Stephen king стивен Кинг podpaľAČKA
жүктеу/скачать 3.46 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- — Чарли, клянусь, все как нибудь образуется.
| Žena môže byť mimoriadne nebezpečná. Ak urobí niečo – hocičo – čo by mohlo ohroziť operáciu, zbavte sa jej. A rýchlo.
«Женщина опасна. Если она сделает нечто — безразлично что — способное поставить операцию под угрозу, избавьтесь от ее. Немедленно». Alebo možno len neradi nechávali svedkov. Nakoniec šlo o niečo viac, než len o ich prídel z peňazí daňových poplatníkov. А может, они просто не любили оставлять свидетелей. В конце концов на карту поставлено нечто большее, чем их доля из долларов налогоплательщиков. A čo krv? Musel myslieť na krv, ktorá ešte ani nezaschla, keď ju objavil. Bola lepkavá. Prišiel nedlho po ich odchode. Но кровь. Он теперь будет думать о крови, которая даже не высохла, когда он обнаружил ее, а лишь загустела. Они ушли незадолго до его прихода. V mysli sa mu ozvalo naliehavejšie: Charlie! В голове настойчиво билась мысль: ЧАРЛИ. Znovu pobozkal svoju ženu a povedal: Он снова поцеловал жену и сказал: „Vicky, vrátim sa.“ «Вики, я вернусь». Vicky však už nikdy viac nevidel. Vyšiel hore k telefónu a vo Vickinom notese vyhľadal číslo Duganovcov. Vykrútil ho. Ozvala sa Joan Duganová. Он поднялся наверх к телефону, нашел номер Дугэнов в телефонной книжке Вики, набрал его и услышал голос Джоан Дугэн. „Dobrý deň, Joan,“ začal a šok, v ktorom bol, mu pomáhal: hlas mal úplne pokojný, všedný. — Привет, Джоан… — сказал он, потрясенье помогло: он говорил абсолютно спокойным, будничным голосом. „Môžete mi zavolať na sekundu Charlie?“ — Можно подговорить с Чарли? „Charlie? Tá predsa odišla s vašimi priateľmi. S tými učiteľmi. Je… Stalo sa niečo?“ — Чарли? — в голосе миссис Дугэн послышался сомнение, — Так ведь она ушла с двумя вашими приятелями. Этими учителями. А… что нибудь не так? Čosi v ňom vyletelo až po oblohu a potom sa rútilo dolu. Asi srdce. No nebolo by dobré vydesiť túto príjemnú ženu, s ktorou sa stretol v spoločnosti len štyri či päťkrát. Nepomohlo by to jemu a nepomohlo by to Charlie. Внутри него что то поднялось — затем упало. Может, сердце? Не стоит пугать эту милую женщину, он видел ее раза четыре или пять. Ему это не поможет. Не поможет и Чарли. „Dočerta,“ vyhŕkol, „dúfal som, že ju ešte chytím. Kedy odišli?“ — Вот черт, — сказал он. — Я надеялся еще застать ее у вас. Когда они ушли? Hlas pani Duganovej trochu zoslabol. Голос миссис Дугэн слегка отдалился: „Terri, kedy Charlie odišla?“ — Терри, когда ушла Чарли? Detský hlások čosi zapípal. Andy by nevedel povedať čo. Potili sa mu dlane. Детский голос что то пропел. Он не расслышал что. Ладони его вспотели. „Hovorí, že asi pred štvrťhodinou.“ — Она говорит, минут пятнадцать назад. Znelo to ospravedlňujúco. — Она говорила извиняющимся тоном. „Práve som prala a nemala som hodinky. Jeden z nich prišiel za mnou dolu a povedal mi to. Je to v poriadku, však, pán McGee? Vyzeral normálne…“ — Я стирала, и у меня нет ручных часов. Один из них спустился и говорил со мной. Ведь все в порядке, правда, мистер Макти? Он выглядел таким порядочным… Mal šialené nutkanie veselo sa rozosmiať a povedať: Práve ste prali, však? Presne ako moja žena. Našiel som ju napchatú v skrini pod doskou na žehlenie. Dnes ste mali šťastie, že ste vyviazli, Joan. У него появилось сумасшедшее желание засмеяться и сказать: ВЫ СТИРАЛИ? ТО ЖЕ ДЕЛАЛА И МОЯ ЖЕНА. Я НАШЕЛ ЕЕ ЗАТИСНУТОЙ В ЧУЛАН ЗА ГЛАДИЛЬНУЮ ДОСКУ. СЕГОДНЯ ВАМ ПОВЕЗЛО, ДЖОАН. No povedal iba: Он сказал: „Áno, je. Rozmýšľam, ktorým smerom šli!“ — Хорошо. Интересно, куда они направились? Zopakovala to ako otázku Terri, a tá povedala, že nevie. Nádherné, pomyslel si Andy. Život mojej dcéry je v rukách inej šesťročnej dievčiny. Вопрос был передан Терри, которая сказала, что не знает. Прекрасно, подумал Энди. Жизнь моей дочери в руках другое шестилетней девочки. Chytal sa slamky. Он схватился за соломинку. „Pôjdem dolu, na roh k trhu,“ vysvetľoval pani Duganovej. — Мне надо пойти за угол, на рынок, — сказал он миссис Дугэн. „Spýtate sa ešte Terri, či mali osobné auto alebo skriňový nákladniak? Ak by som ich náhodou zbadal.“ — Не спросите ли вы Терри, была у них автомашина или фургон? На тот случай, если я увижу их. Tentokrát Terri počul. На этот раз он услышал Терри: „Mali skriňový nákladniak. Sivý, taký, ako má otec Dávida Pasioca.“ — Фургон. Они уехали в сером фургоне, таком, как у отца Дэвида Пасиоко. „Ďakujem,“ dodal. Pani Duganová povedala, že nemá za čo. Nutkanie sa vracalo, teraz mal chuť zvriesknuť na ňu do slúchadla: Moja žena je mŕtva! Je mŕtva, prečo ste teda prali, zatiaľ čo mi dcéru odvážali v sivom nákladniaku cudzí chlapi? — Спасибо, — сказал он. Миссис Дугэн ответила, что не стоит благодарности. У него снова появилось намерение на сей раз закричать ей по телефону: МОЯ ЖЕНА МЕРТВА! МОЯ ЖЕНА МЕРТВА, И ПОЧЕМУ ВЫ СТИРАЛИ БЕЛЬЕ, КОГДА МОЯ ДОЧЬ САДИЛАСЬ В СЕРЫЙ ФУРГОН С ДВУМЯ НЕЗНАКОМЫМИ МУЖЧИНАМИ! No namiesto toho, aby zvrieskol toto alebo čosi iné, len zavesil a vyšiel von. Horúčava ho udrela do hlavy, až sa trochu zatackal. Bolo takto horúco, keď prišiel? Vyzeralo to, že teraz je oveľa horúcejšie. Medzitým tu bol poštár. Zo schránky trčal reklamný leták firmy Woolco, ktorý tam predtým nebol. Poštár tu bol možno práve v tej chvíli, keď on dolu kolísal v náručí svoju mŕtvu ženu. Úbohú mŕtvu Vicky: vytrhali jej nechty, a čo bolo na tom všetkom naozaj zvláštne – oveľa zvláštnejšie než napríklad spôsob, akým sa hromadia kľúče – bolo to, ako ťa fakt smrti zrazu čímsi zaskočí. Skúšaš sa uhnúť a odskočiť, skúšaš sa kryť z jednej strany a jej reálna podoba sa na teba vyrúti z opačnej. Smrť je ako rugbista, vravel si. Smrť je Franco Harris či Sam Cunningham, či Sekáč Joe Green. A zúrivo sa na teba, hlupáka, vrhá práve v rozhodujúcej chvíli vhadzovania a boja o loptu. Вместо этого он повесил трубку и вышел на улицу. На голову обрушился такой жар, что он даже зашатался. Неужели так же было жарко, когда он пришел сюда? Сейчас, казалось пекло сильнее. Приходил почтальон. Из почтового ящика торчал рекламный листок фирмы «Вулко», которого не было раньше. Почтальон приходил, пока он находился внизу, баюкая свою мертвую жену, бедную мертвую Вики: они вырвали у нее ногти, это забавно — гораздо забавнее, чем ключи, имеющие тенденцию накапливаться. Ты пытался увильнуть, ты пытался защититься с одной стороны, однако правда о смерти проникала совершенно с другой. Смерть — как футбольный игрок, думал он. Смерть — это Франке Харрис, или Сэм Каннигхэм, или Джо Грин. Она сбивает тебя с ног в гуще свалки. Pohni si, pomyslel si. Štvrťhodinový náskok – to nie je tak veľa. To ešte nie je vychladnutá stopa. Ak, pravda, Terri Duganová nemyslí pod štvrťhodinou čosi medzi pol až dvoma hodinami. Ale to je nakoniec jedno. Treba ísť. Давай двигайся, подумал он. Упущено пятнадцать минут — не так много. След еще не остыл. Немного, если только Терри Дугэн знает разницу между пятнадцатью минутами и получасом или двумя часами. Ну, да ладно. Двигай. Šiel. Pristúpil ku kombi, ktoré parkovalo spolovice na chodníku. Otvoril dvere na strane vodiča a pohľadom sa vrátil späť k svojmu upravenému predmestskému domu, za ktorý zaplatil už polovicu splátok. Banka umožňovala urobiť si každoročne dvojmesačnú prestávku v splácaní, ak to niekto potreboval. И он двинулся. Он вернулся к своему «универсалу», который двумя колесами стоял на тротуаре. Открыл левую дверцу и обернулся на свой аккуратный пригородный дом, за который половина была уже выплачена. Банк предоставлял возможность «отдыха от уплаты» два месяца в году, если вы в этом нуждались. Andy to nepotreboval. Pozeral na dom driemajúci na slnku a jeho šokovaný zrak opäť padol na červeno žiariaci leták Woolco trčiaci zo schránky a tresk! smrť ho znovu zasiahla, zotmilo sa mu pred očami, až musel zaťať zuby. Энди никогда не «отдыхал». Он посмотрел на дом, дремавший под солнцем, и снова в глаза ему бросился красный рекламный листок «Вулко», торчащий из почтового ящика, и — раз! — он снова подумал о смерти, в глазах у него помутилось, зубы сжались. Nastúpil do auta a šiel smerom k ulici Terri Duganovej nie na základe skutočného, logického presvedčenia, že natrafí na ich stopu, len na základe slepej nádeje. Odvtedy už nikdy viac nevidel svoj dom na Conifer Place v Lakelande. Он сел в машину, поехал в сторону улицы, где жила Терри Дугэн, ничего не ожидая и логически не рассчитывая, а просто в слепой надежде увидеть их. Своего дома на Конифер плейс в Лейклэнде он не видел с тех пор. Šoféroval teraz lepšie. Keď už o všetkom zlom vedel, šoféroval oveľa lepšie. Zapol rádio, Bob Seger spieval Vždy tá istá. Машину он вел теперь увереннее. Зная самое плохое, он вел машину значительно увереннее. Он включил радио — там Боб Сигер пел «Все то же». Prešiel cez Lakeland, šiel tak rýchlo, ako sa len dalo. Na niekoľko hrozných sekúnd sa mu z mysle vytratilo meno ulice, no hneď naň prišiel. Duganovci bývali na Blassmore Plače. Он мчался по Лейклэнду с максимальной скоростью. В какой то ужасный момент название улицы выскочило из головы, но затем вспомнилось. Дугэны жили на Блассмор плейс. Cesta mu trvala desať minút. Blassmore Plače bola krátka slepá ulička. Jej druhou stranou sivý nákladniak nemohol odísť, bol tam plot pozemku vysokoškolskej prípravky Johna Glenna. Он приехал туда через десять минут. Блассмор плейс заканчивалась тупиком. Выезда для серого фургона там не было, лишь витая ограда, обозначавшая границу неполной средней школы имени Джона Гленна. Andy zaparkoval kombi pred križovatkou Blassmore Place a Rodge Street. Na rohu uprostred zelene stál biely dom. Rozstrekovač na trávniku sa krútil. Pred domom boli dve deti, dievča a chlapec, obaja asi desaťroční. Skúšali si obrátky na skateboarde. Dievča bolo v šortkách a na oboch kolenách malo veľké, pevné chrániče. Энди остановил машину на пересечении Блассмор плейс и Риджент стрит. На углу стоял дом, выкрашенный в зеленый и белый цвета. На газоне вращался разбрызгиватель. Перед домом двое детишек, девочка и мальчик лет около десяти, по очереди катались на доске с роликами. Девочка была в шортах, обе коленки украшали ссадины. Vystúpil z kombi a vykročil k nim. Pozorne si ho celého prezerali od hlavy po päty. Он вышел к ним из машины. Они внимательно с ног до головы оглядели его. „Ahoj,“ pozdravil. — Привет, — сказал он. „Hľadám dcéru. Viezla sa tadiaľto v sivom skriňovom nákladniaku. Bola s… mojimi priateľmi. Videli ste tu niekde ten nákladniak?“ — Ищу дочку. Она проехала тут примерно полчаса назад в сером фургоне. Она была с… ну, с моими приятелями. Вы видели, как проезжал серый фургон? Chlapec nerozhodne pokrčil plecami. Dievča sa opýtalo: Мальчик неопределенно пожал плечами. Девочка сказала: „Bojíte sa o ňu, ujo?“ — Вы беспокоитесь о ней, мистер? „Videla si ten nákladniak?“ spýtal sa Andy milo a zľahka pritlačil. Keby pritlačil väčšmi, mohlo to vyvolať opačný účinok. Bola by videla odchádzať nákladniak hociktorým smerom, ktorý by si len zaželal, trebárs aj do neba. — Ты видела фургон, да? — вежливо спросил Энди, направив в ее сторону очень легкий посыл. Сильный произвел бы обратное действие. Тогда она увидела бы, как фургон уехал в любом направлении, какое ему хотелось бы, включая небеса. „Jasné, videla som ho.“ povedala. Namierila si to na skateboarde k hydrantu na rohu, a tam zoskočila. — Да, я видела фургон, — сказала она, вскочила на доску с роликами, покатила в сторону гидранта на углу и там спрыгнула. „Šiel týmto smerom, hore.“ — Он поехал вон туда. Ukázala za Blassmore Plače. O dve-tri križovatky ďalej tým smerom bola Carlisle Avenue, jedna z harrisonských hlavných dopravných tepien. Andy sa domnieval, že by to mohla byť trasa, ktorou sa vybrali, no bolo dobré mať istotu. — Она указала в другую сторону Блассморплейс, через две или три улицы пересекающуюся с Карлайлавеню, одной из главных улиц Гаррисона. Энди так и предполагал, что они направились туда, но лучше знать наверняка. „Ďakujem,“ dodal a nastúpil do auta. — Спасибо, — сказал он и сел в машину. „Bojíte sa o ňu?“ zopakovalo dievča. — Вы беспокоитесь о ней? — повторила девочка. „Áno, trochu,“ odpovedal Andy. — Да, немного, — сказал Энди. Oblúkom obrátil kombi a prešiel okolo troch blokov ku križovatke na Carlisle Avenue. Tu to bolo beznádejné, úplne beznádejné. Pocítil paniku, najprv len jej malý, horúci dotyk, no začínala sa šíriť. Zahnal to a pokúšal sa sústrediť na sledovanie stôp, kým tu nejaké boli. Keď mohol pritlačiť ľudí, šlo to. No lepšie bolo pritlačiť vždy len málo, vtedy sám sebe neubližoval. Ďakoval bohu, že celé leto nepoužil svoj talent – alebo prekliatie, ak sa to vezme z druhej stránky. Teraz mal plný zásobník a mohol ho použiť na niečo, čo za to stálo. Он развернулся и проехал три квартала по Блассмор плейс до пересечения с Карлайл авеню. Это было безнадежно, абсолютно безнадежно. Он почувствовал прилив паники, пока несильной, но скоро она охватит его целиком. Отогнал ее, попытался сконцентрироваться на том, чтобы проследить их путь как можно дальше. Если придется прибегнуть к мысленному посылу — прибегнет. Он может давать много небольших вспомогательных посылов, не боясь разболеться. Энди благодарил бога, что ему все лето не пришлось пользоваться своим талантом — или проклятием, если угодно. Он был полностью заряжен и готов к действию, чего бы это ни стоило. Carlisle Avenue bola široká, štvorprúdová cesta a na tejto križovatke bola riadená svetelnými signálmi. Vpravo bola umývačka áut, vľavo jedáleň mimo prevádzky. Naproti, na druhej strane ulice, bolo benzínové čerpadlo a obchod s fotografickými potrebami. Ak odbočili vľavo, zamierili dolu do mesta. Ak vpravo, zamierili k letisku a k Medzištátnej diaľnici č. 80. Четырехполосная Карлайл авеню в этом месте регулировалась светофором. Справа от него — мойка для машин, слева — заброшенная закусочная. Через улицу — заправочная «Экксон» и магазин фототоваров «Майк». Если они повернули налево, значит, направились в центр города. Направо — они двинулись в сторону аэропорта и шоссе Интерстейт 80. Andy zabočil k umývačke áut. Mladík s neuveriteľne ryšavými vlasmi ako drôty, ktoré mu splývali na golier matnozelenej pracovnej kombinézy, sa tu pohyboval v tanečnom rytme. Jedol dvojitú zmrzlinu z veľkého kornúta. Энди заехал на мойку. Выскочил парень с невероятной копной жестких рыжих волос, ниспадающих на воротник грязно зеленого халата. Он ел мороженное на палочке. „Nepracujeme,“ povedal, prv než mohol Andy otvoriť ústa. — Ничего не выйдет, — сказал он прежде, чем Энди раскрыл рот. „Pred pol hodinou nám praskla prípojka oplachovania. Máme zavreté.“ — Мойку рвануло около часа назад. Мы закрыты. „Nejdem na umývanie,“ ozval sa Andy. — Мне не нужна мойка, — сказал Энди. „Hľadám sivý skriňový nákladniak. Vchádzal do tejto križovatky asi pred polhodinou. Viezla sa v ňom moja dcéra a trochu sa o ňu bojím.“ — Я ищу серый фургон, который, проехал через перекресток, может, полчаса назад. В нем была моя дочка, и я немного беспокоюсь за нее. „Myslíte, že ju uniesli?“ šiel rovno na vec a ďalej oblizoval zmrzlinu. . — Думаешь, кто то мог ее украсть? — Он продолжал есть свое мороженое. „Nie, nič také,“ tvrdil Andy. — Нет, — сказал Энди. „Videli ste ten nákladniak?“ — Ты видел фургон? „Sivý skriňový? Ach, človeče dobrý, máte predstavu, koľko áut tadeto prejde za hodinu? Alebo za pol? Frekventovaná ulica. Carlisle je veľmi frekventovaná ulica.“ — Серый фургон? Эй, парень, ты представляешь, сколько машин проходит здесь в течение часа? Загруженная улица, парень. Карлайл очень загруженная улица. Andy pichol palcom do vzduchu ponad plece. Энди показал большим пальцем через плечо: „Šiel od Blassmore Place. Tam nie je taká frekvencia.“ — Он выехал с Блассмор плейс. Там не так много машин. Bol pripravený trochu pritlačiť, no nemusel. Chlapíkovi zasvietili oči. Prelomil kornút na dve časti ako špikovú kosť a vysal z jednej všetku ružovú zmrzlinu na jeden neuveriteľný hit. — Он приготовился мысленно слегка подтолкнуть, но этого не понадобилось. Глаза парня внезапно заблестели. Он переломил мороженое надвое и втянул в себя кусок единым засосом. „Jasnačka. Tak je. Správne,“ povedal. — Да, конечно, — сказал он. „Videl som ho. Poviem vám, prečo sa naň pamätám. Prešli ním cez náš vyasfaltovaný príjazd, aby obišli svetlá. Mne je to osobne jedno, ale môjho šéfa to hovädsky podráždi vždy, keď to niekto spraví. Dnes ani nie, keď sa mu pokašlal oplachovač. To mu celkom stačilo.“ — Видел его. Скажу тебе, почему заметил. Он заехал на нашу площадку, чтобы миновать светофор. Мне то наплевать, но хозяина это чертовски раздражает. Сегодня, правда, это не имеет значения, раз душ заклинило. У него сегодня есть отчего раздражаться. „Takže nákladniak šiel smerom na letisko.“ — Фургон направился в сторону аэропорта? Chlapík prikývol, odhodil vylízaný kus kornúta ponad plece a pustil sa do zvyšku. Парень кивнул, бросил одну из половинок палочки назад через плечо и приступил к оставшемуся куску. „Dúfam, že si dievčatko nájdete, človeče. Ak nemáte nič proti dobrej rade, radšej zavolajte policajtov, ak máte odôvodnené obavy.