ГЛАВА IX ПОХОД В СИРИЮ. БИТВА ПРИ АДЖНАДАЙНЕ. КАПИТУЛЯЦИЯ ФИХЛЯ

ПОХОД на Сирию начался под руководством совсем другого Халида, сына Саида, — по крайней мере, согласно Сейфу, одному из самых старых авторитетов. Рано обратившийся, и потому изгнанный в Абиссинию, он занимал высокое положение в исламе, как мученик за веру. Использовавшийся в качестве посланника на юге, он был вынужден бежать во время беспорядков после смерти Пророка, и теперь требовал новых распоряжений. Хотя Омар (на которого этот Халид на всякий случай клеветал) сомневался в его пригодности, Абу Бекр, уступив настойчивости «мученика», отправил его навести порядок среди дружественных племен на сирийской границе; но приказал не нападать первым, если его не будут атаковать. Византийцы, в надежде завладеть его верблюдами, созвали своих союзников-бедуинов и заняли угрожающую позицию. Халиду в таком случае было разрешено наступать, однако делать это осмотрительно, чтобы не подставить под удар свои тылы. Дойдя до самого Мертвого моря, он опрокинул там сирийский отряд под командованием византийского военачальника Багана (Баанеса); но, поняв, что зашел слишком далеко, спешно послал за подкреплением.

Как раз в то время войска мусульман, разгромив отступников на юге, возвращались в большом количестве в Медину, и, таким образом, могли принять участие в других операциях. Икрима, сын Абу Джаля, и Аль-Велид ибн Окба спешно были отправлены на помощь этому Халиду на север, а в Медине была объявлена священная война, и другие эмиры объявили призыв, ибо (согласно этому рассказчику) именно тогда Абу Бекр впервые задумался о завоевании Сирии.

Воодушевленный таким подкреплением, Халид ибн Саид ранней весной поспешил добыть первые лавры кампании. Забыв о предостережениях своего наставника, в своем рвении он попался в сети, раскинутые Баганом на пути в Дамаск. Когда арабы добрались до Мердж ас-Соффара, что на восточном побережье Тивериадского озера, неприятель ударил на них сзади, отрезав пути к отступлению. Халид, чей сын Саид оказался среди убитых, с остатками своей армии бежал в Медину.

Рассказ об этом походе Халида ибн Саида основан, как было уже сказано, лишь на одном источнике, т.е., Сейфе. Этот Сейф, однако — он жил во второй половине восьмого столетия от р. Х. — имел явную слабость приписывать доблестные деяния отцам веры, а Халид, кто был одним из них, был на него в этом похож. Но трудно поверить, что мусульманам удалось в этом случае добраться до Дамаска, или спутать это сражение с битвой, произошедшей там позднее. Более того, другие историки дают иную оценку этому событию. Они утверждают, что сопротивление Омару было такое сильное, что Халид якобы не оставлял Аравию, а на посту командующего его сменил Язид, сын Абу Суфьяна.

Армия состояла из трех отрядов по пяти тысяч воинов в каждом, двумя из них командовали Шурабиль, сын Хасаны (его матери) и неустрашимый Амр ибн аль-Ас. Амр, по-видимому, был фактическим командиром и третьего отряда, если и не де-юре. Каждому из этих отрядов было предназначено по одному из районов Сирии для ведения боевых операций. Амр должен был действовать в направлении Айлы у залива Акаба, занимая южную Сирию или Палестину. Язид с Шурабилем сперва должны были двигаться на Тебук, где последнему следовало занять центральную Сирию, а первому наступать на Дамаск.¹ Муавия, будущий халиф, нес знамя своего брата Язида — в предзнаменование ожидавших его высоких почестей. Халид ибн Саид, как считается, вступил в отряд Шурабиля добровольцем. Все трое были утверждены в должности во втором месяце (сафаре) 13-го года хиджры, в апреле 634 г. от р. Х.

По мере прибытия в Медину новых добровольцев, их направляли в распоряжение одного из трех командующих. Абу Обейда, сын Аль-Джарраха, кажется, стоял во главе одного такого отправленного на помощь отряда. Недовольство тем, что такой выдающейся личности пришлось быть лишь вторым по главенству, возможно, стало причиной другой версии, согласно которой, для вторжения в Сирию было отправлено не три, а четыре отряда. Абу Обейда, по этой версии, даже осуществлял общее руководство над всеми. Как бы то ни было, силы захватчиков вскоре возросли до двадцати четырех тысяч воинов, включая и корпус под командованием Икримы.

Направленные в Сирию войска, в целом, отличались по составу от армии, оккупировавшей Аль-Ирак. В основном та армия состояла из бедуинских племен, которые тысячами стекались под знамена Халида и Аль-Мусанны; жителей Мекки и Медины среди них было сравнительно немного; так как в своем большинстве они возвратились по домам после битвы при Аль-Йемаме. Сирийская армия, напротив, насчитывала, по крайней мере, тысячу «соратников», то есть тех, кто непосредственно видел и общался с Пророком, и не меньше сотни из числа знаменитых «трех сотен» из битвы при Бедре. Они по своему выбору вступали в отряд, чей руководитель был им более по вкусу; но, однажды выбрав, они соглашались безоговорочно повиноваться своему командиру; в то время как он со своей стороны обязался учитывать их мнения и пожелания по всем важным вопросам. Благородные шейхи, еще несколько лет назад имевшие полную власть над Меккой, и величественные вожди знатного происхождения теперь с готовностью присоединялись к отрядам тех, кому халиф пожелал вручить знамя командования, не взирая на молодость и низкое социальное положение. И вся армия, соответственно, составленная из отдельных отрядов, отдавала себя в абсолютное распоряжение главнокомандующему силами правоверных.

Вполне представляя всю серьезность предприятия — ведь предстояло скрестить мечи с самим императором — халиф приложил все усилия, чтобы подготовить войска. Перчатка была брошена, арабы объявили войну одновременно двум могущественным монархам — Востока и Запада. Отряды для этого большого предприятия теперь один за другим формировались на равнине Джурф, неподалеку от Медины, на пути, ведущем на север. Когда они становились готовы к выступлению, халиф шел пешком возле назначенного им командующего и давал ему напутственные наставления:

«Мужи, — обычно говорил он,¹ — я дам вам десять заповедей, которым вы должны неизменно следовать: не обманывайте и не воруйте; не предавайте и не калечьте; не убивайте ни женщин, ни детей, ни стариков; не сдирайте кору и не сжигайте финиковых пальм; не вырубайте фруктовые деревья и не уничтожайте посевов; не убивайте стада скота и верблюдов, если не ради пищи. Вы встретитесь с мужами, у которых бритые макушки, рубите их по ним мечами. Также вы увидите мужей, живущих в кельях, оставьте их в покое в том, чему они себя посвятили».

Командующему давались инструкции более общего характера: обещать доброе правление захваченному народу и сдерживать свое обещание; не быть многословным, но говорить всегда просто; уважать парламентеров, но не удерживать их долго, чтобы они не начали шпионить; сохранять секретность, где это требуется; выставлять караулы вокруг днем и ночью; и никогда не расслабляться.

Вторжению мусульман в Сирию очень поспособствовало одно событие, случившееся незадолго до того. Византийский император имел обыкновение платить арабским племенам на юге Палестины ежегодное пособие; по экономическим причинам, в связи с необходимыми тратами на войну с Персией, в последнее время эти выплаты, однако, прекратились. По этой причине эти племена посчитали себя свободными от каких бы то ни было обязательств и примкнули к захватчикам. Жители Сирии также, помимо религиозных преследований, страдали от увеличивающихся налогов, вследствие чего оставались пассивными наблюдателями вторжения в их страну, в действительности, ожидая лучшего от завоевания арабами, которые воздерживались от грабежа, и чье правление представлялось более мягким и терпимым, чем их теперешнее положение.

