Содержание: от составителя



бет3/24
Дата19.06.2016
өлшемі1.81 Mb.
#146691
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

средством которых выражала себя в истории коллективная мен-

т.^льность или "коллективная душа". Для эпохи Нового времени,

например, .что могут быть понятие цивилизации, миф о прогрес-

се, для средневекового Запада - христианский мир (":1та неопре-

деленная, но существенная форма единства") - комплекс святых

городов во главе с Иерусалимом, представление о соответствии

макро- и микрокосмосов.


2. Анализ мотивов, созидательных сил, причин действий и

страстей, характерных для той или иной эпохи или страны и

глубоко различных между собой.
Настолько же, насколько из непрерывности, отмечает Дюпрон,

исгория состоит 113 различий. Наша привычка мыслить историю

"континуальной" есть психологическая фикция. В действитель-

ности же первейшей величиной истории является различие.

Нужно перейти от пбпясчочия, которое всегда связано' с филосо-

фией причинности, к углубленному ичили.щ, основным требова-

нием которого станет максимальное приближение к действитель-

ным переживаниям и чувствам людей конкретной эпохи.


3. Выявление периодичности, ритмов, возвращений, которые

имели место в истории определенных идей, образов, мифов, архе-

типов. комплексов ценностей. Некоторая периодичность в ис.то-
рии человечества, несомненно, существует. Так, в новейшую эпо-

ху мы встречаемся с возвращением идеи и в кокой-то степени ду-

ха крестового похода. Вполне возможно, что периодичность су-

ществует и в истории коллективных психозов и эпидемий.


Здесь история коллективной психологии с необходимостью

вторгается в сферу антропологии или онтологии. Речь идет о

борьбе человека со временем, точнее, со множеством времен. То,

что человек "делает во времени", отражает нарративная традици-

онная история. То, что человек "делает со временем", характери-

зует возможности человека и, следовательно, является материей

антропологии.
Речь идет, добавляет Дюпрон, о настолько всеобъемлющем

анализе, насколько эт<" возможно: если существует некое "по ту

сторону" истории, некая "сверхприрода", некие реальности бы-

тия, отличные от экзистенциального уровня в истории, то исто-

рия коллективной психологии, открытая к человеческому во всех

его коллективных проявлениях, должна их выявить.


Поэтому, взятая во всей широте своих задач, история коллек-

тивной психологии, естественно, выходит за пределы по.чя иссле-

дования своих предшественниц - истории идей, а также совсем

молодой "социальной истории идей". Истории идей принадлежит

заслуга выработки важнейших научных категорий "мировоззре

ния" и "формы", высветивших психологические истины, сокры-

тые для традиционной истории. Но для истории идей характерна

ярко выраженная склонность к чистой интеллектуальности, к

изучению абстрактной жизни идей, рассматриваемой изолирован-

но от тех социальных слоев, в которых эти идеи были распро-

странены и которые давали им подчас весьма различные выраже-

ния. Однако, для познания человека столь же большое, и, может

быть, даже большее значение, чем собственно идеи, имеет их во-

площение, употребление, им даваемое. Вновь во.чкикшия соци-

альная история идей представляет собой попытку синтеза мен-

тального и социологического. Тем не менее, внимание этих наук,

как полагает Дюпрон, концентрируется на отдельных состояниях

коллективной души: истории того или иного представления, идеи

и т.д. В полной мере осуществить синтез призвана история кол-

лективной психологии.


Из подобных претензий, на взгляд автора, вытекают следую-

щие требования к методу:


1. Рассмотрению историка коллективной психологии должна

быть подвергнута вся совокупность данных об исторической ре-

альности. Однако каждый элемент этого комплекса - событие,

идея, произведение искусства, политическая или экономическая

модель, дипломатическая депеша или литературный текст -
представляют собой для него лишь сырой материал. История кол-

лективной психологии изучает их для того, чтобы выявить по

требность, отношение, модель поведения, коллективный меха-

низм, проекцией которых они являются. Данные, которые нахо-

дятся в распоряжении историка, представляют собой "выраже-

ние"; история коллективной психологии интересуется тем, что

это "выражение выражает". Позволительно поэтому сказать, что

она существует лишь в той степени, в которой сама для себя соз-

дает предмет изучения.
Спецификой истории коллективной психологии, по сравнению

с традиционной историей, является постоянное углубление.

имеющее целью достичь "заднего плана" человеческих действий

или представлений, глубинных, неизведанных уголков коллек-

тивной] души или глубинных уровней текста, который подверга-

ется постоянному "прослушиванию", обнаружению того, что на-

ходится по ту сторону его буквального смысла.
2. При решении своей нелегкой задачи - создавать для себя

свой предмет - история коллективной психологии может опе-

реться только на один надежный метод - описание, которое

должно носить активный характер. Такое описание, по Дюпрону,

имеет три взаимодополняющих "модуса".
а) В плане количественном это "инвентаризация". Для науки,

которая должна создавать свой предмет, это само собой разумеет-

ся. История коллективной психологии нуждается в сериях фак-

тов, если не исчерпывающих, то насколько возможно протяжен-

ных. Например, исследование религиозной психологии на средне-

вековом Западе нуждается в описи культов святых, сфер влияния

наиболее значительных из них, путей, по которым шло это влия-

ние. Исследованию в области романского искусства логически

предшествует скрупулезная "инвентаризация" романской иконо-

графии i .


б) В качественном отношении это анализ, т.е. .достижение

уровня действительных переживаний и чувств людей прошлого.

Так, в случае понятия "цивилизация" нужно опреде.гить, когда

от."" появилось, выяснить последовательные зоны его распростра-

нения, и в особенности изменения в содержании понятия, а, сле-

довательно. ассоциации, переносы значения, замены. Ибо на язы-

ке этой "исторической семантики" изъясняется коллективная ду-

ша.
в) В плане интерпретиционного синтеза это обнаружение связ-

ности, когерентности. Элементы, выявленные или проясненные

анализом, представляют собой части одного комплекса, одной

ментальности, одной специфической общности. Поэтому псе со-

бытия. формы, произведения искусства, институты, г.ообще лю-


бой исторический факт необходимо проецировать в создание общ-

ности, которая является их творцом. Обнаружение связности ис-

торической реальности есть тот максимум, на который может

претендовать историческая наука.


3. Наконец, исследование в области коллективной психологии

должно, согласно Дюпрону, подчиняться следующим правилам.


а) Оно проводится коллективно. Дюпрон имеет в 1.иду обяза-

тельный диалог историка с предметом исследования, во-первых,

и взаимодействие, взаимообогащение исследователей, органиче-

ское объединение их усилий, во-вторых.


б) Коллективная психология имеет не только собственные рит-

мы, но и собственное время. Далеко продвинуться в ее познании.

ведя исследование на коротких временных промежутках, нельзя.

История коллективной психологии должна поэтому освободиться

от временных членений традиционной историографии и органи-

зовать столь широкое исследование, сколь это возможно.


в) Наука тем более является наукой, чем более она служит че-

ловеку. Характеризуя с этой точки зрения историю коллектив-

ной психологии, Дюпрон сравнивает ее с психоанализом: к суще-

ствующему в настоящее время психоанализу индивида и социаль-

ного в нем она должна добавить коллективный терапевтический

психоанализ групп.


В заключение Дюпрон предложил объединить усилия ученых

разных стран для создания истории коллективной психологии и

провести в рамках этой дисциплины первый комплекс исследова-

ний по следующим направлениям: а) изучение национальных

ментальностей на Западе, изучение понятия "Европа ' и эволю-

ции его содержания; б) анализ представлений о времени и про-

странстве в Средние века и в Новое время; в) описание средневе-

ковых и современных проявлений иррационального начала (па-

ник, эпидемий, психозов, колдовства, революций, бунтов, рели-

гиозных движений, чудес, экстраординарных культов и проч.).


Е.В. Горю ii.<)e
4. Ф.АРЬЕС. ИСТОРИЯ МЕНТАЛЬНОСТЕЙ.
PH.ARIKS. L'mSTOIRE DES MENTALITIES// LA NOVVEUJE HIS-

TOIRE. SOUS LA MR. DE J.LE GOFF, R.CHARTIER,

J.REVEL. P., 1978
Филипп Арьес (1914-1984), один из наиболее оригинальных

(французских историков второй половины XX в., автор получив-

ших мировую известность книг "Ребенок и семейная жизнь при

Старом порядке" и "Человек перед лицом смерти". Его статья

была помещена в энциклопедическом справочнике "Новая исто-

рическая наука".


Связывая возникновение истории ментальностей ?. именами

ученых, стоявших у истоков журнала "Анналы", Арьег уточняет,

что роль первопроходцев принадлежит не только им. Следует

назвать также имена И.Хейзинги, Н.Элиаса и некоторых дру-

гих, которым, однако, не удалось прорвать заслоны традицион-

ной историографии и создать школу.


