Удачи капитана Блада

которая не могла обмануть проницательного испанца, нанявшего целый легион

шпионов.

"Все заигрывания с нами, - писал Квадра, - все заигрывания со шведом и

остальными - всего лишь заигрывания, имеющие целью чем-то занять врагов

лорда Роберта до тех пор, пока он не свершит злодейства над своей женой". А

что это за злодейство, посол объяснял в одном из своих предыдущих писем: "Я

узнал от лица, обычно дающего мне верные сведения, что лорд Роберт подослал

к супруге отравителей".

В действительности же произошло вот что: сэр Ричард Верни,

верноподданный лорда Роберта Дадли, сообщил доктору Бэйли из Нового

колледжа в Оксфорде, что госпожа Дадли "занемогла и впала в хандру", и

попросил какое-нибудь сильнодействующее средство. Однако врач был

осведомлен не только в вопросах медицины. До него дошли отголоски сплетен о

лорде Дадли и его стремлениях. Врач слышал, что, какие бы заморские женихи

ни добивались руки Елизаветы, она выйдет замуж только за "милорда", как

теперь за глаза именовали Дадли. Более того, он слыхал и о недомоганиях

госпожи Дадли, хотя эти слухи ни разу ничем не подтверждались. Несколько

месяцев назад ему сказали, что ее светлость страдает раком молочной железы

и, вероятно, скоро умрет. Тем не менее доктор Бэйли не без оснований

полагал, что более здоровой женщины не найти во всем Беркшире.

Добрый эскулап обладал неплохими способностями к дедукции. Заключение,

к которому он пришел, гласило, что если даму отравят, использовав для этой

цели присланный им яд, то его повесят как соучастника преступления или

козла отпущения. Поэтому он отказался выписать требуемый рецепт, не

позаботившись о том, чтобы сохранить в тайне и заказ, и отказ.

Какое-то время лорд Роберт благоразумно выжидал. Да и время терпело:

необходимость в срочном исполнении замысла уже давно миновала. Это год

назад заморские женихи осаждали Елизавету английскую, а теперь его

светлость мог и подождать.

Но внезапно все переменилось, и дело вновь стало животрепещуще

срочным: Елизавета поддалась давлению сватов и почти согласилась стать

супругой эрцгерцога Карла, пообещав испанскому послу в течение нескольких

дней дать определенный ответ.

Лорд Роберт почувствовал, что земля уходит из-под ног. Все его

честолюбивые надежды грозили рухнуть. Ярость охватывала его, когда он

видел, что физиономии Норфолка, Сассекса и остальных завистников и

ненавистников становятся все насмешливее, ярость и ненависть к жене,

которая, будь она неладна, все никак не отправится к праотцам. Не цепляйся

она столь упорно за жизнь, он уже несколько месяцев был бы супругом

королевы и не тяготился бы тревогой и ощущением опасности, которой чревата

проволочка.

Нынче вечером та вольность, с которой королева продемонстрировала

всему двору благосклонность к лорду Дадли, не только развеяла его недавние

сомнения и страхи, но и утешила его непомерное тщеславие, поддержала

уверенность лорда в том, что ему нет нужды опасаться соперников. Но и

наполнила его душу бессильной яростью. Вот он, блистательный приз, до него

рукой подать. Но руки-то связаны, и будут связаны, пока в Камноре живет та,

другая женщина. Можно представить себе чувства лорда Дадли, когда он и

королева, украдкой, будто парочка самых заурядных любовников, покидали

остальных гостей.

Держась за руки, они брели по выложенной камнем галерее, в которой под

лампадой стоял облаченный в багровый мундир часовой, опираясь на пику и

щеголяя золотой розой Тюдоров, вышитой на спине.

Высокая молодая королева была одета в алое атласное платье с

замысловатой серебряной вышивкой, отороченное по корсажу серебристым

кружевом и усыпанное золотыми розочками и римским жемчугом. Глубокий вырез

обнажал прелестную шею, украшенную ниточкой жемчуга и рубинов и обрамленную

похожим на веер гипюровым воротником, очень высоким сзади. В таком виде она

и предстала перед часовым, когда он заметил отблеск света на ее золотистых

волосах. Лампада горела за спиной стражника, и он видел, что даже в поступи

королевы чувствуется своенравный вызов: Елизавета шагала, чуть

приподнявшись на носках, откинув назад голову и с улыбкой глядя в смуглое

цыганское лицо своего спутника, облаченного с головы до пят в атлас цвета

слоновой кости и шествующего с элегантностью, какой не мог достичь ни один

англичанин, кроме него.

