Современные теории дискурса мультидисциплинарный анализ

Свободный университет Брюсселя

Бельгия

Р. Ли

Университет Вагиненгена

Нидерланды
Я. Сервэ

Католический университет Брюсселя

Бельгия²
МЕДИА В МАЛЫХ СООБЩЕСТВАХ:

ЗАГЛУШЕННЫЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС?
Введение
Концепция «коммунальных медиа», или средств массовой информации, принадлежащих малым местным сообществам, несмотря на длительную традицию теоретического и эмпирического изучения³, остается достаточно неопределенной. Многообразие подходящих под данное название медийных организаций вынуждает исследователей, придерживающихся строго определенного теоретического подхода, сосредоточиваться только на определенных характеристиках коммунальных медиа, в то же время игнорируя другие аспекты их идентичности. Главная цель данной статьи – на основе сочетания четырех теоретических подходов описать коммунальные медиа во всем их разнообразии и специфичности и продемонстрировать их важное значение.

В данной статье доказывается, что решающую роль в формировании идентичности коммунальных медиа играет антагонизм, понимаемый в духе теории дискурса Лакло и Муфф (Laclau & Mouffe, 1985). С позиций теории дискурса коммунальные медиа можно определить как итоговый результат попыток создать альтернативу широкому спектру гегемонистских дискурсов, доминирующих в сферах коммуникации, массовой информации, экономики, организационных структур, политики и демократии. Четыре подхода будут использованы также для анализа всего этого спектра альтернативных и гегемонистских дискурсов. Нами делается вывод, что антагонизм по отношению к государству и рынку и сопротивление всему многообразию гегемонистских дискурсов приводит движение за развитие коммунальных медиа к позиции дискурсивной изоляции. Нехватка стратегических союзников создает условия, в которых имеются все возможности для того, чтобы заглушить демократический медиа-дикурс, распространяемый посредством коммунальных медиа. Организационные тела (в фукольтианском смысле), посредством которых этот дискурс только и мог бы реализоваться, уже исчезли.

Однако, опираясь в первую очередь на четвертый, ризоматический подход, мы смогли переосмыслить антогонистическую позицию и превратить ее в агонистическую (Mouffe, 1999a, p. 755), что дало возможность на основе идеи плюрализма учесть как многообразие всего медийного пейзажа, так и особенности отдельных медийных организаций. Подобное переосмысление, основанное на более гибком представлении об идентичности коммунальных медиа, позволяет им, используя вновь появившийся (политический) интерес к институтам гражданского общества и возрождению публичной сферы, активно устанавливать связи различных типов с (сегментами) государства и рынка, не утрачивая своей идентичности и не подвергаясь ассимиляции и поглощению. Несмотря на свою важность, четвертый подход должен быть обязательно включен в существующую мультитеоретическую комбинацию. Только это позволит выявить специфику и учесть многообразие коммунальных медиа.
Что такое идентичность коммунальных медиа?
Эта мультитеоретическая комбинация подходов, на которой основана теория политической идентичности Лакло и Муфф ((Laclau & Mouffe, 1985) выступает как общая теоретическая рамка, включащая как эссенциалистские, так и релятивистские подходы. Только вместе они позволяют описать все элементы, посредством которых конструируется идентичность коммунальных медиа.

Несмотря на использование эссенциалистских подходов, идентичность вслед за Лакло и Муфф рассматривается нами в основном релятивистски, как результат реализации артикуляционных практик в рамках определенного дискурса. Особое внимание уделяется концепции антагонизма, который Лакло и Муфф понимают как «границу любой объективности» и «невозможность полного конститурирования общества» (Laclau & Mouffe, 1985, p. 125). В то время как традиционно социальный антагонизм рассматривается как столкновение акторов с полностью сформированными идентичностями, Лакло и Муфф утверждают, что антагонизм одновременно угрожает разрушить идентичности и конструирует их. В ситуации антагонизма «присутствие «другого» препятствует мне полностью быть собой». Это означает, что в такой ситуации «я не могу быть для самого себя полным присутствием» (Laclau & Mouffe, 1985, p. 125). В то же время антагонизм выполняет в отношении идентичности (и общества в целом) конституирующую роль, так как «другой» становится чисто негативной опорой для идентификации, т.е. внешней конституирующей основой. Ховарт (Howarth, 2000, p. 106), в частности, отмечает, что таким образом антогонизмы «играют решающую роль в конституировании социальной объективности, так как структура общества зависит от конструирования антагонистических отношений между социальными агентами, находящимися «внутри» и «за пределами» данного общества».

Мы утверждаем, что антагонизмы играют важнейшую роль в определении идентичности коммунальных медиа, даже если речь идет о традиционных медиацентристских моделях. Хотя наш первый подход является скорее эссенциалистским, и основан на подчеркивании значения того местного сообщества, интересы которого обслуживаются медиа, второй обращает основное внимание на взаимоотношения между альтернативными и доминантными медиа, делая акцент на дискурсивной взаимозависимости, которая существует между двумя антогонистическими типами идентичностей.

Традиционные медиацентристские подходы осмысления идентичности коммунальных медиа дополнены двумя социоцентристскими подходами¹. Третий подход рассматривает коммунальные медиа как часть гражданского общества. Несмотря на то, что он исходит из фундаментальных различий между институтами гражданского общества, рынком и государством, в нем большое внимание уделяется взаимозависимости их идентичностей. В рамках этого подхода сохраняется теоретическая установка на наличие у институтов гражданского общества собственной идентичности. Для того, чтобы использовать более релятивистские подходы к анализу гражданского общества (напр., Walzer, 1998), они были совмещены с той критикой альтернативных медиа, которую осуществили Даунинг (Downing, 2000) и Родригес (Rodriguez, 2001), радикализированы и обобщены, что и позволило, основываясь на предложенной Делёзом метафоре «ризомы», сформулировать наш четвертый подход. Этот подход в наибольшей мере позволяет учесть при анализ коммунальных медиа такие их особенности, как случайность, текучесть и отсутствие определенных границ. Все четыре подхода представлены на Схеме 1.

Принятое ВАКР рабочее определение делает сильный акцент на концепции сообщества. Оно понимается прежде всего в географическом аспекте («в котором [они] расположены»), хотя упоминается и другой тип связи между средством информации и сообществом («на которое они вещают»).

Концепция сообщества имеет длительную традицию использования в социологии и антропологию. В прошлом веке Тоннье (Tőnnies, 1963) провел четкую разделительную линию между сообществом и обществом: для сообщества характерны тесные и конкретные связи между людьми и коллективная идентичность, в то время как главной характеристиской общества является отсутствие идентифицирующих групповых отношений (Martin-Barbero, 1993, p.29). Моррис и Мортэн (Morris & Morten, 1998, p. 12 – 13) проиллюстрировали различие, введенное Тоннье, с помощью концепции союза и ассоциации: сообщество, по их мнению, отсылает «к представлению о большой семье», в то время как общество «представляет собой более холодный, сдержанный и фрагментированный образ жизни, лишенный сотрудничества и крепких социальных связей. Люди изолированы и у них отсутствует чувство соседства».

Как доказывает Лейниссен (Leunissen, 1986), концептуализация сообщества базируется в первую очередь на географии и этничности как категориях, структурирующих коллективную идентичность и внутригрупповые отношения. Структурная концептуализация сообщества впервые была осуществлена путем введения представления об общности интересов, которая подчеркивает важность других факторов в структурировании сообщества. Хотя предполагать заранее, что у некоей группы людей всегда есть общие интересы, нельзя (ср.: Clark, 1973, p. 411f)², общность интересов создает возможные условия для появления или существования сообщества. В частности, анализ влияния информационно-компьютерных технологий на повседневную жизнь показал, что сообщества может формироваться не только на географически определенной территории, но и в киберпространстве, объединяя группы пользователей. Джонс (Jones, 1995) показал, что такие виртуальные или он-лайновые сообщества обладают теми же характеристиками, что и локальные территориальные общности. «Новые сообщества» сильно повлияли на привычные представления о пространстве и месте (Casey, 1997), убедительно продемонстрировав, что территориальная близость далеко не во всех случаях является необходимым условием и необходимой характеристикой сообщества. Как замечает Льюис (Lewis, 1993, p. 13) общность интересов может преодолевать «границы конурбаций, наций и континентов». В то же время усиливающееся влияние (глобального) пространства, угрожающее дискурсивным уничтожением локальных пространств, вынудило некоторых исследователей выступить в защиту «мест», хотя и без их романтизации (см., напр., Escobar, 2000). Олландер (Hollander, 2000, p. 372), например, доказывает, что локальные террриториальные сообщества также используют информационно-компьютерные технологии. Иными словами, киберпространство дополняется «киберместом». Тем не менее определяющей характеристикой собщества остается частый непосредственный контакт между членами и чувство принадлежности и общности.

Второй тип переосмысления идеи сообщества основан на подчеркивании субъективных аспектов его конструирования, как это происходит у Линдлофа в концепции «интерпретативного сообщества» (Lindlof, 1988) и у Коэна в концепции «сообщества значений» (Cohen, 1989). Хотя построения Линдлофа напрямую направлены на то, чтобы определить аудиторию как сообщество, обе теории основаны на подходе к сообществу «изнутри». В соответствии с этим, Коэн доказывает необходимость «перехода от анализа структуры сообщества к анализу его символического конструирования; а чтобы сделать это, за исходный пункт анализа следует принять не структуру, а культуру» (Cohen, 1989, p. 70). Сообщество – это не то, что навязывается людям извне, и, подобно машине, компостирует структуры на больших металлических листах. Сообщество активно конструируется его членами, и их идентичность формируется именно в процессе конструирования. Люди «извлекают» групповую идентичность из сконструированной ими самими коммуникативной структуры. Различия подходов к анализу сообществ представлены на Таблице 1.

Таблица 1. Определения сообщества

Сообщество как тесные и конкретные связи между людьми, как «союз», как коллективная идентичность, с идентифицируемыми групповыми отношениями
Традиционный подход	Переосмысление 1 Дополнение территориальных характеристик экстерриториальными	Переосмысление 2 Дополнение структурных/материальных характеристик культурными
География Этничность	Общность интересов Виртуальное или онлайновое сообщество	Интерпретативное сообщество Сообщество значений

Вне зависимости от того, как понимается сообщество (территориально/пространственно или другим способом), коммунальные медиа ориентированны именно на него. Отношения между коммунальными медиа и реальным сообществом преодолевают традиционную однонаправленность массовой коммуникации, в которой «темы избираются профессиональными коммуникаторами с учетом явно выраженных потребностей и интересов аудитории» (Berrigan, 1979, p. 7). Как демонстрирует принятое ВАКР рабочее определение (особенно та его часть, где утверждается, что коммунальные медиа должны «способствовать участию членов сообщества»), отношения между вещателем и сообществом являются двусторонним коммуникативным процессом. Наличие возможностей доступа и участия для членов сообществ становится главным определяющим фактором.

Как красноречиво формулирует Берриган (Berrigan, 1979, p. 8), «[коммунальные медиа] – это медиа, с помощью которых члены сообщества имеют возможность получать информацию, учиться, и развлекаться всегда, когда они в этом нуждаются. Это медиа, в деятельности которых члены сообщества принимают участие как организаторы, постановщики и исполнители. Они являются средством самовыражения сообщества, а не существуют для сообщества» (Berrigan, 1979, p. 18). Ссылаясь на состоявшееся в 1977 г. белградское совещание, Берриган (Berrigan, 1979, p. 18) (частично) связывает доступность средств информации с восприятием информационных, образовательных и развлекательных программ, которые имеют значение именно для данного сообщества. «[Доступность] может быть определена в терминах возможности для аудитории выбирать различные значимые программы, и иметь средства воздействия для того, чтобы транслировать свои реакции и требования производящим организациям». Другие исследователи связывают доступность исключительно со средствами массовой информации и определяют ее как «процесс, который позволяет пользователям осуществлять открытое и не подвергающееся цензуре воздействие на средства массовой информации» (Lewis, 1993, p. 12). Оба подхода – и с позиций производства посланий, и с позиций их восприятия – исходят из того, что доступность является для коммунальных медиа значимой характеристикой (см. Схему 2).

Вслед за Пэйтменом (Pateman, 1972, p. 71), участие рассматривается нами как процесс, в котором индивидуальные члены сообщества располагают определенной долей власти для того, чтобы влиять на этот процесс и определять его результаты. Коммунальные медиа не только допускают, но и способствуют участию членов сообщества как в производстве посланий, так и деятельности организаций, которые заняты этим производством. Прен поясняет эту мысль следующим образом: «участие подразумевает широкой набор видов деятельности, направленных на непосредственное вовлечение людей в программирование, управление и политическую активность радиостанции» (Prehn, 1991, p. 259).

В рамках первого подхода на передний план выходят отношения вещателя и сообщества. Когда конкретное сообщество выбирается в качестве целевой аудитории, тем самым происходит закрепление и усиление (концепции) этого сообщества. Аудитория определяется не как совокупность индивидов, которых объединяют только социально-демографические или экономические характеристики, но как коллектив, в котором существуют идентифицирующие групповые отношения. Таким образом подчеркивается ситуативность аудитории, выступающей в качестве производной от целого набора социальных структур, что позволяет преодолеть традиционные дихотомии между государством и гражданами и средствами информации и аудиторией, в рамках которых гражданское общество и аудитория рассматриваются как простая совокупность индивидов.

Схема 2. Доступность и участие в сообществе

Производство значений		Восприятие значений
Доступ в организации, производящие содержание посланий → Способность производить послания и транслировать их на аудиторию		Доступ к содержанию, рассматриваемому как значимое → Способность получать и интерпретировать послания
Участие в производстве посланий → Влияние на решения о содержании посланий
Участие в организациях, производящих содержание посланий
→ Влияние на политику принятия решений		→ Оценка содержания посланий

Более того, в первом подходе служение интересам сообщества как цель коммунальных медиа часто понимается как доступ к ним, который создает и усиливает возможности для участия для рядовых членов сообщества. «Простые люди»¹ получают возможность сделать так, чтобы их голос услышали. Темы, которые считаются значимыми для сообщества, могут обсуждаться членами этого сообщества. Тем самым они приобретают некоторую власть, поскольку трансляция их высказываний с помощью электронных СМИ означает, что эти высказывания считаются достаточно важными. Социальные группы, которые недопредставлены, лишены преимуществ, являются носителями стигмы, или даже подавляются, могут получить особую пользу от использования каналов коммуникации, открытых благодаря существованию коммунальных медиа. Такое использование будет усиливать их внутреннюю идентичность и демонстрировать ее внешнему миру, тем самым создавая возможности для социальных перемен и/или развития.

• 
  Широкий охват и ориентация на большие и гомогенные (сегменты) аудитории;
  
• 
  Принадлежность государству или частным компаниям;
  
• 
  Вертикальная иерархическая структура, включающая только профессиональных работников;
  
• 
  Трансляция доминантного дискурса и соответствующих форм репрезентации.
  

• 
  Малый охват и ориентация на особые сообщества, зачастую лишенные преимуществ; уважение к разнообразию;
  
• 
  Независимость от государства и рынка;
  
• 
  Горизонтальная структура, позволяющая обеспечить доступ членов аудитории и их участие в деятельности медиа с позиций демократичности и многообразия;
  
• 
  Трансляция не-доминантного (и даже контргегемонистского) дискурса и форм репрезентации, акцент на важности саморепрезентации.
  

Второй подход к коммунальным медиа определяет эти медиа как альтернативные доминантным, и дополняющие доминантные медиа как на организационном уровне, так и на уровне содержания. На организационном уровне существование коммунальных медиа показывает, что средства информации могут существовать независимо от государства и рынка. В то время как на доминантные медиа оказывается значительное давление с целью сделать их более ориентированными на рынок, коммунальные медиа демонстрируют, что медийные организации все-таки имеют возможность существовать в качестве «третьего сектора». Тот же самый аргумент может быть применен и к внутренней структуре медийных организаций. В то время как в доминантных медиа все сильнее проявляется тенденция к созданию вертикальных иерархий, более горизонтально организованные коммунальные медиа доказывают, что альтернативный метод организации и более сбалансированные и/или горизонтальные структуры являются вполне реальной возможностью.

На уровне содержания коммунальные медиа предлагают репрезентации и дискурсы, сильно отличающиеся от тех, которые производятся доминантными медиа. Главная причина такого различия связана с более высоким уровнем участие различных социальных групп и сообществ, и со стремлением «предоставить эфир локальным культурным манифестациям, этническим меньшинствам, и острым политическим проблемам сообщества или территории» (Jankowski, 1994, p. 3). Доминантные медиа обычно ориентированы на различные типы элит: так, в случае доминантного информационного вещания они оказывают явное предпочтение официальным источникам, что часто порождает так называемое структурное смещение (см.: McNair, 1998, p. 75f). Ориентация коммунальных медиа на то, чтобы дать слово различным (старым и новым) общественым движениям, меньшинствам и представителям суб- и контр-культуры, и акцент на саморепрезентации может порождать более разнообразное содержание, свидетельствующее о многообразии социальных голосов.

В то же самое время критическое отношение к профессиональным ценностям работников «мейнстрима» порождает разнообразие форматов и жанров и создает пространство для экспериментов с формой и содержанием. В этом смысле коммунальные медиа с полным правом могут быть признаны инкубаторами инноваций, которые впоследствии зачастую подхватываются доминантными медиа.
Третий подход: Связь между коммунальными медиа и гражданским обществом.
Открытое позиционирование коммунальных медиа в качестве независимых от государства и рынка поддерживает определение этих медиа как части гражданского общества. Причины, по которым гражданское общество считается важным, были обобщены Кином (Keane, 1998, p. xviii) следующим образом:

• 
  Гражданское общество обращает особое внимание на свободу индивида от насилия в повседневной жизни;
  
• 
  Подчеркивается право самодеятельных групп и индивидов в рамках закона определять и выражать самые различные социальные идентичности;
  
• 
  В эпоху компьютеризированных коммуникационных сетей «свобода слова» немыслима без разнообразных негосударственных средств информации;
  
• 
  Регулируемые политики и ограниченные социально рынки являются наилучшим способом ликвидировать те производственные факторы, которые не соответствуют существующим представлениям об эффективности;
  
• 
  Особое значение… имеет демократия, или, точнее, интеллектуальная и политическая потребность в возрождении демократического воображаемого.
  

За исходный пункт для определения коммунального радио как (части) гражданского общества можно принять модель Томпсона (Thompson, 1995), описывающую публичную и частную сферы современного западного общества. По Томпсону, государственные организации образуют публичную сферу, в то время как экономические организации, ориентированные на получение прибыли, а также личные и семейные связи¹ формируют частную сферу. Тогда гражданское общество можно определить как группу промежуточных организаций, отделенных как от находящихся в частной собственности экономических организаций, оперирующих на рынке, так и от личных и семейных отношений, а также от государственных и квазигосударственных организаций. На Схеме 3 показано место гражданского общества между публичной и частной сферой.

Хотя природы и структура гражданского общества различаются по регионам и континентам, это возникшая на Западе модель показала свою применимость на большинстве континентов, точто также как неолиберальная рыночная экономика превратилась в преобладающую форму организации общества. Даже в тех обществах, где, как считается, публичная сфера склонна подавлять гражданское общество, возникают различные формы того, что Льюис (Lewis, 1993, p. 127) назвал «зонами сопротивления», что можно проиллюстрировать существованием «самиздата» в бывшем Советском Союзе.

При переосмыслении модели Томпсона с учетом специфики медийных организаций, необходимо внести в нее серию изменений. Дерегулирование средств массовой информации, а точнее, влияние нео-либерального дискурса на политику в сфере средств массовой информации, побудило вещательные организации (на некоторых континентах) перейти к более рыночному и эффективному подходу. Этот подход предполагает особое внимание к увеличению объема аудитории (см., напр., Ang, 1991), что ориентирует вешательные компании прежде всего на общество в целом, а не на сообщества. На Схеме 4 показано, как эта переориентация позволила рыночным подходами проникнуть в общественную сферу.

Схема 4. СМИ, рынок и государство¹

Во-первых, коммунальные медиа можно рассматривать как «рядовую» часть гражданского общества. Они – только одни из многих организаций, которые активно действуют в пространстве гражданского общества. Демократизация медиа (Wasko & Mosko, 1992, p. 7), позволяет гражданам проявлять активность во многих (микро-) сферах, имеющих значение для повседневной жизни, и использовать свое право на коммуникацию. Во-вторых, как указывали самые разные политические мыслители (начиная с Руссо, Джона Стюарта Милля и Мэри Уолстонкрафт), такие формы микроучастия важны прежде всего потому, что позволяют людям изучить и освоить демократические и гражданские ценности, тем самым усиливая (возможное) макроучастие. Верба и Ни (Verba & Nie, 1987, p.3) сформулировали это следующим образом: «политические участие основано на общественном участии». Хельд (Held, 1987, p. 280) использовал другую удачную формулировку: «мы учимся участвовать, участвуя».

Когда в расчет принимается специфика вещания и роль средств массовой информации как (одного из) основных элементов публичной сферы, коммунальные медиа определяются не как «рядовая» часть гражданского общества, а как важнейший его элемент, посколько они способствуют тому, что Васко и Моско (Wasko & Mosko, 1992, p. 13) называют демократизацией посредством медиа. С помощью коммунальных медиа мы выходим за пределы абсолютистской модели нейтральных и объективных медиа. У различных социальных групп и сообществ появляется возможность принимать обширное участие в общественных дискуссиях и представлять себя в публичной сфере, тем самым оказываясь в пространстве, которое открывает перспективы для макроучастия и способствует ему.
Четвертый подход: Коммунальные медиа как ризома.
Обсуждая проблемы альтернативных медиа, Даунинг (Downing, 2000, p. ix) критикует это понятие как оксюморон: «любое явление всегда чему-нибудь альтернативно». Тем самым он придает законность своему решению рассматривать исключительно «радильно альтернативные медиа», исключая из анализа узкоспециализированные торговые каталоги и корпоративные бюллетени. В то же время он подчеркивает, что радикально альтернативные медиа отличаются крайним многообразием и могут существовать «в колоссальном разнообразии форматов» (Downing, 2000, p. xi). Тем не менее все они решают две основные задачи: транслировать оппозиционные взгляды вверх по вертикали и строить вокруг себя сети. Родригес (Rodrigues, 2001, p. 20) высказывает похожее мнение, когда предлагает отказаться от словосочетания «альтернативные медиа», и вместо этого говорить о «гражданских медиа», так как «в понятии «альтернативные медиа» заложено предположение, что они, как средства информации, чему-то альтернативны. Это определение легко приводит в ловушку бинарного мышления: есть доминантные медиа и их альтернатива, т.е. альтернативные медиа. Ярлык «альтернативные медиа», кроме того, предопределяет, какой тип мышления считается оппозиционным, что суждает потенциал этих медиа до их способности сопротивляться отчуждаещей власти доминантных медиа».

Коулдри (Couldry, 2000, p. 181), хотя и с других позиций, также деконструирует дихотомию между альтернативными и доминантными медиа, когда описывает, как люди проявляют активность в рамках (доминантного) медийного формата и пытаются внедрить в него «альтернативные формы медиации» и активности, которые бросают вызов существующим медийным институтам.

В дискуссии о теории гражданского общества множество исследователей анализировали взаимосвязь между гражданским обществом, государством и рынокм. Хотя предложенная Гегелем в девятнадцатом веке дихотомическая модель в настоящее время считается редукционистской, она «все еще используется некоторыми марксистами, а также неолибералами, неоконсерваторами и современными последователями утопического социализма) (Cohen & Arato, 1992, p. 423). Тезис о слиянии государства и гражданского общества (среди прочих, выдвигавшийся Шмиттом¹ и Хабермасом) позволяет многими способами описывать тотализующий или колонизующий эффект государственного интервентионизма. Например, Шмитт (Schmitt, 1980, p. 96), утверждал, что «плюралистическое государство становится «тотальным» не от силы, а от слабости; оно вторгается во все сферы жизни, потому что должно удовлетворить все заинтересованные стороны». Менее радикальный релятивистский подход можно обнаружить у Вальцера (Walzer, 1980, p. 138). Он исходит из тезиса о парадоксальной природе гражданского общества: «Государство не похоже на другие организации. Оно одновременно задает гражданскому обществу границы и оккупирует пространство внутри него. Оно задает граничные условия и базовые правила для любой общественной деятельности (включая политическую деятельность)». Далее следует его самое цитируемое и оспариваемое утверждение: «Только демократическое государство может создать демократическое гражданское общество; только демократическое общество может быть опорой демократического государство» ((Walzer, 1980, p. 140).

Релятивистский аспект теории гражданского общества и (критика) концепции альтернативных медиа радикализированы и объединены в четвертом подходе, основанном на теории ризомы Делёза и Гваттари (Deleuze & Guatarri, 1987). Метафора ризомы построена на противопоставлении ризомного и «корневого» («арболического») подхода². Корневое линейно, иерархично и малоподвижно. Его можно изобразить как «древоподобную генеалогическую структуру, веквти которой продолжают делиться на все более и более дробные отростки» (Wray, 1998, p. 3). Согласно Делёзу и Гваттари, именно такая философия характерна для государства. Ризомное, напротив, нелинейно, анархично и носит кочевой характер. «В отличие от деревьев с их корнями, ризома связывает любой пункт с любым другим пунктом» (Делёз и Гваттари, p. 19).

Эта метафора не только позволяет прояснить роль коммунальных медиа как точки пересечения для организаций и движений, входящих в гражданское общество, она также позволяет учесть ту высокую степень случайности, которая характеризует эти медиа. Из-за укоренности в постоянно изменяющемся гражданском обществе (частью которого они являются) и антагоничестических отношений с государством и рынком (в качестве альтернативы доминантным медиа и коммерческим медиа) идентичность коммунальных медиа становится трудно уловимой. В рамках данного подхода можно утверждать, что неуловимость и случайность, как это и есть в случае с ризомой, являются их определяющей характеристикой.

Как ризомы, коммунальные медиа могут пересекать границы и выстраивать мосты поверх существовавших до этого разрывов: «ризома непрерывно устанаваливает связи между семиотическими цепями, властными организациями и обстоятельствами, имеющими отношение к искусству, науке и социальной борьбе» ((Deleuze & Guatarri, 1987, p. 7). В случае с коммунальными медиа, это относится не только к решающей роли, которую коммунальные медиа (могут) играть в гражданском обществе, но также к тем связям, которые коммунальные медиа (и другие общественные организации) могут установить с (сегментами) государства и рынка, не потеряв при этом своей идентичности и не подвергнувшись инкорпорации / ассимиляции. В этом смысле коммунальные медиа включаются в рынок и/или государство, тем самым смягчая антогонизм между альтернативой мейнстриму и государством и рынком. Коммунальные медиа устанавливают с государством и рынком отношения разных типов, зачастую из потребности в выживании, поэтому они все-таки могут считаться потенциально дестабилизирующими и «детерриториализирующими» (если использовать термин Делёза и Гваттари) по отношению к ригидным и чересчур четко определенным государственным и коммерческим медиа.

На Схеме 5 осуществлена визуализация как неуловимости ризомной сети, так и ее детерриториализирующего потенциала в отношении более ригидных медийных организаций как в частной, так и в публичной сфере. Конечно, следует учитывать, что вертикально структурированные рыночные и государственные организации также могут демонстрировать высокую степень изменчивости, однако по сравнению с организациями гражданского общества они являются значительно более жесткими. Детерриториализующий эффект коммунальных медиа может (хотя бы отчасти) преодолеть эту жесткость и позволить проявиться более изменчивым аспектам рыночных и государственных структур.

Четвертый подход основан на и исходит из необходимости расширения того значения, которое имеет гражданское общество (в отношении демократии). В противоположность третьему подходу, здесь при описании коммунальных медиа основной упор делается не на их роль как элемента публичной сферы, а на их роль как катализатора. Они играют эту роль, функционируя как «дискурсивный перекресток», на котором могут встретиться и начать сотрудничать представители самых разных движений, например, представители женских, крестьянских, студенческих и/или антирасистских организаций. Таким образом, коммунальные медиа являются не только инструментом, посредством которого группы людей могут публично озвучить свое отношение к определенным темам, но и катализатором, заново формулирующим, что такое беспристрастие и нейтральность, и объединяющим людей и организации, уже занятые борьбой за равенство (и другие права).

Ризомный подход к коммунальным медиа также дает возможность подчеркнуть изменчивость и случайный характер (коммунальных) медийных организаций в противоположность тем более ригидным способам, каким (часто) функционируют доминантные государственные и коммерческие организации. Из-за трудно опредилимой идентичности коммунальных медиа они самим фактом своего существования и функационирования могут оспаривать и подрывать ригидные и четко очерченные структуры государственных и коммерческих медийных организаций. В то же самое время, изменчивость коммунальных медиа сильно затрудняет контроль за ними и их инкапсулирование в законодательстве, выступая тем самым гарантом их независимости.

При объясненении причин современного тяжелого положения (бельгийских) коммунальных медиа и провала их попыток стать голосом «третьего сектора» - неотъемлемой части гражданского общества, независимой ни от государства, ни от рынка, основной упор делается на идентичность этих средств информации и их антагонистическое отношения к идентичностям государства и коммерческих медиа. В данной части статьи мы попытаемся доказать, что причины, по которым заглушается демократический медиадискурс, артикулирующий активность аудитории (как при производстве, так и при восприятии посланий), связаны с множеством гегемонистских дискурсов, которым коммунальные медиа пытаются противостоять. Эта «позиционная война» (если использовать грамшианский термин), ведущаяся сразу на несколько фронтов, позволяет по справедливости присвоить им наименование «радикальные медиа» (см. Downing, 2000). Коммунальные медиа имеют на редкость малое количество «точек пересечения» с доминантными медиа и другими организациями, использующими доминантный дискурс.

Мы вновь возвращаемся к четырем теоретическим подходам, которые не только дают возможность проанализировать коммунальные медиа, но и позволяют очертить другие доминантные дискурсы, существующие в сфере коммуникации, массовой информации, экономики, организационных структур, политики и демократии.

Первый подход делает упор на обслуживании интересов сообщества путем предоставления его членам горизонтальных каналов коммуникации. Но поскольку доминантный дискурс средств информации основан на однонаправленной коммуникации, предоставление членам сообщества возможности выйти за пределы этой ограниченной формы коммуникации на дает непосредственного эффекта, так как им не хватает того, что можно было бы назвать навыками двухсторонней коммуникации и интересом к данной форме коммуникации. Проблемы только усугубляется из-за воздействия доминантного дискурса на технологическое развитие. Это воздействие породило изобилие сложных технологий, ориентированных на однонаправленную коммуникацию при явном недостатке технологий, поддерживающих двухстороннюю коммуникацию.

Более того, концепция сообщества, которая лежит в основе идентичности коммунальных медиа, часто сводиться исключительно к географическому измерению. Когда в 70-е – 80-е годы появились первые коммунальные медиа, они были ориентированы на небольшие сообщества и местные проблемы, частично потому, что выступили в качестве альтернативы скорее патерналистскому государственному медиа-дискурсу, направленному на конструирование национального (политического) единства. Государственные средтсва массовой информации того периода могут быть описаны как «авторитарная система, наделенная сознанием» (Williams, 1976, p. 117), ориентированная на аудиторию как целостность. Как формулирует Уильямс, «патерналистская система транслирует ценности, привычки и вкусы, которые являются единственным оправданием существования правящего меньшинства, и которые оно желает распространить на все общество». В то время как государственные средства массовой информации обращались к нации как целому, коммунальные медиа защищали разнообразие и местные интересы. Из-за этого дискурса местных интересов и разнообразия коммунальные медиа были пойманы в ловушку и оказались в позиции местных средств массовой информации, рассчитанных на небольшую аудиторию, что постепенно привело к отказу от обслуживания интересов сообщества. В попытке выжить они поддались на соблазн копирования форматов коммерческих медиа.

Дальнейшее развитие второго подхода, представляющего коммунальные медиа как альтернативу доминантным медиа, привело к тому, что антогонистические отношения с доминантными медиа не только породили критическое отношение к обслуживанию гомогенной большой аудитории. Идентичность коммунальных медиа поставила их в антагоническое отношение к либеральному медиа-дискурсу, который набирал силу по мере того как дерегуляция и приватизация покончила с государственной монополией на вещание в странах Западной Европы. Само собой разумеется, что дерегуляция повлияла на общую политику в отношении средств массовой информации. Государственные и общественные вещательные корпорации стали стремиться к максимальному увеличению аудитории и принимать в расчет факторы, необходимые, чтобы выдержать рыночную конкуренцию и «лучше обслуживать аудиторию в условиях, когда их авторитет, долгое время считавшийся само собой разумеющимся, был подорван соперничеством с частными компаниями» (Ang, 1991, p. 31). Дальнейшее усиление либерального медиа-дискурса поставило коммунальные медиа в еще более невыгодную позицию. Небольшие, независимые, горизонтально структурированные организации, транслирующие не-доминантный дискурс и репрезентации, тем самым переосмысляя представления об объективности и нейтральности медиа, имеют мало шансов достичь финансовой и организационной стабильности. Отказ от рекламы как главного источника доходов делает их финансовое положение очень рискованным, так что временами они с трудом перебираются от одного финансового кризиса к другому.

Данное замечание представляется особенно уместным, если поместить антогонистические взаимотношения коммунальных медиа с государственными и коммерческими средствами массовой информации в контекст конкуренции: эти средства массовой информации пытаются превратить свои идентичности в гегемонистские за счет коммунальных медиа; а последним приходится платить за это. В таких случаях коммунальные медиа репрезентируются как непрофессиональные, неэффективные, неспособные заинтересовать большую аудиторию, и такие же маргинальные, как те социальные группы, которым она пытаются дать слово. Тем самым отрицается необходимость в альтернативе – предполагается, что доминантные медиа в состоянии выполнять все необходимые обществу функции.

Одним из главных следствий маргинализации альтернативы (или ее негативной репрезентации как наивной, малозначимой или поверхностной) является малое политическое значение, которое придается всему, что считается «маргинальным», что еще более ухудшает положение коммунальных медиа. Подход к коммунальным медиа как к ризоме позволяет обнаружить связанную с этим угрозу, ставящую под вопрос само их существование. Эти медиа могут демонстрировать текучесть и случайность медийных организаций в противоположности ригидности и определенности государственных и коммерческих организаций. Но сама их «неуловимость» зачастую приводит к исчезновению «общей основы», на которой могла бы строиться политика. Недостаток очевидной «общей основы», объдиняющей и структурирующей коммунальные медиа как таковые, заметно усложняет деятельность организаций, представляющей эти медиа (напр., ВАКР) и в прошлом воспрепятствовал появлению общественного движения за создание коммунальных медиа.

Третий подход добавляет еще одну проблему к сложным отношениям между коммунальными медиа как частью гражданского общества, государством и рынком (как организациями). Коммунальные медиа не только стремятся максимально дистанцироваться от ориентации на (экономическую) эффективность, которая характера и для государства, и для рынка, они также сопротивляются текущему политическому и демократическому дискурсам, все еще исходящим из репрезентативной функции политической элиты и (других) вертикальных типов организаций. При обращении к внутренним проблемам коммунальных медиа, сразу же бросается в глаза, что они используют организационные дискурсы, которые делают упор на горизонтальной организации вместо вертикальной или иерархической. Иное понимание авторитета и лидерства поддерживает более диалогический и/или основанный на учете всех мнений способ принятия решений и большее демократическое участие. В результате коммунальные медиа опираются на концепцию демократии, которая признает политическое, почти не признавая политики. В то время как полика понимается как «образующая особую систему – политическую систему; ожидается, что она будет оставаться в рамках этой системы» (Stavrakakis, 1999, p. 73), «политическое не может быть ограничено определенным типов институтов, или представлено как образующее особую сферу или уровень общества. Оно должно быть понято как измерение, присущее любому человеческому обществу и определяющему онтологические условия нашего существования» ((Mouffe , 1973, p. 3).

В то же время следует подчеркнуть, что «заставить демократию участия работать» (если переосмыслить название одной из главных книг Патнэма – Putnam, 1993) – это очень сложная задача, требующая постоянного внимания. Горизонтально структурированные и ориентированные на участие членов сообщества организации вынуждены мириться с определенной степенью неэффективности, что временами делает их функционирование и достижение поставленных целей невозможными или приводит к извращению этих целей. Как отмечает Хельд, «вопрос о том, может ли участие само по себе привести к устойчивым и желаемым политическим результатом, является по меньшей мере спорным» (Held, 1987, p. 281).

Тем не менее особое внимание следует обратить на четвертый подход, в рамках которого метафора ризомы используется для того, чтобы радикализовать и унифицировать релятивистский аспект подходов с позиций с гражданского общества и с позиции альтернативных медиа, и сделать это с учетом критики, направленной против последнего. Использование ризомного подхода к коммунальным медиа имеет ряд несомненных преимуществ. Во-первых, этот подход (вместе с подходом с позиций гражданского общества) ориентирован на социоцентристский анализ медиа. Исследования средств массовой информации и коммуникативистика в целом изначально было ориентированы на медиацентризм, который, хотя и является до определенной степени оправданным, в то же время страдает редукционизмом, так как ведет к искусственному разделению средств массовой информации и общества.

Во-вторых, ризомный подход позволяет углубить анализ с позиций гражданского общества. Сложность и текучесть коммунальных медиа становятся их определяющим свойством, в противоположность более ригидным государству и рынку. Четвертый подход также выдвигает на передний план роль коммунальных медиа как точки пересечения общественных организаций и движений, которая связывает людей между собой.

И, наконец, ризомный подход позволяет преодолеть жесткое разделение, связанное с антогонистической позицией по отношению к доминантным медиа (второй подход) и к государству и рынку (третий подход). Коммунальные медиа до сих пор пытаются противостоять большому количеству доминантных дискурсов на коммуникативном, организационном и политическом уровнях. Ведя позиционную войну сразу на несколько фронтов, они оказались в очень тяжелом, уязвимом и изолированном положении. Выдвижение ризомного подхода на передний план расширяет возможности как для детерриториализации доминантных идентичностей, так и для сотрудничества с государственными и/или рыночными структурами. Детерриториализация может создать (дискурсивные) пространства для более гибких проявлений идентичности доминантных медиа. Различные типы партнерства и стратегические союзы могут дать коммунальным медиа (большие) шансы на выживание, при условии, что их независимость от других гражданских (не медийных) организаций, а также от государственных и рыночных структур будет в достаточной мере гарантирована.

1. 
   AMARC-Europe (1994) One Europe-Many Voices. Democracy and Access to Communication. Conference report, AMARC-Europe Pan-European conference of community radio broadcasters, Ljubljana, Slovenia, 15-18 September 1994. Sheffield: AMARC.
   
2. 
   Ang, I. (1991) Desperately Seeking the Audience. London and New York: Routledge.
   
3. 
   Berrigan, F. J. (1977) Access: Some Western Models of Community Media. Paris: Unesco.
   
4. 
   Berrigan, F. J. (1979) Community Communications. The Role of Community Media in Development. Paris: Unesco.
   
5. 
   Casey, E. (1997) The Fate of Place. Berkeley: University of California Press.
   
6. 
   Clark, D. B. (1973) The concept of community: a reexamination, Sociological Review 21, pp. 397-417.
   
7. 
   Cohen, A. P. (1989) The Symbolic Construction of Community. London: Routledge.
   
8. 
   Cohen, J. and A. Arato (1992) Civil Society and Political Theory. London: MIT Press.
   
9. 
   Couldry, N. (2000) The Place of Media Power. Pilgrims and Witnesses of the Media Age. London: Routledge.
   
10. 
    Deleuze, G. and F. Guattari (1987) A Thousand Plateaus. Capitalism and Schizophrenia. Minneapolis: University of Minnesota Press.
    
11. 
    Downing, J. with T. V. Ford, G. Gil and L. Stein (2000) Radical Media. Rebellious Communication and Social Movements. London: Sage.
    
12. 
    Escobar, A. (2000) Place, power, and networks in globalisation and postdevelopment, in K. G. Wilkins (ed.), Redeveloping Communication for Social Change. Theory, Practice and Power. Lanham, MD: Rowman & Littlefield.
    
13. 
    Fraser, C. and E. S. Restrepo (2000) Community Radio Handbook. Paris: Unesco.
    
14. 
    Girard, B. (ed.) (1992) A Passion for Radio. Montréal: Black Rose Books.
    
15. 
    Gumucio, D. A. (2001) Making Waves. New York: Rockefeller Foundation.
    
16. 
    Held, D. (1987) Models of Democracy. Cambridge: Polity Press.
    
17. 
    Hollander, E. (2000) Online communities as community media. A theoretical and analytical framework for the study of digital community networks, Communications: The European Journal of Communication Research 25 (4), pp. 371-386.
    
18. 
    Howarth, David (2000) Discourse. Buckingham and Philadelphia: Open University Press.
    
19. 
    Husband, C. (1994) A Richer Vision. The Development of Ethnic Minority Media in Western Democracies. Paris: Unesco.
    
20. 
    Jankowski, N. (1994) International perspectives on community radio, in AMARC-Europe, One Europe-Many Voices. Democracy and Access to Communication. Conference report, AMARC-Europe Pan-European conference of community radio broadcasters, Ljubljana, Slovenia, 15-18 September 1994. Sheffield: AMARC, pp. 2-3.
    
21. 
    Janowitz, M. (1967) The Community Press in an Urban Setting. The Social Elements of Urbanism. Chicago and London: University of Chicago Press.
    
22. 
    Jones, S. G. (1995) Understanding community in the information age, in S. G. Jones (ed.), CyberSociety; Computer-mediated Communication and Community. London: Sage, pp. 10-35.
    
23. 
    Keane, J. (1998) Democracy and Civil Society. London: University of Westminster Press.
    
24. 
    Laclau, E. and C. Mouffe (1985) Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. London: Verso.
    
25. 
    Leunissen, J. (1986) ‘Community’ en ‘Community Development’ bij de Australische Aborigines, in M. Van Bakel, A. Borsboom and H. Dagmar (eds), Traditie in Verandering; Nederlandse Bijdragen aan Antropologisch onderzoek in Oceanie¨. Leiden: DSWO Press, pp. 57-82.
    
26. 
    Lewis, P. (1993) Alternative media in a contemporary social and theoretical context, in P. Lewis (ed.), Alternative Media: Linking Global and Local. Paris: Unesco, pp. 15-25.
    
27. 
    Lindlof, T. R. (1988) Media audiences as interpretative communities, Communication Yearbook 11, pp. 81-107.
    
28. 
    Martin-Barbero, J. (1993) Communication, Culture and Hegemony. From the Media to Mediations. Newbury Park, CA: Sage.
    
29. 
    McClure, K. (1992) On the subject of rights: pluralism, plurality and political identity, in C. Mouffe (ed.), Dimensions of Radical Democracy: Pluralism, Citizenship, Community. London: Verso, pp. 108-125.
    
30. 
    McNair, B. (1998) The Sociology of Journalism. London: Arnold.
    
31. 
    Merton, R. K. (1968) Social Theory and Social Structure, enlarged edn. New York: The Free Press.
    
32. 
    Morris, A. and G. Morton (1998) Locality, Community and Nation. London: Hodder & Stoughton.
    
33. 
    Mouffe, C. (1997) The Return of the Political. London: Verso.
    
34. 
    Mouffe, C. (1999a) Deliberative democracy or agonistic pluralism?, Social research 66 (3), pp. 745-758.
    
35. 
    Mouffe, C. (1999b) Carl Schmitt and the paradox of liberal democracy, in C. Mouffe (ed.), The Challenge of Carl Schmitt. London: Verso, pp. 38-53.
    
36. 
    Nostbakken, D. and C. Morrow (eds) (1993) Cultural Expression in the Global Village. Penang: Southbound.
    
37. 
    O’Sullivan-Ryan, J. and M. Kaplun (1979) Communication Methods to Promote Grass-roots Participation. Paris: Unesco.
    
38. 
    Pateman, C. (1972) Participation and Democratic Theory. Cambridge: Cambridge University Press.
    
39. 
    Prehn, O. (1991) From small scale utopism to large scale pragmatism, in N. Jankowski, Ole Prehn and Jan
    
40. 
    Stappers (eds), The People’s Voice. Local Radio and Television in Europe. London, Paris and Rome: John Libbey, pp. 247-268.
    
41. 
    Putnam, R. D. (1993) Making Democracy Work. Princeton: Princeton University Press.
    
42. 
    Reyes Matta, F. (1986) Alternative communication: solidarity and development in the face of transnational expansion, in R. Atwoord and E. McAnany (eds), Communication and Latin American Society. Trends in
    
43. 
    Critical Research 1960-1985. Madison: University of Wisconsin Press, pp. 190-214.
    
44. 
    Rodriguez, C. (2001) Fissures in the Mediascape. An International Study of Citizens’ Media. Cresskill, NJ: Hampton Press.
    
45. 
    Savio, R. (ed.) (1990) Communication, participation and democracy development, Journal of the Society for International Development 2, pp. 7-123.
    
46. 
    Schmitt, C. (1980) Legalität und Legitimität, 3rd edn. Berlin: Duncker & Humblot.
    
47. 
    Servaes, J. (1999) Communication for Development. One World, Multiple Cultures. Cresskill, NJ: Hampton Press.
    
48. 
    Sjöberg, M. (ed.) (1994) Community Radio in Western Europe. Sheffield: AMARC-Europe.
    
49. 
    Stavrakakis, Y. (1999) Lacan and the Political. London and New York: Routledge.
    
50. 
    Thompson, J. B. (1995) The Media and Modernity. A Social Theory of the Media. Cambridge: Polity Press.
    
51. 
    Tönnies, F. (1963) Community and Society. London: Harper & Row.
    
52. 
    Verba, S. and N. Nie (1987) Participation in America. Political Democracy & Social Equality. Chicago: University of Chicago Press.
    
53. 
    Walzer, M. (1998) The idea of civil society. A path to social reconstruction, in E. J. Doinne Jr (ed.), Community Works: the Revival of Civil Society in America. Washington, DC: Brookings Institution Press, pp. 124-143.
    
54. 
    Wasko, J. and V. Mosco (eds) (1992) Democratic Communications in the Information Age. Toronto and Norwood, NJ: Garamond Press & Ablex.
    
55. 
    Williams, R. (1976) Communications. Harmondsworth: Penguin.
    
56. 
    Wray, S. (1998) Rhizomes, Nomads, and Resistant Internet Use. Retrieved January 2, 2002, from http://www.nyu.edu/projects/wray/RhizNom.html