В системе ценностей и интересов ученых, группировавшихся

вокруг "Анналов", положение истории ментальностей с течением

времени менялось. В эпоху "отцов-основателей" она составляла

лишь грань более емкой социальной или экономической истории.

Тотальность тогда достигалась в рамках изучения экономики.

Сегодня подобное объединение экономической истории и истории

ментальностей может показаться странным, однако оно имеет

свое объяснение: обе дисциплины сосредоточивали внимание на

простых людях и сфере коллективного.
Поколение, пришедшее на смену отцам-основателям, внесло

существенное изменение в ориентацию "Анналов". Внимание,

уделяемое коллективной психологии, культуре, севере вообра-

жаемого, было сведено к минимуму. Господствующее положение

заняли экономические сюжеты. Арьес объясняет это экономиче-

ским бумом, который переживал мир и, в частности, Франция

после второй мировой войны. Экономическая сторона жизни ока-

залась в центре внимания молодых интеллектуалов, а историки

перенесли этот интерес в прошлое. Факты, относящиеся к исто-

рии ментальностей, казались им малозначащими, второстепен-

ными и ненаучными, плохо поддающимися математической об-

работке.
Однако, отмечает Арьес, среди отраслей экономической исто-

рии - как ее традиционно понимали во Франции - существовала

одна, которой было суждено вернуть историю ментальностей в

главное русло исторической науки. Речь идет об исторической
26
демографии. Проблемы, которые разрабатывала эта дисциплина,

требовали психологической и антропологической интерпретации,

и многие исследователи послевоенного времени вышли за рамки

традиционных демографических сюжетов. Так в 60-е гг. история

ментальностей родилась во второй раз.
Это радикально изменило облик французской историографии.

Меняется содержание исторических журналов, тематика маги-

стерских и докторских работ. История ментальностей выходит за

пределы узкого круга специалистов, проникает в средства массо-

вой информации, находит хороший спрос на книжном рынке. О

ней уже возможно говорить как о значительном феномене совре-

менной культуры.
Среди (факторов, стимулировавших изучение истории мен-

тальностей, определяющим обычно объявляется влияние иных

гуманитарных или социальных наук. Арьес не согласен с этой

точкой зрения. Разумеется, отмечает он, социология и этнология

оказали воздействие на Л.Февра и М.Блока. Однако зсключалось

оно прежде всего, в обогащении их общей культуры, в расшире-

нии горизонтов их мысли, в возбуждении их любопыгства. Глу-

бокие перемены, которые произошли в историографии в 60-70-е

годы, нельзя объяснить только междисциплинарными контакта-

ми. Арьес выдвигает гипотезу об их связи с феноменом более

широкого масштаба, с тем, что можно назвать концс'м религии

прогресса. Это явление, по предположению Арьеса, мир пережи-

вает в последней трети XX в. Молодые люди, которым в конце

60-х годов было от 20 до 35 лет, смотрели на мир уже совсем

иными глазами, чем старшее поколение. Они больше 1-е верили в

необратимость и благотворный характер технического и научного

прогресса.
Это настроение проявило себя и в исторической пауке. Если

раньше историки ставили задачу обнаружить в прошлом явле-

ния, подготавливавшие современность, которая рассматривалась

как цель и результат эволюции, состоящей в прогрессе Просве-

щения. то новое поколение историков отказывалось видеть в

древних обществах этапы запрограммированной эволюции. Воз-

никло недоверие к диахронии вообще. Изучавшиеся срезы куль-

туры были почти выведены из исторического движения и рас-

сматривались аналогично тому, как рассматривают "свои" обще-

ства этнологи-структуралисты.


Любопытный факт: в то время, как история делает шаг в сто-

рону синхронии, другие гуманитарные науки нередко покидают

синхронию и ведут исследование в плоскости долгог') времени.

Таким образом, различие между ними и историей уменьшается.

Арьес отмечает, что этот процесс представляет собой гораздо бо-
лее новое явление, чем можно было бы думать, ибо, но его мне-

нию, в течение полувека междисциплинарность лишь провозгла-

шалась. но не была реальностью науки.
Яркий пример проницаемости междисциплинарных границ

представляет собой, с точки зрения Арьеса, творчество Мишеля

Фуко, являвшегося одновременно философом и историком. По-

добно другим философам, Фуко мог заниматься построением вне-

временной или помещенной в некое идеальное время концепту-

альной системы, но он предпочел исторический жагр. Свойст-

венный этому жанру эмпиризм позволил ему, полностью сохра-

няя свой статус философа, избежать однозначности унифици-

рующих систем и показать исключительное разнообразие

"человеческих стратегий" и их глубинные смыслы.