“ — Надеюсь, найдешь свою девочку, парень. Если хочешь мой бесплатный совет, следует позвать полицейских, коли так беспокоишься. „Nemyslím, že by to bol ten najlepší spôsob,“ dodal Andy. — Не думаю, что это принесет пользу, — сказал Энди. „Za daných okolností.“ — В данных обстоятельства. Vrátil sa do svojho kombi, aj on prešiel krížom cez vyasfaltovaný príjazd a odbočil na Carlisle Avenue. Mieril teraz na západ. Oblasť bola zhlukom benzínových čerpadiel, autoumývačiek, bufetov, skládok ojazdených áut. Autokino propagovalo dvojprogram pozostávajúci z filmov DRVIČI MŔTVOL A PREKLIATI OBCHODNÍCI so SMRŤOU. Pozrel na vchod so strieškou a začul drnčanie padajúcej dosky na žehlenie vo vstavanej skrini pripomínajúce gilotínu. Obrátil sa mu žalúdok. Он снова сел в машину, пересек площадку и повернул на Карлайл авеню. Теперь он двигался на запад. Район этот забит бензозаправочными станциями, мойками машин, закусочными на скорую руку, площадками по продаже подержанных автомашин. Кинотеатр рекламировал сразу два фильма: «ТРУПОРУБЫ» и «КРОВАВЫЕ ТОРГОВЦЫ СМЕРТЬЮ». Он посмотрел на плакат и услышал грохот выпадающей из чулана, подобно гильотине, гладильной доски. Тошнота подступила к горлу. Prešiel popod tabuľu oznamujúcu, že ak máte záujem, môžete v ceste pokračovať po M 80 dva a pol kilometra smerom na západ. Pod ňou bola malá tabuľka s obrázkom lietadla. Dobre, zatiaľ sa dostal sem. A čo teraz? Он проехал под знаком, объявлявшим, что при желании вы можете проехать по И 80 еще полторы мили на запад. Тут же был меньший знак с изображенным на нем самолетом. Ну что ж, сюда он доехал. А дальше? Zrazu skrútol na parkovisko pred Shakeyho pizzeriou. Nebolo dobré zastavovať a vypytovať sa popri ceste. Tak ako hovoril chlapík na umývačke, Carlisle bola naozaj frekventovaná. Mohol pritláčať ľudí, až by mu mozog vytekal ušami, a dosiahol by iba to, že by zničil sám seba. Aj tak mohli ísť len na diaľnicu, alebo na letisko. Tým si bol istý. Panna alebo orol. Внезапно он въехал на стоянку при закусочной «Шейкиз пицца». Вряд ли стоило останавливаться и спрашивать. Ведь парень на мойке машин сказал, что Карлайл — загруженная улица. Он мог мысленно давить на людей до тех пор, пока его собственные мозги не потекут из ушей, а в итоге — путаница. Как бы то ни было, они поехали либо в аэропорт, либо на магистраль. Он был уверен в этом. Либо луковичка, либо репка. Nikdy v živote neskúšal privodiť si predtuchu vedome. Bral ich, keď sa objavili, len ako darčeky a zvyčajne podľa nich konal. Teraz sa schúlil do seba na sedadle za volantom auta, dotkol sa končekmi prstov zľahka slúch a skúšal, či nedostane vnuknutie. Motor priadol, rádio bolo ešte vždy zapnuté. Rolling Stones. Tancuj, sestrička, tancuj. Никогда в жизни он не пытался намеренно вызывать предчувствия. Он просто принимал их как дар, когда они приходили, и обычно действовал соответственно. Теперь же он склонился пониже на водительском сиденье «универсала», кончиками пальцев слегка касаясь висков, и попытался что то представить. Мотор работал на холостых оборотах, радио было по прежнему включено. Группа «Ролинг Стоунс» пела «Танцуй, сестричка, танцуй». Myslel na Charlie. Odišla z domu k Terri s batohom plným šatstva, ktorý nosievala. Aj to ich možno zmiatlo. Keď ju videl naposledy, mala na sebe džínsy a krátky kabátik lososovej farby. Vlasy mala spletené do vrkôčikov nad ušami ako obyčajne. Dala mu nonšalantné čau, ocko, a bozk a… Kristepane, Charlie, kde si teraz? Чарли, думал он. Она пошла к Терри со своей одежкой, запиханной в ранец, который она носила почти повсюду. Возможно, это могло обмануть их. Когда он видел ее в последний раз, на ней были джинсы и бледно розовая курточка. Волосы, как всегда, заплетены в косички. Беззаботное «до свиданья, папочка», поцелуй, и, святый боже, где же ты теперь, Чарли? Nijaké vnuknutie. Предчувствие не возникло. To nič. Seď ešte chvíľu. Počúvaj Rolling Stones. Shakeyho pizzeria. Poďte si vybrať, málo vypečenú alebo chrumkavú. Keď máš peniaze, môžeš si vyberať, ako hovorieval Granther McGee. Rolling Stones nabádali sestričku, nech len tancuje, tancuje, tancuje. Quincey povedal, že ju môžu niekam zavrieť, aby zaistili dvestodvadsiatim miliónom Američanov slobodu a bezpečnosť. Vicky. Medzi ním a Vicky to spočiatku v intímnej oblasti vôbec neklapalo. Bola na smrť vydesená. Не страшно. Посиди еще. Послушай «Стоунс». «Шейкиз пицца». Можешь выбрать любую пиццу, либо с тонкой корочкой, либо хрустящую. Как говорил Грэнтер Макги, ты платишь деньги и выбираешь. «Стоунсы», убеждающие сестричку танцевать, танцевать, танцевать. Квинси, говорящий, что они посадят ее в комнату, чтобы двести двадцать миллионов американцев были в безопасности и свободны. Вики. У них с Вики поначалу возникли проблемы с интимной близостью. Она боялась до смерти. Zaslúžim si prezývku Ľadová panna, vravela cez slzy po ich prvom zbabranom pokuse. Nijaký sex, prosím, sme Briti. No nejako im pri tom pomohol práve pokus s L 6 – svojím spôsobom tvorili celok, tak ako dvaja tvoria pár. Aj tak to bolo ťažké. Časom aspoň niečo. Nežnosť. Slzy. Vicky začína reagovať, vtom stuhne, vykríkne Nie, bude to bolieť, nie, Andy, prestaň! No akosi to bol práve pokus s L 6, ten spoločný pokus, ktorý mu dal plné oprávnenie pokračovať a skúšať, tak ako kasár, ktorý vie, že existuje spôsob. Называй меня Снегурочкой, говорила она сквозь слезы после первого раза, когда блин вышел комом. Но каким то образом эксперимент с «лот шесть» помог в этом — общность, которую они испытывали, по своему была похожа на близость. Все же приходилось трудно. Каждый раз понемножку. Нежность. Слезы. Вики начинала было отзываться, затем замирала, выкрикивая, не надо, больно, не надо, Энди, перестань! И все же этот эксперимент с «лот шесть», пережитое вместе позволило ему продолжать попытки, подобно медвежатнику, который знает, что возможность вскрыть сейф существует всегда. Potom raz prišla noc, keď sa cez to dostali. Neskôr prišla noc, keď bolo všetko normálne. A potom zrazu noc, keď to bolo veľkolepé. Tancuj, sestrička, tancuj. Bol pri nej, keď sa narodila Charlie. Rýchly, ľahký pôrod. Rýchle zotavenie, ľahké potešenie… А затем наступила ночь, когда все получилось. Потом наступила ночь, когда все было хорошо. Танцуй, сестричка, танцуй. Он присутствовал при рождении Чарли. Быстрые, легкие роды. Nič sa neobjavovalo. Stopa chladla a on nemal nič. Letisko, alebo diaľnica? Panna, alebo orol? Ничего не приходило. Надежда убывала, и не было никакого намека на предчувствие. Аэропорт или магистраль? Луковичка или репка? Rolling Stones skončili. Za nimi prišli na rad Doobie Brothers, ktorých bez lásky život desí, a preto povedz, kde si. Andy nevedel. Slnko pálilo. Čiary na Shakeyho parkovisku boli čerstvo natreté. Na čiernom podklade vyzerali veľmi bielo a ostro. Parkovisko bolo z viac ako troch štvrtín plné. Nastal čas obeda. Obedovala aj Charlie? Dali jej niečo jesť? Možno «Стоунсы» кончили петь. Вступили «Братья Дуби», желавшие знать, где бы ты была сейчас без любви. Энди не знал. Солнце палило немилосердно. Разметочные линии на стоянке «Шейкиз» были проложены недавно. Они казались очень белыми и жесткими на черном фоне покрытия. Стоянка более чем на три четверти была заполнена. Время ленча. Сыта ли Чарли? Покормят ли они ее? Быть может… (možno niekde zastavia spravia si pauzu vieš na jednom z tých odpočívadiel pozdĺž diaľnice – nakoniec nemôžu šoférovať nemôžu šoférovať nemôžu šoférovať) (БЫТЬ МОЖЕТ, ОНИ ОСТАНОВЯТСЯ ПО НЕОБХОДИМОСТИ, ЗНАЕТЕ, В ВДНОЙ ИЗ ЭТИХ СТАНЦИЙ ВДОЛЬ АВТОСТРАДЫ — ВЕДЬ ОНИ НЕ МОГУТ ЕХАТЬ) Kam? Nemôžu šoférovať kam? Куда? Не могут ехать куда? (nemôžu šoférovať v jednom ťahu do Virgínie a nezastaviť a neoddýchnuť si, čo? A zdá sa, že dievčatko sa potrebuje občas vycikať, nie?) (НЕ МОГУТ ЕХАТЬ ДО ВИРДЖИНИИ, НЕ ОСТАНОВИВШИСЬ ПЕРЕДОХНУТЬ, ТЕК ВЕДЬ? Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКЕ НУЖНО ОСТАНОВИТЬСЯ И СДЕЛАТЬ СВОИ ДЕЛИШКИ, ВЕРНО?) Vzchopil sa, lebo pocítil obrovský, no krehký pocit vďačnosti. Objavilo sa to len tak. Nie letisko, ktoré tipoval skôr. ak vôbec niečo tipoval. Nie letisko, ale diaľnica. Nebol si úplne istý, či tušenie bolo správne, no určitú istotu mal. A bolo to lepšie než nemať vôbec nijaký nápad. Он выпрямился, ощущая огромное, но какое то тупое чувство удовлетворения. Вот оно и пришло, вот так, просто. Значит, не аэропорт — его первая догадка, если он вообще догадывался, не аэропорт — автострада. Он не был уверен абсолютно, что его предчувствие правильно, но он доверял ему. К тому же это лучше, чем не иметь никакой цели. Viedol kombi k čerstvo natretej šípke smerujúcej na východ a odbočil doprava, opäť na Carlisle. O desať minút bol už na diaľnici smerom na východ s potvrdenkou o zaplatení diaľničného poplatku, zastrčenou do ošúchaného výtlačku Strateného raja doplneného vlastnými poznámkami, ktorý ležal na zadnom sedadle. O ďalších desať minút mal za sebou Harrison, štát Ohio. Začalo sa jeho putovanie na východ, ktoré skončilo o štrnásť mesiacov neskôr v Tashmore, štát Vermont. Он проехал на «универсале» по свежепокрашенной стрелке, указывающей выезд, и повернул направо снова на Карлайл. Через десять минут он мчался по автостраде в восточном направлении, сунув билет за проезд в потрепанный, испещренный пометками том «Потерянного рая» на соседнем сиденье. А спустя еще десять минут Гаррисон, штат Огайо, остался позади. Путь лежал на восток. Через четырнадцать месяцев он приведет его в Ташмор, штат Вирджиния. Ticho ho zadúšalo. Pustil rádio hlasnejšie a pomohlo to. Skladby šli jedna za druhou, no poznal len tie staršie, lebo pop music prestal počúvať pred tromi, štyrmi rokmi. Nie z konkrétnej príčiny, jednoducho prestal. Tamtí mali ešte vždy pred ním náskok, no jeho pokoj mu svojou vlastnou chladnou logikou napovedal, že náskok nie je priveľký – a to mu mohlo spôsobiť problémy, pretože uháňal v ľavom najrýchlejšom prúde takmer stodesiatkou. Спокойствие не оставляло его. Он включил радио погромче, Так лучше. Песня шла за песней, но он узнавал лишь старые, Потому что перестал слушать поп музыку три или четыре года назад. Без особой причины, просто так получилось. Они все таки оторвались, но царившая в нем спокойная рассудительность Подсказывала своей холодной логикой: оторвались не так уже далеко. Его ждут неприятности, если он будет выжимать по полосе для объезда семьдесят миль в час. Ustálil ručičku tachometra na stovke, lebo si logicky zdôvodnil, že muži, čo uniesli Charlie, nebudú chcieť prekročiť deväťdesiatku. Iste nechcú mávať dokladmi pred každým dopravákom, ktorý ich zastaví pre nedovolenú rýchlosť, a pravda je, že potom by mohli mať ťažkosti aj s vysvetľovaním, prečo je s nimi šesťročné jačiace decko. To ich spomaľovalo a určite boli preto naštvaní na toho, kto zrežíroval toto predstavenie. Он сбросил скорость до чуть больше шестидесяти, рассчитывая, что люди, захватившие Чарли, не захотят нарушать ограничение скорости в пятьдесят пять миль. Они могут сунуть свои удостоверения любому полицейскому, который остановит их за превышение скорости, это правда, но в то же время им придется трудновато, объясняя присутствие в машине зареванной шестилетней девочки. Это может их задержать и уж, конечно, вызовет неудовольствие со стороны тех, кто дергает за ниточки в этом представлении. Mohli by ju omámiť a ukryť, našepkávalo mu niečo. Keby ich potom zastavili pre prekročenie rýchlosti, mohli len ukázať doklady a pokojne pokračovať. Vari by si dovolil obyčajný ohijský policajt odstaviť nákladniak, ktorý patrí Firme? Они могли дать ей какой то наркотик и спрятать ее, — шептал его разум. — Тогда, если их остановят за скорость в семьдесят, даже в восемьдесят миль, им достаточно показать удостоверения, и они продолжат путь. Неужели полицейский штата Огайо будет досматривать машину, принадлежащую Конторе? Andy sa tomu vzpieral, a zatiaľ sa za oknami mihal kraj východného Ohia. Po prvé iste sa báli dať dieťaťu liek či drogu. Nakŕmiť dieťa sedatívami je veľmi háklivá záležitosť, najmä ak nie si odborník, a nemôžeš si byť istý, čo spraví sedatívum so schopnosťami, ktoré predpokladajú, že má. Po druhé policajt si tak či onak môže dovoliť zastaviť nákladniak a nechať ho v odstavnom páse, kým overí legálnosť ich služobných preukazov. Po tretie museli by byť somári, aby porušovali predpis o rýchlosti. Nemohli ani tušiť, že niekto za nimi ide. Nebola ešte ani jedna hodina. Andy mal byť v škole do druhej. Ľudia z Firmy čakali, že sa vráti domov najskôr dvadsať minút po druhej, a potom mali rezervu dvadsať minút až dve hodiny, kým spustí poplach. Prečo by si teda trochu nezaleňošili? Эти мысли одолевали Энди, пока мимо проплывала восточная часть штата Огайо. Во первых, они могут побояться дать ей наркотик. Это рискованно, когда речь идет о ребенке, если вы не специалист… к тому же они совсем не знают, как именно это снадобье может подействовать на способности, которые они должны исследовать. Во вторых, полицейский может все же осмотреть фургон или, по крайней мере, задержать их на обочине, пока будет проверять подлинность удостоверений. В третьих, чего ради им мчаться как угорелым? Они не знают, что за ними кто то гонится. Еще нет и часа дня. Предполагалось, что Энди пробудет в колледже до двух часов. Люди из Конторы не ожидали, что он вернется домой раньше двух двадцати или около того, и рассчитывали на период спокойствия от двадцати минут до двух часов, прежде чем будет поднята тревога. Зачем, в таком случае, спешить? Andy trocha pridal. Энди нажал на скорость. Prešlo štyridsať minút, potom päťdesiat. Zdalo sa mu, že je to viac. Začínal sa potiť. Obavy začínali ujedať z porcie umelého, chladného pokoja, vyvolaného šokom. Bol nákladniak naozaj niekde tu, vpredu, alebo to všetko nebolo nič viac, len vrúcne želanie? Прошло сорок минут, потом пятьдесят. Казалось, больше. Он немного вспотел; сквозь искусственный лед спокойствия и шока стало пробиваться волнение. Действительно ли фургон где то впереди или он всего лишь принимает желаемое за действительное? Zoskupenia áut v premávke sa menili. Dvakrát zazrel sivý skriňový nákladniak. Jeden aj druhý vyzeral ako ten, čo vídaval krúžiť okolo ich domu v Lakelande. Vodič prvého bol starý pán s bielymi povievajúcimi vlasmi. Druhý bol plný nadrogovaných hipíkov. Jeho vodič si všimol, že si ho Andy dôkladne prezerá, a zakýval mu ohorkom marihuanovej cigarety. Dievčina vedľa neho poslala Andymu vzdušný bozk skombinovaný s neslušným gestom. Potom ostali za ním. Машины на шоссе все время перестраивались. Он увидел два серых фургона. Ни один не походил на тот, круживший по Лейклэнду. Один вел пожилой человек с развевающимися седыми волосами. Другой был полон шпаны, курившей наркотики. Водитель поймал внимательный взгляд Энди и покачал коротко стриженой головой. Девица рядом с ним подняла средний палец, нежно поцеловала его и ткнула в сторону Энди. Они отстали. Rozbolela ho hlava. Premávka bola hustá, slnko žiarivé. . Každé auto sa blyšťalo množstvom chrómu a každý kúsok chrómu mu hádzal slnečné šípky do očí. Prešiel okolo tabule s nápisom ODPOČÍVADLO 1,5 KM. У него начала болеть голова. Машин было много, солнце палило. Каждая хромированная часть каждой машины пускала ему в глаза солнечные стрелы. Он проехал знак «ПЛОЩАДКА ОТДЫХА ЧЕРЕЗ ОДНУ МИЛЮ». Bol v najrýchlejšom jazdnom páse. Teraz dal svetelný signál a zaradil sa až celkom doprava. Znížil rýchlosť na sedemdesiat, potom na šesťdesiat. Predbehlo ho malé športové auto a jeho vodič pritom na Andyho provokujúco zatrúbil. Он ехал по полосе для обгона. Затем включил правый указатель и перестроился в обычный ряд. Снизил скорость до сорока пяти миль, затем до сорока. Мимо промчался маленький спортивный автомобиль, водитель раздраженно погудел, обгоняя. ODPOČÍVADLO, oznamovala tabuľa. Nebol tu autoservis, len jednoduchá odbočka so šikmo zakreslenými miestami na parkovanie, s fontánkou a umyvárňami. Parkovalo tu zo päť áut a sivý skriňový nákladniak. Ten nákladniak. Bol si tým celkom istý. Srdce v hrudi mu zúrivo bilo. Skrútol kombi v ostrej zákrute, až kolesá ticho zakvílili. «ПЛОЩАДКА ОТДЫХА» — объявил знак. Это была не станция обслуживания, а просто заезд с покатой стоянкой, фонтанчиком с водой и туалетами. Там стояли четыре или пять машин и один серый фургон. Тот самый серый фургон. Он был почти уверен в этом. Сердце заколотилось. Он заехал, круто вывернув колеса, так что шины издали низкий воющий звук. Pomaly sa viezol k východu z areálu smerom k nákladniaku, obzeral sa okolo a usiloval sa všetko si zapamätať. Boli tu dva piknikové stoly a pri oboch sedeli rodiny. Jedna z nich už balila a chystala sa odísť, matka odkladala jedlo do žiarivo oranžovej tašky, otec a dve deti zbierali smeti a odnášali ich do suda na odpadky. Pri druhom stole sedel mladý muž a žena, jedli obložené chleby a zemiakový šalát. Medzi nimi na prenosnej stoličke spalo dojča. Malo oblečené dupačky s tancujúcimi sloníkmi. Na tráve medzi dvoma veľkými krásnymi starými brestmi sedeli dve dievčiny, asi dvadsaťročné, aj tie obedovali. Po Charlie a pomerne mladých mužoch z Firmy nebolo ani stopy. « Он медленно въезжал на площадку по направлению к фургону, поглядывая по сторонам и стараясь охватить всю картину разом. За каждым из двух столиков для пикника сидели семьи. Одна собиралась уезжать, мамаша складывала остатки еды в ярко оранжевый пластиковый мешок, папаша с двумя детьми подбирали мусор и относили его в урну. За другим столом молодая пара ела сандвичи и картофельный салат. Между ними в переносном креслице спал ребенок. На ребенке был комбинезон со множеством танцующих слонов. В траве между двумя большими, раскидистыми вязами перекусывали две девицы. Никаких признаков Чарли или двух мужчин, достаточно молодых и крепких, чтобы принадлежать Конторе. Andy vypol motor. Buchot srdca cítil až v očných guliach. Nákladniak vyzeral prázdny. Vystúpil. Энди выключил мотор. Теперь он чувствовал, как стук сердца отдается в глазных яблоках. Фургон казался пустым. Z dámskej toalety vyšla stará žena o paličke a pomaly kráčala k starému bordovému autu. Pán asi v jej veku vstal od kolesa, prešiel okolo kapoty, otvoril dvere a pomohol jej usadiť sa. Aj on nastúpil, naštartoval auto, ktorému z výfuku vyrazil veľký modrý oblak dymu, a boli preč. Из женского туалета появилась пожилая дама и медленно двинулась к старому «бискейну» цвета красного бургундского вина. Мужчина примерно ее же возраста вылез из за руля, обошел машину со стороны капота, открыл дверцу к подсадил даму. Затем он вернулся, завел «бискейн» — из выхлопной трубы вырвался большой клуб маслянистого голубого дыма — и выехал с» площадки. Dvere na mužskom WC sa otvorili a vyšla Charlie. Z oboch strán vedľa nej kráčali dvaja chlapi, obaja asi tridsaťroční, v športových sakách, v košeliach s rozopnutými goliermi a v tmavých nohaviciach. Charlie pôsobila zarazene. Pozrela z jedného na druhého, a potom zasa na prvého muža. Andymu sa bezmocne začali obracať vnútornosti. Na chrbte si niesla batoh. Vykročili k nákladniaku. Charlie jednému z nich niečo povedala, a ten pokrútil hlavou. Obrátila sa na druhého. Pokrčil plecami a vravel čosi svojmu partnerovi ponad Charlinu hlavu. Prvý prikývol. Obrátili sa a šli k fontánke na pitie. Дверь мужского туалета открылась, оттуда вышла Чарли. Справа и слева от нее шли двое мужчин лет по тридцать, в спортивных куртках, расстегнутых рубашках и темных шерстяных брюках. Судя по лицу, Чарли казалась отрешенной и подавленной. Она посмотрела сначала на одного, затем на другого мужчину, потом снова на первого. У Энди внутри все дрожали. На спине у него ранец. Они направились к фургону. Чарли обратилась к одному из мужчин — тот покачал головой. Она обратилась к другому — он пожал плечами, сказал что то своему напарнику через голову Чарли. Другой кивнул. Они повернули назад и пошли к питьевому фонтанчику. Andymu bilo srdce ešte silnejšie než predtým. Adrenalín mu stúpal v tele ako nepríjemné, nervózne vlny prílivu. Bol vystrašený, hrozne vystrašený, no rástlo v ňom čosi ďalšie, a to zlosť. Chytala ho zúrivosť. Zúrivosť teraz prekryla pokoj. Bolo to takmer príjemné. To sú tí dvaja, čo mu zabili ženu a ukradli dcéru, a ak nemajú zmluvu s bohom, majú smolu. Сердце Энди стучало, как никогда. Волнение все больше охватывало его. Он был испуган, здорово испуган. Но гнев в нем нарастал, ярость накапливалась. Вот те двое, убившие его жену и похитившие дочку. И если они не пребывали в мире с господом богом, пусть пеняют на себя. Keď zašli s Charlie k fontánke napiť sa, stál priamo za nimi. Vystúpil spoza kombi a prešiel za nákladniak. Двое мужчин шли с Чарли к фонтанчику для питья, спиной к нему. Энди вылез из машины, зашел за фургон. Štvorčlenná rodina, ktorá už doobedovala, obstúpila nový, rodinný model forda, nastúpila a auto vycúvalo. Matka sa bez zvedavosti pozrela na Andyho spôsobom, akým sa ľudia pozerajú jeden na druhého, keď sú na dlhých výletoch a pomaly sa posúvajú zažívacím traktom amerických diaľnic. Auto sa vzďaľovalo a michiganská poznávacia značka sa strácala. Teraz tu ostali tri osobné autá, sivý nákladniak a Andyho kombi, ktoré parkovalo na konci. Jedno z áut patrilo dievčatám. Dvojica mala zaparkované neďaleko a muž z posledného auta stál pri informačnej búdke a študoval mapu M 80 s rukou zastrčenou v zadnom vrecku džínsov. Семейство из четырех, закончившее трапезу, подошло к своему новому «форду», село в него, и машина задом выехала на добегу. Мамаша без всякого любопытства взглянула на Энди, как смотрят люди друг на друга в дальних поездках на американских автострадах. Они уехали, продемонстрировав мичиганский номерной знак. На площадке для отдыха остались три машины, серый фургон и «универсал» Энди. Одна из машин принадлежала типцам. Еще два человека прохаживались неподалеку, а один находился внутри справочной будки; засунув руки в задние кармййи джинсов, он рассматривал карту дороги И 80. Andy nevedel, čo si počať. Энди не имел точного представления, что ему делать. Charlie dopila. Jeden z mužov sa zohol a tiež sa napil. Potom sa obrátili a vykročili k nákladniaku. Andy na nich pozeral spoza ľavého zadného rohu. Charlie vyzerala vyľakaná, naozaj vyľakaná. Bolo vidieť, že plakala. Andy skúsil zadné dvere nákladniaka, ani nevedel prečo, no zbytočne. Boli zamknuté. Чарли кончила пить. Один из сопровождающих наклонился к фонтанчику и сделал глоток. Затем они двинулись к фургону. Чарли казалась испуганной, очень напуганной. Она недавно Плакала. Энди попытался, не зная зачем, открыть дверь фургона, но бесполезно, она была заперта. Náhle vykročil a ukázal sa im. Неожиданно он вышел из за фургона. Reagovali naozaj rýchlo. Andy zbadal v ich očiach záblesk poznania ešte skôr než sa z Charlinej tváre vytratil úľak a zaplavila ju radosť. Они среагировали мгновенно. Энди видел, что они узнали его сразу же, прежде чем на лице Чарли появилась радость, сменившая выражение отрешенности, испуга и потрясения. „Ocko!“ skríkla prenikavo, až sa mladí ľudia s dojčaťom obzreli. Aj dievča pod brestmi si zaclonilo rukou oči, aby videlo, čo sa robí. — Папочка! — пронзительно закричала она, заставив молодую пару с ребеночком оглянуться. Одна из девиц под вязами, поставив руку козырьком, посмотрела, что происходит. Charlie sa chcela rozbehnúť k nemu, no jeden z mužov ju chytil za plece a stiahol späť, pričom jej posunul batoh na chrbte nabok. Bezprostredne na to sa mu v ruke objavila zbraň. Vytiahol ju diabolským trikom ako kúzelník odniekiaľ spod športového saka. Hlavňou mieril Charlie do sluchy. Чарли рванулась было к нему, но один из сопровождавших схватил ее за плечо и притянул к себе, чуть не сорвав с нее ранец. В одно мгновение у него в руке оказался револьвер. Он вытащил его откуда то из под спортивной куртки, словно иллюзионнист в дурном трюке. Он приставил револьвер к виску Чарли. Ďalší muž sa začal nenáhlivo vzďaľovať od Charlie a od svojho partnera smerom k Andymu. Ruku mal pod sakom, no jeho čarovanie nedosahovalo kvalitu spoločníkovho, zbraň vyťahoval s istými ťažkosťami. Другой начал не спеша отходить от Чарли, двигаясь в сторону Энди, держа руку в кармане куртки, но его манипуляции были менее удачными; вытащить револьвер не удавалось. „Odstúp od nákladniaka, ak nechceš, aby sa tvojej dcére niečo stalo,“ vyhlásil ten prvý so zbraňou. — Отойдите от фургона, если не хотите зла дочери, — сказал тот, что с револьвером. „Ocko!“ zakričala opäť Charlie. — Папочка! — снова крикнула Чарли. Andy pomaly odstúpil od nákladniaka. Druhý chlapík, predčasne plešivý, medzitým vytiahol zbraň. Namieril ju na Andyho. Nebol od neho ani pätnásť metrov. Энди медленно двинулся прочь от фургона. Другой тип, не по возрасту облысевший, наконец вытащил револьвер. Он направил его на Энди с расстояния менее чем пять футов. „Z celého srdca odporúčam ani sa nepohnúť,“ vyhlásil ticho. — Искренне советую вам не двигаться, — сказал он негромко. „Toto tu je kolt štyridsaťpäťka a robí obrovské diery.“ — Этот кольт сорокапятка хорошо дырявит. Mladý muž, čo sedel s manželkou a dojčaťom pri piknikovom stole, vstal. Mal okuliare bez obrúčok a vyzeral prísne. Молодой парень с женой и ребенком поднялся из за столика. На нем были очки без оправы, он казался суровым. „O čo tu vlastne ide?“ predniesol s dokonalou artikuláciou vysokoškolského učiteľa. — Что тут происходит? — спросил он назидательным и строгим тоном преподавателя колледжа. Muž, čo stál vedľa Charlie, sa k nemu obrátil. Hlaveň zbrane sa jej mierne odklonila od tváre, takže ju mladý muž uvidel. Спутник Чарли повернулся в его сторону. Дуло револьвера медленно отодвинулось от нее, так, чтобы молодой человек мог его увидеть. „Vládna záležitosť,“ odpovedal. — Именем закона, — сказал он. „Zostaňte na svojom mieste, všetko je v poriadku.“ — Стойте на месте, все в порядке. Manželka ho chytila za ruku a stiahla dolu. Жена молодого человека схватила мужа за руку и потянула в сторону. Andy sa zahľadel na plešivého agenta a povedal tichým, miernym hlasom: „Tá zbraň je priveľmi horúca, aby sa dala udržať.“ Энди посмотрел на лысеющего агента и сказал низким, приятным голосом: — Это револьвер жжет вам руку. Plešivec naňho zmätene pozrel. Vtom zvrieskol a odhodil revolver. Ten narazil na asfalt a vystrelil. Jedno z dievčat pod brestmi rozpačito a prekvapene vykríklo. Plešivec si držal ruku a tancoval naokolo. Na dlani mu naskakovali biele pľuzgiere ako rýchlo kysnúce chlebové cesto. Лысый озадаченно взглянул на него. Затем вдруг вскрикнул и уронил револьвер. Тот ударился об асфальт и выстрелил. Лысый тряс рукой, приплясывая. На ладони появились белесые пузыри ожогов, вздувавшиеся, словно хлебное тесто. Muž, čo stál vedľa Charlie, vyvaľoval oči na svojho kumpána a na chvíľu prestal mieriť zbraňou na jej hlavu. Тип, державший Чарли, уставился на своего партнера и на какое то мгновение отвел револьвер от ее маленькой головки. „Si slepý,“ povedal mu Andy a pritlačil tak tuho, ako len vládal. Bolestné šklbnutie prinášajúce nevoľnosť zavírilo Andymu v hlave. — Вы ослепли, — сказал ему Энди и направил сильный мысленный посыл. Жуткая боль охватила голову. V tej chvíli muž zvrieskol. Nechal tak Charlie a ruky zdvihol k očiam. Мужчина вдруг закричал, отпустил Чарли и поднял руки к глазам. „Charlie,“ dodal Andy tým istým tichým hlasom a dcéra pribehla a z celej sily mu kŕčovite objala nohy. Chlapík, čo stál v informačnej búdke, vybehol a pozeral, čo sa stalo. — Чарли, — негромко позвал Энди. Дочка подбежала к нему, обхватила его колени дрожащими руками. Мужчина из будки выскочил посмотреть, что происходит. Plešivec si zvieral popálenú ruku a rozbehol sa k Andymu a Charlie. Tvár mal skrivenú od hrôzy. Лысый, тряся обожженной рукой, двинулся к Энди и Чарли. Лицо его было перекошено. „Spi,“ prikázal mu krátko Andy a opäť pritlačil. Plešivec sa zvalil ako podťatý. Hlava mu zadunela na asfalte. Mladá manželka prísneho mladého muža zakvílila. — Спите, — повелительно сказал Энди и снова направил мысленный посыл. Лысый упал, как срубленный столб, ударившись лбом об асфальт. Молодая жена строгого мужчины застонала. Andy cítil, že mu hlava treští a len vzdialene ho uspokojovalo, že celé leto vôbec nepoužil svoju schopnosť, až na mierne pritlačenie študenta, ktorému hrozilo, že nespraví záverečnú skúšku, aj to ešte niekedy v máji. Bol pripravený a nabitý – no nabitý či nie, ktovie, čo zaplatí za to, čo urobil teraz, v priebehu jediného letného popoludnia. Теперь у Энди вовсю болела голова, но отчасти он был рад, что сейчас лето и ему до сего времени не приходилось прибегать к мысленному посылу даже для помощи нерадивым студентам, без всяких причин не сдавшим экзаменов еще в мае. Энди был полон энергии — однако, полон или нет, лишь один господь бог ведал, как ему придется рассчитываться за то, что он творит в этот жаркий летний день. Nevidomý muž sa tackal po tráve, zakrýval si tvár rukami a jačal. Priblížil sa k širokému zelenému sudu s nápisom SMETI PATRIA SEM, nastriekaným podľa šablóny a spadol doň na kopu papierov od obložených chlebov, plechoviek od piva, cigaretových ohorkov a prázdnych fliaš od malinoviek. Ослепший, шатаясь, ходил по газону и кричал, закрыв лицо руками. Он наткнулся на зеленую урну с надписью: «Выбрасывайте мусор в отведенные для него места», перевернул ее и упал в кучу бутербродных оберток, окурков, пустых пивных банок и бутылок из под содовой. „Ach, ocko, ježiši, tak som sa bála,“ dostala zo seba Charlie a rozplakala sa. — Ой, папочка, как я испугалась, — сказала Чарли и заплакала. „Tam je kombi. Vidíš ho?“ začul Andy vlastný hlas. — Вот там наша машина, видишь? — услышал Энди свой голос. „Choď tam, prídem hneď za tebou.“ — Залезай в нее, я сейчас приду. „Je tam mamička?“ — А мамочка там? „Nie. Len tam choď. Charlie.“ — Нет, залезай скорей, Чарли. Nemohol to takto nechať. Musel teraz niečo spraviť so svedkami. — Он не мог сейчас этим заниматься. Ему нужно было что то делать со свидетелями. „Čo, dočerta, je zas toto?“ spytoval sa prekvapený muž z informačnej búdky. — Это что еще за чертовщина? — спросил, недоумевая, мужчина, вышедший из справочной будки. „Moje oči,“ reval chlap, ktorý predtým mieril na Charlie. — Мои глаза, — прокричал тип, приставлявший пистолет к голове Чарли. „Moje oči, moje oči. Čo si mi spravil s očami, ty hnusák?“ Vyliezol zo smetí. Na ruke mal, prilepené vrecko od obložených chlebov. Začal sa tackať k informačnému stánku a muž v džínsach rýchlo odskočil. — Мои глаза, глаза. Что ты сделал с ними, сукин сын? — Он поднялся. К руке прилипла обертка от бутерброда. Нетвердым шагом он шел к справочной будке, но мужчина в джинсах опять вбежал в нее. „Choď, Charlie.“ — Иди, Чарли. „Prídeš, ocko?“ — Папочка, а ты придешь? „Áno. Len teraz choď.“ — Да, сейчас приду. Давай иди. Charlie odišla, plavé vrkôčiky nad ušami jej nadskakovali. Batoh mala ešte vždy nakrivo. Чарли пошла, размахивая белокурыми косичками. Ее ранец по прежнему висел криво. Andy obišiel spiaceho agenta Firmy, zamyslene postál nad jeho zbraňou, no rozhodol sa, že ju nepotrebuje. Prešiel k mladým ľuďom pri piknikovom stole. Энди прошел мимо спящего агента Конторы, подумал, не взять ли его пистолет, но решил — ни к чему. Он приблизился к молодым за столиком для пикников. Len trochu, hovoril si. Zľahka. Zazátkovanie dier. Nech nevznikne nijaké echo. Nemáme v úmysle ublížiť týmto ľuďom. «Не выходи за рамки, — говорил он себе. — Спокойно. Понемножку. Чтобы не вызвать последствия. Главное — не сделать этим людям вреда». Mladá žena náhle prudko vybrala dieťatko z prenosnej stoličky, a tým ho zobudila. Rozplakalo sa. Молодая женщина резко выхватила своего ребенка из креслица, разбудив его. Дитя заревело. „Nepribližujte sa ku mne, vy blázon!“ zvolala. — Не подходите ко мне, сумасшедший! — крикнула она. Andy pozrel na muža, a potom na jeho manželku. Энди посмотрел на мужчину и его жену. „Nič z toho, čo sa tu stalo, nie je dôležité,“ povedal a pritlačil. Čerstvá bolesť sa mu usadila v zátylku ako pavúk a začala sa rozpíjať. — Все это не имеет большого значения, — проговорил он и направил мысленный посыл. Снова боль, подобно пауку, пробралась в затылок… и застряла там. Zdalo sa, že mladému mužovi sa uľavilo. Молодой человек посмотрел с облегчением: „Áno? Chvalabohu.“ — Ну, слава богу. Jeho manželka sa len váhavo usmiala. Pritlačenie na ňu až tak neúčinkovalo. Materinským pudom vycítila nebezpečenstvo. Его жена слегка улыбнулась. Посыл не оказал на нее особого влияния: взыграли ее материнские чувства. „Máte zlaté dieťa,“ dodal Andy. — Красивый ребенок, — похвалил малыша Энди. „Chlapček, však?“ — Мальчик? Nevidomý muž zišiel z chodníka, spadol dopredu a narazil hlavou do dverí červeného pinta, ktoré asi patrilo dvom dievčinám. Zaskučal. Z natrhnutého obočia mu začala tiecť krv. Ослепший споткнулся о поребрик, устремился вперед и ударился головой о косяк двери красного «пинто», принадлежавшего, по всей вероятности, двум девицам. Он взвыл. С виска заструилась кровь. „Nevidím!“ zajačal ešte raz. — Я ослеп, — выкрикивал он. Úsmev mladej ženy sa rozžiaril. Легкая улыбка женщины стала лучезарной: „Áno, chlapček,“ odvetila. „Volá sa Michael.“ — Да, мальчик, — ответила она, — Майкл. „Ahoj, Mike,“ prehodil Andy a pohladil skoro holú hlávku dojčaťa. — Привет, Майкл, — поздоровался с малышом Энди, проведя рукой по его редким волосенкам. „Vôbec neviem, prečo plače,“ priznala sa mladá žena. — Не знаю, чего он плачет, — сказала молодая женщина. „Až doteraz tak dobre spal. Asi bude hladný.“ — Он только что спокойно спал. Наверное, голодный. „Určite,“ ozval sa jej manžel. — Точно, голодный, — сказал ее муж. „Ospravedlňte ma.“ — Извините. Andy vykročil k informačnej búdke. Nemal veľa času nazvyš. Niekto sem, do toho blázinca, mohol kedykoľvek zabočiť. — Энди направился к справочной будке. Нельзя терять ни минуты. В этот придорожный бедлам вот вот мог заглянуть кто нибудь еще. „Tak čo je?“ spýtal sa chlapík v džínsach. — Что это такое, парень? — спросил мужчина в джинсах. „Čo sú to za výtržnosti?“ — Грабеж? „To nič, nič sa nedeje,“ povedal Andy a opäť mierne pritlačil. Zasa naňho začala prichádzať nevoľnosť. V hlave mu dunelo. — Не а, ничего особенного не случилось, — ответил Энди и снова направил мысленный посыл. Голова тяжело загудела, в висках запульсировало. „Aha,“ povedal chlapík. „Rád by som zistil, ako sa odtiaľto dostanem do Chagrin Falls. Prepáčte.“ — Ой, — сказал парень, — я просто хотел разобраться, как доехать до Чагрин фоллс. Извините меня. A znovu vošiel do informačnej búdky. — С этими словами он снова залез в справочную будку. Dve dievčiny ustúpili až k plotu, ktorý oddeľoval príjazd z diaľnice od polí za ním. Civeli naňho rozšírenými očami. Nevidomý muž sa teraz motal po chodníku s rukami pevne vystretými pred sebou. Klial a plakal. Девицы бежали к заграждению, отделявшему площадку от участка какого то фермера. Они смотрели на Энди широко раскрытыми глазами. Ослепший ходил кругами, неподвижно вытянув перед собой руки. Он изрыгал проклятья и стонал. Andy sa pomaly približoval k dievčinám, pričom ruky držal tak, aby videli, že v nich nič nemá. Niečo im povedal. Jedna z nich mu dala otázku a on odpovedal. Nato sa im objavil na tvárach príjemný úsmev a horlivo mu prikyvovali. Andy im zamával a ony obe odmávali. Potom rýchlo prešiel cez trávnik k svojmu autu. Na čele sa mu objavili studené kvapky potu a žalúdok sa mu búrlivo obracal. Modlil sa len, aby sem nik nevošiel, kým nebudú s Charlie preč, lebo potom by bolo všetko zbytočné. Cítil sa úplne vyčerpaný. Vsunul sa za volant a naštartoval. Энди медленно направился к девицам, выставив ладони и показывая, что в руках у него ничего нет. Заговорил с ними. Одна из девиц о чем то спросила его, он ответил. Вскоре обе закивали и облегченно заулыбались. Энди помахал им рукой, они махнули ему в ответ. Затем он быстро прошел через газон к машине. На лбу выступил холодный пот, в желудке все переворачивалось. Он молил бога лишь о том, чтобы никто не заехал сюда, прежде чем они с Чарли не скроются, ибо энергии у него не осталось. Он полностью обессилел. Сел за руль, включил зажигание. „Ocko,“ zašepkala Charlie, hodila sa mu okolo krku a pritisla mu tvár na hruď. Privinul ju na chvíľu, a potom vycúval z parkoviska. Obracanie hlavy mu spôsobovalo smrteľné múky. Čierny kôň. Vždy si naň pomyslel vo chvíľach dozvukov. Čierny kôň, ktorý ostával mimo svojej stajne, kdesi v čiernej stodole Andyho podvedomia, mohol teraz opäť cválať hore-dolu po jeho mozgu. Musel nájsť nejaké útočisko, kde by si mohol na chvíľu ľahnúť. Rýchlo. Nebol schopný riadiť dlho. — Папочка! — Чарли бросилась к нему и уткнулась в грудь. Он на секунду обнял ее и выехал с площадки. Каждый поворот головы вызывал мучительную боль. Черная лошадь. Этот образ всегда возникал при головной боли после посыла. Он выпустил черную лошадь из темного стойла подсознания, и теперь она снова начнет топтаться в извилинах его мозга. Нужно куда то заехать и прилечь. Быстро. Он не сможет долго вести машину. „Čierny kôň,“ zašomral duto. Prichádzal. Nie, nie. Neprichádzal: bol tu. Dup… dup… dup. Áno, bol tu. Voľný. — Черная лошадь, — произнес он заплетающимся языком. Она приближается. Нет… нет. Не приближается, она уже здесь. Цок… цок… цок… Да, она уже здесь. Ее ничто не остановит. „Ocko, pozor!“ zvrieskla Charlie. — Папочка, смотри! — закричала Чарли. Nevidomý muž sa im vtackal rovno do cesty. Andy zabrzdil. Nevidomý muž začal bubnovať na kapote a kričať o pomoc. Napravo od nich mladá matka dojčila synčeka. Jej manžel čítal román. Muž podišiel k dvom dievčinám z červeného pinta, aby sa s nimi pozhováral – možno dúfal v rýchly, rozmarný sexy zážitok, aký zvyknú opisovať v časopisoch. Plešivec spal rozvalený na chodníku. Ослепший агент ковылял наперерез их машине. Энди затормозил. Слепой начал барабанить по крышке капота и звать на помощь. Справа от них молодая мать дала грудь ребеночку. Муж читал книжку в бумажной обложке. Парень из справочной будки подошел к двум девицам из красного «пинто» — вероятно, в надежде на какое нибудь необычное приключение, о котором он мог бы написать в раздел «Форум» журнала «Пентхауз». Растянувшись на асфальте, спал лысый. Druhý agent bubnoval na kapotu kombi. Другой оперативник продолжал барабанить по капоту. „Pomoc!“ vrieskal. — Помогите! — кричал он. „Som slepý! Ten hnusák mi spravil niečo s očami! Som slepý!“ — Я ослеп! Сволочь эта что то мне с глазами сделала! „Ocko!“ zakvílila Charlie. — Папочка, — простонала Чарли. Na jedinú šialenú sekundu zošliapol plynový pedál. V hlave plnej bolesti si predstavil zvuk pneumatík, kolies, ktoré sa prevalia cez telo. Ten chlap uniesol Charlie a mieril jej zbraňou na hlavu. Možno práve tento napchal Vicky do úst handru, aby nemohla kričať, keď jej trhali nechty. Bolo by dobré zabiť ho, lenže, čím by sa potom líšil od nich? Мгновенье — и он почти решил нажать педаль газа до упора. В ноющей голове Энди даже послышался визг колесных покрышек, глухой стук при переезде через тело. Этот человек похитил Чарли и приставлял пистолет к ее голове. Возможно, именно он затыкал рот Вики кляпом, чтобы она не могла кричать, когда ей вырывали ногти. Хорошо бы его убить… но чем тогда Энди будет отличаться от них? Stlačil klaksón. Zvuk mu vrazil do hlavy ako ostrý šíp. Nevidomý muž odskočil od auta a ono sa pohlo. Andy skrútol volant, aby ho obišiel. Posledné, čo videl v spätnom zrkadle, keď opäť vchádzal na diaľnicu, bola zlobou a hrôzou stiahnutá tvár nevidomého muža sediaceho na chodníku a maličký Michael, ktorého mladá žena pokojne dvihla a oprela o plece, aby si odgrgol. Вместо этого он дал гудок, вызвавший новый приступ острой боли в голове. Ослепший отшатнулся от машины, словно его ужалили. Энди резко вывернул руль, и машина проехала мимо. Последнее, что Энди увидел в зеркало заднего вида при выезде с площадки — ослепший сидит на асфальте, лицо его искажено гневом и страхом, а молодая мать безмятежно поднимает маленького Майкла к плечу, чтобы он срыгнул после кормления. Vošiel medzi vozidlá valiace sa po diaľnici bez toho. aby sa pozeral. Klaksóny húkali, pneumatiky škrípali. Veľký lincoln obišiel kombi oblúkom a jeho vodič im zahrozil päsťou. Не глядя, он влился в поток автомашин, бегущих по автостраде. Раздался гудок, шины пронзительно завизжали. Массивный «линкольн» обогнал «универсал», его водитель погрозил им кулаком. „Ocko, si v poriadku?“ — Папочка, тебе плохо? „Budem,“ odvetil. Zdalo sa mu, akoby vlastný hlas prichádzal zďaleka. — Сейчас будет хорошо, — ответил Энди. Казалось, голос доносился откуда то издалека. „Charlie, pozri sa na potvrdenku o zaplatení mýta a kde bude najbližší výjazd.“ — Чарли, посмотри по билетику, где кончается оплаченный участок дороги. Vozidlá sa mu mihali pred očami. Ich obrysy boli dvojité i trojité, potom sa vracali do seba, aby sa zasa rozkladali, ako časti spektra. Všade svietil chróm odrážajúci slnko. Очертания идущих впереди машин стали неясными. Они двоились, троились в его глазах, возвращались на свое место и опять распадались на фрагменты, как в калейдоскопе. От хромированных частей всюду отражалось солнце. „A zapni si bezpečnostný pás, Charlie.“ — Застегни ремень, Чарли. Najbližší výjazd bol Hammersmith. Bol vzdialený tridsaťdva kilometrov. Musí to nejako dokázať. Neskôr premýšľal, že sa udržal na ceste len vďaka vedomiu, že vedľa neho sedí Charlie. Rovnako, ako sa Charlie opierala oňho pri všetkom, čo prišlo potom – aj on potreboval vedomie, že Charlie je tu. Charlie McGeeová, ktorej rodičia raz potrebovali dvesto dolárov. Следующий съезд с дороги был в Хаммерсмите, через двадцать миль. Каким то чудом ему удалось дотянуть до него. Позже он думал, что лишь присутствие рядом Чарли, ее надежда на него помогли ему удержаться на дороге. Точно так же, как мысль, что он нужен Чарли, помогла ему пройти все последующие испытания. Он нужен Чарли Макги, родителям которой когда то понадобились две сотни долларов. Na začiatku výjazdu z diaľnice smerom k Hammersmithu stál motel Best Western a na Andyho výslovné želanie ich ubytovali v izbe, ktorej okná nesmerovali k diaľnici. Udal falošné meno. Рядом с съездом в Хаммерсмите находился мотель «Бест вестерн». Энди удалось получить в нем номер. Он сказал, что ему нужна комната, не выходящая окнами на автостраду, и назвался вымышленным именем. „Pôjdu za nami, Charlie,“ vysvetľoval jej. „Potrebujem sa vyspať. Ale len kým sa zotmie, to je maximálny čas, ktorý… ktorý si môžeme dovoliť. Zobuď ma, keď sa začne stmievať.“ — Они будут охотиться за нами, Чарли, — сказал он, — а мне нужно поспать. Но только дотемна, больше времени у нас нет… совсем нет. Разбуди меня, как только стемнеет. Ešte čosi hovorila, no on už padol na posteľ. Svet vybledol na sivý bod, a potom zmizol aj ten a všetko pohltila temnota, do ktorej nedočiahla ani bolesť. V nej nebola bolesť ani sny. Keď ním Charlie v ten horúci augustový večer o štvrť na osem zatriasla, aby ho zobudila, v izbe bolo horúco na zadusenie a oblečenie mal úplne prepotené. Skúšala zapnúť klimatizáciu, no nevedela nastaviť reguláciu. Она что то сказала, но он уже валился с ног. Все вокруг него слилось в одну серую точку, а затем и точка эта исчезла, все кануло во тьму, куда не проникала даже боль. Боли не было, не было и снов. Жарким августовским вечером в семь пятнадцать, когда Чарли разбудила его, в комнате было душно, его одежда стала влажной от пота. Чарли пыталась включить кондиционер, но не знала, как это сделать. „To je v poriadku,“ povedal. Spustil nohy na zem, priložil si ruky k sluchám a stláčal si hlavu, ktorá mu išla puknúť. — Все в порядке, — сказал он, быстро опустил ноги на пол и приложил руки к вискам, сжимая голову, чтобы она не раскололась. „Je to aspoň trošku lepšie, ocko?“ spýtala sa s úzkosťou. — Ну как, папочка, сейчас тебе лучше? — спросила Чарли с тревогой в голосе. „Trošku,“ odvetil. A bolo, ale naozaj len trošku. „Zastavíme po ceste na chvíľu a zajeme si. Aj to trochu pomôže.“ — Немножко, — ответил он. Ему действительно стало лучше… но только чуть чуть. — Скоро где нибудь остановимся и перекусим. Это мне поможет. „Kam ideme?“ — А куда мы едем? Pokrútil pomaly hlavou. Mal ešte čosi z peňazí, s ktorými dnes ráno odchádzal z domu – asi sedemnásť dolárov. Je pravda, že mal úverové karty Master Charge a Visa, ale za izbu radšej zaplatil dvoma dvadsaťdolárovkami, čo mával vždy zastrčené vzadu v peňaženke (pre prípad, že od teba budem chcieť ujsť, hovorieval Vicky zo žartu, a akou hroznou realitou sa to teraz, stalo). Keby použil niektorú z úverových kariet, bolo by to. akoby namaľoval tabuľku: TADIAĽTO PREŠIEL VYSOKOŠKOLSKÝ ASISTENT SO SVOJOU DCÉROU NA ÚTEKU. Za sedemnásť dolárov si mohli kúpiť hamburgery a plnú nádrž benzínu. Potom budú na dne. Он помотал головой. У него оставались только те деньги, которые он взял с собой, уезжая утром из дома, — около семнадцати долларов. Были еще кредитные карточки «Мастер чардж» и «Виза», но за место в мотеле он предпочел заплатить двумя двадцатидолларовыми купюрами из дальнего кармашка бумажника (мои деньги на черный день, говорил он иногда про них Вики, говорил он это шутя, но какой зловещей правдой обернулась эта шутка). Использовать карточки значило бы выставить плакат: «К БЕГЛОМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КОЛЛЕДЖА И ЕГО ДОЧЕРИ СЮДА». За семнадцать долларов можно будет поесть котлет и полностью заправить бензобак. После этого они окажутся на мели. „Neviem, Charlie.“ odpovedal. „Len preč.“ — Не знаю, Чарли, — ответил Энди. — Куда нибудь. „A mamička?“ — А когда мы маму заберем? Andy na ňu pozrel a bolesť hlavy sa začala stupňovať. Predstavil si kvapky krvi na podlahe a na okienku práčky. Predstavil si zápach leštidla. Энди взглянул на нее. Головная боль опять усилилась. Он вспомнил о пятнах крови на полу и на иллюминаторе стиральной машины. Он вспомнил запах политуры «Пледж». „Charlie…“ začal a nevládal pokračovať. No nebolo ani treba. — Чарли… — Больше он ничего не мог сказать, да и не надо было ничего говорить. Pozerala naňho a pomaly doširoka roztvárala oči. Ruka sa jej dvíhala k roztraseným ústam. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Поднесла руку к дрожащим губам. „Ach. nie, ocko… prosím ťa, povedz, že to nie je pravda.“ — Ой, нет, папочка… пожалуйста, скажи, что нет. „Charlie…“ — Чарли… Kričala: „Ach, prosím ťa, povedz, že nie!“ — Ну скажи, что нет! — закричала она. .,Charlie, tí ľudia, čo…“ — Чарли, те люди, которые… .,Prosím ťa, povedz, že je v poriadku, povedz, že je v poriadku, že je v poriadku!“ — Ну скажи, что с ней все в порядке, все в порядке, все в порядке. Izba. V izbe bolo príliš teplo, klimatizácia bola vypnutá, bolo to len kvôli tomu, no bolo tu naozaj príliš teplo, hlava ho bolela, pot mu stekal po tvári, nie studený pot. teraz bol horúci ako olej, horúci… А в комнате, в комнате было жарко, душно, вентиляция не работала — духота стояла невыносимая, голова болела, пот струйками стекал по лицу, но теперь это был уже не холодный пот, а горячий, как масло, горячий… „Nie.“ kričala Charlie. „Nie, nie, nie, nie, nie.“ — Нет, — повторяла Чарли, мотая головой, — нет, нет, нет, нет, нет. Krútila hlavou. Vrkôčiky jej lietali dozadu a dopredu a absurdne ho nútili myslieť na to, ako ju prvý raz s Vicky vzali do lunaparku na kolotoč. — Косички прыгали из стороны в сторону, и у Энди возникло нелепое и неуместное воспоминание, как они с Викой впервые взяли Чарли в парк, покататься на карусели… Nie, toto už nie je kvôli vypnutej klimatizácii. Дело было не в кондиционере. „Charlie!“ zreval. „Charlie, vaňa! Voda!“ — Чарли! — крикнул он. — Чарли, ванная! Вода! Vykríkla. Obrátila tvár k otvoreným dverám kúpeľne, v ktorej odrazu zažiarilo modré svetlo, ako keď sa prepáli žiarovka. Sprcha vypadla zo steny a spadla, skrútená a čierna, do vane. Niekoľko modrých obkladačiek sa rozbilo na kusy. Она закричала и оглянулась на открытую дверь ванной. Там что то внезапно вспыхнуло, как будто перегорела лампочка. Лейка душа сорвалась со стены и с грохотом упала в ванну. Несколько голубых кафельных плиток разбились на мелкие кусочки. Sotva ju stihol zachytiť, keď zavzlykala a podlomili sa jej kolená. Он с трудом удержал рыдающую Чарли, чтобы она не упала. „Ocko, prepáč, prepáč.. .“ — Папочка, прости, прости… „Už je dobre,“ hovoril, prikyvoval a objímal ju. Z kúpeľne vychádzal úzky pásik dymu zo zoškvarenej plastikovej vane. Všetky porcelánové doplnky v jedinej chvíli praskli. Bolo to, akoby celá kúpeľňa prešla veľkou, no nedokonalou vypaľovacou pecou. Uteráky boli zotleté. — Не волнуйся, — сказал он с дрожью в голосе и обнял ее. Прозрачный дымок поднимался от расплавленного крана. Все глянцевые поверхности мгновенно потрескались. Ванная комната имела такой вид, будто ее целиком протащили через печь для обжига кирпича. Полотенца дымились. „Už je dobre,“ opakoval, držal ju a kolísal. „Charlie, už je dobre, bude to dobré, dáko sa to už len na dobré obráti.“ — Не волнуйся, — говорил он, держа ее на руках и покачивая. — Чарли, не волнуйся, все будет хорошо, все устроится, обещаю. „Chýba mi mamička.“ vzlykla. — Хочу к маме, — всхлипывала Чарли. Prikývol. Aj jemu chýbala. Držal Charlie v tesnom objatí a cítil ozón. porcelán a spečené osušky motela Best Western. Takmer oboch upiekla. Энди кивнул. Он тоже хотел к Вики. Он прижал Чарли к себе и почувствовал запах озона, каленого фарфора, тлеющих полотенец мотеля «Бест вестерн». Чарли чуть не сожгла их обоих. „Nič sa nestalo,“ prihováral sa jej a kolísal ju. V skutočnosti tomu neveril. Boli to litánie, bol to chorál, bol to hlas dospelého, ktorý prenikal na dno čiernej studne rokov, do jaskyne úbohého detstva plného hrôzy. Toto sa vravieva, keď sa nič nedarí, toto je nočné svetielko, ktoré celkom nezaženie strašidlá z komory, no na malú chvíľu ich azda odkáže do kúta, je to hlas bez moci. ale aj tak musí prehovoriť. — Все будет нормально, — сказал Энди, покачивая Чарли. Он не особенно сам тому верил, но это звучало как своего рода литания; как заунывное чтение псалтыря; это был голос взрослого, склонившегося над темным колодцем десятилетий и подбадривающего испуганного ребенка на его дне; это были слова, которые родители говорят, когда у детей что то не ладится; это был слабый свет ночника, который не мог прогнать чудище из шкафа, но всетаки удерживал его на каком то расстоянии; это был бессильный голос, но он должен был звучать. „Je to v poriadku,“ prihováral sa jej a v skutočnosti tomu neveril, lebo vedel, tak ako v hĺbke srdca vedia všetci dospelí, že v skutočnosti aj tak nie je nikdy nič v poriadku. „Bude to v poriadku.“ — Все будет нормально, — говорил он ей, не особенно сам тому веря и зная, как знает в глубине души всякий взрослый, что в действительности то ничего никогда не бывает до конца нормально. — Все будет нормально. Plakal. Nevedel si už ďalej pomôcť: Slzy mu tiekli v prúdoch, objímal ju, pritískal si ju tak silno, ako len vládal. Энди плакал. Он не мог сдержаться. Слезы лились потоком, и он изо всех сил прижимал к себе дочку. „Charlie, neboj sa, sľubujem, že všetko bude napokon v poriadku.“ — Чарли, клянусь, все как нибудь образуется.жүктеу/скачать 3.46 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|