Первое столкновение, произошедшее в долине Араба, что между Мертвым морем и проливом Акаба, закончилось поражением трехтысячной греческой армии. Услышав о вторжении, правитель Палестины Сергий спешно выступил с небольшим отрядом из трехсот воинов. Он встретился с Амром неподалеку от Газы, и его маленький отряд был изрублен в куски, а сам он убит. Эти победы были плодом неожиданности, поэтому осторожный Амр, вместо того, чтобы продвигаться вперед, отступил в Арабу, послав Язида, Абу Обейду и Шурабиля в Белку и Хавран. Сам же он в это время оставался ждать подкреплений из Медины.

Для Абу Бекра вторжение в Сирию было важнее, чем завоевание Аль-Ирака; поэтому он решил перебросить оттуда Халида на запад. Этот приказ поначалу обескуражил Халида. Он приписал его Омару, который, завидуя его покорению Аль-Ирака, хотел вырвать эту победу из его рук. И причина для таких опасений существовала. Пока Абу Бекр был жив, дела обстояли иначе, ибо его инструкции были таковы: «Возьми с собой половину армии и оставь половину Аль-Мусанне. Когда Господь дарует тебе три победы в Сирии, тогда возвращайся к своей миссии в Аль-Ираке». Успокоенный заверениями и преданный своему господину, Халид стал отбирать соратников и лучших воинов, которым предстояло сопровождать его в Сирию. Аль-Мусанна настаивал, чтобы разделение было равным, и был, в конце концов, удовлетворен, отстояв большую часть ветеранов. Каждая половина состояла примерно из девяти тысяч воинов. Аль-Мусанна проводил великого военачальника, которому служил верой и правдой, до границы пустыни, и, простившись, вернулся в Аль-Хиру.

Нет единого мнения о пути, которым следовал Халид, но в отношении двух пунктов в основном разногласий не возникает: во-первых, что его исходным пунктом был Айн Ат-Тамр, в пустыне к западу от Евфрата и к югу от Хита; во-вторых, что завершающая часть похода лежала от Арака или Урака (близ Пальмиры), Тадмора (Пальмиры) и Карьятейна (Кариатейна) до Мердж Рахита (лугов на окраине Дамаска).

Предмет спора заключается в том, пошел ли он из Айн Ат-Тамра в Арак через Думат Аль-Джандал (как вслед за ибн Аль-Асиром полагает Сэр Уильям Мьюир), или же двинулся напрямик в северо-западном направлении (к какому заключению пришел г-н де Геж, изучив множество источников). Вероятнее всего, что не оставившая следов часть пути включала долгий переход по безводной пустыне — между двумя пунктами, называющимися соответственно Коракир и Сува, чье месторасположение, к сожалению, осталось неизвестным. Ибн Аль-Асир так описывает этот отчаянный переход: «Халид добрался до Коракира (место с пресной водой, принадлежащее племени Келб) и призадумался о том, как ему добраться до Сувы, преодолев пятидневный путь по пустыне. Он нашел проводника по имени Рафи, сына Омейра из племени Тай, считавшего, что с грузом и лошадьми проделать такой путь невозможно: “Ибо, клянусь Аллахом, даже и одинокий всадник не рискнет отправиться в такую дорогу”. Халид отвечал: “Другого пути нет, если мы хотим добраться до греков и не позволить им отрезать нас и не дать прийти на выручку нашим друзьям”. Итак, он приказал всем начальникам отрядов взять пятидневный запас воды и отобрать необходимое количество лучших верблюдов для воды, затем поить их вновь и вновь, покуда они уже не смогут больше вместить в себя. На следующий день необходимо завязать верблюдам уши и губы, чтобы они не могли жевать. Это даст возможность сохранить воду. На каждой стоянке в пустыне убивали по десять таких верблюдов для отряда из ста копьеносцев. Водой, вытекающей из их тел, смешанной с верблюжьим молоком, поили лошадей. На пятый день запасы кончились. Когда они подошли к окрестностям Аль-Аламейна (“два дорожных камня”), где должна была быть вода, проводник в отчаянии спросил: «Посмотрите, нет ли поблизости кустарника верблюжьей колючки; ее высота примерно как у сидящего человека?» Они ответили, что не видят ни одного. Тогда он воскликнул: “Богу мы принадлежим, и к Нему возвращаемся. Вы погибли, клянусь Богом! и я вместе с вами! (поскольку зрение его расстроилось) Смотрите лучше, горе на ваши головы!” Арабы огляделись и заметили один кустик. Он был срублен, так что оставался лишь пенечек. Тогда они воскликнули: “Аллаху Акбар!” — Бог велик! Они начали копать в этом месте, и нашли источник, и все напились. “Клянусь Богом! — сказал проводник, — я только раз был у этого источника, еще мальчишкою со своим отцом”».

Правдивость этого происшествия подтверждают следующие стихотворные строки:

«Как вожделенны колодцы Рафи, ведь труден был путь и далек,

Пустыню от Коракира Рафи до самой Сувы пересек.

В пятидневном безводном походе и воин готов зарыдать,

Подойдя к пределам видимости Дамаска, приблизительно в четырех лигах к северо-востоку от дороги, идущей от Эмеса, под восточными склонами Антиливана, Халид ненадолго придержал коня, чтобы взмахнуть знаменем, что символизировало его уверенность в быстром захвате страны. Возвышенность, на которой он стоял, до сих пор называется Санийят Аль-Окаб, или «Проход знамени».¹ Это было то самое место, с которого Пророк арабов примерно за пятьдесят лет до того в первый и единственный раз увидел «Зеленый город».

Пройдя под стенами Дамаска, к удивлению некоторых мужей племени Гассанид, праздновавших в это время какой-то праздник — Пасху или Пятидесятницу — и немного пообщавшись, как сказано, с городским префектом или епископом, Халид не замедлил отправиться в Босру, где присоединился к Язиду, Шурабилю и Абу Обейде. Капитуляция Босры была принята по устному заверению ее губернатора, и четверо военачальников двинулись на юг, навстречу Амру, который все это время находился в Арабе.

Сравнение двух армий.

Сэр Уильям Мьюир дает следующее описание противостоящих армий: «Византийская армия насчитывала двести сорок тысяч воинов,¹ часть из которых была преступниками, выпущенными на волю по такой оказии, другие же были скованы в ряд, чтобы не могли бежать, или, скорее, создать видимость, что были готовы погибнуть. Такие преувеличенные, а возможно и просто фантастические слухи ходили тогда в рядах мусульман. Но, как бы мы не преуменьшали их, надо признать, что армия, с которой Ираклий собирался отражать вторжение сарацинов, должно быть, была очень большой. Также мы можем полагать, что, хотя и лишенная согласия, лояльности и отваги, его армия имела хорошее снаряжение и была воодушевлена своими победами в Персидской войне. По дисциплине и общей выправке, равно, как и по снаряжению, византийцы в значительной степени превосходили арабских воинов.

Но бедуинские лошади были энергичнее и проворнее. Их ноша была легче, хотя и досаждала им больше, и они несли ее так быстро, что, когда арабам не удавалось ошеломить противника за счет внезапности, их конница моментально скрывалась с его глаз.

Армия греков…

В действительности, византийская армия насчитывала столько же бедуинских наемников, как и целая мусульманская армия. Но они отличались по духу. Лояльность сирийских арабов была слабой и нестойкой. Номинально они считались христианами, но вера их была поверхностна. Фактически по всей империи христианство разъедалось раздорами и озлобленностью. С подкреплением прибыл отряд монахов и епископов, несущих знамена и размахивающих золотыми крестами, которые возглашали, что вера находится в опасности, надеясь таким образом пробудить энтузиазм армии. Но в ответ пробуждали они лишь угрюмую ненависть. В те времена в церкви происходили глубокие расколы, и крик ортодокса веры о помощи мог затронуть в груди несторианца или евстихианца струны, совершенно далекие от патриотизма. Наконец, социальные и наследственные привычки сирийских кочевников, чуждые их византийским повелителям, находили полное соответствие у аравийских собратьев; и эти подсознательные эмоции были хорошо известны захватчикам, чтобы воспользоваться своим преимуществом.

…и мусульман.

Сравните с этим вялым и разобщенным воинством мусульман, с их первобытной силой, сплоченных вместе, как один, воодушевленных диким и фанатичным рвением «сражаться на стезях Господа», завоевывая в одно и то же время небесную славу и земную удачу. Ибо уцелевших здесь ожидала несметная добыча, пленные девушки, плодородные долины, дома, которые не нужно строить, колодцы, которые не нужно копать. Если же они падут от меча, то, став мучениками, получат свою награду в раю, где черноглазые гурии нетерпеливо ожидают этой счастливой минуты. Солдатское воображение было воспламенено сказками о небесах, которые откроются на самом поле битвы, и две девы омоют с лиц павших пот и грязь, и с чувственной райской нежностью вознесут их на небеса в своих любящих объятиях. И в армии, побуждаемой таким странным сочетанием стимулов, божественных и человеческих — плоти и духа, веры и грабежа, небесного призвания и жажды секса, даже в предсмертных судорогах — десяток мусульман мог обратить в бегство сотню нерешительных греков. Сорок тысяч мусульман оказались сильнее двухсот сорока тысяч противников.

Византийскую армию вел в бой Феодор («Тазарик»), брат императора; и два войска встретились на роковом поле Аджнадайна, между Рамлехом и Бейт Джибрином (Элеутерополисом), в субботу 28-го джумада I, на 13 году хиджры (31-го июля 634г. от р. Х.). Эту дату можно считать точной. Чего нельзя сказать о местонахождении Аджнадайна, который считается то местом в Хауране на восточном берегу Иордана, то просто иным названием Ледджуна (Мегиддо), ибо «ледджун» это латинское «легион», а «аджнадайн» происходит от арабского «джунд» («армия»). Второе предположение подразумевает, что юг Палестины был уже покорен, и борьба шла за центральную Палестину, позднее получившую название Иорданской провинции; в то время как основной тезис первой гипотезы состоит в том, что греки не могли отрядить такую огромную армию просто для защиты отдаленных районов, населенных главным образом кочевниками. Очевидно, что такая армия предназначалось для защиты жизненно важной части империи. Положение Аджнадайна, находившегося в Палестине между Рамлехом и Бейт Джибрином, соответствовало военной ситуации того времени и подтверждается некоторыми стихами современников, согласно которым, беглецы после битвы искали убежища под стенами Иерусалима.¹

Один ранний арабский автор (Аль-Билязури, ум. в 279 г. хиджры, 892 г. от р. Х.) свидетельствует, что в этой схватке участвовало сто тысяч греков, вероятно это преувеличение. Главнокомандующим был Феодор, брат императора, но упоминаются также и управитель Палестины Артабан (Аретион), например, в строках вышеназванного Аль-Билязури, и другие. Практически все арабские историки приводят один случай в момент разгрома, который они посчитали очень интересным. Один из византийских командиров, не пожелавший пережить неудачу, накрылся с головою плащом в ожидании своего конца. Феодор бежал в Эмесу, где находился император.

Его отослали с позором в Константинополь, откуда он больше никуда не выезжал. Ираклий отступил к Антиохии. Мусульмане в результате этой победы захватили Газу и соседние города. Абу Бекру удалось дожить до первого значительного шага в завоевании той провинции, которую он больше всего хотел видеть покоренной арабами. То были первые плоды мудрости, проявленной им в перемещении Халида из Аль-Ирака в Сирию. Месяц спустя он умер, 22-го джумада II.

Смерть Абу Бекра не принесла больших изменений в сирийской кампании. Омар, которого он назначил преемником, уже давно принимал активное участие в верховной власти; и, хотя во многом отличался от первого халифа, в отношении внешней политики у них не было разногласий.¹ За покорением Газы последовала осада Себасты (Самария) и Неаполя (Шехем, Набулус), самаритянского города. Оба они капитулировали. В это же время мусульманами были взяты и другие города: Лидда, Эммаус, Яффа и Бейт Джибрин. Жизнь и имущество горожан были сохранены; однако, с мужчин потребовали подушный налог, а на землю был наложен поземельный налог («харадж»). До этого момента мусульманская армия в Сирии действовала едино под общим руководством Амра; но теперь силы разделились: в то время как Амр остался завершать покорение Палестины (Филастины), Халид двинулся вперед к Иорданской провинции. Свидетельство успеха, который ожидал мусульманскую армию, можно найти в сохранившейся проповеди Софрония, архиепископа Иерусалима, на Рождество 634 года, в которой он сожалеет о невозможности своих людей совершить привычное паломничества в Вифлеем, в связи с тем, что страна находится в руках сарацин, и непосредственно место Рождества (по слухам) осаждено ими.

Между тем, поверженная армия Феодора, усиленная свежими подкреплениями, восстанавливала силы в районе Бейсана (Бет-Шеан, Скифополис) в долине Иордана южнее Галилейского озера, имея в своем распоряжении мост через эту реку. Византийцы хотели остановить продвижение арабов путем перекопки бесчисленных горных источников, которые, хлынув на равнину, затопили бы землю, в результате чего арабские лошади поскользнутся или утонут, и основные силы мусульман будут обездвижены. Военная хитрость, однако, могла обратиться против самих греков, ибо, если противник и не сможет наступать, то сами они не смогут отступать. Подробности отсутствуют; но еще раз арабы, ведомые непобедимым Халидом, выиграли сражение, и греки вынуждены были пересечь Иордан и занять новую позицию у Фихла или Фахла, древней Пеллы, расположенной на возвышенности, с которой открывался вид на реку с юго-востока. После непродолжительной осады этот город капитулировал на тех же условиях, что Себаста и Неаполь. Это произошло приблизительно через месяц по окончанию 13 года хиджры.² Провинция Гауланитис (Джаулан или Декаполис) была быстро захвачена, и исламская армия оказалась в двух днях пути от столицы Сирии Дамаска. Здесь мусульмане, кажется, на какое-то время остановились, ожидая новых распоряжений от халифа. Страна обеспечивала в изобилии фураж и продовольствие; а местное арабское племя Гассан было дружелюбно к императору Византии, пускай и зависело от него.

Возможно, здесь мусульмане потерпели поражение, ведь повествование Сейфа и другие древние источники говорят о неудаче в начале завоевания.¹ Халид ибн Саид рискнул оторваться от основных частей и добрался до Мердж ас-Софара («Птичьего луга»), одного из лугов, расположенных за стенами Дамаска, между городом и местностью Хаулан. Здесь он подвергся неожиданному нападению четырехтысячной армии греков. Бой был яростный, бились на смерть. Кровь убитых, говорят, заставила вращаться мельничное колесо, расположенное по соседству. Сам Халид ибн Саид, очевидно, был убит. Он только что отпраздновал свадьбу с вдовой Икримы, убитого при Аджнадайне, и его невеста, говорят, участвовала в сражении, убив палаточным шестом семерых противников. Эта битва датируется первым днем² (1-е мухаррама) 14 года хиджры (25 февраля 635 г. от р. Х.).

ГЛАВА X

КАМПАНИЯ В АЛЬ-ИРАКЕ — НУЖДА В ПОДКРЕПЛЕНИЯХ.
АЛЬ-МУСАННА НАХОДИТ АБУ-БЕКРА НА СМЕРТНОМ ЛОЖЕ.

Первая половина 13 г. хиджры   /   март-август 634 г. от р. Х.

Мусанна атакован персами.

ПРЕЖДЕ чем отправиться в Сирию, Халид, понимая, что с уменьшением армии, положение в аль-Ираке может стать отчасти небезопасным, отправил больных с женщинами и детьми домой в Аравию. В его отсутствие Аль-Мусанна сделал все, что было в его силах, укрепив все подходы от персидской столицы. Но новая гроза уже надвигалась. Новый принц, взойдя на трон, отрядил десятитысячную армию под командою Хормуза, чтоб изгнать захватчиков. Аль-Мусанна без промедлений призвал отдаленные гарнизоны; но и с этими подкреплениями его армия по численности сильно уступала персидской. Царь, уверенный в победе, написал Аль-Мусанне в оскорбительном тоне, что собирается изгнать его «при помощи войска птичников и свинопасов». Аль-Мусанна отвечал: «Ты — хвастун или лжец. Но если бы это было правдою, благословение Господу, что довел тебя до таких защитников!» Отослав такой ответ, он выступил навстречу Хормузу. Оставив Аль-Хиру, небольшой отряд пересек Евфрат и расположился лагерем к северу от бесформенных холмов, напоминавших о располагавшемся здесь некогда Вавилоне.

Там, примерно в пятидесяти милях от столицы, он избрал поле битвы; и, поставив двух своих братьев командовать флангами, сам возглавил центр, ожидая, таким образом, атаки Хормуза. В середине персидского строя был слон, который привел ряды арабов в замешательство и на какое-то время парализовал их действия. Аль-Мусанна в сопровождении отряда смельчаков окружил громадную тварь, и арабам удалось повалить слона на землю. Лишенный этой поддержки, противник не выдержал стремительного натиска арабов, которые продолжали гнать персов до самых ворот Аль-Медайна. Для прославления «Героя слона» были сложены стихи на арабском.

Царь ненадолго пережил свое поражение. Сын, унаследовавший ему, был убит во время восстания, вызванного попыткой отдать руку принцессы царской крови своему любимому министру. На троне воцарилась принцесса, спасенная от бесчестия. Мусульманам нечего было особенно опасаться персидского двора, ослабленного этими постоянными переменами и изменами, но Аль-Мусанна был вынужден охранять границу большой протяженности, что было не по силам его армии. Местные жители в лучшем случае были к мусульманам равнодушны; сирийские бедуины — явно враждебны. Победы можно было одерживать, но не было сил развивать. Положение, при таких слабых силах, было очень рискованным. Естественно, Аль-Мусанна не переставал просить халифа о пополнении. Он также обращал внимание на способ, которое помог бы им увеличить войско: снять ограничения с раскаявшихся отступнических племен. Он писал: «Они валом повалят на войну, и никого нет храбрее и ретивее». Ответ долго не приходил, и Аль-Мусанна рискнул сам отправиться в Медину, чтобы лично убедить Абу Бекра оказать ему помощь.

Он нашел Абу Бекра уже на смертном ложе. Старый халиф знал, что его конец близок, но разум его оставался ясен, и он сразу понял неотложность просьбы. «Позовите ко мне Омара, — сказал он (ибо он уже назначил его преемником), и затем обратился к тому со следующими словами: «Объяви призыв для Аль-Мусанны. Не мешкай. Если я умру, как может случиться, в этот день, не жди до вечера; если я продержусь до ночи, не жди до утра. Не позволь печали обо мне оторвать тебя от служения Господу. Ты видел, что я сам делал, когда умер Пророк (и не может быть большей печали для человечества, чем эта); поистине, если бы печаль остановила меня тогда от того, чтобы препоясать свои чресла для дела Господа и Его Пророка, вера была бы под угрозой; пламя восстания, несомненно, разгорелось бы в городе. И, обещай мне, Омар! когда Господь дарует победу в Сирии, отправь обратно эти войска в Аль-Ирак; ибо они будут подходящим для этой цели воинством, лучше всего приспособленным для управления Ираком».

Омар был тронут деликатностью этих последних слов и намеком, в них содержащемся. «Ибо, — сказал он, — Абу Бекр знал, что опечалил меня, когда отдал командование Халиду; поэтому он просил меня отправить его армию назад в Аль-Ирак, но не упомянул имени Халида и не попросил отправить его назад». Он внимательно выслушал слова умирающего халифа, и пообещал исполнить их.