Т.А. ВАН ДЕЙК И ТОТАЛЬНОСТЬ РАСИСТСКОГО ДИСКУРСА

Т.А. ВАН ДЕЙК И ТОТАЛЬНОСТЬ РАСИСТСКОГО ДИСКУРСА

Считать какого-либо человека низшим существом

только потому, что у него черная кожа,

так же абсурдно, как утверждать, будто

белая лошадь именно оттого, что она белая,

бегает быстрее, чем черная.

Ван Дейк не заявляет о своих методологических предпочтениях, однако тот категориальный аппарат, который он использует, дает возможность сделать предположение если не о его марксистской позиции, то о соответствующих симпатиях и преференциях. Так, в частности, он говорит об общественных классах, о рабочем классе и буржуазии, бедных и богатых, классовых противоречиях, капиталистических странах Запада. В этом же ряду находится одно из понятий, которое ван Дейк активно использует, это – понятие идеологии, любимейший концепт классиков марксизма. Говоря о распространенности и влиянии расистской идеологии как идеологии правящего класса, каковым является белая буржуазия, автор ссылается на известное положение К.Маркса и Ф.Энгельса о том, что в любую эпоху господствующими являются идеи правящего класса. Всякий правящий класс создает и поддерживает социально-культурные условия для формирования нужной идеологии среди подчиненных классов.

Понятие идеологии не кажется ван Дейку ненужным или устаревшим, или не применимым к характеристике новой ситуации в социально-политической сфере. Оно работает с тем только существенным уточнением, что было бы упрощением трактовать идеологию только как совокупность идей, изложенных в систематической форме. Несомненно, что идеология содержит в себе идеи, которые выражают групповые интересы, но также и материальные условия жизни соответствующих групп. Идеология, с точки зрения ван Дейка, ассоциируется также с «практикой»: идеология проявляется не только в том, что люди думают, но и в том, что они делают. Однако во многих ситуациях идеологические установки могут присутствовать, не проявляясь непосредственно в действии. Идеология не сводится к неформальной, межличностной деятельности или коммуникации, но обычно распространяется и на институционально закрепленные формы воспроизводства, в частности: образование, средства массовой информации.

Именно потому, что идеология играет главную роль в установлении согласия и единодушия, причем вспомним, что господствующая идеология – это идеология господствующего класса, то понятна необходимость и важность объяснения того, как развиваются идеологии, как они порождаются и воспроизводятся в обществе. Кроме природы идеологии, что является скорее предметом политической философии, важно анализировать не только сущность идеологии, а также ее проявления, функционирование и условия существования, иначе говоря, ее политическое бытие, то, что ван Дейк называет «ее дискурсивной практикой». Концептуальное бытие официальной идеологии чаще всего не совпадает с политическим бытием идеологий и идеологем. Подобное противоречие между идеологически должным и идеологически сущим находит свое проявление и в современной России.

Известен тот исторический контекст, в котором создавалась Конституция Российской Федерации, принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. Чтобы окончательно отказаться от официально установленной в СССР марксистско-ленинской идеологии, авторы новой Конституции в Статье 13 записали: «1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Однако в таких конституционных формулировках нашло отражение упрощенное понимание идеологии как системы общеобязательных формально разделяемых идей. Вместе с тем, всякая Конституция – это и есть официальная государственная идеология, это и есть «национальная идея». В Конституции Российской Федерации в Главе 2 Права человека и гражданина изложена либеральная идеология в ее почти классическом варианте. Или непонимание таких политологических банальностей, или совпадающие незнание и неуважение Конституции Российской Федерации стимулируют дальнейшие поиски «национальной идеи». В государстве, в котором принята либеральная Конституция, но либеральная идеология не является преимущественно разделяемой, либеральные ценности – предпочтительными, либеральные партии не преодолевают необходимого барьера, чтобы быть представленными в органах законодательной власти, с неизбежностью складывается особый идеологическая ситуация. В этом смысле было бы полезно выяснить отношение либеральной и других идеологий и их дискурсивных практик. Эта задача успешно решена ван Дейком в отношении расистской идеологии.

«Главный тезис данной работы заключается в том, что дискурс и коммуникация являются жизненно необходимыми способами воспроизводства «белого расизма» в обществе. Как на неформальном или межличностном уровне, так и на уровне социальных институтов представители белой части населения принимают участие во множестве коммуникативных ситуаций, в которых идеологически оформленное этническое отношение к группам меньшинства получает ориентированное на убеждение выражение и передается другим представителям белой части населения»¹. По сути, здесь ставится вопрос о распространении идеологии. Для того чтобы идеологии распространялись, нужно чтобы члены группы усваивали знания, мнения и нормы, ценности и цели, на которых основаны идеологии. Ван Дейк замечает, что идеологии не выводятся непосредственно из материального положения, они даже могут быть частично независимыми от бытия. Гораздо более эффективным является восприятие базовых принципов группы на основе дискурсивной коммуникации. Можно сказать, что в бытии повседневности, начиная с самых ранних ступеней социализации в бесконечном разнообразии коммуникативных контекстов одни члены группы выражают эти принципы и передают их другим. Так порождаются общие мнения и вытекающие из них установки. Члену группы вовсе не обязательно быть участником события, он может в нем участвовать «заочно», ему достаточно получить о нем информацию через повседневные разговоры, средства массовой информации, школьный и семейный дискурсы. «Большинство членов белой группы в многонациональных обществах узнают о многих этнически релевантных событиях только из разного рода «историй», т.е. из учебников, художественной литературы, фильмов, разговоров и сообщений в прессе. Если такие пересказы предвзяты, они порождают предвзятые когнитивные репрезентации, а соответствующие модели могут использоваться для формирования предубежденных установок, входящий впоследствии в расистские идеологии»². Ван Дейк подчеркивает важность такого аспекта коммуникации и делает вывод, что дискурс играет основную роль в формировании и распространении идеологий, что дискурс является существенной частью идеологической практики некоторой группы.

В работе подробно анализируется дискурсивное воспроизводство расизма в обществе, рассматриваются различные типы дискурса, к которым относятся речевое общение и повседневные разговоры, средства массовой информации, образование и учебники, академический дискурс.

Как считает автор, анализ разговоров позволяет исследовать процессы воспроизводства идеологии. К определенным выводам ван Дейк приходит в результате систематического анализа дискурса примерно 180 неофициальных интервью, проведенных, чтобы спровоцировать разговор между незнакомыми людьми по поводу этнических меньшинств. В результате обнаружились две цели: негативное изображение «инородцев», с одной стороны, и позитивная самопрезентация говорящего как терпимого, непредвзятого, понимающего и готового помочь гражданина своего государства – с другой. Применительно к настоящей ситуации в России можно предположить, что российский дискурс разговоров на темы этнических меньшинств гораздо более жесткий, в разговорах будет встречаться преимущественно только первая цель. Позитивная самопрезентация будет либо иметь второстепенное значение, либо вовсе отсутствовать, будет минимизирована аргументативная стратегия понимания и сочувствия, рекомендации возможно будут иметь более категоричную форму. Если в Нидерландах белые пытаются распространять негативные портреты меньшинств, но под давлением общепринятых норм и ценностей вынуждены подчинять разговорное взаимодействие положительной самопрезентации, то в России откровенные расистские высказывания не являются чем-то неприличным и однозначно осуждаемым. Меньшинства изображаются как отличающиеся, отклоняющиеся, конкурирующие и угрожающие, а их присутствие как создающее долговременные, постоянные и почти неразрешимые трудности. Трудности связываются с экономической ситуацией, социальными конфликтами, образованием, культурными различиями между большинством населения и меньшинствами, с повседневными ситуациями. Происходит определенная инверсия, когда большинство представляется жертвами инородцев, от которых «страдают» простые люди. Ван Дейк прослеживает тенденцию: чем выше уровень образования говорящего, тем осторожнее аргументы против инородцев, тем сильнее самопрезентация и защита доминируют над негативным изображением других. Вместе с негативным изображением меньшинств выражаются понимание и сочувствие, а также не отрицательная оценка, а рекомендация: «было бы лучше, если бы эти люди оставались у себя на родине и участвовали в ее развитии, естественно, с нашей финансовой помощью»¹.

Средства массовой информации, с точки зрения ван Дейка, являются факторами первостепенной важности в распространении этнических или расовых идеологий среди широких слоев населения. Не только газеты, телевидение и радио, но и кино, комиксы, детективный жанр и другие виды художественной литературы, а также другие типы носителей массовой информации вносят свой вклад в создание идеологически обоснованного единомыслия, нацеленного не поддержание этнического или расового статус-кво. Средства массовой информации помогают правительствам современных западных государств вырабатывать и поддерживать «двойной образ самих себя». С одной стороны, они провозглашают свою «резкую позицию» по вопросу о дальнейшей иммиграции или о «чрезмерных претензиях» проживающих в стране меньшинств, но с другой стороны, им приходится поддерживать идеологический миф, состоящий в том, что «мы» гуманны, терпимы, относимся с пониманием к чужим проблемам и потому выступаем против дискриминации. Дискурс средств массовой информации преимущественно демонстрирует или подает в скрытой форме отрицательные изображения иммигрантов или меньшинств. Они изображаются как люди, стремящиеся въехать в страну и наживаться на имеющемся достатке, а не как люди, приезжающие работать и способные внести вклад в экономику. Они изображаются как люди, у которых имеются трудности с устройством не работу, жильем, образованием, а также как создающие «трудности» принимающей стороне, организуя демонстрации протеста или становясь преступниками и наркоманами. Подобные образы создаются без откровенно расистских историй. «Требуемый угол зрения создается путем подбора историй, высвечивания определенных тем стилистическими деталями и структурами релевантности... Негативные пресуппозиции и импликации в таких сообщениях эксплицируются благодаря релевантным выводам читателей»².

Академический дискурс также вносит свою лепту в распространение расистской идеологии. Ван Дейк замечает, что современный академический дискриминационный дискурс стал более утонченным по сравнению с более распространенным в прошлом «научным» принижением чернокожих, в нем примеры биологической неполноценности сменились анализом «этнических или культурных различий». Им избирается двойная стратегия: замалчивание расизма; положительная самопрезентация.

Ван Дейк обращает внимание на то, что расистская академическая идеология находит свое упрощенное выражение в учебниках и школьном преподавании, которые отличаются этноцентризмом, национализмом и явным расизмом. В них родная страна систематически превозносится, а ужасы прошлого спокойно замалчиваются или преподносятся в смягченном виде. «В учебниках народы стран «третьего мира», особенно негры изображаются примитивными, отсталыми, пассивными, а их культура – уступающей по все статьям «западной цивилизации»»³.

С чем же связано то, что расистский дискурс оказывается столь широко распространенным? Ван Дейк находит этому одно простое объяснение: «С нашей точки зрения любой представитель белого населения может в конечном счете извлечь выгоду из подчиненного положения этнических или расовых меньшинств. Такая выгода может выражаться материально, например, как большие возможности в получении работы, условия труда, обеспеченность жильем, образование и социальное обеспечение, но также и символически в форме групповых чувств превосходства, контроля, солидарности или культурной однородности и господства, например, языка, религии, искусства, норм и ценностей, обычаев и т.п.»¹. Общественная польза расистской идеологии, приумноженная в ее дискурсивной практике обеспечивает ее тотальность как повсеместное проникновение и вечное существование.

Однако современный расизм меняется, у него возникают новые формы с присущими им новыми чертами. Ван Дейк пишет, что можно наблюдать развитие различных форм «модернизированного», «нового» или «символического» расизма. «Чертами современных форм расизма являются, например, его косвенность и утонченность, а также всеобъемлющая стратегия отрицания по отношению к превалированию структурного расизма и даже к релевантности понятия «расы» со сдвигом в сторону более «невинных» форм, как, например, этницизм, культурализм или национализм»². Ван Дейк несколько расширительно, не строго употребляет само понятие расы. Можно заметить, что современный расистский идеологический вектор действительно сдвигается. Если обратиться к ситуации в России, то можно заметить что ее постсоветское развитие, целый комплекс экономических, политических и социально-психологических причин привели к становлению идеологического дискурса, который может быть условно обозначен как дискурс «нашизма». «НАШ, -его, м.; ж. наша, -ей; ср. наше, -его; мн. наши, - их, мест. притяж. Принадлежащий нам, имеющий отношение к нам. Наш дом. Поживем у наших (сущ.: у наших родных, близких). По-нашему – 1) по нашей воле, желанию. Добьемся, все будет по-нашему; 2) так, как делаем мы. Работайте по-нашему; 3) вводн. сл., по нашему мнению. По-нашему, нужно остаться здесь. И нашим и вашим (разг. неодобр.) – о том, кто двурушничает. Знай наших! (разг.) – вот мы каковы! (похвальба). Наша взяла! (разг.) – мы одолели, победили. Наше вам (с кисточкой)! (прост. шутл.) – выражение приветствия. С наше (разг.) – столько, так много, сколько мы. Поработайте с наше.»³.

«Наш – не наш» это – основание и признак любого социального и политического группообразования. Представление о «нашем» может находиться в пределах нормы, отличающей здоровое групповое самосознание. Но при определенных обстоятельствах оно может приобретать гипертрофированные черты утрированной «нашести», не только в различении, сколько в противопоставлении «нашего» «не нашему», себя другим. В свою очередь можно выделить три варианта дискурсов «нашизма»: этнонационализм, этницизм, расизм.

Особый интерес представляет представленный ван Дейком идеологический механизм изображения этнической ситуации, включающий в себя основные компоненты и стратегии. Это же он называет «некоторыми основополагающими элементами этнической расовой идеологии в странах Запада» и формулирует ясно, точно и однозначно.⁴ К ним относятся:

а) Различия. Меньшинства (иммигранты, негры и т.п.) не такие, как мы, они имеют другую культуру (язык, религию, обычаи), выглядят иначе и ведут себя по-другому. «Они» не являются частью «нас». Следовательно, с ними нужно обращаться по-особому.

б) Соревнование. Они приехали сюда, чтобы жить и работать за счет нас. Они являются бременем и захватывают «наше» пространство, наши города, жилье, рабочие места, социальное обеспечение и образование, так что у «наших» людей возникает недостаток этих национальных ресурсов, и «мы» становимся жертвами их присутствия. Следовательно, мы должны противостоять этому несправедливому соревнованию и отдавать предпочтение нашим собственным людям.

в) Угроза. Если их присутствие представляет собой экономическую или культурную угрозу, то их поведение угрожает безопасности, так как они агрессивны, склонны к насилию, с ними связаны наркомания и преступность.

г) Трудности. Они сами переживают трудности в нашей стране, например, в трудоустройстве и образовании, но и создают трудности, создавая конфликты и разделяя наше общество.

д) Помощь. Мы все же чувствуем ответственность, потому что сами когда-то пригласили их приехать и поработать или потому что они приехали из «наших» колоний. Если у них есть трудности, мы должны помочь им, если они создают трудности, то нужно их понять.

е) Самопрезентация. Несмотря на различия, конкуренцию и угрозы, мы полны желания им помочь. Мы в принципе не можем быть носителями предрассудков или расизма. Те, кто обвиняет нас в этом, лгут или преувеличивают. К сожалению, предрассудки, дискриминация и расизм встречаются у некоторых маргиналов, на которых не следует обращать внимания, так как наша демократия сильна. Их организации не следует запрещать, так как мы живем в свободной стране, к тому же это вынудит их уйти в подполье.

Ван Дейк представил абсолютно узнаваемые черты, которые можно обнаружить в российской дискурсивной практике идеологии «нашизма», за исключением двух последних, а именно: помощь иммигрантам и инородцам, позитивная самопрезентации, что связано с особенностями колониального прошлого и молодостью российской демократии.

При изучении идеологий всегда обращаются к вопросу о носителях той или иной идеологии, о ее социальной базе. Ван Дейк также не оставляет без внимания эту проблему. Он подчеркивает, что провозглашаемое расовое и этническое равенство практически не затрагивает белую элиту, так как ей не приходится конкурировать с группами этнических меньшинств, сохраняя неизменным свой привилегированный статус. Столкновение же происходит на уровне низших классов, так как большинство представителей этнических меньшинств принадлежит к рабочему классу. Это усложняет ситуацию, умножает расовые предрассудки и усиливает отношение дискриминации по этническому и расовому признаку. Такая ситуация объясняется тем, что рабочие с одной стороны, сравнивают себя с классами, имеющими более высокий статус, с другой стороны, видят конкуренцию со стороны меньшинств. В ответ на это политические элиты вынуждены вырабатывать определенные стратегии. Ван Дейк обнаруживает две таких стратегии¹. Первую стратегию правящей элиты он видит в обеспечении или обещаниях обеспечения финансового и экономического «облегчения» многонациональным бедным городским кварталам, где чувство озлобленности широко распространено среди белого населения. Именно этой стратегии придерживалось правительство Нидерландов. Вторая стратегия, как подчеркивает автор, имеет идеологическую природу. Она обеспечивает реализацию интересов и целей господствующей группы. Эта стратегия включает в себя убеждающее описание фактов, мнений, из которых широкая публика делает вывод, что во всех трудностях нужно винить не властную элиту, а иммигрантов, инородцев. «В рамках этой стратегии поощряется такой способ обработки социальной информации, при котором на счет инородцев (а не правящей элиты) относятся не только этнически мотивированные трудности, но также любые другие экономические, социальные или культурные проблемы»². Разворачивается эта стратегия весьма просто. Иммигранты и другие этнические группы легко идентифицировать, так как они выделяются по внешности, языку, культуре. К тому же, как отмечает ван Дейк, они относятся к рабочему классу. В такой ситуации они легко признаются виновными в существовании тех проблем, которые действительно стоят перед низшими классами. Это известные проблемы безработицы, плохого жилья, преступности и наркомании, недоступности хорошего образования и культуры. Ван Дейк подчеркивает, что элита заинтересована в групповой солидарности, например: «мы, голландцы», которая должна возобладать над классовыми градациями и противоречиями.

В основе этой стратегии лежит хорошо известный социальным психологам механизм, который ван Дейк не называет. Это – поиск «козлов отпущения», который осуществляется с помощью механизма социальной каузальной атрибуции, когда меньшинства или члены чужой группы объявляются одними (элитой) и воспринимаются другими (низшими классами) ответственными за негативные события, виновными в бедах большинства.

Ван Дейк в своей работе, несомненно затронул одну из актуальнейших проблем современности и в ходе своего исследования пришел к интересным заключениям и выводам, которые касаются отношений к расовым и этническим меньшинствам в западноевропейских странах. К сожалению, заключительные выводы представляются неутешительными. Расистская идеология им признается господствующей. Причем она формулируется различными элитными группами и получает широкое распространение благодаря целому ряду форм публичного дискурса, без которых она не смогла бы достичь общественного признания и господства над умами. При чем эта идеология не признается в качестве результата целенаправленного ее создания. Она, можно сказать, самопорождается и воспроизводится простым путем «удерживания от действий». Здесь автор имеет ввиду, в частности, создание условия для развития расовых предрассудков, игнорирование дискриминации и национальных конфликтов, когда они не зашли еще слишком далеко, непринятие мер по борьбе с безработицей среди меньшинств. Идеология, отражающая насущные потребности и интересы, получает постоянную поддержку, не нуждается в особом обосновании. Ван Дейк делает вывод, что различные сферы публичного дискурса, находящиеся под контролем белых элит, создают необходимые условия для господства расовой идеологии. О вариантах контридеологии и контрдискурса автор говорит с большим сомнением, считая их существование возможным в пределах некоторых узких рамок. Они кажутся неправильными, субъективными, радикальными и неприемлемыми ни элитами, ни широкими массами. Поэтому и «белому большинству», и иммигрантским меньшинствам в развитых странах еще только предстоит понять, что «обоюдное уважение становится необходимым; мы должны научиться жить в содружестве, не питая друг к другу ни чувства страха, ни ненависти, ни презрения, не преувеличивая своих отличительных особенностей в ущерб единству и стремясь достигнуть понимания того, что имеет подлинное значение и ценность»¹.

В.Н. Руденко

ДИСКУРС МАНИПУЛЯЦИЙ

(референдумная демократия и продление срока полномочий главы государства в странах СНГ)
Конституции всех государств, образовавшихся после распада бывшего СССР, учли опыт державы, чье конституционное законодательство на протяжении всех лет ее существования, за исключением двух последних, не предусматривало ограничений по количеству сроков замещения должности главы государства. В текстах конституций новых независимых государств были закреплены традиционные для стран развитой демократии нормы, согласно которым одно и то же лицо не может избираться на должность главы государства более двух раз подряд. Следуя опыту стран развитой демократии, срок исполнения полномочий главы государства во вновь образовавшихся странах также был ограничен четырьмя – пятью годами.

Между тем, за истекшие с момента распада Союза ССР годы в ряде стран (государства Центральной Азии, Казахстан) выявилась ярко выраженная тенденция развития государственного строительства, состоящая в продлении срока полномочий главы государства. Обозначенная тенденция находит свое выражение, во-первых, в увеличении количества сроков полномочий главы государства, во-вторых, в продлении самого срока полномочий; в-третьих, в увеличении количества сроков полномочий с одновременным продлением их продолжительности. Отличительной особенностью этого процесса является следование установленным конституционным правилам, приверженность законодателей общепризнанным демократическим ценностям. Продление полномочий главы государства осуществляется посредством реализации одного из наиболее известных институтов современной демократии – института референдума. В период с 1992 года по настоящее время только в указанных странах имели место следующие всенародные голосования, на основании которых было осуществлено продление срока полномочий главы государства: референдум, проведенный 15 января 1994 года в Туркменистане; референдум, проведенный 28 апреля 1995 года в Казахстане; референдум, проведенный 30 января 1994 года в Кыргызстане; референдумы, проведенные 26 марта 1995 года и 27 января 2002 года в Узбекистане; референдумы, проведенные 26 сентября 1999 года и 22 июня 2003 года в Таджикистане.

Продление срока полномочий главы государства посредством конституционного института референдума в указанных странах осуществлялось следующими способами:

1. На всенародное голосование после принятия новой Конституции страны выносился вопрос о продолжении исполнения полномочий главы государства лицом, избранным на должность главы государства на основании прежней Конституции и только по истечении этого срока проводились выборы, причем считалось, что лицо, одержавшее победу на выборах, согласно новой Конституции замещает должность главы государства впервые. В частности, посредством всенародного референдума, проведенного 26 марта 1995 года, были продлены до 2000 года полномочия президента Узбекистана И. Каримова, всенародно избранного 29 декабря 1991 года и в 2000 году И. Каримов «впервые» был избран президентом страны на пятилетний срок. Путем народного голосования, проведенного 30 января 1994 года, были подтверждены полномочия президента Кыргызстана А. Акаева, всенародно избранного 12 октября 1991 года и в 1995 году А. Акаев «впервые» был избран на должность президента Кыргызстана на пятилетний срок. По итогам республиканского референдума, состоявшегося 29 апреля 1995 года в Казахстане, срок полномочий президента Казахстана Н. Назарбаева, всенародно избранного 1 декабря 1991 года был продлен до 1 декабря 2000 года. Постановлением Парламента Республики Казахстан от 8 октября 1998 года № 103-1 срок полномочий Президента, установленный упомянутым республиканским референдумом, был сокращен до вступления в должность нового Президента Республики Казахстан, избранного на выборах 10 января 1999 года. Одержав победу на выборах, 20 января 1999 года Н. Назарбаев «впервые», согласно Постановлению Конституционного Совета Республики Казахстан от 20 июня 2000 года № 12/2, официально вступил в должность Президента Республики Казахстан, теперь уже на семилетний срок.

2. На всенародное голосование выносился вопрос о внесении ряда изменений и дополнений в действующую Конституцию страны, при этом одно из изменений предполагало увеличение продолжительности срока полномочий главы государства. 27 февраля 2002 года на национальном референдуме, проведенном в Узбекистане, было принято решение о продлении полномочий президента страны с пяти до семи лет, тем самым очередные выборы президента, избранного в 2000 году, автоматически были перенесены с 2005 года на 2007 год. Подобным же образом 26 сентября 1999 года решением, принятым на национальном референдуме в Таджикистане, срок полномочий президента Таджикистана был увеличен с пяти до семи лет без возможности повторного переизбрания. После принятия данного решения И. Рахмонов, всенародно избранный президентом Таджикистана 6 ноября 1994 года на пятилетний срок, 6 ноября 1999 года «впервые» был избран президентом теперь уже на семилетний срок в соответствии с внесенными в Конституцию изменениями.

3. На всенародное голосование выносился вопрос о внесении ряда изменений и дополнений в действующую Конституцию страны, при этом одно из изменений предполагало увеличение числа конституционных сроков полномочий главы государства. По итогам референдума, проведенного 22 июня 2003 года в Таджикистане, было принято 56 поправок Основного Закона. Согласно одной из них число конституционных сроков полномочий президента страны было увеличено с одного семилетнего срока до двух. Учитывая, что Конституция претерпела существенные изменения, президент Таджикистана И. Рахмонов получил возможность баллотироваться на должность президента Республики «впервые». Так как текущий срок полномочий президента истекает в 2006 году, И. Рахмонов имеет реальную возможность продлить срок своих полномочий до 2020 года.

4. На всенародное голосование выносился вопрос о продлении срока полномочий действующего главы государства задолго до истечения первого срока его полномочий, предусмотренного Конституцией. Согласно решению, принятому на референдуме, состоявшемся 15 января 1994 года в Туркменистане, полномочия президента С. Ниязова, всенародно избранного президентом страны 21 июня 1992 года, были продлены до 2002 года, а президентские выборы, которые должны были состояться в 1997 году, отменены.

Практика проведения всенародных голосований, на которых были приняты решения, имевшие своими последствиями продление срока полномочий главы государства в странах Центральной Азии и Казахстане в период с 1992 года по настоящее время свидетельствует о том, что целью данных голосований было укрепление власти выдвинувшихся после распада СССР национальных харизматических лидеров и недопущение нарушения сложившегося баланса политических сил. Симптоматично, что одними из самых весомых аргументов в пользу продления полномочий действующих глав государств являлись и являются тезисы о достигнутой демократической стабильности и необходимости ее сохранения, о необходимости довести до конца начатые положительные преобразования. Следуя этой цели, находящиеся у власти политические группы с легкостью шли и идут на изменение Конституции своей страны, а органы конституционного правосудия в случае необходимости давали и дают необходимое толкование конституций. В итоге в указанных странах сложилась парадоксальная конституционно-правовая ситуация. С одной стороны, конституции всех без исключения стран содержат демократическое требование об ограничении сроков пребывания у власти одного и того же лица. С другой же стороны, пребывающие у власти руководители, следуя нормам конституций и конституционному законодательству о референдуме, фактически имеют и, чаще всего реализуют на практике возможность фактически пожизненного пребывания на занимаемой должности. Исключением является разве что бывший президент Кыргызстана А. Акаев, вынужденный сложить президентские полномочия после произошедшей в марте 2004 года «тюльпановой революции». Таким образом, с помощью демократических институтов достигаются цели, противоречащие современным представлениям о демократии и о ее основных принципах. Ситуация выглядит еще более парадоксально на фоне показателей явки избирателей на участки референдума и показателей поддержки избирателями вынесенных на референдум предложений. Во всех рассмотренных случаях явка избирателей превышала 90% и составляла в Казахстане – 91,20% избирателей; в Кыргызстане – 96,20%; в Таджикистане 96,39%, в Турменистане – 99,90%, в Узбекистане в 1995 году – 99,34%, в 2002 году – 91,58%. Выдвинутые предложения поддержали соответственно 95,46%, 97,02%, 93,82%, 99,99%, 99,64% и 93,75%. избирателей, принявших участие в голосовании. Каким же образом в таком случае можно оценить рассмотренный институт референдума? Какую социально-политическую роль он выполняет в системе нового политического устройства. Позволяет ли эта роль характеризовать институт референдума в качестве демократического конституционно-правового института? Как согласуются со столь разительными практическими результатами демократические по содержанию конституционные нормы?; действия политиков, строго придерживающихся установленных правил, высокая активность избирателей? Наконец, как может быть охарактеризована сформировавшаяся система референдумной демократии в рассматриваемых странах?

Обобщая сказанное, можно отметить, что конституционный институт референдума в странах Центральной Азии и в Казахстане в рассмотренных выше случаях по существу является симулякром – правдоподобным образом института демократии. Институт референдума, служащий инструментом достижения целей авторитарного руководства, оказывается не инструментом декларированного народовластия, а побочным явлением, эпифеноменом действительной конституционно-правовой системы, не оказывающим на нее никакого существенного влияния. Роль всенародного голосования здесь – выдать отсутствующее народовластие за присутствующее, а на деле – облачить политическую волю руководства в форму всенародного волеизъявления. Конституционно-правовой институт референдума в таком случае оказывается искаженной копией, муляжом института референдума, воплощенного в современной теории демократии и в конституционном законодательстве развитых демократических государств. Но при этом он является муляжом, копией, подделкой, имитацией, притворством, обладающим значительным манифестационным потенциалом. Всенародное голосование и почти единодушная поддержка вынесенных на голосование предложений всегда внешне эффектно. Оно заставляет на некоторое время приглушить неудобную критику оппонентов, не смотря на то, что поразительно высокая явка избирателей и почти безоговорочная поддержка ими выдвинутых предложений, вероятно, является свидетельством не столько толерантности, сколько восточной традиции трепетного отношения к власти, желания избирателей идти на встречу любым решениям, выработанным и предложенным властью.

В таком случае практикуемая референдумная демократия в рассматриваемых странах в целом приобретает симулятивный характер. Конституционные нормы о референдуме симулируют идею демократии и маскируют реальную действительность. В последние годы симулятивный эффект референдумной демократии в рассматриваемых странах усугубляется стремлением власти придать решениям граждан решающее значение. Так, согласно законодательству Республики Казахстан и Республики Таджикистан, противоречия между решениями, принятыми на референдумах и Конституцией, конституционными законами, законами и другими нормативными правовыми актами должны решаться путем изменений Конституции, конституционных законов и т.д. для приведения их в соответствие с решениями, принятыми на референдумах. Можно предположить, что подобные конституционные нормы открывают значительные возможности для развития симулятиной демократии: например, решение народа о закреплении пожизненного срока полномочий главы государства должно найти отражение в Конституции и законах…

Конституционное законодательство государств Центральной Азии и Казахстана в рассмотренном аспекте не является исключением на постсоветском пространстве. В Российской Федерации и в других государствах, образовавшихся после распада Советского Союза также время от времени возникают дискуссии о перспективах развития института главы государства, в ходе которых выдвигаются предложения о продлении срока полномочий действующих лидеров. В Республике Беларусь эти дискуссии были переведены в практическую плоскость. На основании решения, принятого на референдуме, состоявшемся 17 октября 2004 года, президент Республики Беларусь А.Лукашенко получил возможность баллотироваться на третий срок сверх предусмотренного Конституцией срока. 79,42% граждан, внесенных в списки для голосования, поддержали предложение президента о принятии новой редакции части 1 статьи 81 Конституции Республики Беларусь, согласно которой из Основного закона страны было изъято положение, не допускающее занятия одним и тем же лицом поста президента более двух сроков.
Продление срока полномочий главы государства – только один аспект более широкой крупной проблемы симулятивной демократии. В относительно непродолжительной истории развития новых независимых государств имеются и другие примеры имитации демократии с использованием механизма референдума. В частности, народным голосованием, проведенным в Азербайджане 24 августа 2002 года, среди прочих поправок к Конституции Азербайждана была одобрена поправка, согласно которой в случае досрочной отставки президента его полномочия переходят к премьер-министру, что фактически означало передачу власти по наследству от Г. Алиева его сыну Э. Алиеву. В свете вышесказанного представляется, что проведение подобных референдумов в какой бы то ни было стране хотя и будет способствовать временному укреплению власти действующих глав государств или доминирующих элит, в конечном итоге нанесет ущерб ценностям современного конституционализма и, прежде всего, дезориентирует избирателя, который вынужден будет ориентироваться на конкретного руководителя страны, а не укрепляться в доверии к конституционному институту главы государства как таковому.

Симуляция демократии, оригинал которой никогда и нигде не существовал – явление общераспространенное и в этом плане любая модель демократического устройства в каждом конкретном государстве является симуляцией идеи демократии. Но современные развитые страны мира, относящие себя к демократическим государствам, пытаются вырабатывать и придерживаться общепринятых стандартов свободных выборов и других демократических институтов. Ориентируясь на эти стандарты, можно сказать, что в современном мире симулятивная демократия начинается там, где исчезает подобие с указанными стандартами.