Сборник материалов Санкт-Петербург

Сборник был встречен погромной критикой газет. Пользуясь тем, что на нее мы ответить не имели возможности, авторы статей подтасовывали цитаты, приписывали сочинениям абсурдные замыслы. На встрече правления клуба с главными лицами издательства «Советский писатель», председателем правления ЛО ССП города Анатолием Чепуровым, с завотделом агитации и пропаганды обкома КПСС Г.Бариновой нам было заявлено, что этой первой публикацией мы исчерпали доверие руководства. О дальнейших публикациях речь идти не может. В этот же день я окончательно пришел к мнению, что путь к свободе творчества лежит через политическую борьбу.

В 1986 году, продолжая каждые два месяца выпускать очередной номер журнала «Часы», я затеял издание сатирического журнала «Красный щедринец». Пародировались рубрики советских газет – таких как «Письма трудящихся» или «Отвечаем на письма трудящихся», Указы Верховного совета СССР, высмеивалась высокопарная идеологическая демагогия, иронически использовался жанр дискуссии и стиль казенных документов.

Опубликованное в газетах «Положение о любительском объединении, клубе по интересам», хотя имело неисправимый изъян – их создание и существование допускалось лишь под ответственность учреждающих их казенных организаций, – но легализовало саму возможность сограждан создавать собственные организации.

На Петра Лаврова, 5, где размещалось помещение клуба, стали заглядывать люди не столько для того, чтобы присутствовать на наших вечерах, дискуссиях, конференциях, сколько для того, чтобы выступить с собственными проблемами и идеями, как правило, с доминантой «защитить и восстановить»: защитить кладбища, парки, старые дома, вернуть старые названия улицам, передать экспроприированные храмы православной церкви, защитить зеленые зоны в городе и в пригородах… Сосредоточенные лица носителей этих идей свидетельствовали, что они готовы за эти идеи постоять. С ними являлись и члены их групп.

Хотя лишь немногих членов клуба эти идеи интересовали, площадка для их выступлений предоставлялась. Клуб к этому времени стал чем-то в виде форума питерской общественности, что было продолжением политики журнала «Часы» – быть периодическим изданием культурного движения в целом. В 1986 году клуб окончательно вышел из-под контроля властей. [...]

Весной 1988 года проходила очередная дискуссия в ДК Ленсовета. Народу было столько, что в зал невозможно было войти. Пробрался через актерскую дверь за кулисы и там простоял весь вечер. Слово взял невысокого роста человек, с усиками и несильным голосом. Он сказал, что в Прибалтике началась организация Народных фронтов, статья об этом движении только что опубликована в журнале «Огонек». Вслед за ним на сцену начал рваться молодой человек, которому как «рабочему» слово предоставили. Он говорил неуклюже, долго, невнятно, но располагал к себе своей искренностью. Две мысли в его речи улавливались: нельзя удовлетворяться одними умными разговорами, идею Народного фронта нужно поддержать. (Насколько помню, больше никто в пользу НФ не высказался.) Там же за кулисами я познакомился с этим оратором– он назвался Володей Большаковым. Спросил: «Вы можете изложить свои мысли самым кратким образом? – надо подготовить листовку». Договорились, что к завтрашнему дню он навестит меня с текстом.

Мы встретились, и не удивительно, что листовка у Володи не получилась: не было опыта. Я взялся текст отредактировать и к вечеру распечатать на машинке. Главными идеями текста я сделал утверждения: первое – демократические организации создавать не бюрократическим, а демократическим путем, второе – настало время разворачивать массовое демократическое движение. Подпись, насколько я помню, была такой: «Инициативная группа создания Народного Фронта Ленинграда». Текст заканчивал лозунгом, который уже висел в воздухе: «ЕДИНСТВО ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ СИЛ НЕПОБЕДИМО». К вечеру напечатал под копирку полсотни листовок и передал Большакову, – сам я следующие сутки дежурил в котельной.

Через сутки позвонил Сергей Магид. Оказывается, накануне он проходил мимо памятника «Стерегущему» и попал на митинг. Один молодой человек произнес речь и раздавал листовки. Потом зажигательную речь произнесла женщина. Он разузнал ее фамилию – Новодворская, она – из Москвы. Мой коллега последовал за Новодворской – и оказался на митинге Демократического Союза. Теперь он колеблется, к какой организации я посоветую ему примкнуть. При встрече Сергей показал мне листовку. Ему даже в голову не приходило, что я могу к ней иметь какое-то отношение. [...]

Чуть ли не на следующий день я и С.Магид встретились с тем самым человеком, который на упомянутой дискуссии первый произнес замечательное двоесловие: НАРОДНЫЙ ФРОНТ. Лучше нельзя было в названии выразить мысль и о необходимости широкого единства, и серьезности исторических задач, требующих мобилизации, и, в добавление, – нельзя было не вспомнить славных выступлений в Европе антифашистских фронтов, в которых коммунистам принадлежала не последняя роль. Часть партийцев усмотрели в названии угрозу власти, но коммунисты в среде служивой интеллигенции знали: «фронты» в свое время образовывались для защиты демократии, и многие увязали идею с поддержкой горбачевских реформ. Юрий Михайлович Нестеров был одним из них.

По средам Ю.Н. в одном из помещений ДК Ленсовета установил дежурство. Мы с Магидом и Большаковым пришли первые. Кадровый состав организации начал формироваться, как я понимаю, именно с нас. Вскоре здесь я увидел Анатолия Голова, которого, как я понял, клуб «Перестройка» не устраивал, и узнал, что П.Филиппов воспринял затею с «фронтом» как конкурирующую Встречи продолжались, народ прибавлялся, но вяло. При этом мы видели, что Ю.Н. как организатор отлично подходит именно для организации, в которую вступают добровольно, где все равны, все полезны – и тогда элементарное условия для создания духа солидарности налицо. [...]

В начале лета я всегда отправлялся на пару месяцев в деревню, постоянными жителями давно покинутую. Утром рыбная ловля, днем огород, вечером – транзистор: российские и зарубежные радиостанции. Внимание СМИ были прикованы к ситуации, которая складывалась в стране накануне 19-й конференции КПСС. Недовольство в партийной верхушке политикой Михаила Горбачева, ослабляющего «диктатуру пролетариата» – на деле – всевластие тоталитарной системы – могло привести к перевороту, на место Горбачева прочили консерватора Лигачева.

Надо было что-то делать. Поспешил в город. По дороге до шоссе, где можно было сесть на автобус, я уже понял, что надо выводить народ на улицы. В попутной деревне пенсионерка из Ленинграда сказала «Увидите, коммунисты оставят все как есть!». Удивляясь своей уверенности сказал: «Мы этого не допустим!».

Приехав в Питер, объявил всем находящимся в «Клубе-81»: будем готовить уличную демонстрацию. Никакого штаба, никакой организационной поддержки за спиной. Три-четыре-пять человек под рукой. В наш полуподвал заглядывают из любопытства и случайно незнакомцы и знакомые. Некоторые присоединяются к нам. Составили несколько столов вместе – среди нас оказалась художник-оформитель Регина Орлова, она же машинистка. Она будет писать плакаты, транспаранты. Нужна гуашь, нужна бумага, и материя для транспаранта. Кто может, приносит из дома. Собрали деньги. (Потом подсчитал: демонстрация стоила нам 20 руб. Единственный портрет Горбачева, который пройдет весь путь с нами, куплен в ларьке Союзпечати за 40 коп.). Никого не агитируем, просто называем день, когда выйдем на улицу…

Идею провести демонстрацию высказал на встрече с инициативой группой по созданию ЛНФ. На очередном собрании в Ленсовета выступил П.Филиппов. Он сказал, что демонстрация, которую готовит Иванов, – «опасная провокация». Пошел отвечать: если лидер клуба «Перестройка» называет демонстрацию в защиту «перестройки» «провокацией», тогда предательство «перестройки» становится ее спасением. В зале смех. [...]

Срочно сочиняю листовку. Наш дружный коллектив текст поддерживает.

Ты тихо ждешь перемен – или с нами в борьбе в борьбе за демократию и прогресс?

Мы всех собираем под лозунгом: «ЕДИНЫЙ ФРОНТ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ СИЛ НЕПОБЕДИМ» на демонстрацию 25 июня.

Свои предложения партконференции выноси на плакат, включи в публичную речь, с которой можешь выступить на митинге, демонстрацию заканчивающем.

СБОР в 12.30 на Лиговском проспекте у Концертного зала.

МАРШРУТ к Смольному. ТАМ МИТИНГ.

ОРГКОМИТЕТ
Листовка размножается всеми, у кого есть пишмашинка. Кто печатает, тот и разносит листки по почтовым ящикам и наклеивает где только можно. Ничего не боюсь, но будет стыдно, если мы провалимся. [...]

Над Ленинградом небо ясное. Добираюсь до Концертного зала. Наша бригада собралась вовремя. На такси прибыла продукция. Наработали много. Вдоль ограждения выставляются плакаты.

Гражданам – равные права!

Культтовары вместо культа!

Нет андреевщине в политике и культуре!

Не верить в «перестройку» удобнее всего!

Члены партии, станьте коммунистами!

От телевизора – к делу!

«НЕТ»! – повышению цен на продукты питания!

Власть – народу!

Власть СВОБОДНО ВЫБРАННЫМ ДЕПУТАТАМ НАРОДА!

Атеисты и верующие! Демократия – наша общая цель!

Отменим позорные статьи 70 и 190 УК РСФСР!

Сократим рабочий день женщин!

И вдруг, народ повалил. Да еще с плакатами. Пять-десять минут – и площадь заполнилась. Появилась милиция и исполкомовские дамы. Все возбуждены – здесь, на площади, возникла совершенно небывалая ситуация: власть и бунтари, милиция и те, которых она забирает, стихия и порядок находят тот компромисс, который делает совместную жизнь людей возможной. Колонна выстраивается. Впереди придуманный вместе с Володей Большаковым лозунг «ЕДИНЫЙ ФРОНТ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ СИЛ НЕПОБЕДИМ!». Володя Реутов выдает на аккордеоне марш.

Жители из окон и с тротуаров с удивлением смотрели на шествие в непраздничный день без привычных портретов, без транспарантов с обычными призывами «Выполнить и перевыполнить!»… Как понять, например, такой: «Правила “временные” ежовщиной беременные» (только что были опубликованы «временные правила» проведения демонстраций и митингов, которые кто-то из наших сравнил с командами конвоиров «Шаг влево, шаг вправо – стреляю без предупреждения!») или: «Свободу Александру Богданову!»… Саша Богданов – отважный и благородный дух питерской политической стихии. Он отбывал 15 суток в милицейской каталажке за нарушение государственного порядка. Милиция требует плакат с «ежовщиной» убрать, убрали – и снова вытащили. Вышли на Шпалерную. Активисты ДС хором повторяют: «До-лой Ка-ге-бе!…До-лой Ка-ге-бе!». Среди участников увидел П.Филиппова – противника «провокационной» демонстрации. На митинге он выступил, и с успехом. Как говорится, каждому свое. [...]

На площади перед Смольным собором для выступающих сооружен помост. Открываю митинг. Меня перебивают. В толпе выделялась группа, которая пришла сорвать митинг. Это питомцы Высшей партийной школы.

Выступило 30 человек. Записалось значительно больше Говорили о растущей роли общества, об акциях Народного фронта, о преступлениях сталинистов, о трагедии Карабаха, об арестах инакомыслящих и помещение в психушки… Наступил момент, когда под ясным небом, под стенами растреллиевского храма, под взглядами тысячи слушающих многим захотелось высказаться – искренне и просто сказать о главном. Исчезла дистанция между аудиторией и трибуной.

Записала Т.Ф.Косинова

Мне показалось тогда, что ответ на вопрос: «Почему мы живем хуже, чем капиталисты?» я найду в трудах В.И.Ленина, потому что он жил при капитализме и усиленно его критиковал. Чтение ленинских трудов оказалось интереснейшим занятием, результаты прогнозов, сделанных Владимиром Ильичом, оказались катастрофическими. Все, что он писал, мало походило на философские труды. А страна, обладающая 40% черноземов мира, не смогла себя прокормить. Ответов на свой вопрос я не нашел. Во времена М.И.Горбачева уже было можно открыто обсуждать политические и экономические проблемы страны и участвовать в различных дискуссиях. На одном из собраний мне предложили баллотироваться в депутаты Ленсовета нового созыва по месту жительства. Во Фрунзенстом районе уже существовала ячейка Ленинградского «Народного фронта», которая подбирала кандидатов в депутаты, я таким образом попал в список ЛНФ. Выдвигал меня коллектив «Ленморниипроекта», в котором я работал.

Средств на избирательную кампанию у меня не было никаких, районная избирательная комиссия выпустила общий плакат с фотопортретами и биографиями кандидатов, раздала их по 20 штук каждому из кандидатов и пустила нас в свободное плавание. Мне абсолютно бескорыстно помогали две учительницы и студент. Педагоги в то время боролись с уравниловкой и хотели преподавать в школах, в которых оценивалась бы в первую очередь квалификация учителя. Они также ратовали за создание различных типов школ.

Чтение трудов В.И.Ленина и общение с иностранцами не пропали для меня даром: я написал программу перехода социализма к капитализму, размножил ее в 12 экземплярах. На территории моего избирательного округа находились два магазина, около которых я выстаивал со щитом, на котором находились плакат и моя программа. Люди подходили активно, мы беседовали. Мне удалось завоевать симпатии большинства избирателей, и я стал депутатом.

(Автобиография Петербургского горсовета. С. 637-638)
Андрей Николаевич Илларионов
Из интервью 2008 года:
– Расскажите, пожалуйста, о клубе «Синтез».

– Это был молодежный дискуссионный клуб. Он был создан, если мне не изменяет память, в 1986 году при Ленинградском дворце молодежи. Создали клуб несколько молодых людей, выпускников Ленинградского финансово-экономического института – Борис Львин, Андрей Прокофьев, Алексей Миллер, при участии Дмитрия Васильева. Время тогда было интересное, появлялось много информации, начинались дискуссии о том, как реформировать российскую экономику и российское общество.

Мне повезло – я оказался на одном из первых заседаний этого клуба. Ребята, которых я там встретил, мне понравились – умные, интересные, знающие, с нестандартными идеями. Я стал регулярным участником заседаний этого клуба. Его лидерами были Львин и Прокофьев, которые смогли привлечь немало ребят, на встречах бывало по 20–30 человек. Обычно кто-то делал доклад, базирующийся, как правило, на тех вопросах, какими он специально занимался. Доклады были по экономике, политике, истории, праву.

Уровень докладов и особенно дискуссий на заседаниях клуба – благодаря его «отцам-основателям» – был совершенно невероятным для того времени. Ни в ЛГУ, где я тогда работал, ни в ЛФЭИ, ни в других местах, где мне приходилось бывать, в том числе в московских академических институтах, – нигде мне не приходилось сталкиваться с таким уровнем дискуссий. Пожалуй, единственное место, которое можно было сравнить по качеству обсуждения – это семинары Абела Аганбегяна в ИМЭМО, посвященные анализу советской экономики. Но стиль там был совсем другим. Должен сказать, что клуб «Синтез» – один из лучших моих университетов и один из самых позитивных опытов в моей жизни в части моего образования и понимания жизни. [...]

Например, были доклады по чехословацкой весне 1968 года. Причем, как по политической ситуации – как развивались события, кто какую роль играл, какие документы принимались и т.д., так и по экономической части. Обсуждали, какую экономическую реформу предлагали тогда чешские реформаторы, в том числе Отто Шик. Реформа Шика не была осуществлена, но нам было важно понять, что в содержательном плане она из себя представляла. Был доклад о венгерской революции 1956 года – ее истоки, роль Ракоши, Имре Надя, ее подавление советскими войсками. Был доклад о теориях модернизации. Довольно подробно обсуждали вопросы экономических реформ.

Обсуждали доклады Бориса Львина о неизбежности распада Советского Союза. Это было в 1987–1988 годах, когда об этом никто не говорил – не только во власти, но и среди публицистов, экспертов, аналитиков. В 1988 году Борис Львин выступил с таким докладом на «взрослом» семинаре московско-ленинградской группы экономистов и детально показал, что СССР нежизнеспособен и неизбежно распадется. Тогда было неясно, распадется ли он с кровью или без крови. Но что распадется, после доклада Львина стало очевидно. Помню, что при обсуждении доклада с его заключением согласились все участники семинара, кроме одного человека – Анатолия Чубайса, который тогда отрезал: «Мы не отдаем Калининград, мы не отдаем Курилы, а вы тут говорите о распаде СССР, о том, что Украина уйдет, Прибалтика уйдет. Это невозможно. Этого не будет». Борис на это ответил: «Калининград не отдадим, Курилы не отдадим. А Прибалтику отдадим. И Украину». Тогда же Борису был задан вопрос: «Как вы думаете, как долго продержится СССР?» Я помню, как он помолчал и говорит: «Ну, думаю, трех лет не проживет». Это был июль 1988 года.

С докладом о ваучерной приватизации на «взрослом» семинаре выступил Виталий Найшуль. У него была оригинальная концепция, каким образом распределять ваучеры, как на них обменивать собственность. В обсуждении участвовало человек тридцать. Кто-то согласился, кто-то воздержался, но был лишь один человек, который возразил: «Этого не будет никогда». Вы знаете имя этого человека. Ирония судьбы распорядилась таким образом, что именно этот человек историей был поставлен заниматься ваучерной приватизацией, и именно его имя стало символом ваучерной приватизации в России. К тому времени сам автор этой концепции Виталий Найшуль уже отказался от осуществления такого варианта. Когда позже Виталия пригласили в Госкомимущество в качестве советника Чубайса, он отказался.

Клуб функционировал до 1991 года. Когда произошел августовский путч (или августовская революция), участники клуба занялись другими делами. Кто-то пошел в политическую деятельность, кто-то – в органы государственной власти, кто-то – в бизнес. После того, как в ноябре 1991 года стало формироваться новое российское правительство, некоторые участники клуба уехали в Москву. После отъезда в Москву Бориса Львина и меня, насколько я знаю, клуб прекратил свою работу.

– Власти пытались контролировать ваши дискуссии в «Синтезе»?

– Нет, дискуссии не контролировали. Но людей контролировать, естественно, пытались. Вначале созванивались, затем встречались лично. На встречах вам говорили о том, что «с интересом следят за деятельностью», «это очень интересно», «такой талантливый молодой человек», «у вас такое будущее», «мы всегда готовы вам помочь». При этом представлялись – говорили: мы такие-то, занимаемся тем-то и тем-то. Это были люди из организации, последние 90 лет занимающейся пристальным наблюдением за тем, что происходит в нашем стране в политической, общественной, идейной сферах.

Всегда использовался индивидуальный подход. Демонстрировалось знакомство с личными особенностями конкретного человека, показывалось, что известно то-то и то-то, «случайно» обнаруживалось знакомство с деталями личной жизни. Показывалось, что, с одной стороны, может быть оказана существенная помощь и поддержка, естественно, на основах взаимности. С другой стороны, если взаимности не будет, то, соответственно, на жизненном пути не будет поддержки могущественной организации. А в некоторых случаях могут возникнуть и проблемы… Через некоторое время начиналась мягкая, осторожная, нежная вербовка с элементами шантажа. Люди же там работают грамотные, профессиональные, с качественной подготовкой. [...]

– Расскажите об участии в выборах.

В 1989 году состоялись выборы народных депутатов СССР. Годом позже, весной 1990 года, прошли выборы народных депутатов РСФСР. В первых выборах мы не участвовали. А для участия во вторых несколько участников клуба «Синтез», посовещавшись, сформировали «группу молодых экономистов», выдвинувшихся в пяти избирательных округах Ленинграда. Нас было пятеро – Михаил Дмитриев, Михаил Киселев, Михаил Маневич, Борис Львин и я. Двое ребят прошли и стали народными депутатами России. Трое, включая и меня, не прошли. Я участвовал в выборах по Василеостровскому избирательному округу, в которых было двенадцать кандидатов, включая лидера Ленинградского Народного фронта Марину Салье. По результатам первого тура она лидировала с большим отрывом – у нее было, кажется, около 40%. Второе место занял первый секретарь Василеостровского райкома КПСС, кажется, с 16% голосов, третье место занял я – с 6%. Второй тур, естественно, состоялся между кандидатами, занявшими первые два места, и народным депутатом России от Василеостровского округа была избрана Марина Евгеньевна Салье.

Одно из сильных впечатлений, оставшихся от того времени – то, что в нашей стране действительно могут проходить честные выборы.

– Как проходили встречи с избирателями?

– [...] Помню, как проходили публичные дебаты в прямом эфире на Ленинградском телевидении на улице Чапыгина. В студии находилось двенадцать кандидатов по нашему округу. Мы сидели вдоль длинного стола: шесть человек с одной стороны, шесть – с другой. Нам задавали разные вопросы, мы отвечали. Хорошо помню вопрос одного из зрителей, звонивших на студию: «Кто, по-вашему, должен быть президентом России?» Дело в том, что тогда стали обсуждать введение поста президента России. Моя очередь отвечать на этот вопрос была, кажется, девятой или десятой по счету. Иными словами, передо мной на этот вопрос ответило большинство кандидатов в депутаты. Первый кандидат сказал: «Борис Ельцин». Второй: «Борис Ельцин», третий, четвертый – и так до меня все без исключения назвали Бориса Ельцина. Когда очередь дошла до меня, я сказал: «Юрий Афанасьев». Тут, конечно, произошел некоторый шок, потому что кандидатуру Афанасьева никто не выдвигал, включая его самого. Думаю, что зрители обратили на это внимание. [...]

– Расскажите о программе свободной экономической зоны Ленинграда, которая разрабатывалась по идее Чубайса.

– В то время Ленсовет был еще достаточно влиятельным. Председателем Исполкома Ленсовета был Щелканов. Чубайс был назначен его первым заместителем. Это было, если мне память не изменяет, летом 1990 года.

За пару лет до этого появилась идея свободной экономической зоны, быстро становившаяся весьма популярной. Вначале она была эмоциональной реакцией на прогрессирующий провинциализм города за 70 лет советской власти. Событием стала статья Даниила Гранина «Столичный город с областной судьбой». Кроме того идея хорошо сочеталась и по-своему развивала идеи территориального хозрасчета, захватившей тогда умы в соседней Прибалтике. Но там хозрасчет почти сразу же стал носить характер экономического фундамента политической независимости. В Ленинграде политическая составляющая идеи свободной зоны была незначительной.

Поскольку демократизация в республиках Балтии и Ленинграде шла много быстрее, чем в Москве, то довольно быстро стало ясно, что советский центр в рамках страны реформы проводить не будет, а с наступающим голодом что-то все равно надо будет делать. Тогда наступали серьезные проблемы с обеспечением города продовольствием, топливом, энергией. Надо было получать дополнительные административные полномочия для города, чтобы обеспечить его выживание в новых условиях. «Свободная экономическая зона» воспринималась в качестве возможного механизма, который бы помог это сделать. В составе большой команды разработчиков я участвовал в разработке ее концепции. Осенью 1990 года – в начале 1991 года эту работу мы провели.

Потом, когда стали обсуждать полученные результаты, в том числе с нашими московскими коллегами, то выяснилось, что итог получается в общем неутешительным: создание свободной экономической зоны в пределах Ленинграда (или Ленинграда и пригородов, или Ленинграда и области) оказывалось невозможным. Идея еще некоторое время продолжала оставаться популярной, но для нас уже стало ясно, что это тупиковый путь. Ленинград – это не остров, отделенный от материка проливом, как Гонконг. Это не анклав, отделенный от других регионов и стран государственной границей, как Калининград. Без построения реальной стены, без колючей проволоки, отделяющей успешный регион от остальной страны, ни одна экономическая зона работать не будет. На то она и зона.

Но идея стены с колючей проволокой, отделяющей Ленинград от остальной страны, среди моих коллег не воспринималась как нечто серьезное и подлежащее обсуждению и тем более воплощению. Мощный удар этой идее нанес августовский путч ГКЧП и его поражение. Смена политической власти в Москве открыла возможность осуществления реформ не только в рамках одного города, но и во всей стране. Наконец многие участники разработки концепции свободной зоны постепенно перебрались в Москву. Там они стали применять свои навыки, умения и знания для реформирования всей российской экономики.

Беседу вела Т.Ф.Косинова