Stephen king стивен Кинг podpaľAČKA



бет2/53
Дата17.06.2016
өлшемі3.46 Mb.
#142914
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53

2

x x x

Pokus viedol doktor Wanless. Bol to tučný plešivý muž a mal ak nie viac, tak aspoň jeden pomerne zvláštny zlozvyk.
Ответственным за эксперимент был доктор Уэнлесс. Толстый, лысеющий, он имел одну довольно странную привычку.
„Každému z vás dvanástich, mladé dámy a mladí muži, dáme injekciu,“ vysvetľoval a v popolníku pred sebou rozdrvil cigaretu. Krátke ružové prsty roztrhli tenký cigaretový pa­pier a vysypali čisté, jemné vločky zlatohnedého tabaku. „V šiestich striekačkách bude voda. V šiestich bude voda zmiešaná s malým množstvom chemickej zlúčeniny, ktorú sme nazvali L 6. O vlastnostiach tejto zlúčeniny vám veľa nepo­viem, je to tajné, ale v podstate ide o hypnotikum a čiastočne halucinogén. Preto musíte pochopiť, že zlúčeninu budeme podávať v dvojitom slepom pokuse… čo znamená, že ani vy, ani my nebudeme až do poslednej chvíle vedieť, komu sa aplikovala zlúčenina a komu voda. Všetci dvanásti budete pod prísnym dohľadom dvadsaťštyri hodín po injekcii. Máte nejaké otázky?“
— Мы собираемся сделать каждому из вас, двенадцати, инъекцию, юные леди и джентльмены, — сказал он, кроша сигарету в пепельнице. Его маленькие розовые пальцы мяли тонкую сигаретную бумагу, высыпая мелкие крошки золотисто коричневого табака. — Шесть инъекций — обычная вода. Еще шесть — вода с небольшой дозой химического вещества, мы называем его «лот шесть». Сам состав этого вещества засекречен, но в основном оно действует как снотворное, вызывая легкие галлюцинации. Так что, вы понимаете, мы будем вводить состав, пользуясь двойным слепым методом: до поры до времени ни вы, ни мы не узнаем, кто получил чистый препарат, а кто нет. За вашей группой будут внимательно наблюдать в течение сорока восьми часов после инъекции. Есть вопросы?
Bolo ich zopár, väčšinou sa týkali presného zloženia L 6 – slovo tajné zapôsobilo ako známy pach na stopovacieho psa. Wanless vykorčuľoval spomedzi otázok dosť obratne. Nik nepoložil otázku, ktorá najväčšmi zaujímala dvadsaťdvaroč­ného Andyho McGeea. Uvažoval, že vo chvíľke ticha v tak­mer pustej prednáškovej sieni budovy, o ktorú sa v Harrisone delila psychológia so sociológiou, zdvihne ruku a spýta sa: Povedzte, prečo takto drvíte cigarety? No lepšie je nepýtať sa. Lepšie je povoliť uzdu fantázii a nechať ju bežať, kým sa skončí táto nuda. Možno skúšal prestať s fajčením. Pri orálnej aplikácii sa fajčia, pri análnej aplikácii sa drvia. (Tá spo­mienka vyvolala Andymu na tvári úškrn, až si musel dať ruku pred ústa.) Možno Wanlessov brat zomrel na rakovinu pľúc a doktor si symbolicky ventiloval averziu voči tabakovému priemyslu. Alebo to bol možno jeden z tých tikov, pri ktorých kolegovia profesori cítili potrebu radšej ich navonok predvádzať než ich potlačiť. Andy mal v druhom ročníku angličtiny, istého učiteľa (toho človeka teraz milosrdne odvolali), ktorý si sústavne ovoniaval kravatu počas celej prednášky o Williamovi Deanovi Howellsovi a rozkvete realizmu.
Их оказалось несколько, в основном о том, что именно входит в «лот шесть». Слово «засекречено» будто пустило ищеек по следу преступника. Уэнлесс довольно искусно парировал эти вопросы. Однако никто не спросил о том, что больше всего интересовало двадцатидвухлетнего Энди Макги. В тишине полупустого лекционного зала объединенного отделения психологии и социологии ему захотелось поднять руку и спросить: скажите ка, почему вы так измочалили явно хорошую сигарету? Лучше не спрашивать. Лучше дать волю воображению, пока тянется эта скукота. Уэнлесс пытался бросить курить. Брат его умер от рака легких, и он как бы символически выражал свое отношение к табачной промышленности. В то же самое время это было похоже на нервный тик, которым профессора колледжей обычно эффектно бравируют, вместо того чтобы подавлять его. На втором курсе в Гаррисоне у Энди был преподаватель английского языка и литературы (сейчас его благополучно отправили на пенсию), постоянно нюхавший свой галстук во время чтения лекций об Уильяме Дине Хоуэлле и расцвете реализма.
„Ak niet viac otázok, požiadam vás, aby ste vyplnili tieto formuláre, a čakám vás budúci utorok presne o desiatej.“
— Если вопросов больше нет, я попросил бы вас заполнить эти анкеты и явиться ровно в девять в следующий вторник.
Dve pomocné vedecké sily rozdali fotokópie s dvadsiatimi piatimi absurdnými otázkami, na ktoré sa malo odpovedať áno alebo nie. Č. 8. Absolvovali ste niekedy psychiatrické vyšetrenie? Č. 14. Domnievate sa, že ste niekedy mali auten­tický psychický zážitok? Č. 18. Skúšali ste niekedy halucinogénne drogy? Po krátkom zaváhaní Andy pri tejto otázke zaškrtol nie a vravel si: Nájde sa v tomto skvelom roku tisíc deväťstošesťdesiatdeväť niekto, kto ich nevyskúšal?
Двое помощников из студентов выпускников раздали фотокопии с двадцатью пятью довольно нелепыми вопросами, на которые надо было ответить «да» или «нет». Лечились ли вы когда нибудь у психиатра? — 8. Считаете ли вы, что когда нибудь пережили настоящее психическое расстройство? — 14. Пользовались ли вы когда нибудь галлюциногенными наркотиками? — 18. После небольшого раздумья Энди подчеркнул «нет» в этом вопросе, подумав: в нынешнем славном 1969 году кто не пользовался ими?
Na toto celé ho naviedol Quincey Tremont, jeho spolubý­vajúci z internátu. Quincey vedel, že Andyho finančná situácia nie je ružová. Bol máj a Andy bol v poslednom ročníku. Mohol sa umiestniť štyridsiaty medzi päťstošiestimi absolventmi v ročníku a tretí medzi angličtinármi. No za to si zemiaky nekúpi, ako povedal Quinceymu, ktorý študoval psychológiu. Andy si začiatkom zimného semestra zohnal prácu ako pomocný vedecký asistent, čo popri štipendiu stačilo sotva na stravu a na udržanie sa na štúdiách v Harrisone. Lenže to všetko bolo na jeseň a medzitým sa začal letný semester. Najlepšie, čo si vedel zaobstarať, boli nočné služ­by na benzínovom čerpadle, miesto priveľmi zodpovedné a s množstvom problémov.
Его навел на это дело Квинси Тремонт, сокурсник, в общежитии они жили в одной комнате. Квинси знал, что финансовое положение Энди оставляет желать лучшего. Шел май последнего года, Энди заканчивал сороковым из курса в пятьдесят шесть человек, третьим по программе английского языка и литературы. Картошки на это не купишь, так он говорил Квинси, который специализировался по психологии. С началом осеннего семестра Энди предстояло занять место ассистента с зарплатой, которой вместе со стипендией кое как хватило бы на хлеб с маслом, и продолжить занятия на выпускном курсе колледжа. Но все это предстояло осенью, а пока наступало летнее затишье. Лучшее, что он смог себе подыскать, была ответственная, захватывающая работа ночного дежурного на бензоколонке «Арко».
„Čo by si povedal na dve rýchlo zarobené stovky?“ spýtal sa Quincey.
— Хочешь быстро заработать пару сотен? — как то спросил его Квинси.
Andy si odhrnul z očí dlhé čierne vlasy a uškrnul sa:
Энди отбросил длинные темные волосы со своих зеленых глаз, усмехнулся.
„Na ktorej pánskej toalete si mám otvoriť podnik?“
— В каком из мужских туалетов я получу концессию?
„Neblázni. Toto je psychologický pokus,“ povedal Quin­cey. „Aj keď ho vedie bláznivý doktor. A treba si dať bacha!“
— Всего лишь психологический эксперимент, — сказал Квинси. — Правда, его проводит Сумасшедший доктор. Учти это.
„Kto je to?“
— Кто он?
„Predsa Wanless, ty chumaj. Najväčší šaman medzi dok­tormi na katedre psychológie.“
— Уэнлесс, большая сволочь. Главный шаман из отделения психологии.
„Prečo ho volajú bláznivý doktor?“
— Почему его называют Сумасшедшим доктором?
„Lebo je zároveň potkan aj gauner,“ vysvetľoval Quincey. „Behaviorista. A dnes behavioristov nikde nevítajú s otvore­nou náručou.“
— Ну, — сказал Квинси, — он потрошит крыс и вообще живодер. Ученый бихевиорист. Нынче бихевиористов не очень то любят.
„Aha,“ odpovedal zmätene Andy.
— О, — заинтересованно произнес Энди.
„Okrem toho nosí hrubé okuliare bez obrúčok a vyzerá v nich ako ten typ, čo vysúšal ľudí v Doktorovi Kyklopovi. Pozeral si to niekedy?“
— К тому же толстые маленькие очки без оправы делают его похожим на типа, который выжимал соки из людей в «Докторе Циклопе». Ты видел этот сериал?
Andy, nadšený divák nočných seriálov, to sledoval a v tejto oblasti mal pevnú pôdu pod nohami. No nebol si už taký istý, či sa chce zúčastniť na nejakom pokuse, ktorý vedie profák, označený po a) ako potkan a po b) ako bláznivý doktor.
Энди любил смотреть поздние передачи, видел сериал и почувствовал себя спокойнее. Однако он не был уверен, что имеет желание участвовать в экспериментах, которые проводит профессор, именуемый а) потрошителем крыс и б) Сумасшедшим доктором.
„Aj títo sa pokúšajú vysúšať ľudí?“ spýtal sa. Quincey sa rozosmial z plného hrdla.
— Они не пытаются выжимать соки из людей, пока те не усохнут, а? — спросил он. Квинси искренне рассмеялся.
„Nie, títo pripravujú materiál pre tvorcov druhoradých hororov,“ odpovedal. „Na katedre psychológie testujú sériu menej účinných halucinogénov. Spolupracujú s americkou spravodajskou službou.“
— Нет, этим занимаются мастера специальных эффектов при съемках второсортных фильмов ужасов, — сказал он. — Отделение психологии проводит испытания слабодействующих галлюциногенных препаратов. Работают в содружестве с американской разведывательной службой.
„So CIA?“ spýtal sa Andy.
— ЦРУ? — спросил Энди.
„Nijaká CIA, DIA ani NSA,“ vysvetľoval Quincey. „Nič také obrovské. Počul si dakedy o organizácii, čo sa volá Firma?“
— Не ЦРУ, не ОРУ и не НАБ, — сказал Квинси. Более закрытое. Слышал ты когда нибудь об учреждении под названием Контора?
„Tuším som čosi čítal v nejakej nedeľnej prílohe. Nepamä­tám sa presne.“
— Может, встречал в воскресном приложении или еще где то. Квинси зажег свою трубку.
Quincey si zapálil fajku. „Spolupracujú skoro s každým odborom,“ pokračoval. „Psychológia, chémia, fyzika, bioló­gia… dokonca aj chlapcom zo sociológie sa ujde nejaká tá zelená. Isté programy subvencuje vláda. Čokoľvek od svadob­ného rituálu muchy tse-tse po možný odvoz použitého plutó­nia. Organizácia ako Firma minie každý rok celý svoj prídel, aby dokázala, že má v nasledujúcom roku nárok na rovnakú sumu.“
— Все они действуют примерно одинаково, — сказал он. — Психология, химия, физика, биология… Даже подкармливают специалистов по социологии. Ряд исследований субсидируется правительством. От брачного танца мухи цеце до возможности избавиться от использованных плутониевых брусков. Учреждение типа Конторы должно полностью расходовать свои ежегодные ассигнования, чтобы на следующий год получить такую же сумму.
„Na také somariny srdečne kašlem,“ priznal sa Andy.
— Мне это дерьмо не нравится, — сказал Энди.
„Kašlú na to všetci, čo trochu myslia,“ s pokojným úsmevom odvetil Quincey. „Ale vlak je už rozbehnutý. Na čo potrebuje spravodajské oddelenie menej účinné halucinogény? Ktovie? Ja to teda neviem. Ani ty. Pravdepodobne to nevedia ani oni. Ale správa o tom vyzerá dobre pred užším výborom, keď sa pripravuje nový rozpočet. Svojich obľúbencov majú všade. V Harrisone je ich obľúbencom Wanless na katedre psychológie.“
— И должно не нравиться любому мыслящему человеку, — сказал Квинси со спокойной, умиротворяющей улыбкой. — А дело делается. Чего хочет наша разведывательная служба от слабодействующих галлюциногенов? Кто знает? Ни я. Ни ты. Может, сама не знает. Зато замечательно выглядят доклады в закрытых слушаниях комиссий конгресса, когда подходит время для возобновления бюджета… В каждом департаменте у них свои дрессированные собачки. Собачка в Гаррисоне — Уэнлесс из отделения психологии.
„Vedenie univerzity proti tomu nič nenamieta?“
— А руководство колледжа не возражает?
„Nebuď naivný, chlapče.“
— Не будь наивным, дорогой. 
Aby odčinil chvíľkovú nepozornosť voči svojej fajke, začal vypúšťať veľké zapáchajúce oblaky dymu do biednej obývacej časti bunky. Preto sa mu chvíľami hlas začal strácať a chvíľami bol zvučnejší, nadnesenejší. „Čo je dobré pre Wanlessa, je dobré pre katedru psychológie v Harrisone, ktorá bude mať od budúceho roka vlastnú budovu – bez ďalšieho spoločného živorenia so sociológmi. A čo je dobré pre psychológov, je dobré pre Harrisonskú štátnu univerzitu. A pre Ohio. A tak ďalej bla-bla-bla.“
Он с удовольствием полностью раскурил трубку, и клубы вонючего дыма расползались по их похожей на крысиную нору комнате. Голос его зазвучал полнозвучно, с переливами, более решительно: — Что хорошо для Уэнлесса — хорошо для отделения психологии Гаррисона, которое на следующий год получит свое собственное помещение, не будет больше тесниться вместе с этими типами — социологами. А что хорошо для психов, хорошо для колледжа в Гаррисоне. И для Огайо.
„Čo myslíš, nie je to nebezpečné?“
— Думаешь, это безопасно?
„Keby to bolo nebezpečné, neskúšali by to na študentoch – dobrovoľníkoch,“ povedal Quincey. „Stačila by najmenšia pochybnosť, a skúšali by to na potkanoch a potom na trestancoch. Môžeš si byť istý, že to, čo ti pichnú, pichli pred tebou už aspoň tristo ľuďom, ktorých reakcie pozorne sledo­vali.“
— Они не испытывают препараты на студентах добровольцах, если это опасно, — сказал Квинси. — Если есть хоть малейшее сомнение, они испытывают сначала на крысах, затем на заключенных. Будь уверен, то, что вольют в тебя, уже вливалось примерно тремстам испытуемым, их реакции тщательно запротоколированы.
„Nepáčia sa mi pri tom tie záležitosti okolo CIA…“
— Не нравится мне это дело с ЦРУ.
„Nie CIA, Firma.“
— Тут Контора.
„Aký je v tom rozdiel?“ spýtal sa namrzene Andy. Pozeral na Quinceyho plagát s Richardom Nixonom pred ojazdeným autom. Nixon sa škeril a krátkymi prstami oboch rúk nazna­čoval V – znak víťazstva. Andymu bolo ešte vždy zaťažko uveriť, že tohto človeka pred necelým rokom zvolili za prezidenta.
— Какая разница? — мрачно спросил Энди. Он взглянул на плакат, повешенный Квинси: Никсон был изображен у разбитой старой машины. Никсон ухмылялся и короткими пальцами обеих рук изображал V, означавшее победу. Энди трудно верилось, что этого человека менее года назад избрали президентом.
„Veď nič, len som myslel, že by sa ti mohlo zísť dvesto dolárov, to je všetko.“
— Я просто подумал, тебе не помешают две сотни доллар ов, только и всего.
„Prečo platia až toľko?“ nedôverčivo sa spýtal Andy.
— Почему они так много платят? — подозрительно спросил Энди.
Quincey rozhodil rukami.
Квинси всплеснул руками:
„Platí to vláda, Andy! Počúvaj ma chvíľu! Pred dvoma rokmi zaplatila Firma okolo tristotisíc dolárov za realizovateľnú štúdiu vybuchujúceho bicykla, ktorý by sa dal vyrábať sériovo – a toto bolo v nedeľných Times. Asi ďalšia vec pre Vietnam, aj keď to nikto nevedel naisto. Ako hovorieval Fibber McGee: ,V tých časoch to vyzeralo ako dobrý nápad.“ Quincey rýchlymi, nervóznymi pohybmi vytriasol fajku. „Pre takýchto chlapíkov je pôda amerických univerzít jedno veľké trhovisko. Čosi skúpia tu, s niečím sa rozložia a predávajú zas tam. Ak teda nechceš…“
— Энди, это же правительственное мероприятие. Неужели не понимаешь? Два года назад Контора уплатила что то около трехсот тысяч долларов за исследования взрывающихся велосипедов, чтобы пустить их в серию, — об этом печатали в «Санди таймс». Думаю, еще одна вьетнамская штука, хотя никто точно не знает. Как говаривал Фиббер Макги, «в свое время это казалось хорошей идеей». — Квинси быстрым, резким движением выбил трубку. — Для этих парней каждый колледж в Америке — один большой универмаг «Мейси». Купят здесь, поглазеют на витрины там. Но если ты не хочешь…
„Vlastne možno áno. Ty tam pôjdeš?“
— Может, и хочу. А ты участвуешь?
Quincey sa zasmial. Jeho otec viedol sieť mimoriadne úspešných obchodov s pánskymi odevmi v dvoch štátoch, v Ohiu a v Indiane.
Квинси улыбнулся. У его отца была цепь процветающих магазинов по продаже мужской одежды в Огайо и Индиане.
„Nepotrebujem tak súrne dve stovky,“ povedal. „Okrem toho nenávidím injekcie.“
— Я не так уж нуждаюсь в двух сотнях, — сказал он. — И шприцы ненавижу.
„Aha.“
— А а.
„Pozri, krucinál, ja ťa nechcem nútiť. Len si sa mi zdal hladný. Máš päťdesiatpercentnú šancu, že budeš v kontrolnej skupine. Dve stovky za to, že si necháš vpichnúť trochu vody. Ani nie z vodovodu, chápeš to? Destilovanej vody.“
— Слушай, я не уговариваю тебя, боже упаси; просто у тебя слегка голодный вид. В любом случае всего половина шансов, что ты попадешь в подконтрольную группу. Двести монет за вливание воды. И даже, имей в виду, не водопроводной. Дистиллированной.
„Zariadiš mi to?“
— Можешь устроить?
„Chodím s kočkou, čo robí pomocnú vedeckú silu u Wanlessa,“ vysvetľoval Quincey. „Budú mať možno päťdesiat žiadostí zväčša od tých pätolizačov, čo si chcú spraviť očko, a tak sa pchajú bláznivému doktorovi…“
— Я ухаживаю за одной ассистенткой выпускницей Уэнлесса, — сказал Квинси. — Они собрали около пятидесяти желающих, в большинстве это те, кто хочет выслужиться перед Сумасшедшим доктором…
„Prosím ťa, nevolaj ho tak.“
— Перестань его так называть, пожалуйста. 
„Dobre, teda Wanlessovi,“ opravil sa Quincey a zasmial sa. „On sám sa postará, aby týchto pochlebovačov vyradili. Moje dievča dozrie, aby sa tvoja žiadosť dostala do správneho košíka. A potom, kamarát, je to už na tebe.“
— Тогда Уэнлессом, — смеясь сказал Квинси. — Он лично контролирует отсев лизоблюдов. Моя девочка проследит, чтобы твое заявление попало в нужную папку. А дальше, дорогой, разбирайся сам.
Keď sa neskôr na nástenke katedry psychológie objavila výzva k dobrovoľníkom, podal si žiadosť. Týždeň na to mu mladá péveeska (Quinceyho dievča, ako už vedel) zavolala, aby sa telefonicky spýtala zopár otázok. Odpovedal, že rodičia mu už nežijú, že má krvnú skupinu O, že sa nikdy predtým nezúčastnil na nijakom pokuse organizovanom katedrou psy­chológie, že v súčasnosti (rok tisícdeväťstošesťdesiatdeväť) je riadne zapísaným univerzitným študentom v Harrisone, a te­da, keďže získal viac ako dvanásť zápočtov, oprávňuje ho to byť študentom denného štúdia. A, áno, dovŕšil už dvadsať­jeden rokov, a tak môže uzatvárať všetky druhy dohôd, verejných aj súkromných.
Он подал заявление, когда на доске объявлений в отделении психологии появился призыв к добровольцам. Неделю спустя молодая ассистентка (приятельница Квинси, как понял Энди) позвонила ему по телефону и задала несколько вопросов. Он ответил ей, что его родители умерли, что у него нулевая группа крови, что он никогда не участвовал в экспериментах отделения психологии, что он в настоящее время действительно является студентомвыпускником в Гаррисоне, для точности — выпускник 69 года. Разумеется, ему уже больше двадцати одного и он юридически правомочен вступать в любые соглашения с государственными организациями и частными лицами.
O týždeň neskôr dostal univerzitnou poštou list, v ktorom mu oznamovali, že ho vybrali, a zároveň ho žiadali, aby podpísal priložený formulár dohody. Podpísaný formulár prineste, prosím, so sebou 6. mája t. r. do Jason Gearneigh Hall, miestnosť č. 100.
Неделей позже по внутренней почте он получил письмо с сообщением о приеме и предложением подписать анкету. Пожалуйста, занесите подписанную анкету в комнату 100 шестого мая.
A tak bol spolu s ďalšími jedenástimi adeptmi tu, predložil formulár dohody, drvič cigariet Wanless (naozaj sa trochu podobal na bláznivého doktora z filmu o Kyklopovi) odišiel, keď vyjasnil otázku o svojej posvätnej úcte k skúsenostiam. Mal niekedy epilepsiu? Nie. Jeho otec zomrel náhle na infarkt, keď mal Andy jedenásť. Matka mu zahynula pri autohavárii, keď mal sedemnásť – bola to bolestivá, nezaho­jená rana. Jediná blízka príbuzná bola matkina sestra, teta Cora, a tá sa mala na svoj vek dobre.
И вот он там, анкета вручена, истребитель сигарет Уэнлесс ушел (он и вправду смахивает на сумасшедшего доктора в фильме о Циклопе), вместе с одиннадцатью другими выпускниками он отвечает на вопросы о своих религиозных убеждениях. Не страдал ли он эпилепсией. Нет. Отец умер внезапно от инфаркта, когда Энди было одиннадцать лет. Мать погибла в автомобильной катастрофе, когда ему было семнадцать, — жуткое, мучительное воспоминание. Единственной близкой родственницей осталась сестра матери тетя Кора; она уже в годах.
V stĺpci otázok zišiel až dolu a zaškrtával nie, nie, nie. Len na jednu odpovedal ÁNO: Utrpeli ste niekedy fraktúru alebo vážnejší úraz? Ak áno, rozveďte bližšie. Vo vyhradenej kolónke nečitateľne opísal, ako si zlomil ľavý členok, keď sa šmykol počas baseballového zápasu žiackej ligy pred dvanástimi rokmi.
Отвечая НЕТ, НЕТ, НЕТ, он двигался вниз по колонке с вопросами. Только на один вопрос ответил Да. «Были ли у вас когда нибудь переломы или серьезные растяжения связок? Если Да, уточните». В нужной графе он нацарапал, что сломал кость левой лодыжки, играя в бейсбол двенадцать лет назад.
Vrátil sa k predchádzajúcim odpovediam a zľahka ich ešte raz sledoval perom. Vtom ho niekto poklopkal po pleci a dievčenský hlas, príjemný a trochu zachrípnutý, sa spýtal: „Nepožičal by si mi ho, ak si už hotový? Moje sa vypísalo.“
Он просматривал свои ответы, двигая кончиком шариковой ручки вверх. В этот момент кто то дотронулся до его плеча и девичий голос, мягкий, с небольшой хрипотцой, спросил: «Не дадите ли ручку, если освободилась? В моей кончилась паста». 
„Samozrejme,“ povedal a podával jej ho. Pekná dievčina. Vysoká. Svetlogaštanové vlasy, neuveriteľne žiarivá pleť. Bledomodrý svetrík a krátka sukňa. Dobré nohy. Bez pan­čúch. Nekonvenčné zhodnotenie budúcej manželky.
— «Конечно», — сказал он, повернувшись и протягивая ручку. Симпатичная девушка. Высокая. Слегка рыжеватые волосы, восхитительный цвет лица. Одета в нежно голубой свитер и короткую юбку. Стройные ноги. Без чулок. Будущая жена оценена вскользь.
Podal jej pero a ona poďakovala úsmevom. Keď sa opäť zohla nad formulár, vlasy zviazané zľahka širokou bielou stuhou sa jej medeno zaleskli odrazom stropných svetiel.
Он передал ручку — она благодарно улыбнулась. Наклонилась — лампы на потолке медными огоньками отразились в ее волосах, небрежно стянутых сзади широкой белой лентой.
Odniesol svoj formulár péveeske do prednej časti miest­nosti.
Он отнес анкету ассистентке в глубине комнаты.
„Ďakujem,“ povedala ako naprogramovaný robot Robbie. „Miestnosť sedemdesiat, sobota ráno, deväť nula nula. Presne, prosím.“
— Спасибо, — сказала ассистентка запрограммированным голосом робота. — Комната семьдесят, утром в субботу, в девять часов. Пожалуйста, не опаздывайте.
„Aké je heslo?“ zašepkal Andy sprisahanecky. Pomocná vedecká sila sa zdvorilo usmiala.
— Какой пароль? — просипел Энди. Ассистентка вежливо засмеялась.
Andy opustil prednáškovú sieň, vyštartoval krížom cez vestibul k veľkej dvojkrídlovej bráne (vonku bolo všetko zelené blížiacim sa letom, študenti chodili hore-dolu, a vtom si spomenul na pero. Takmer to nechal plávať, bolo to len devätnásťcentové večné pero a on ešte vždy nemal naštudovanú celú látku na skúšku. Ale dievča bolo pekné, možno ju uhovorí, ako vravia Briti. Nerobil si ilúzie ani o svojom vzhľade, ani o pôvode, neopísateľný bol tak jeden, ako aj druhý, ani o stave dievčiny (zadaná alebo zasnúbená), ale bol príjemný deň a mal dobrý pocit. Rozhodol sa počkať. Ak nič iné, pozrie sa ešte aspoň raz na tie nohy.
Энди вышел из лекционного зала, пошел через вестибюль к большим двойным дверям (за ними наступающее лето зеленило двор, по двору бесцельно слонялись студенты) и тут вспомнил о своей ручке. Он махнул бы на нее рукой: всего то девятнадцатицентовый «Бик», но ему еще предстояло писать перед началом последних экзаменов. Да и девушка симпатичная, может, стоило ее, как говорится, покадрить. У него не было иллюзий ни относительно своей наружности и комплекции — довольно ординарных, — ни по поводу возможного статуса девушки (уже встречается или обручена), но день выдался замечательный, и у него было хорошее настроение. Решил подождать. По крайней мере еще раз глянуть на ее ноги.
Vyšla asi o tri, štyri minúty, pod pazuchou zopár zošitov a skrípt. Bola naozaj krásna a Andy rozhodne uznával, že jej nohy stáli za to, aby počkal. Boli viac ako dobré, bola to extra trieda.
Девушка вышла минуты через три четыре, под мышкой — блокноты и какая то рукопись. Она действительно была прелестна — Энди рассмотрел, что ноги стоили ожидания: не просто хороши — загляденье!
„Ach, tu si,“ usmiala sa.
— А, вы здесь, — улыбаясь сказала она.
„Tu som,“ odvetil Andy McGee. „Čo si myslíš o tom všetkom?“
— Да, — сказал Энди Макги. — Что вы обо всем этом думаете?
„Neviem,“ začala. „Kamoška hovorila, že tie pokusy sa robia stále – ona sa minulý semester zúčastnila na akomsi s dákymi narkotikami na mimozmyslové vnímanie a dostala päťdesiat dolárov len za to, že skoro pri všetkých testoch zlyhala. Tak som si myslela…“ Jej úvaha sa skončila pokrče­ním pliec a odhodením vlasov dozadu.
— Не знаю, — сказала она. — Подруга говорит, что это постоянные эксперименты — в прошлом семестре она участвовала в одном из них с таблицами Дж. Б. Раина по передаче мыслей на расстояние, получила пятьдесят долларов, хотя почти ничего не отгадала. Вот я и подумала… — Она завершила мысль пожатием плеч и аккуратно откинула свои медные волосы назад через плечо.
„Ja takisto,“ skonštatoval a bral si od nej pero. „Tvoja kamoška je na psychológii?“
— Я тоже ничего не знаю, — сказал он, беря свою ручку. — Ваша подруга на отделении психологии?
„Áno,“ pokračovala, „a aj môj priateľ. Je v ročníku u doktora Wanlessa, a tak sa nemôže zúčastniť. Konflikt záujmov, či ako sa tomu vraví.“
— Да, — ответила она, — и друг мой там. Он в одном из классов доктора Уэнлесса, но не попал в эксперимент: доктор не берет своих учеников.
Priateľ. Bolo logické, že pekná kočka ako ona niekoho má. Tak už to na svete chodí.
Друг. Неудивительно, что высокая рыжеволосая красавица имеет друга. Так устроен мир.
„A čo ty?“ spýtala sa.
— А как вы сюда попали? — спросила она.
„U mňa je to rovnaké. Priateľ na psychológii. Mimocho­dom, ja som Andy. Andy McGee.“
— Та же история. Приятель в психотделении. Между прочим, я — Энди. Энди Макги.
„Ja som Vicky Tomlinsonová. A som z toho trochu nervózna, Andy. Čo ak budem mať hrozné halucinácie alebo niečo také?“
— Я — Вики Томлинсон. Меня все это немного беспокоит, Энди Макги. Вдруг начнется какой нибудь наркотической бред или что то еще?
„Podľa toho, čo hovoríš, to vyzerá, akoby šlo o nejaké svinstvo. Je to síce naozaj kyselina, no laboratórna kyselina je iná, než svinstvo, čo ti predajú pokútne na ulici, ako som počul. Je absolútne čistá, kvalitná, skladujú ju v ideálnom prostredí. Možno ju potom od nich dostane skupina Cream alebo Jefferson Airplain.“ Andy sa uškŕňal.
— По моему, все довольно безобидно. Даже если это наркотик, что ж… наркотик в лаборатории это не то, что можно подцепить на улице. Мягкого действия, вводится в спокойной обстановке. Может, они будут крутить музыку «Крим» или «Джефферсон эйрплейн». — Энди усмехнулся.
„Vieš toho veľa o LSD?“ spýtala sa a usmiala sa kútikmi úst, čo sa mu veľmi páčilo.
— Что вы знаете о ЛСД? — спросила она с легкой усмешкой, которая ему очень понравилась.
„Málo,“ priznal sa. „Skúšal som to dvakrát – raz pred dvoma rokmi, raz vlani. Určitým spôsobom mi bolo po tom lepšie. Prinajmenšom to vyčistí hlavu. Tak som sa cítil. Akoby po tom niektoré staré problémy zmizli. Ale nechcel by som si na to zvyknúť. Nemám rád, keď cítim, že som sa sám sebe vymkol spod kontroly. Môžem ťa pozvať na kolu?“
— Крайне мало, — признался он. — Пробовал дважды — впервые два года назад, а раз — в прошлом году. В некотором смысле я почувствовал себя лучше. Он прочистил голову… по крайней мере, мне так показалось. После этого всякой дряни в голове вроде стало меньше. Но я не хотел бы привыкать к нему. Мне не нравится ощущение потери контроля над собой. Можно угостить вас кока колой?
„Dobre,“ súhlasila, a tak prešli spolu do budovy Unionu.
— Хорошо, — согласилась она, и они вместе пошли к зданию студенческого клуба.
Nakoniec vypili po dve kokakoly a strávili spolu popoludnie. Neskôr si dali v miestnej putike pivo. Ukázalo sa, že sa v niektorých veciach nezhodla s priateľom a teraz dosť dobre nevedela, ako ďalej. Začal si myslieť, že sme manželia, povedala Andymu. Rozhodne jej zakázal zúčastniť sa na Wanlessovom pokuse. To bol nakoniec hlavný dôvod, prečo tam šla, a bola rozhodnutá ísť do toho, aj keď mala trochu strach.
Он купил две бутылки кока колы, и они провели остаток дня вместе. Вечером выпили по несколько кружек пива в местной забегаловке. Оказалось, она хочет разбежаться с другом и не знает, как вести себя в этих обстоятельствах. Он, видимо, вообразил, что они уже женаты, рассказала она Энди, и категорически запретил ей участвовать в эксперименте Уэнлесса. Именно поэтому она не отказалась, подписала анкету и теперь готова на все, хотя и страшновато.
„Ten Wanless naozaj vyzerá ako bláznivý doktor,“ pove­dala a robila na stole krúžky pivovým pohárom.
— Этот Уэнлесс действительно смахивает на сумасшедшего доктора, — сказала она, рисуя пивной кружкой круги на столе.
„Čo povieš na tú fintu s cigaretami?“
— Как вам нравится фокус с сигаретами?
Vicky sa zachichotala: „Výstredný spôsob, ako prestať fajčiť, čo?“
Вики хихикнула:— Довольно странный способ бросить курить, а?
Spýtal sa jej, či sa môže po ňu zastaviť ráno pred pokusom, a ona vďačne súhlasila.
Он спросил, не зайти ли за ней утром в день эксперимента. Она охотно согласилась.
„Bude to dobré, keď do toho pôjdem s priateľom,“ dodala a pozrela naňho jasnými modrými očami. „Naozaj sa trochu bojím, veríš? George bol taký – neviem, neoblomný.“
— Хорошо пойти туда вместе с другом, — сказала она и посмотрела на него ясными голубыми глазами. — Знаете, я действительно немного боюсь. Джордж был так… — как это сказать?.. — непреклонен.
„Prečo? Čo hovoril?“
— Почему? Что он говорил?
„To je práve to,“ odvetila Vicky. „V skutočnosti mi nechcel povedať nič, len to, že neverí Wanlessovi. Povedal, že mu na katedre sotva kto verí, ale na tieto pokusy sa prihla­sujú mnohí, lebo je vedúcim postgraduálneho štúdia. Vedia, že je to pre nich bezpečné, lebo ich z toho aj tak vždy vy­radí.“
— В том то и дело, — сказала Вики. — Он, по сути, ничего не говорил, кроме того, что не доверяет Уэнлессу и вряд ли кто в отделении доверяет ему, но многие записываются на его опыты, потому что он руководит подготовкой выпускников. К тому же это безопасно: Уэнлесс своих учеников отсеивает. Он потянулся через стол, коснулся ее руки.
Natiahol sa ponad stôl a dotkol sa jej ruky. „V každom prípade verím, že nám obom pichnú destilovanú vodu,“ vyhlásil. „Neboj sa, dievča. Všetko bude dobré.“
— Как бы то ни было, мы оба, возможно, получим дистиллированную воду, — сказал он. — Не волнуйся, крошка. Все в порядке. Оказалось, все совсем не в порядке. Совсем.
Ale ako sa ukázalo, nič nebolo dobré. Nič.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет