Ставрополь тольятти

Конечно, это движение преследовало прежде всего бой­кот высоких цен на недоброкачественную водку, но с дру­гой стороны, нельзя было не видеть в этом массовом дви­жении стремления избавиться от той «порчи телесного и духовного здоровья», к которой приводило пьянство.

Николай Александрович Добролюбов, высоко оценивая решимость крестьянства, видел в этом «опыте поневоле» не только его готовность к трезвой жизни, но и способ­ность обуздать вредную привычку.

В связи с развитием капитализма в стране пьянство при­обретает широкое распространение. Это можно было видеть на примере Ставрополя. В 1863 году в Ставрополе прожива­ло 4.652 жителя. Для их нужд существовало три винных склада. В рейнском погребке продавались импортные, каче­ственные и дорогие вина. Естественно, что его покупателя­ми были люди не рядовые. Для простого населения города было открыто 11 погребков русских виноградных вин. Здесь качество товаров было ниже. Постоянно работали 4 тракти­ра, где продажа спиртных напитков рассматривалась как по­бочный при торговле кушаньями и чаем промысел, поэтому продажа здесь производилась только распивочно. Но спирт­ное можно было приобрести и в 27 питейных домах.

Кроме того, на ярмарках и базарах работали времен­ные выставки по продаже спиртного. Таким образом, на 4.652 человек населения было 44 «точки» по продаже спиртного. На каждое заведение приходилось по 105 душ населения. В среднем в Ставрополе за трехлетие (1858—1860 гг.) было продано 56.154 ведра водки, а на­селение Ставропольского уезда в то время насчитывало, примерно, 175 тысяч человек.

Аналогичное положение было и в селах уезда. В Тимо­феевке было 395 жителей, на которых приходилось 5 трактиров, 3 — рейнских погреба, 3 — винные лавки и 3 пивные лавки. В Кунеевке было 517 жителей и 14 точек по продаже спиртного.

Цены на водку в Ставрополе были следующие: 5—7 рублей стоило ведро (в ведре было 12,3 литра). Для срав­нения пуд мяса первого сорта стоил 2,6 рубля, а пуд пше­ничной муки первого сорта — 2,1 рубля. Средняя зарпла­та мужчины в день составляла 50 копеек. Вот и спивался народ.

В 1889 году в ставропольской больнице находилось на излечении 16 человек, отравившихся алкоголем, а по уез­ду подобных больных насчитывалось 56 человек. На следу­ющий год число больных возросло в городе до 18 человек, а по уезду до 69 человек. В этих условиях крестьянское на­селение пошло на беспрецедентную меру. По решению сельских сходов в селах Федоровка, Зеленовка, Кунеевка, Красный Яр, Сосновка, Дворяновка, Бирля, Еремкино, Бе­резовка и некоторых других на три года (1889—1891 гг.) была категорически запрещена виноторговля.

С 1 января 1895 года в России была введена государст­венная винная монополия на продажу и производство вод­ки и вина. Сначала этот закон был введен в виде опыта в 4-х губерниях: Самарской, Оренбургской, Уфимской и Пермской, но потом было распространено и на все осталь­ные.

Объясняя введение такой меры, правительство говори­ло: «для разрешения одной из самых трудных и важных задач по улучшению народного быта — для ограждения народной нравственности и народного здоровья от растле­вающих влияний нынешнего питейного заведения, кото­рое вместе с тем причиняет народу неисчислимый матери­альный вред, подтачивая в самом корне его благосостоя­ние».

Фактически же такой шаг был направлен на пополне­ние государственной казны. Судите сами. В 1900 году до­ход государства от введения винной монополии составил 273 млн. рублей. В 1904 году эта сумма возросла до 547 млн. рублей, а в 1909 году — до 717 млн. рублей. В 1914 году доход исчислялся уже цифрой в 936 млн. рублей. Недаром бюджет царской России называли «пьяным бюдже­том».

Вместе с введением винной монополии был утвержден «Устав попечительств о народной трезвости». Такие попе­чительства были созданы во всех городах и уездах страны, в том числе и в Ставрополе.

Перед ставропольским уездным Комитетом попечи­тельства о народной трезвости была поставлена задача как наблюдения за правильностью производства алкогольных напитков, питейной торговли, так и распространением среди населения здоровых понятий о вреде злоупотребле­ния крепкими напитками, забота об излечении страдаю­щих запоями, устройство народных чтений, издание соот­ветствующих брошюр, открытие чайных и других подоб­ных заведений, где население могло бы иметь развлечение и здоровый отдых в свободное время.

В состав ставропольского Комитета попечительства о народной трезвости вошли уездные и городские должност­ные лица: уездный предводитель дворянства Сергей Алек­сандрович Сосновский, инспектор народных училищ Илья Иванович Проскуряков, инспектор высшего начального училища Николай Иванович Зефиров, уездный исправник Александр Васильевич Горинов, председатель уездной Уп­равы Николай Владимирович Тресвятский.

Активным членом Комитета был ставропольский протоиерей Иван Филиппович Головцев. Святейший Си­нод неоднократно призывал священнослужителей «жи­вым примером собственной жизни и чистым проповедо­ванием слова божьего о пользе воздержания» содейство­вать борьбе с пьянством. Иван Филиппович был таким примером.

Основной формой работы этого Комитета было проведе­ние народных чтений с показом туманных картинок с по­мощью «волшебного фонаря». В 1902 году было проведено 74 чтения, на которых присутствовало 11.350 человек. Это делалось для того, чтобы отучить население проводить сво­бодное время в питейных заведениях. Ставропольская уе­здная Управа в своем годовом отчете отмечала, что «народ­ные чтения если и не принесут населению прямой просве­тительской пользы, то, по крайней мере, отвлекут его в не­рабочее время от праздности и разгула».

Народные чтения проводились в устроенных Комите­том читальнях-чайных. Такие читальни-чайные находи­лись в ставропольском уезде: в селе Никольском, Старой Майне, Новом Буяне. Как правило, это были помещения из двух комнат. В центре читальни на продолговатом сто­ле лежала масса газет, иллюстрированных изданий и бро­шюр по различным отраслям знаний. Около стола и вдоль стен стояли гнутые венские стулья. Стены были украшены портретами царствующего дома и картинами, изображаю­щими события русской истории.

Кроме того, на стенах были развешаны самодельные плакаты с лозунгами типа «Нынче угостили — завтра сам попросишь», «Здравствуй водка — ум прощай!», «Брось обжорство и питье, будет рай, а не житье», «Водка не пи­тает — кто пьет — голодает».

В Новом Буяне выделили обширное превосходное по­мещение в центре села возле Базарной площади и назвали его «Народный дом Комитета трезвости», в котором поме­щались чайная и библиотека-читальня. Комитет попечи­тельства о народной трезвости выписывал во все читальни журналы: «Крестьянин», «Витязь», «Дружеские речи», «Русский исторический календарь» и другие издания.

Некоторые по слогам читали популярные ежемесячные журналы, посвященные вопросам борьбы с пьянством: «Деятель», «Друг трезвости», «Вестник трезвости», «На­родная трезвость». Другие по неграмотности рассматрива­ли иллюстрации, третьи — играли в шашки или домино. Иногда лучшие ученики местной школы читали по зада­нию учителя или по просьбе присутствующих отдельные статьи из газет и журналов. При читальнях существовал небольшой книжный фонд, из которого можно было брать литературу на дом. По крайней мере, 2.249 человек из кре­стьян пользовались такой возможностью.

На этих чтениях в воскресные дни дежурили члены Комитета трезвости: учитель, священник, врач. Каждый из них проводил беседу или читал популярную брошюру о наиболее выгодном способе обработке земли, об улучше­нии породы домашнего скота и увеличении его доходнос­ти, о влиянии гигиены на здоровье человека и т. д. Конеч­но, каждый выступающий агитатор трезвого образа жизни использовал данные своей профессии. Священник опирался на Библию и приводил примеры из жизни русских свя­тых: «Не упивайся вином — в нем же есть блуд», «Пьяни­цы Церкви божьей не наследуют», часто повторяли заве­щания преподобного Серафима Саровского: «...не имейте в доме своем не только вино, но даже и посуды винной».

Степенный старик обращался к врачу за советом о внучке, которая вот уже 2—3 дня мается животом; тетка Матрена спрашивает, что делать со старухой-свекровью, у которой все голова кружится и которая уже который день не ест.

Пожилая женщина просит школьницу, которая только что читала им журнал, переписать «Обращение к пьяни­це» для её зятя. И девочка крупно писала: «Ну разве ты похож на человека? Бог сотворил тебя человеком — ты его образ и подобие, — а между тем ты из себя представляешь скотоподобное существо. Чем отличается человек от жи­вотного? Разумеется рассудком. А ты лишен разума и по­терял свой рассудок. Ты делаешь все, что можно сделать, чтобы казаться скотиной; мало того тебя не сочтут глуп­цом, а прямо назовут свиньей» и т. д.

Некоторые борцы за трезвость пытались разучить с присутствующими «Гимн трезвости», в котором были та­кие строчки:

В соседней комнате размещалась чайная, в которой по­давался чай, гораздо дешевле, чем в трактире. Стоил он всего четыре копейки. Здесь мужики обсуждали различ­ные хозяйственные проблемы, в том числе постоянно цир­кулирующие всевозможные слухи. Немало различных ле­генд ходило тогда о всевозможных целителях, избавляю­щих, как сейчас говорят, от алкогольной зависимости. По­ликарп Матвеевич с Лузановской улицы рассказывал, что его сват из Ягодного ходил в Самару к знаменитому Ива­ну Алексеевичу Чурикову и тот ему помог.

Это имя было известно не только в Самарской губер­нии, но и по всей России гремело. Бывший богатый купец после смерти любимой жены сильно запил и все спустил с рук. После нескольких лет пьянки Чуриков покаялся в грехах и стал страстным проповедником трезвости с рели­гиозной основой. Он утверждал, что пьянство прежде все­го тяжкий грех.

Рассказывают, что бывало он зайдет в трактир и начи­нает клеймить выпивающих, а тех от его слов рвота «на­изнанку выворачивает». Частенько его били, выбрасывали из трактира, но он не унимался. Алкоголики, с которыми он беседовал, бросали пить.

Тексты его проповедей сохранились. Вот маленький от­рывок одной из них: «Я обвиняю алкоголь в том, что он лжец и обманщик, который расслабляет человека, обещая согреть — он морозит, называясь живительным, — он причиняет лишь болезнь и убивает жизнь. Я обвиняю ал­коголь в том, что не проходит дня, в который он не довел бы сильных и здоровых до чахотки, или не поразил бы че­ловека ударом паралича. Я обвиняю алкоголь, что он гнус­ный злодей и разбойник, грабящий у рабочего люда зара­ботанные трудом и потом деньги и гонит в больницы и тюрьмы...»

Любителей дешевого чая было немало, поэтому чайные быстро разорялись. Например, чайная израсходовала за год 202 руб. 26 копеек, а выручила только 60 руб. 74 ко­пейки. В конце концов в 1902 году ее пришлось отдать под столярную мастерскую. Аналогичная судьба постигла и чайную в селе Старая Майна. В марте 1908 года ставро­польский Комитет попечительства о народной трезвости обратился в уездную Управу с просьбой взять помещение чайной, которая уже не один год как перестала функцио­нировать и устроить в ней амбулаторию, нужда в которой была очевидной.

В конце чтений показывали через «волшебный фо­нарь» туманные картинки. Чтобы современному читателю было понятно, что такое «волшебный фонарь» напомним, что это был аппарат сродни нашему фильмоскопу или ди­аскопу. В качестве источника света в них была газовая го­релка, но такие аппараты стоили очень дорого — 350 руб­лей и в наших местах их не было. На наших чтениях пользовались «волшебным фонарем» с керосиновой лам­пой, стоимостью 150 и 130 рублей. В распоряжении став­ропольских активистов противоалкогольной пропаганды было 16 «волшебных фонарей» и 137 туманных картинок (диапозитивов).

Перед сеансом окна занавешивали черной клеенкой или коленкором. На лекторской кафедре с правой стороны от экрана ставилась лампа или свеча, отгороженная от эк­рана ширмочкой, чтобы свет был обращен только к лекто­ру. У лектора был колокольчик, посредством которого лектор давал знать о перемене картинки.

Показывали не только картинки, но и целые «сериа­лы». Например, тема «Соловецкий монастырь» состояла из 13 туманных картинок, «Полтава» — повесть в стихах Пушкина» — из 24 картинок. «Как изменяется пища в че­ловеческом теле» — из 6 картин, «Дедушка Крылов и его сказки» — из 10 картин, «О больном и здоровом человеке. Молоко и яйца как пища» — из 4 картинок.

На демонстрацию туманных картинок в помещении чайной в зимнее время собиралось так много народу, что это было сплошное море голов, бабьих платков, полушуб­ков. Воздуха не хватало, керосиновая лампа горела все ту­склее, изображение на экране делалось еле различимым и в конце концов лампа гасла. Тогда помещение проветрива­ли и вновь начинался сеанс. Не случайно, в отчете о сво­ей деятельности самарский Комитет трезвости отмечал, что в Ставрополе «чтения эти населением посещаются весьма активно».

Один из активистов противоалкогольного движения, впоследствии Почетный гражданин города Ставрополя А. Н. Наумов вспоминал: «Показывались картины обычно религиозно-исторического содержания. Подбор их остав­лял желать лучшего, но что особенно меня раздражало — это предусмотренный министерством циркуляр, лишь при соблюдении которого допускалось применение волшебного фонаря, коим ограничивалась роль оператора в отношении объяснительного толкования показываемого на экране сю­жета».

Действительно, 23 января 1905 года в курзале на на­родных чтениях хотели прочитать из «Журнала для всех» статью о русско-японской войне, поскольку это было чрезвычайно актуально и всех волновала эта проблема. Но ин­спектор народных училищ не разрешил, так как указан­ный журнал не входил в каталог народных чтений. Меж­ду прочим А. П. Чехов и В. Г. Короленко тоже не входи­ли в разрешенный список.

Власти опасались за содержание комментариев лектора и он обязан был говорить только то, что написано под кар­тиной.

Если на картине было изображение генерала Скобеле­ва на белом коне, то согласно букве закона, приходилось ограничиваться лишь следующими словами: «Это генерал Скобелев, известный герой турецкой кампании» и на этом кончать свои объяснения.

В самом Ставрополе первые городские народные чте­ния с показом туманных картинок начали проводить еже­недельно с 1896 года. Проходили они в здании земской Управы, народу собиралось по 300 человек. «Волшебный фонарь» сначала брали в городском мужском училище, но потом Комитет попечительства о трезвости сам приобрел 2 аппарата (один для прозрачных картин, другой — с ацети­леновым освещением для непрозрачных). По окончании вечера и в антрактах граммофон играл полюбившую, а кое-кому и надоевшую пластинку с записью «Саратовской фабричной»:
«Шел я лесом, шел я низом,

У матани дом с карнизом».

Все было хорошо, только о вреде пьянства ни слова и холодно было. 16 ноября 1904 года ставропольская интеллигенция собралась, чтобы посоветоваться, как дальше проводить народные чтения. Большого зимнего помеще­ния тогда в Ставрополе не было и городская Дума выдели­ла 500 рублей, на которые устроили печку, вставили зим­ние рамы в помещение курзала и последующие народные чтения проводили уже в тепле.

Можно и дальше рассказывать о формах и методах ан­тиалкогольной работы в ставропольских селах, о сравни­тельно большой популярности народных читален и чай­ных, но снизилось ли пьянство от этого? На это нельзя от­ветить утвердительно. Обратимся к прессе того времени. «Напротив винной лавки № 88 есть гнилой забор, возле которого всегда в теплое время можно встретить «страж­дущих» огненной воды и «обремененных» похмельем ста­вропольских босяков. Зимой они перебираются в так назы­ваемый Старый город — полуразвалившиеся домишки на берегу Воложки, которые служат для них притонами». Это картинка времен активной деятельности чайных и чи­тален Общества трезвости. Да и сами руководители ставро­польского Комитета трезвости признавали, что «городское и сельское население к деятельности попечительства отно­сятся не сочувственно, на помощь каким-либо мероприя­тиям не идет...»

Под флагом борьбы с пьянством стали действовать и грабители. В селе Матюшкино в ночь на 15 сентября 1905 года в казенную винную лавку вошли несколько воору­женных людей и от имени боевой дружины партии социа­листов-революционеров забрали 124 рубля выручки. Пере­пуганный приказчик предложил им и свои 30 рублей, но они ответили: «мы частных денег не берем, нам нужны только казенные!» Уходя экспроприаторы, ударом прикла­да разбили несколько бутылок водки.

3 марта 1907 года в селе Пискалы ночью было совер­шено ограбление казенной винной лавки. Грабители сна­чала постучали в ставни, затем в сенную дверь, крича при этом: «Открывай! Давай деньги!» Приказчик лавки Борис Любушкин отказался, тогда грабители разбили окно и по­казали приказчику три ствола револьверов. Здесь приказ­чик испугался и открыл. Грабителей было четверо. Они за­брали из шкатулки 560 рублей, проверили учетную книгу и, сделав в ней надпись: «экспроприировано», удалились.

Один из активных поборников народной трезвости Сер­гей Александрович Рачинский, бывший профессор Мос­ковского университета (он изображен учителем на карти­не Богданова-Бельского «Устный счет») тогда выступил с заявлением: ...Нынче радетели этого дела (народной трез­вости) возлагают свои надежды на чайные, на волшебные фонари, на невинные гимназические увеселения, на абсо­лютно невозможные в сельском быту народные театры, на попечительства о народной трезвости, в своих уставах, не идущие далее этих ребяческих затей. И неужели никому не приходит мысль, что с роковыми пороками, разъедаю­щими самую сердцевину народной жизни, можно бороть­ся не поверхностными развлечениями, а лишь подъемом и углублением народного духа? Не гимнастика и чай могут побороть кабак и винную лавку, а церковь и освященная церковью школа».

Конечно, принимаемые кое-какие меры и пропаган­дистская работа оказывали свое положительное влияние на уменьшение пьянства среди народа, но не настолько, чтобы кардинально изменить ситуацию. Газета «Правда» 25 мая 1912 года писала, что «когда русский народ будет иметь заработную плату, дающую ему жить по-человече­ски, тогда можно будет серьезно говорить о борьбе с пьян­ством».

Прогрессирующее пьянство тревожило обществен­ность. Председатель Совета министров России СЮ. Витте выступил в Государственной Думе с заявлением, что с пья­ницами надо бороться путем увеличения каталажек, вве­дением строгих наказаний за появление на улице в пьяном виде. При Государственной Думе была образована специ­альная комиссия по борьбе с пьянством, которая внесла немало различных предложений, порой даже курьезных. Комиссия рекомендовала закупоривать бутылки со спирт­ным так, чтобы их содержимое нельзя было распивать на улице, а лишь только в домашних условиях. Или предла­гали выпускать посуду под водку с предельно узким гор­лышком, чтобы было трудно пить прямо на улице «из гор­ла».

Наш местный священник Понормов представил самар­скому преосвященному Питириму обширную докладную об устройстве в ставропольском уезде пункта борьбы с алкоголизмом. Для этого он предлагал переделать мелекес-ский храм, построенный купцом Таратиным в «Храм Трез­вости». Владыка одобрил идею, благословил на доброе де­ло, но денег на переоборудование не дал ни копейки. Так дело и заглохло.

Как видно, предложений было много, но практическо­го дела было мало. Тогда население само, не дожидаясь за­конов свыше, пошло на меры, доступные самим. В Мусор­ке по приговору сельского общества с 1 января 1913 года все питейные заведения были закрыты. Но как ни стран­но, от этого выиграли только «подпольные шинкари». Они моментально подняли цену на водку. И если раньше в лю­бое время можно было у них приобрести бутылку водки за 42 копейки, то теперь ее продавали от 70 копеек до 1 руб­ля. «Так теперь риску стало больше», — поясняли подня­тие цены шинкари.

Активизировало свою деятельность и Общество трезво­сти. Стал издаваться еще один журнал «Сеятель трезвос­ти». В 1913 году устроили два всероссийских праздника трезвости: 28 апреля и 29 августа. В эти дни читались лек­ции о вреде алкоголя, для сбора средств в фонд борьбы с пьянством продавали особый цветок (в виде ромашки), ко­торый прозвали «цветок трезвости» и который никто не покупал.

Важным событием в жизни русской общественности был I Всероссийский съезд по борьбе с пьянством (декабрь 1909 г.). На II Всероссийском съезде по борьбе с пьянст­вом, который состоялся в Москве в августе 1912 года в ос­новном было представлено духовенство. Об этом съезде га­зеты тогда писали, что духовенство «выразило тысячу хо­роших пожеланий и приняло целую кучу резолюций, столь же невинных, сколько и бесполезных — вроде уст­ройства школ для борьбы с пьянством, штрафов для лиц, спаивающих детей, субсидий братствам трезвости, курсов по борьбе с пьянством, в семинариях духовного воздейст­вия» и т. д.

Потребление спиртных напитков в дореволюционной России было сравнительно большим и составляло в 1913 году 4,7 литра абсолютного алкоголя на душу населения.

В 1914 году в связи с начавшейся мировой войной, царское правительство вынуждено было ввести запрет на продажу крепких спиртных напитков. Сначала его ввели в мае месяце на время мобилизации, а затем с ноября на все время войны. В Ставрополе городская Дума 23 августа 1914 года возбудила ходатайство о запрещении в г. Став­рополе навсегда продажи спиртных напитков.

Это было специально созванное по требованию 12 глас­ных городской Думы чрезвычайное заседание. Первым подписал такое требование гласный Рукавишников Васи­лий Николаевич, личность примечательная и известная в городе.

С молодых лет он служил приказчиком винокуренного завода купца Дунаева в селе Новый Буян. Потом несколь­ко лет служил приказчиком у известного самарского вино­торговца Егора Аннаева. Но за пропаганду «противоправи­тельственных идей» был задержан полицией, сидел в тюрьме и несколько лет находился под гласным надзором полиции.

Спустя 33 года на этом чрезвычайном заседании Рука­вишников высказался, что «во всех видах общего блага че­ловечества и государства, для которого трезвый человек более полезен, чем пьяный, признается настоятельно необ­ходимость возбудить немедленно ходатайство о закрытии казенных винных лавок и всех других заведений, торгую­щих спиртными напитками на все время военных дейст­вий».

Мотивы его выступления не совсем понятны. То ли он действовал по поговорке, что «все великие блудницы к старости становятся великими моралистами», то ли хотел выслужиться, ведь накануне Николай II подписал указ о запрещении продажи водки. Так что «смелым» быть в этой ситуации было несложно. Господин Рукавишников выступил за запрет виноторговли, демонстрировал типич­нейший пример политики «одобрямс», доведенной до со­вершенства в советское время.

Гласный Муравьев Ф. П. поддержал предложение Ру­кавишникова, пошел еще дальше: «запретить торговлю всякими без исключения винами, не исключая крепко-ви­ноградных». С такими предложениями выступили и глас­ные Л. И. Пряничников, протоиерей И. Ф. Головцев, го­родской Голова П. Г. Цезарев, В. М. Войнатовский и дру­гие. Единственно кто высказал сомнение в подобной акции был гласный Н. И. Буланов: «кто привык пить, тот и впредь будет пить... если у нас не будет винных лавок, то будут добывать вино за 40 верст и платить за него дороже, следовательно, желаемая цель не будет достигнута».

Хотя надо заметить, что запрет на водку не касался церковного вина, а также всех видов спиртных напитков, продаваемых в ресторанах высшего разряда, в буфетах со­браний и клубов буржуазии. Водка исчезла с прилавка, но не исчезла из жизни.

На первых порах этот запрет вроде бы и не приняли всерьез. В частности, в Федоровке волостной старшина приказал своему писарю написать распоряжение об откры­тии торговли в винной лавке. На следующий день старши­ну посадили в каталажку на 1 месяц, а писаря — на две недели за самоуправство. Кстати их посадили в один день с крестьянкой села Ягодное Матвеевой, которая держала «подпольный шинок». Два месяца и она «загорала» в ста­вропольской тюрьме. Но иногда судьба содержателей тай­ных притонов была гораздо трагичнее. 24 сентября в Ста­врополе на Посадской улице зверски убили 80-летнюю Феклу Кондратьеву и её сорокалетнюю дочь Василису, ко­торые были многим известны как подпольные торговцы вином, принимая различных проходимцев.

В Новой Бинарадке решили не только закрыть все вин­ные точки, но и штрафовать шинкарей. Если попадется в первый раз, штраф — 10 рублей, во второй — 25 рублей и в третий — 50 рублей и отдать под суд. В приговоре этого сельского общества крестьяне писали: «и если мы своему потомству никакой пользы принести не можем, так пусть же помнят, что мы, несмотря на нашу слабую склонность к употреблению спиртных напитков, мы все-таки совер­шили свое святое дело, раз и навсегда искоренили великое зло — пьянство». Но наивными людьми человечество ста­новилось не в первый раз.

Во второй половине 1914 года по сравнению с 1913 го­дом в 13 раз возросла продажа денатурата, который при­обретало как городское, так и сельское население. Интел­лигенция предпочитала покупать спирт. Владелец аптеки города Ставрополя Альфред Захарович Марки был дово­лен, увеличив в несколько раз продажу спирта. Народ толпами валил в аптеки. Небольшой мужичок покупал в аптеке пяток невинных таблеток для виду и протягивал провизору рецепт на спирт «жене для втирания». Очень много было поддельных рецептов, в которых можно бы­ло разобрать только два слова «доктор Иванов» и «спир-тум».

На выставке по вопросам организации разумных раз­влечений для народа в 1915 году фигурировал в качестве экспоната обширный ассортимент спиртных напитков (около 20 видов), которые изготовлялись из денатуриро­ванного спирта, лака, политуры и одеколона. Эти изделия совершенно свободно продавались на рынке под названием «ханжа», «дымок». А то, что этот «дымок» валил с ног здоровенного мужика, мало кого интересовало. «Ханжа» изготовлялась из денатурки, черники и сахара. Это была подделка под китайскую водку «Ханынин» — отсюда и название. Продавались также и такие доморощенные на­питки, как «Занзибар», «берлинер» и т. д. Наконец, вна­чале в домашнем, а затем и в вольной продаже появился заменитель водки — пресловутый русский самогон, но это уже новая фаза борьбы с пьянством в советское время.

Происшедшая в 1917 году Октябрьская революция рас­пустила все Общества трезвости, но самогон расширил свою зону влияния. С ним решили бороться администра­тивными мерами. Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 года са­могонщики объявлялись врагами народа и для них было предусмотрено заключение в тюрьму на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. 19 декабря 1919 года В. И. Ленин подписывает постановление СНК «О воспре­щении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ». По сути дела это узаконива­ло «сухой закон», введенный еще царским правительст­вом.

Тем не менее, не смотря на строгость наказания за из­готовление, продажу и употребление самогона, его гнали и много. Для борьбы с этим местные власти устраивали декадники, месячники, в ходе которых милиция с помо­щью комитетов бедноты выявляла самогонщиков, уничто­жала у них аппараты и привлекала виновных к ответст­венности.

Милиция города Ставрополя, отчитываясь за 1922 год, докладывала, что ей удалось конфисковать 6 ведер само­гонки, 8 аппаратов и «пустых стеклянных четвертей, от­дающих запахом самогонки 14 штук». Одного самогонщи­ка, как самого злостного, выслали в Архангельскую губер­нию на 2 года. Крылова Виктора за распитие одного ста­кана спирта приговорили к лишению свободы на один год и 3 месяца.

Наказывали и денежными штрафами, но на наиболее злостных самогонщиков штраф действовал мало. Ставро­польский уисполком 14 ноября 1922 года установил, что за каждый пуд зерна, переведенный на самогон, надлежит платить 5 тыс. рублей штрафа. А из пуда зерна выгоняли 3 четверти самогона и продавали его по 3 тысячи за чет­верть. Поэтому уплатить штраф было несложно.

Гораздо успешнее пошла борьба с самогоноварением с начала 1923 года, когда согласно Постановлению СНК от 28 декабря 1922 года ввели правило: 50% штрафов за са­могоноварения шло на премирование милиционеров, 25% — лицам, непосредственно способствующих поимке самогонщика, а 25% — перечислялось в распоряжение местного Совета.

На июньском пленуме ЦК ВКП(б) 1923 года разверну­лась горячая дискуссия вокруг введения государственной монополии на продажу водки. Сталин и его ближайшее ок­ружение были решительными сторонниками монополии. Троцкий выступал категорически против. В своем письме к членам партии он писал: «Грозным симптомом явилась по­пытка Политбюро построить бюджет на продаже водки...»

Победила точка зрения Сталина и «сухой закон» был отменен в августе 1925 года. Рейтинг Сталина в глазах на­рода значительно вырос, хотя на первый план вышла фи­гура председателя Совета народных комиссаров А. И. Ры­кова. Не случайно, появившаяся на прилавке водка полу­чила неофициальное название «рыковка». Среди интелли­генции тогда даже ходил анекдот: в Кремле, дескать, каж­дый играет в свою карточную игру: Сталин — в «короля», а Рыков — в «пьяницу».

Новая расфасовка «рыковки» тоже получила в народе название в духе времени. Бутылочку емкостью 0,1 литра называли «пионером», четвертинку — «комсомольцем», а поллитровку — «партийцем».

Отмена запрета на спиртное вызвало резкое увеличение потребления хмельного. В 1927 году потребление абсолют­ного алкоголя населением увеличилась более чем в 4 раза по сравнению с 1925 годом. Естественно, что чем больше стали пить, тем больше регистрироваться прогулы на про­изводстве, упала дисциплина, возросло количество право­нарушений.

Хмельной поток вызвал к жизни сначала стихийную, а потом организованную волну антиалкогольного движе­ния. В 1928 году пришлось создать Всесоюзное общество борьбы с алкоголизмом. Это общество сумело приковать внимание общественности к вопросам алкоголизма, до­биться некоторого сокращения сети алкогольных учреж­дений, развернуть лечебно-профилактическую работу, снизить затраты на алкогольные напитки в семейном бюджете.

В школах ввели антиалкогольное преподавание, осуще­ствлялись меры административного характера. В частнос­ти, запрещалось торговать спиртными напитками в празд­ничные и предпраздничные дни, а также в дни получения зарплаты. Запрещалась продажа спиртного в обществен­ных местах: в клубах, парках, кинотеатрах, банях и т. д. Повысили цену на водку на 35%. Закрыли 79 пивзаводов, они стали выпускать лимонад.

Общество борьбы с алкоголизмом все больше и больше разворачивалось. Активисты стали устраивать многолюд­ные демонстрации с требованием убрать из бюджета дохо­ды от водки, а страна нуждалась в средствах на индустри­ализацию. Сталин рассердился и разогнал Общество борь­бы с алкоголизмом, уповая только на административные меры.

С конца 60-х годов кривая пьянства в стране резко рванула вверх. В 1972 году Политбюро «по просьбе тру­дящихся* принимает постановление «О мерах по усиле­нию борьбы против пьянства и алкоголизма». Стали уже­сточаться административные меры, подняли цену на вод­ку, купить её молено было только с 11 часов, а в воскре­сенье вообще не продавали. Однако запреты не давали никаких результатов. После смерти Л. И. Брежнева но­вое руководство сразу же, видимо, для завоевания авто­ритета, снизило цену на водку, её сразу же прозвали «андроповкой», а расшифровывали так «Вот Он Добрый Ка­кой Андропов». Кстати говоря, водка эта была плохая, из какой-то химии.

Когда в апреле 1985 года к руководству страной при­шла команда во главе с М. С. Горбачевым, то одним из пер­вых шагов было принятие в мае месяце Указа о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Этот Указ развивал лучшие традиции командно-административной системы. Стали сво­рачивать производство ликеро-водочных изделий, резко ог­раничили продажу, позакрывали винные отделы и вновь «по просьбе трудящихся» подняли цену на водку в два ра­за. А потом и вовсе стали продавать по особым талонам.

Вся страна превратилась в огромную, злобношипящую очередь за спиртным. Шутники моментально прозвали но­вого генсека «Лимонадный Джо». Но людям стало не до смеха, потому что стали вырубать виноградники. В стране реанимировали Общество борьбы за трезвость. 12 ноября 1985 года в Тольятти состоялась городская учредительная конференция Всесоюзного добровольного общества за трез­вость. Его председателем избрали доктора биологических наук из Института экологии С. М. Коновалова. Во всех производствах предприятий создавались комиссии по борьбе с пьянством и алкоголизмом. В Тольятти было ор­ганизовано 354 таких комиссии, из них 262 — в Автоза­водском районе.

К любым случаям появления в нетрезвом виде приме­нялись очень суровые меры, никакие оправдания не при­нимались в расчет. Именно тогда, в 1987 году один уважа­емый в городе профессор отмечал свой 60-летний юбилей. Юбиляра поздравляли с бокалом... минеральной воды, лю­ди чувствовали себя несколько смущенно и неуютно, но правила игры соблюдали. В городе сыграли несколько «бе­залкогольных свадеб».

В результате антиалкогольных мероприятий в Тольят­ти сократилась продажа спиртных напитков в 1987 году в Автозаводском районе на 25,6%, в Центральном — на 14,9% и в Комсомольском районе — на 26,6 процента. Но эти цифры только характеризовали административное рве­ние. Насколько стали меньше пить в городе не мог сказать ни один специалист. И тем не менее, несмотря на голово­тяпство антиалкогольной кампании с 1985 по 1987 год продолжительность жизни мужчин увеличилась на 2,6 го­да. В стране стало рождаться на 500 тыс. человек больше, чем раньше, а умирать на 200 тысяч меньше. Производст­венный травматизм из-за пьянки сократился на 20%, чис­ло «дорожно-транспортных происшествий» уменьшилось на 30%. Преступность в Тольятти снизилась на 17,6 про­цента.

Но все знали, что в городе возросло самогоноварение, злостной метастазой расширилась наркомания, спекуля­ция алкогольными напитками, усилилось хищение спирта с заводов, употребление различных суррогатов. Уж чего только тогда не пили. На заводе СК очень популярна бы­ла «дрелевка», впрочем её называли и по-другому. По­скольку в производстве широко применялся спирт и что­бы его не пили, в него добавляли какую-то краску: то чер­ную, то красную. «Народные умельцы» сразу же нашли контрмеру. Опускали в такую краску сверло очень мощ­ной электродрели и «взбивали». Гадость наматывалась на сверло комом, а оставшееся выпивали одним махом. Это­му напитку по крепости мало уступал продукт под назва­нием «два пшика». В пивную кружку «пшикали» два ра­за из баллончика с дихлофосом и пили. Как умирающий таракан, человек не дрыгал ножкой, он ведь покрепче та­ракана. Мне не приходилось лично видеть, но слышал, что кто-то употреблял «помориновку» (была такая зубная па­ста «Поморин») или «гуталиновку». На кусок хлеба нама­зывался слой «Поморина» или гуталина, затем это блюдо выставлялось на солнце и плавилось, пропитывая хлеб. То, что не плавилось, срезалось ножом и... хлеб был готов к употреблению. Остап Бендер со своей «табуретовкой» выглядел бы перед этими рецептами стриженым перво­классником. Кстати у последних был свой «фирменный» коктейль из пакета с ацетоном или клей «Момент». Слиш­ком печально дальше продолжать.

Сейчас инициаторы этой кампании признают свои ошибки. Егор Лигачев сказал, что «эта очень важная ра­бота оказалась не до конца продуманной. Прежде всего была иллюзия, видимо, у меня, что столь затяжной, ко­варный недуг можно было одолеть наскоком». Егор Кузь­мич прав, что наскоком проблему не одолеть.

После провала кампании по борьбе с алкоголизмом водка взяла реванш. Такого изобилия спиртного, как сей­час, в любом месте и в любое время, еще не наблюдалось. И, тем не менее, мы продолжаем закупать в год импортных спиртных напитков больше, чем медицинского оборудова­ния и лекарств. По мнению специалистов из поголовного пьянства мы вплотную перешли к роковой черте алкоголь­ного уничтожения. Появился даже термин «алкогольный геноцид». Страшно все это. В 1996 году уровень алкоголи­зации среди городских подростков Тольятти составил 72,9% среди мальчиков и 80,9 процента среди девочек. Как говорится, «приехали».

По всей логике исторического развития новый виток борьбы с пьянством неизбежен, вот только будут ли учте­ны уроки истории. Хотя надо не забывать, что русский ис­торик В. О. Ключевский писал, что «история не учитель­ница, а надзирательница», что «она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».