Роль речевых ошибок в деформации образа события в СМИ

Читатели стремятся получить объективную информацию о происходящих в мире событиях, однако нередко информация доходит до адресата в искаженном, деформированном виде. А.А. Леонтьев [Леонтьев 2001: 40] выделил несколько видов деформаций: 1. неадекватный образ события у самого журналиста; 2. неадекватность перевода образа события в текст; 3. деформация самого текста, который недостаточен или непригоден для восстановления реципиентом образа события; 4. неспособность реципиента (или группы реципиентов) восстановить из текста правильной образ события. Намеренные деформации – одно из средств манипуляции сознанием читателя, когда недостоверное событие представлено журналистом как достоверное. В современных СМИ, особенно региональных, довольно часто встречаются ненамеренные деформации, к которым могут вести в том числе и речевые ошибки. В этом случае мы имеем дело со вторым (по А.А. Леонтьеву) видом деформации. Рассмотрим, какие речевые средства влияют на деформацию образа события в печатных СМИ.

Так, в материале «Олимпийцы на балу ели и скучали» с подзаголовком В четверг прошло чествование героев Афин, опубликованной в «КП-на-Дону» в апреле 2005 г., мы можем наблюдать контрастное использование оценочных слов, мешающее адекватному восприятию образа олимпийцев-победителей. Оценочность, заявленная в подзаголовке (чествовать – 1. публично, в торжественной обстановке приветствовать, поздравлять, оказывать почести кому-л - [МАС 1981: т.4, 671], противоречит общей оценочности последующего текста. В нем использованы слова с ингерентной изобразительностью, т.е. такие, в которых изобразительность достигается их внутренней структурой (в силу логико-понятийной природы их денотатов) [Хазагеров 1999: 227]: жадно набрасывались (жадный - 1. Стремясь взять себе, захватить, съесть и т.п. как можно больше и как можно быстрее [МАС 1981: т.1, 466]); выпытывая последние новости; одиноко глядели в пустоту. К такому же контрасту ведет и использование кавычек (лишь раз в четыре года они могут пожить «нормальной» жизнью), в результате чего слово воспринимается в противоположном значении.

Весь текст стилистически неоднороден: в нем наряду с книжными используются просторечные и разговорные конструкции. Помимо этого, в тексте встречаются и речевые ошибки: медленно брели к выходу (Брести – идти медленно или с трудом, едва передвигая ноги; плестись [МАС 1981: т.1, 115]); - Мне очень нравится Ростов. Здесь меня всегда хорошо принимали. Поднимаю свой бокал за донских олимпийцев! Кураж Тягачева подхватил весь зал, который едва не взорвался от троекратного «ура» - использование слова без учета его семантики (Кураж - прост, задор, смелость, развязность [МАС 1981: т.2, 151]; Вартерес Самургашев говорил добрые слова за спортсменов, за их тяжелый каждодневный труд.

В СМИ нередки случаи, когда к искажению восприятия образа события, к формированию у читателя искаженной оценки события ведет отбор лексических единиц без учета широкого контекста. В материале «Из мемориала на Змиевке торчит арматура» речь идет о памятниках Великой Отечественной войны. Текст опубликован в «КП-на-Дону» в апреле 2005 г. и приурочен к 60-летию Победы. Общая тональность материала задается контекстуальным употреблением таких слов: у солдата уперли автомат; у несчастного солдата штаны, как у Арлекина; рука женщины в цех не влезла, ее, горемычную, не месте доделывали; она получилась как обрубок; у нее из пальцев арматура торчит, эта женщина изображает Родину; памятник [Кумженский мемориал] – местечковый.

В информационной заметке под заголовком «Опять какой-то козел-импотент ополчился на оленьи рога» («Вечерний Ростов», август 2007) говорится об изуродованном цветнике в форме оленя, которому оторвали рога и уши. Нарушитель не был найден, однако в заметке он представлен как взрослый мужчина, имеющий проблемы в интимной жизни. Автор характеризует его с помощью таких лексем, как козел/двуногий козел, импотент, вандал, урод. По отношению к действиям, совершенным гипотетическим нарушителем, используются следующие фразы: демонстрирует свое половое бессилие; подсознательное желание избавиться от рогов, которые ему наставляет жена или подруга; агрессия – один из симптомов борьбы с потенцией. Негативная оценочность этих лексем очевидна. Использование просторечной зоосемантической метафоры (козел по отношению к человеку) придает высказыванию помимо неодобрения, презрения, грубую экспрессию. Кроме того, намерение унизить, оскорбить адресата речи достигается и употреблением «лексики половой сферы».

Необходимо отметить, что тексты такого рода не только позволяют читателю считать допустимым подобное речевое поведение – они содержат нулевую информацию, т.к. событие подменяется его оценкой. Агрессивная авторская позиция навязывается реципиенту, формируя у него только впечатление о событии, а не представление о нем. В тексте мы наблюдаем подмену реальной информации – гипотетической.

Таким образом, неадекватный перевод образа события в текст может быть вызван неверным использованием различных речевых средств: неточным отбором лексических единиц; использованием слов без учета широкого контекста и коннотаций. Журналисты, стремясь привлечь внимание читателя, сделать текст более выразительным и доступным, пренебрегают законами языка, что ведет не только к нарушению этических норм, но и к деформации образа события.

1. Леонтьев, А.А. Образ события в СМИ и возможности его искажения [Текст] / А.А. Леонтьев // Язык средств массовой информации как объект междисциплинарного исследования – М.: Изд-во МГУ, 2001. – С. 39-41.

2. Леонтьев, А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ [Электронный ресурс] / А.А. Леонтьев // Режим доступа: http://evartist.narod.ru/text12/06.htm,свободный.

3. Ожегов, С.И. и Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка. [Текст] / С.И. Ожегов и Н.Ю. Шведова. – М., 1999.

4. Словарь русского языка: В 4-х т. [Текст] / Под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. – М.: Русский язык, 1981. - МАС.

5. Современный словарь иностранных слов [Текст] – М., Русский язык, 1992. - СИС.

6. Хазагеров, Т.Г. Ширина, Л.С. Общая риторика [Текст] / Т.Г. Хазагеров, Л.С. Ширина. – Ростов н/Д: Изд-во Феникс, 1999. – 320 с.

В.А. Кузьмичева

Белгород, Россия

ВЛИЯНИЕ МЕЖФРЕЙМОВЫХ ПРОЦЕССОВ
НА ОСОБЕННОСТИ СЕМАНТИКИ И СИНТАКСИСА ГЛАГОЛЬНЫХ ЛЕКСЕМ
В данной статье мы ставим перед собой цель представить когнитивный анализ глаголов с позиций фреймовой семантики. Объектом нашего исследования являются глаголы социальной деятельности по достижению цели: aim, achieve, attempt, accomplish, deserve, fulfill, insist, manage, obtain, reach, succeed, try, wangle и др.

Необходимость обращения к фрейму «социальная деятельность по достижению цели» для анализа семантики соответствующих глаголов обусловлена объектом исследования. Глаголы с указанным системным значением, рассматриваемые как изолированные от фразы сущности, передают лишь часть признаков концепта «социальная деятельность по достижению цели». Глаголы других семантических групп вообще не способны на системном уровне репрезентировать данный концепт.

На функциональном уровне благодаря совмещению значений предиката, субъекта, объекта и модификаторов смысла в предложении-высказывании, этот концепт может быть вербализован не только глаголами с системным значением социальной деятельности по достижению цели, но и глаголами движения, попытки, борьбы и др. Иными словами, проанализировать особенности репрезентации концепта «социальная деятельность по достижению цели» английскими глаголами возможно через соотнесение глаголов с когнитивной структурой, воплощающей знание и мнение носителей английского языка о значимых признаках данного концепта и участниках этой ситуации.

При фреймовом подходе в центр исследования ставятся когнитивные механизмы, которые, собственно, и порождают смысл слова, при этом фреймовая семантика позволяет выявить одновременно семантические и синтаксические особенности лексической единицы, а также объяснить явления синонимии и полисемии. Сам термин «фрейм» трактуется в лингвистике по-разному. Мы опираемся на толкование фрейма как некоего инструмента, дающего возможность привлекать необходимую часть экстралингвистической информации для понимания естественно-языкового сообщения. В наши намерения входит объединить и объяснить семантически родственные слова на фоне общего для них фрейма, а именно фрейма «социальная деятельность по достижению цели».

Данный фрейм является когнитивно-пропозициональной схемой, представляющей собой логически организованную структуру знаний, соотносимых с концептами «цель» и «деятельность». Исследование межфреймовых процессов заставляет обратиться к проблеме темпоральных и пространственных категорий в процессе концептуализации действительности.

Начнем с того, что Деятельность отделена от Цели временной протяженностью, тем самым она приобретает процессуальное значение. Если действие локализовано на линии времени в виде точки, то деятельность – процесс – в виде отрезка. Пространственная метафора времени – линия – порождает темпоральную метафору – путь. Особенность анализируемой ситуации в том, что если Путь подразумевает прежде всего пространственно-временное перемещение, то Деятельность требует продвижения к цели, т. е. к концу пути. Цель ограничивает процесс протекания Деятельности во времени. Иными словами, напрашивается вывод о том, что общим для исследуемого фрейма и фрейма «путь» является признак ДВИЖЕНИЕ.

Активизация данного компонента в структуре фрейма «социальная деятельность по достижению цели» позволяет передать идею продвижения субъекта к своей цели. Само представление о жизни как о движении вперед, о цели как атрибуте любой деятельности человека, а также о препятствиях на пути к достижению цели, т. е. непосредственно мировоззренческий фон делает образ пути одной из основных метафор для репрезентации данной ситуации.

Фрейм «путь» является, таким образом, смежным с фреймом «социальная деятельность по достижению цели», а репрезентирующие его глаголы активизируют компоненты исследуемого фрейма через актуализацию различных модификаторов смысла на уровне предложения-высказывания.

Данную лексико-семантическую группу формируют глаголы: advance, arrive, approach, near, reach и др., причем лексема reach занимает доминирующее положение (около 96,5 % от общего числа указанных глаголов). Следует также отметить, что возможность репрезентации фрейма «социальная деятельность по достижению цели» у глагола reach наблюдается в 37, 7 % случаев от общего числа употреблений данной лексемы. Остальные глаголы демонстрируют гораздо более низкий показатель в 3 – 5 %.

Рассмотрим, как передается общая идея исследуемой ситуации на системном уровне. В словарных дефинициях это отражено через ЛСВ4, ЛСВ5, ЛСВ6. Например: to reach – ЛСВ4: to achieve an aim – to succeed in doing what you were trying to do: reach a decision/agreement/result, etc [LDCE]. У лексемы approach это тоже ЛСВ4, однако в словарной дефиниции присутствует глагол reach: to approach – ЛСВ4: to almost reach a particular high level or amount, or an extreme condition, or state [LDCE].

Принимая во внимание тот факт, что в структуре предложения-высказывания приведенные глаголы в первую очередь актуализируют фрейм «путь», можно выяснить, какие из его характеристик являются наиболее важными для говорящего и как пересечение смежных фреймов находит свое отражение на языковом уровне.

Концепты «путь» и «деятельность» можно схематично представить в виде дороги. Только в первом случае ее воображаемый конец упрется в физический объект реального мира, а во втором – уйдет в будущее, в область желаемого и потенциально достижимого. Проиллюстрируем сказанное на примерах.

(1) At last the happiest of the happy moments arrived [Keller 1974: 63].

(2) When we arrived at the station they told us that the train did not leave for Boston until eleven o’clock…[Keller 1974: 165].

Приведенные примеры (1), (2) наглядно свидетельствуют о том, что фрейм «социальная деятельность по достижению цели» не активизируется, если при данных глаголах объект выражен конкретным существительным (местоимением) (пример (2)). Абстрактное существительное в качестве объекта (пример (1)), наоборот, способствует реализации исследуемого фрейма.

Объясняется это тем, что для концепта «путь» необходим своеобразный «пункт прибытия», реально существующий в мире. Цель, лежащая в основе ситуации социальной деятельности по достижению цели, существует, прежде всего, в сознании человека.

На основании сказанного можно сделать вывод, что при метафорическом употреблении глаголов указанной группы в структуре фрейма «социальная деятельность по достижению цели» активизируется факультативный признак ДВИЖЕНИЕ. В этом случае имеет место такое осмысление ситуации, при котором говорящий рассматривает затраченные или предстоящие усилия с точки зрения их протяженности во времени. На первый план выходит темпоральная характеристика ситуации.

Действительно, анализ языковой репрезентации фрейма «путь» показывает, что в его структуре непременно содержится компонент ВРЕМЯ, на языковом уровне получающий эксплицитное выражение.

(3) On May 26^th they arrived in Boston and went to the Perkins Institution…[Keller 1974: 137].

Фрейм социальной деятельности по достижению цели также допускает указание на время, однако, «событийность» деятельности, придаваемая ей целью, ограничивает сочетание рассматриваемых глаголов с временными обстоятельственными выражениями.

(4) Before we parted, we discussed what our next step to be, but could arrive at no result [Stoker 1994: 369].

Окончание деятельности вызвано не физическим преграждением пути (например, достижением материально существующего объекта, как в примере (3), а субъективным концом, объективируемым абстрактными существительными result, climax (пример (4)). Прекращение деятельности актуализируется и с помощью временного придаточного, а также герундия, указывающих на внешние раздражители, а не на объективное прекращение деятельности.

Представление процесса достижения цели в виде преодоления некого пути расширяет возможности грамматического оформления. Так, семантика глаголов пути допускает употребление практически всех видо-временных форм (примеры (5), (6)).

(5) We and you too – you most of all, my dear boy – will have to pass through the bitter water before we reach the sweet [Stoker 1994: 205].

(6) “I shall always reach for the stars,” Christina interrupted, smiling at Audra [Bradford 1988: 356].

Возможна и сочетаемость указанных лексем с модальными глаголами (примеры (7), (8)).

(7) We ought to be able to talk this matter over together and reach an understanding [Dreiser 1954: 428].

(8) He would soon be alone with no one to talk to perhaps, and if a sympathetic understanding could be reached with this man now, so much the better [Dreiser 1954: 492].

Всё сказанное позволяет представить исследуемую ситуацию в несколько ином свете – метафорическое осмысление характеризует ее с точки зрения процесса преодоления пути при достижении цели. Глагольные лексемы, репрезентирующие фрейм «путь», способствуют передаче субъективного восприятия указанной ситуации средствами языка. На когнитивном уровне это обеспечивается переструктурацией фреймов, имеющих общие терминалы.

Список литературы

1. 
   Bradford, B. T. Act of Will [Text] / B.T. Bradford. – London: Grafton Books, 1988. – 526 p.
   
2. 
   Dreiser, Th. The Financier [Text] / Th. Dreiser. – M.: Foreign Languages Publishing, 1954. – 566 p.
   
3. 
   Keller, H. The Story of My Life [Text] / H. Keller. – New York: Dell Publishing, 1974. – 416 p.
   
4. 
   LDCE – Hornby, A. S. Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English [Text] / A.S. Hornby. – Oxford: Oxford University Press, 1982. – 1036 p.
   
5. 
   Stoker, B. Dracula [Text] / B. Stoker. – Great Britain: Penguin Books, 1994. – 450p.
   

О.В.Курбанова

Махачкала, Россия

Эмоционально-экспрессивные средства отражения

авторской эвалюативности

(на материале стихотворения
Максимилиана Волошина «Красная Пасха»)
В литературе давно и подробно описаны эмоционально-экспрессивные средства выразительности, вследствие чего нет нужды подробно останавливаться на характеристике основных художественных тропов. Интересно другое – как поэт использует богатые возможности языка, какие средства отбирает для отражения состояния своего внутреннего «я», как создает мир внутренней чувственности.

Творчество Максимилиана Волошина никогда не привлекало внимания исследователей в том объеме, которое характерно для поэтического наследия Б.Пастернака или А.Ахматовой. И, тем не менее, самобытный, ни к какому литературному течению явно не принадлежавший, глубоко сопереживавший всему, что происходило вокруг него, Максимилиан Волошин остался одной из самых ярких поэтических фигур начала XX века – периода великой смуты и амбициозных планов.

Стихотворение «Красная Пасха» написано в Крыму 21 апреля 1921 года не просто поэтом, а очевидцем, окидывающим мир скорбным взором. Гражданская война практически идет к своему завершению. Какая она? Что принесла?

Первая часть текста, включающая в себя 7 строк, рисует читателю картину недавней зимы: трупы, стаи голодных псов, поедающие человеческое мясо, пулеметный стук по ночам и снова трупы. Но это не натурализм: поэт в нескольких словах описывает то, чего нельзя не заметить (тела вдоль дорог) и нельзя не услышать (пулеметные очереди в ночи). Ночь, вой ветра, разбитые окна, свист - это зима. Это период страха и безысходности.

Но вот «Весна пришла…» Весна. Время возрождения, солнца и тепла. Но картина оживающей природы у М.Волошина оказывается не менее удручающей, потому что весна пришла «зловещая, голодная, больная». Солнце глядит «незрячим оком»: олицетворение усиливает образ больной земли, оно дает понять читателю, что над таким запустением не может быть радостного и щедрого светила. Поэт продолжает: таял снег, обнажая кости, и «подснежники мерцали точно свечи». Яркое сравнение подснежники точно свечи отражает картину хаоса; да, среди останков пробиваются цветы, но у поэта они не ассоциируются с возрождением жизни, а звучат как реквием по погибшим. Следующие неожиданные определения усугубляют дисгармонию, царящую в природе:

Фиалки пахли гнилью. Ландыш – тленьем.

Стволы дерев, обглоданных конями

Голодными, торчали непристойно,

Как ноги трупов. Листья и трава

Казались красными. А зелень злаков

Была опалена огнем и гноем [Волошин 1988: 232].

Фиалки, ландыш, листья, трава, зелень злаков, - какие чистые и прекрасные образы! Но они характеризуются словами, которые и в словарной дефиниции несут экспрессию негатива, а в данном тексте выполняют коннотативную функцию активизаторов смерти: гниль, тленье, огонь, гной. Лексема «обглоданных», несущая отрицательную семантическую образность, усилена определением «голодными», вследствие чего картина хаоса дополняется не только ожесточившимися людьми, но и одичавшими животными. И даже эпитет «красными» представляется зловещим, хотя листья и трава только кажутся красными. Авторская модальность очевидна: красный цвет – это уже не цвет знамени революции, а цвет горя и крови, окрасивший весеннюю поросль.

Волошин – не революционер и не контрреволюционер. Просто русский человек. Он скорбит о тех сотнях казненных, чьи души были вырваны «насильственно из жизни». Беззаконие порождает безнаказанность, Волошин-поэт ищет и не находит в лексике слов, которые отразили бы суть того, что происходит. Но авторская экспрессия требует своей лексической обозначенности, и появляется неологизм «безумили»: неуспокоенные души погибших

Безумили живых могильным хмелем

Неизжитых страстей, неутоленной жизни,

Плодили мщенье, панику, заразу… [Волошин 1988: 233].

Безумили, то есть, сводили с ума. Традиционно сумасшествие в литературе рассматривается как болезнь, а безумие – как некий рок. Авторский неологизм передает ощущение вселенского фатализма, поругания всех нравственных начал, гибели не только физической, но и духовной.

Последние строки сухи, лаконичны и потому особенно экспрессивны:

Надо обладать немалым гражданским мужеством, чтобы в обстановке тотального красного террора дать такую уничтожающую оценку всему происходящему. Страстная неделя, в течение которой мучили Сына Божия, растягивается на месяцы страданий и мук гражданской смуты. И красный май (большевиков) стал Пасхой, но не со знаком (+) – Воскресение, а со знаком (-) – кровавая.

Завершает хаос безрадостный итог: но в ту весну Христос не воскресал. Поэт скорбит: преступлений совершено столько, что, как он думает, и Бог отвернулся от России. Образ невозвращающегося Христа, который не может воскреснуть вследствие всеобщего кровавого безумия, превысившего жестокость библейских гонителей, – как последний отчаянный вздох поэта, его последняя несбывшаяся надежда на благополучный исход.

Стихотворение «Красная Пасха» – крик души Максимилиана Волошина. Остается поражаться внутреннему мужеству, которым обладал поэт, если при той безысходности, в которой находился его внутренний мир, он продолжал жить и творить, создавая не внешний портрет, но духовный мир эпохи!

И как тут не вспомнить Владимира Высоцкого с его знаменитым «Я не люблю…», которое заканчивается неожиданно, но так же внутренне логично и цельно: «Вот только жаль распятого Христа!»:

Я не люблю насилья и бессилья,

вот только жаль распятого Христа [Высоцкий 1981: 225].

Это не вырванный вне контекста образ. Это не две стороны одной медали: распятия и возрождения. Это – дыхание в унисон! Два поэта, разные эпохи, разное творчество, но одна душа.

Творчество Максимилиана Волошина создает честный, нелицеприятный, нетенденциозный реальный слепок русской жизни того периода, которому он был очевидец, вследствие чего обладает несомненной значимостью и требует более пристального внимания исследователей.

Список литературы

1. 
   Волошин, М.А. Избранные стихотворения [Текст] / М.А. Волошин; сост., вступ. ст. и примеч. А.В.Лаврова. – М.: Советская Россия, 1988. – 384 с.
   
2. 
   Высоцкий, В.С. Нерв [Текст] : стихи / В.С. Высоцкий; сост. Р.Рождественский. – М.: Современник, 1981. – 237 с.
   

М.Л. Кусова

Екатеринбург, Россия

ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ
В ДИСКУРСЕ СОВРЕМЕННОЙ ПУБЛИЦИСТИКИ
Характерной частью номинативного состава языка являются фразеологические единицы, которым, как и слову, присуща номинативная функция. Однако указывая на близость слова и фразеологической единицы, исследователи подчеркивают отсутствие тождества у данных единиц, отмечая, что денотатами фразеологических единиц в системе языка служат социально закрепленные, типизированные представления об определенных явлениях [Мелерович 1979:12].

В.Н. Телия подчеркивает, что фразеологизмы «не столько называют обозначаемое, сколько характеризуют его», что номинативная функция фразеологизмов связана не столько с обозначением явлений реальной действительности, сколько с приписыванием признака обозначаемому, значение идиом прагматически нагружено оценочной и объективной модальностью [Телия 1996: 79, 152].

В этом плане представляется небезынтересным описание фразеологических единиц, связанных с отражением социального пространства, в том числе и современного. Как и лексический состав языка, фразеологический состав динамичен, регулярно пополняется, характер этого пополнения находит отражение в том числе в материалах СМИ, что обусловлено спецификой публицистики. В произведениях публицистики находят отражение новые фразеологические единицы, тем более что для публицистики, очевидно, нередко значимо наличие у фразеологических единиц первичного денотата, позволяющего ярче определить некоторые логические связи, коннотативного компонента значения, связанного с репрезентацией эмоционального или оценочного отношения.

Говоря о фразеологических единицах, связанных с обозначением пространства, следует заметить, что в современной публицистике выделяется ряд фразеологических единиц, семантику которых можно определить как конкретизация пространства, очерчивание пространственных границ:

политическая поляна - зона действия олигархов,

российская почва, на российской ниве,

единое экономическое пространство,

срез страны (о студенческом конкурсе и его победителях ) и т.д.

Следует заметить, что фразеологизация единиц в современной публицистике достаточно регулярно соотносится именно с конкретизацией пространства, даже если фразеологическая единица и не имеет пространственного значения, а связана с номинацией и оценкой конкретного лица, например:

лондонский сиделец (о Березовском).

Приведенный пример позволяет обратить внимание на тенденцию, которая наблюдается при анализе фразеологических единиц в современной публицистике: их сознательно увеличенную денотативную и сигнификативную соотнесенность. Кроме связи с первичным денотатом, подобные фразеологизмы содержат намек на литературный контекст и контекст исторический, благодаря чему субъективная модальность в них превалирует над объективной, вызывая иронию, поскольку «конспирировать» подобным образом известную политическую фигуру нет никакой необходимости. Использование аллюзии регулярно наблюдается при трансформации фразеологизмов в современной публицистике.

Важнейшими категориями языка являются категории пространства и времени, пространство и время – параметрические характеристики деятельности, поэтому остановимся на обозначении времени фразеологическими единицами. И хотя приводимые нами примеры из современной публицистики не являются результатом большой выборки, тем не менее в наших материалах очень редко встречались трансформированные либо новые фразеологические единицы, связанные с обозначением времени, хотя для понимания некоторых фразеологических единиц значимы ассоциативные связи с прошлым: «красный» директор. Примечательно, что новые фразеологические единицы с временным значением в качестве адресата предполагают человека с определенным культурным уровнем, способным соотнести первичный денотат со значением фразеологизма, понять фразеологизм в широком литературном и историческом контексте:

розовое детство демократии – о начале существования РФ как суверенного государства,

оранжевая революция – о президентских выборах на Украине,

оранжевая чума – о повторении аналогичной ситуации в странах Ближнего Зарубежья и возможности повторения в некоторых субъектах РФ.

Налицо и динамика оценки при трансформации фразеологической единицы. В фразеологизме «оранжевая революция» оценочность явно не выражена, тогда как предельно категорично выражена в единице «оранжевая чума». Можно также предполагать, что в современной фразеологии появляется новая тенденция, когда фразеологические единицы соотносятся с устойчивыми конструкциями времен социализма, но при этом их значение трансформируется: изменение значения происходит не в силу изменения лексического наполнения фразеологизма, а в силу изменения его коннотации.

Обращение к современной публицистике позволяет выделить новые тематические фразеологических единиц: это фразеологизмы, связанные с обозначением политической деятельности и финансово-экономической. Появление данных групп фразеологизмов объясняется экстралингвистическим фактором. По нашим наблюдениям, в фразеологизмах, обозначающих финансово-экономическую деятельность, доминирует отрицательная коннотация, в большинстве своем они стилистически снижены:

грязные деньги,

деньги крутятся,

деньги отмываются, здесь же отмытые деньги,

черный нал,

выброс денежной массы,

страна на крючке (название статьи о западных производителях продуктов питания и бытовой техники),

рутинная экономическая плоскость,

хотя могут быть и нейтральными по отношению к оценочной модальности:

мелкий (средний) бизнес,

жилищно-коммунальном тоннель (забрезжил свет в жилищно-коммунальном тоннеле).

В качестве первичного денотата носители русского языка при оценке экономической ситуации апеллируют к денежной массе, экономическая деятельность, ее результаты измеряются той единицей, что принято называть наличными, т.е. очевидно ситуация «деньги в чулке» еще сохраняется в сознании русского человека. В качестве дополнительного аргумента к сказанному можно привести еще одну фразеологическую единицу, доказывающую, что рост благосостояния в нашей стране напрямую связывается с количеством денег, при этом не учитывается, например, степень доступности каких-либо жизненно важных услуг: вырастает пенсия.

Цивилизованное развитие экономики ведет к возрастанию удельного веса такой составляющей деятельности предприятий, как налоговая. Однако для российской экономики уплата налогов не всегда является нормой, что отражено в появлении таких фразеологизмов, как

налоговая горячка,

громкие аресты (аресты олигархов из-за неуплаты налогов).

Полагаем, первичный денотат фразеологизма «налоговая горячка» как раз акцентирует внимание на несоблюдение нормы в этой стороне экономической деятельности, когда уплата налогов подобна болезни, к тому же связанной с отклонениями в психике.

В фразеологизмах, обозначающих политическую деятельность, нередко не утрачивает актуальности первичный денотат, при их употреблении наблюдается элемент языковой игры, когда первичный и вторичный денотат воспринимаются одновременно:

публичный политик,

пятна на репутации (питерской) власти (ср. пятна на солнце),

чистые люди (нужно прийти к власти с чистой программой и чистыми людьми),

под ковром, слететь с поста.

Последний фразеологизм употребляется только по отношению к кругу должностных обязанностей, связанных с государством.

Негативная оценка политической деятельности может определяться и осознаваемой говорящим двуплановостью фразеологизмов, принадлежащих просторечию и употребляемых в политических статьях, где речь идет о государственной политике:

рвать на куски (губернаторов),

высосать компромат из пальца.

В связи с последним фразеологизмом отметим, что в публицистике идет оценка и самой публицистики. До сих пор актуальны такие параметры деятельности публицистов, как свобода слова: глоток свежего воздуха (о гласности), подчеркивается степень влияния публицистики на сознание адресата: информационная бомба.

Таким образом, обращение к семантическим группам фразеологических единиц, обозначающих деятельность человека, позволило увидеть, какие аспекты деятельности наиболее значимы для носителя языка, какие сферы деятельности не имели ранее собственных номинаций на уровне фразеологических единиц, а также увидеть некоторые тенденции в возникновении новых фразеологических единиц.