Арьес отмечает, что причины обращения Фуко к истории

близки к тем, которые делают сегодня столь популярной историю

ментальностей. Современный человек, пишет он, ждет от опреде-

ленного типа истории того же, чего он всегда ожидал от метафи-

зики и еще вчера - от гуманитарных наук: история должна снова

обратиться к темам философской рефлексии, но поместить их в

историческое время.
До определенного времени интерес к истории ментальностей

не распространялся на исследование современной эпохи. Однако

плотность слоя истории, который можно назвать современностью,

все более и более уменьшается: момент, когда прошедшее пред-

ставляется "иным", т.е. отличающимся от настоящего, становит-

ся все более и более близким. Явления, которые еще вчера счи-

тались нашей современной историей, стремительно становятся

прошлым, погружаясь в океан "иного". Прошлое настолько при

близилось к настоящему, что его уже трудно игнорировать: оно

слишком бросается в глаза. А все "непохожее" есть благодарная

материя для историка ментальностей. Делая такого рода явления

предметом исследования, замечает Арьес, история ментальностей

еще больше ускоряет их превращение в прошлое. Примером та-

кого рода "отстранения" близкой нам истории являются напри-

мер, книги М.Агюлона, представившего Х!Х в. цивилизацией, не

менее отличной от нашей, чем эпоха Старого порядка.


Арьес проводит параллель между нынешней популярностью

истории ментальностей и успехом психоанализа в первой поло-

вине XX в. Популярность психоанализа объяснялась, по его мне-

нию, тем, что это научное направление принесло ответ на инди-

видуальные тревоги людей. Аналогичную интерпретацию, пола-

гает Арьес. можно дать и нынешнему буму истории ментально-

стей. Место индивидуального бессознательного, открытого Фрей-

дом, в данном случае занимает - или наслаивается над ним -


коллективное бессознательное или, лучше сказать, кo.lл^'к';llвl{oe

неосознпнное. Речь идет о культурном субстраме, которыН Б oiipe

деленный момент окп,?ываегся общим для социума в целом и

который не осознается члн плохо осознается сонрсмснникамн,

ибо представляет для H:!X нечто само собоН разумеющееся

(моральный и поведенческий код, расхожь" идеи, конформизм,

запреты и т.д.). Имея в виду когерентное целое мс-нта-тьных эле-

ментов, которые каждая эпоха "пкладывает" и люден, не C'I.IBK

их об этом в известность, историки упогребляю') термины

"ментальная структура" или "картина мир."". Jio мысли Лрьсса,

современный интерес к истории ментальностей, г.<>.!М)жно, ука-

зывает на желание общества вывести ни поверхность сознания

чувства и предстазления, которые скрь:"ы г, глубинах коллек-

тивной памяти.


lL.'3.^'\>pн,f!^1'i
5. А.БЮРГЬЕР. ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ.
A.BURGUlKRE. L'ANTHROPOLOGIE HISTORIQUE // LA NOIJVELLE

HISTOIRE. SOUS LA MR. DE J.LE GOFF, R.CHARTIER,

J.REVEL. P., 1978
Автор данной статьи, опубликованной в энциклопедическом

однотомнике "Новая историческая наука", Андре Бюргьер, член

редколлегии "Анналов", составитель "Словаря исторических на-

ук" (19(S6). Главные темы его исследований - история семьи и ис-

тория исторической науки.
Появление школы "Анналов", с точки зрения автора, знамено-

вало собой не рождение, а возрождение антропологической исто-

рии. В подтверждение Бюргьер приводит цитату из вышедшего в

1782 г. сочинения полузабытого французского историка эпохи

Просвещения Леграна д'0сси "История частной жизни францу-

зов". Характеризуя недостатки современной ему историографии,

Легран д'0сси (совсем в духе Люсьена Февра) писал, что историк

"допускает на сцену одних лишь королей, министров, генералов

и весь тот класс знаменитых людей, чьи таланты или ошибки по-

родили несчастье или процветание Государства. Но буржуа в его

городе, крестьянина в его хижине, дворянина в его замке, т.е.

француза среди его трудов, удовольствий, в кругу семьи и детей


вот чо, чего он еще не смог нам показать". Эти строки, по мне-

нии) Бюргьера, довольно точно обрисовывают исследс.вательское

поле, которые было заброшено традиционной событийной исто-

риографией.


Намереваясь написать социальную историю французских обы-

чаев. д'0ссп завершил только первую ее часть - трехтомную "Ис-

торию питания". (Сочинение представляет' собой одновременно ис-

торию продуктов, техник их производства и связанного с питани-

ем поведения. Анализируя обычаи, д'0сси не только рисует чере-

ду колоритных нововведений, но и (фиксирует постоянное смеше-

ние традиционных моделей поведения с новыми.
Однако в эпоху, когда создавал свой труд Легран д'0сси, по-

добные сюжеты уже исчезали из поля зрения историков или, по

крайней мере, отодвигались на второй план. Центральной темой

в это время все более становилось изучение истории государства.


Исключение среди просветителей составлял Руссо. Хотя исто-

рическое размышление Руссо было направлено главным образом

на политический универсум, он считал возможной, пишет Бюргь-

ер, также и антропологическую историю. Однако сфера такой ис-

тории, по Руссо, ограничена обществами... без истории, т.е. нри-
митивными культурами. Только отсутствие политических инсти-

тутов заставляет историка обратиться к обычаям и нравам. И

лишь единицы из ученых-просветителей (в том числе и Легран

д'0сси) проявляли этнологический интерес к тому обществу, к

которому принадлежали сами.
Бюргьер отмечает: все, что интересует историка в прошлом,

теснейшим образом связано с тем, что он желает понять или оп-

равдать в современном ему обществе. Изучение форм повседнев-

ной жизни являлось одним из направлений исторической науки

столь долго, сколь долго ее основной задачей был показ пути,

пройденного цивилизацией, и ее прогресса. Это изучение стало

вится излишним с того момента, когда в XIX в. недавно образо-

вавшиеся национальные государства возлагают на историографию

задачу оправдать их власть над определенной территорией и осу-

ществляемую ими модель организации общества.


Конечно, историография XIX в., не была все же однородна.

Главным из имевших место "отклонений" во Франции явилось

творчество Ж.Мишле. Задача, которую ставил перед собой этот

историк, - целостное воскрешение прошлого - предполагала опи-

сание не только реалий и событий политической жизни, но и ус-

ловий существования широких масс. Освещая такие, например,

сюжеты, как воздействие потребления кофе на чувствительность

II поведение представителей элиты французского общества

XVIII в. или трагическую атмосферу века Людовика XVI, с его

экономическими кризисами и массовым голодом, Мишле смотрел

на историческую реальность, по существу, с позиций этнолога.

Именно это сделало Мишле, отвергнутого позитивистской исто-

рчографией. столь привлекательным в глазах основателей школы

"Анналов".


Подобно импрессионистам, призывавшим художников оста-

вить мастерские ради пленэра и обратиться к природе, основате-

ли "Анналов" предлагали историкам выйти из министерских ка-

бинетов и парламентских палат и заняться непосредственным на-

блюдением социальных групп, экономических структур, одним

словом, спуститься в глубины общественной жизни. Для них ис-

тория повседневной жизни представляла собой способ изучения

экономической и социальной истории.


Для чего же теперь, спрашивает Бюргьер, понадобился термин

"историческая антропология"? Чем отличается она, с одной сто-

роны, от традиционной истории повседневности, рассматриваю-

щей формы жизни как декор "Большой истории", а с другой сто-

роны - от самой "Большой истории", т.е. анализа экономических

и социальных отношений?


31
Игторичоская .1НТр011сл')Г1;я не имепт какой-то спеинфпчегкой

только для нее ооласт;' исследорачия. С'южеты, ею 1)ассматривае-

л1г>:(\ могут "остазлять предмет изутения и других отраслей исто-

рпческо" науки. Но историка-антрополога интересует, прежде

всег.), "человеческий резонанс" исторической эволюции, модели

поведения, которые она порождает или изменяет.


Стремясь прояснит}:, смысл историко-антронологического под-

хода, автор сравнивает два исторических сочинения - изданную в

KOHJJC XIX в. 12-томную "Частную жизнь в прошлом", написан-

ную А.Франкленом, и "Материальную цивилизацию, экономику

и !;а.П11тализм" Ф.Броделя. Эти книги фокусируют внимание на

i'.irinx и lex ж° В1"щ,:х жилище, костюм, питание однако, ес-

ли первая .из них представляет собой простую опись реалий по-



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет