «Ни одно из клубных подразделений не имеет постоянного руководителя, лидера, а лишь координатора, сумма обязанностей которого заведомо превышает сумму прав, с последовательной передачей друг другу координационных функций в зависимости от конкретных обстоятельств».

И еще: «Все члены совета клуба являются его сопредседателями и в случае необходимости могут принимать единоличные организационные решения...» Потом решение может быть опротестовано клубом, если хотя бы четверть его членов против. И еще: «Председательствовать на общем собрании может любой член клуба...»

Клуб не хочет быть «пирамидой», принципиально не желает никакой централизации. Принятое решение можно оспорить на совете или на общем собрании. Что из этого следует? А то, что ответственность за решение неизмеримо возрастает. Это и есть демократия в их понимании. Демократия, оплаченная в случае злоупотребления ею, ценой конкретного авторитета. Точнее – его утраты вместе с утратой демократического доверия.

На деле это так.

Приходишь в буквальном смысле «с улицы». Сам записываешься кандидатом, и тебе сразу же дают право работать в одной из секций клуба. Выбирай: секция производственного самоуправления, секция совершенствования работы Советов народных депутатов, секция содействия активистам перестройки, секция изучения административной системы, секция потребительских инициатив (общественный контроль за качеством товаров), секция проблем кооперативного движения, секция межнациональных отношений, секция научно-технического прогресса, наконец, – выдохнем – пресс-группа. Та, что выпускает рукописный бюллетень «Перекресток мнений».

Если этого мало – можно прийти с идеей новой секции и приводить за собой всех желающих. И когда работой, исследованиями, составлением деловых предложений или иным трудом ты доказал собственную необходимость клубу — тебя примут в его члены.

Ибо мало – как здесь считают – декларировать согласие с уставом клуба. Надо стать единомышлеником, товарищем.

У меня на столе разработанное координаторами производственной секции (инженерами Львом Гольдштейном и Андреем Карповым и кандидатом физико-математических наук Михаилом Горным) «Положение о самоуправлении на предприятии и совете трудового коллектива». Документ, за которым сегодня охотятся, который списывают от руки и просят прислать уже и из других городов. Это рекомендации клуба, как сделать, чтобы Закон о трудовых коллективах перестал быть бумажной ширмой вокруг произвола администрации. (Пересказывать не берусь – документ не коротенек.) Почему же, встреченный бурно («А кто они такие, чтоб нам рекомендовать?!»), он ходит по рукам, а кое-где, как мне известно, распространяется заводской администрацией? Очевидный парадокс. Но, как объяснил в клубе один промышленный директор, поначалу тоже не отказавшийся от предложенного ему поста в совете его собственного трудового коллектива, — это же мука мученическая самому бороться в совете против своих же административных установок. И директор добровольно вышел из совета. Да и других директоров призвал к тому же.

Да, их пока немного.

Но работает клуб «Дельта», а еще «Земля и Вселенная», а еще совет по экологии культуры. И «Спасение исторических памятников». И клуб демократизации профсоюзов. И еще, и еще...

Та же «Перестройка» уже идет в трудовые коллективы, самодеятельные объединения и творческие союзы. И при клубе возник дочерний: электрик Виктор Тягушев предложил создать клуб рабочей инициативы (чтобы и рабочие могли обмениваться опытом перестройки). Входит в него и герой очерка Анатолия Головкова («Огонёк» №19) рабочий Андрей Алексеев. («Вы серьезно представляете перестройку без участия рабочего класса?..»)

В «Перестройке» говорильни не ценят. Считают, что треп и маета пустопорожних речей – прерогатива бюрократии. Здесь, в клубе, иные обижаются: записался, а выступить не дали! Здесь регламент пять минут. Здесь без стеснения перебьют, если залу скучно.

И откровенно уйдут от спора, когда решат, что спорить не о чем (так было во время краткосрочного визита представителей «Памяти».) Вместо митинговой пародии на демократию тут пытаются нащупать путь к демократии творческой. К демократии действенной. От Александра Сунгурова, от Петра Филиппова услышу я одну и ту же фразу: наш клуб – центр кристаллизации демократических процессов в городе.

Рекомендации, письма, обращения, предложения, подписанные «Перестройкой», плюс то, что каждый из нее несет в свой трудовой коллектив, плюс уверенность людей, что идеи могут рождаться, «овладевать массами» не только сверху, но и снизу (впрочем, как ее измеришь и приплюсуешь?), – вот вклад «Перестройки» в перестройку без кавычек.

По данным самоанкеты клуба, сейчас в нем почти половина – коммунисты и более половины – кандидаты наук.

И все же – почему их так мало? Почему не растут, как грибы после солнечного дождика, другие такие клубы? <...>

Это происходило в один день. В 16.00 совещание пропагандистов в Петроградском райкоме партии (с участием «Перестройки»). В 19.00 — заседание клуба.

В первом зале мне тоже было интересно.

Скажем, послушать, почему, по мнению заместителя секретаря парткома «Ленполиграфмаша», ее родной партком так обиделся на «Огонек» за статью о рабочем Андрее Алексееве, что и отвечать нам не намерен.

Надо ли говорить, что «Перестройка» и тут полезла в полемику? (Выступили Владимир Рамм и Виктор Монахов.)

Нет, я далек от иронии, потому что и в первом зале было много дельного. (Например, в выступлении заведующего отделом пропаганды и агитации райкома В. Федорова, в его диалоге с редактором рукописного журнала «Меркурий» Еленой Зелинской.)

Не хотел бы прервать только еще начинающийся диалог районного комитета партии с коммунистами и беспартийными клуба «Перестройки». Ведь в нем — модель надежды на взаимопонимание и уважение.

Неожиданно (или все-таки закономерно?), помощь пришла от первого секретаря Ленинградского обкома партии Ю.Ф.Соловьева. Уже после XIX партконференции он встречался с коллективом физтеха АН СССР (отрывок этой встречи был показан по Ленинградскому телевидению) и на прямой вопрос, как он, первый секретарь и делегат конференции коммунистов, относится к деятельности клубов «Перестройка» и «Дельта», Соловьев ответил – сугубо положительно.

Модель надежды. Если угодно – надежда на надежду.

Потому что произнести триаду перестройка–гласность–демократия куда легче, чем реально учиться сотрудничеству и общению во имя общего дела. Структурированный системой социальной лжи, с младых ногтей усвоенный нами страх еще долго будет напоминать о себе. Страх въелся в поры личности, обезличил гражданина до того, что и само слово «гражданин» ассоциируется у нас больше с милицейским свистком. Скажем, за переход улицы на красный свет.

Но отныне на нашем переходе загорелся другой – зеленый.

И оказалось, что абстрактное вчера понятие «широкая общественность» – сила вполне конкретная. Общество сдает в архив истории административно-командную структуру управления, делает попытку заменить приказ диалогом и творчеством, старается наладить систему обратной связи. На смену механическому, бездушному принципу «рычаг–машина» приходит принцип, по которому существуют живые организмы. Потому что так устроен человек. И так должно быть устроено общество, если оно социалистическое.

В экономике «обратная связь» – хозрасчет.

В сфере общественной жизни – вот эта, новая для нас сила, выходящая сегодня на арену социального поиска.

Ее уже не отменить, не запретить, не оборвать грозным окриком.

Она – естественное следствие эпохи. И завтра это уже никого не будет удивлять. И никто не вспомнит, что в начале пути им чиновно отказывали в крыше над головой, пугали «социальным криминалом».

И все-таки – нет ничего опаснее, чем пафос эйфории. Потому что, отступив, консерваторы лишь перестраивают ряды. Сейчас они нападают на прессу, вожделенно ждут наших ошибок, ждут часа для контратаки. И готовятся к ней весьма обстоятельно даже на теоретическом уровне. Их завтрашняя платформа уже наметилась. Там же, на Петроградской стороне, я услышал на одном из совещаний районных пропагандистов речь об отличии социалистического плюрализма от демократии.

– Что есть плюрализм? – вопрошал докладчик, – разномыслие. А демократия? Народовластие. Следовательно, настоящий этап – лишь перевал на пути к лучезарной вершине единого народного мнения.

Стальной государственности, железного порядка? Другими словами: демократия есть тоталитаризм. Или, как сказано в классическом романе: «Свобода есть рабство».

Они еще надеются осчастливить нас этим открытием.

И все-таки сегодня перо журналиста явно не поспевает за жизнью. Статья была набрана, когда из Ленинграда позвонили: приезжайте, воплощается идея ученых, у нас уже действует инициативный комитет Народного фронта.

А тут как раз подоспел и девятый номер «Коммуниста» со статьей «Самодеятельные инициативы. Неформальный взгляд», где проблемная группа журнала исследует движение гражданских инициатив как новый «самостоятельный субъект социальной жизни» страны.

Информационный центр Народного фронта расположился на площади Революции. Это в двух минутах ходьбы от станции метро «Петроградская». Здесь ежедневно с семи и до десяти вечера дежурят ребята в бело-голубых майках, здесь можно заявить о создании группы поддержки одной из инициатив.

Вот лишь некоторые:

«Мемориал» – инициатива по увековечиванию памяти жертв сталинских репрессий.

«Предприятия и землю – в аренду трудовым коллективам!»

«Город и горожане» – движение за сохранение исторической и культурной памяти наших городов.

«Сохраним мир зеленым!» – акции в защиту окружающей среды.

Нет ажиотажа, нет привкуса «недозволенного». Кто-то переписывает в блокнотик тезисы Народного фронта (они здесь же, на щитах), кто-то справляется, как пригласить лектора в трудовой коллектив.

Идет нормальная работа по обновлению и перестройке общества, его политического и гражданского климата.

Работа, которая надолго.

Закон СССР «О всенародном обсуждении важнейших вопросов государственной жизни».

Культурное движение сложилось в Ленинграде давно. Оно созревало, как мы можем оценить сейчас, одновременно с силами, которые начали и осуществляют в нашей стране революционную перестройку. И сегодня, когда культурное движение влилось в общенациональные процессы демократизации, обновления общества, оно обогатилось новыми задачами, целями, что, соответственно, вызвало и дополнение в его названии: культурно-демократическое.

Формальной датой его создания считается 21 марта 1987 года – день, когда на городском Форуме «Памяти Англетер» собрание общественности вынесло резолюцию об образовании КДЦ.

Неделя, предшествующая форуму, прошла в борьбе, прямо скажем, неравной, за сохранение гостиницы «Англетер»: «никому не нужного клоповника», по мнению Ленгорисполкома, и неотъемлемой части историчного облика нашего города – по мнению ленинградцев, которые три дня несли круглосуточное дежурство на Исаакиевской площади; ветеранов, помнивших затемненные окна «Англетера»; молодых мам, колясками преграждающих дорогу к зданию тягачам и бульдозерам.

Там, на Исаакиевской, мы нашли друг друга: общественные объединения молодых ленинградцев, клубы творческой интеллигенции, экологические группы, – все, кто считает, что демократизация не может быть спущена «сверху», она должна развиваться на основе самого широкого привлечения к общественной жизни все новых и новых слоев населения.

КДД – шире и многообразней, чем «видимая» часть его, существующая в рамках двух силовых точек, вокруг которого оно складывается: Совета по экологии культуры, чьи задачи тесно связаны с проблемами сохранности исторического облика нашего города, и Совета – «ЭПИЦЕНТР», являющегося содружеством объединений творческой интеллигенции самых различных интересов и направлений – от природоохранительного до социально-культурного. Много общественно активных групп и просто энтузиастов, принимают участие в форумах, конференциях, субботниках и прочих мероприятиях, осуществляют оба этих Совета, как совместно, так и порознь. А направления работы так разнообразны, что каждый может найти возможность приложения сил.

Так, поражение у стен «Англетера» обернулось победой. Оно выявило и дало возможность консолидироваться тем общественно активным силам, которые могут явиться основной для развития общественности нового типа. Общественности, которая должна стать со всей полнотой ответственности – гарантом осуществления законности, инициатором, а не покорным исполнителем решений, влияющих на судьбы нашей Родины, а главное – надежным заслоном всем возможным «рецидивам» и «похолоданиям».

Мы ступили на трудный путь. Те, кого сейчас учтиво называют бюрократами, те, кто долгие годы жили в кредит за счет наших детей и внуков, вырубая леса, изводя реки, разрушая дорогие русскому сердцу памятники истории, оскверняя храмы, приводя в запустение кладбища, развращая и деформируя духовный мир молодых людей, те, кто рассчитывает все изменить, ничего не меняя, – они будут биться насмерть, совершенно справедливо видя в новых силах своих могильщиков. Но и у нас нет иной альтернативы: гибнет Ладога, отравленные выбросами химзаводов болеют и умирают дети, в заливе, вопреки здравому смыслу, возводится очередной «проект века» – дамба, превращая Невскую губу в гниющий отстойник, – больше ждать нельзя и надеяться не на кого.

Наверное, мы совершим много ошибок, наверное, кто-то сорвет голос, наверное, не вытянуть, не спасти все то, что мы приняли, как свой долг, – как не спасли «Англетер». Что ж, мы действительного многого не умеем. Можно ли ждать от людей, чье мнение никогда не спрашивали, что они научатся его красиво аргументировать, можно ли ждать от людей, долгие годы отстраненных от какой-либо общественной деятельности, что они, сидя по своим подвалам, выработают блестящие бойцовские качества и навыки в борьбе с теми, кто отлично умеет защищаться, можно ли ждать от людей, от чьих решений и поступков никогда ничего не зависело, даже их личные судьбы, что они сумеют точно рассчитать траекторию своих действий?

Мы еще только учимся говорить в полный голос то, что раньше произносили полушепотом, только примериваем на себя малознакомое чувство хозяина в своем доме, хозяина, а не углового жильца, растирая затекшие от долгого ничегонеделанья руки и, впервые в жизни переходя на естественный для нас режим, учимся жить НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ, при которой исчезнет из нашего сознания это страшное по своей сути разделение на «они» и «мы», когда понятие Советская власть перестанет отождествляться кем-то лишь со своей собственной персоной и в этой трактовке навязываться всем, кому не можно, а наполнится своим истинным содержанием – власть народа.

Революция – процесс творческий. Трудно рассчитывать или предугадать эволюцию нашего движения. Очевидно, оно должно шириться и терять очертания, являясь скорее потоком энергии, чем формированием.

Будут создаваться, изменяться и снова поглощаться этим потоком объединения типа «Совета ЭК» и «Эпицентра», будут возникать новые, – как хорошо, что мы молоды, что не согнулись, не покалечились, не сдохли, – время пришло и движение, оно срывает мишуру с гнилья и дряни, обнажает раны и дарит надеждой – не упустить, не дать свернуть, не позволить застопорить, перекрыть шлюзы, время пришло и движение, время не ждет!

Елена Зелинская

Меркурий. 1987. № 3, 1 июля.