По каменной галерее они подошли к маленькой террасе, нависавшей над

Прайви-Степс. За рекой лежали Ламбетские болота, над которыми сияла низкая

ущербная луна. По Темзе, весело блестя огоньками, проплывала какая-то

баржа, с середины реки доносился звон лютни и голос поющего мальчика. На

миг влюбленные застыли, очарованные прекрасным теплым сентябрьским вечером,

атмосфера которого так дивно соответствовала их настроению. Потом королева

вздохнула и, теснее прильнув к высокой, крепкой и грациозной фигуре лорда,

повисла на его руке.

- Робин! Робин! - только и смогла выговорить она, но в голосе ее была

бездна страсти и томления, проскальзывали нотки восторга и боли.

Посчитав, что плод созрел, лорд обнял королеву одной рукой и жадно

привлек ее к себе. На миг ему показалось, что Елизавета сдалась: ее голова

легла на его сильное плечо. Так женщина льнет к своему избраннику, своему

повелителю. Но потом в ней проснулась королева, и природе пришлось

уступить. Елизавета резко вырвалась из объятий и отпрянула прочь, учащенно

дыша.

допускали таких вольностей.

Однако лорд (воплощенная дерзость) ничуть не смутился. Он привык к

изменчивости ее настроений, к тому, что она жила как бы в двух ипостасях,

унаследованных от упрямца-отца и строптивой матери. И был исполнен

решимости любой ценой выжать из этого мгновения все, что можно. Ему не

терпелось наконец-то избавиться от гнетущего напряжения.

- Вольности? Но ведь я порабощен, а не волен. Порабощен любовью и

обожанием. Неужели вы отвергнете меня? Неужели?

- Не я, но Судьба, - многозначительным тоном ответила Елизавета, и он

понял, что она думает о хозяйке Камнора.

- Скоро Судьба исправит собственные несправедливости. Теперь уже очень

скоро, - лорд взял ее за руку, и королева растаяла. Ее чопорность

испарилась, и она не отняла ладонь. - А когда это случится, милая, я назову

вас моей.

- Когда это случится, Робин? - едва ли не в страхе спросила королева.

Казалось, внезапное ужасное подозрение овладело ее разумом. - Когда

случится что? Что - это?

Он на миг замялся, подбирая слова, а Елизавета пристально и пытливо

вглядывалась в его лицо, белевшее в сумерках.

- Когда эта бедная больная душа успокоится навеки, - сказал лорд,

наконец, и добавил: - Уже скоро.

- Ты и прежде говорил так, Робин. Но этого не случилось.

- Она вцепилась в жизнь с упорством, совершенно невероятным для

человека в ее состоянии, - объяснил лорд, не осознавая зловещей

двусмысленности своих слов. - Но конец близок, я знаю. Это вопрос

нескольких дней.

- Дней? - королева содрогнулась и подошла к краю террасы. Лорд

следовал за ней. Какое-то время Елизавета молча стояла на месте, глядя на

темную маслянистую поверхность воды. - Ведь вы любили ее одну, Робин? -

спросила она странным неестественным голосом.

- Я любил лишь одну женщину, - отвечал безупречный дамский угодник.

- Но вы женились на ней и, говорят, по любви. Хорошо, пусть без любви,

но это - брак. И вы можете так спокойно говорить о ее смерти? - голос

королевы звучал печально. Она пыталась понять лорда Роберта и таким образом

заглушить свои давние сомнения на его счет.

- А кто виноват? Кто сделал меня таким? - он вновь смело обнял ее;

стоя бок о бок, они смотрели сквозь сумрак вниз, на стремительные воды

реки. Они-то и подсказали лорду образное сравнение. - Наша любовь - что

бурный поток, - продолжал он. - Противиться ей, - значит попусту тратить

силы. Короткая борьба, агония, а потом - гибель.

- Но если отдаться на волю волн, вас унесет.

- Унесет в страну счастья! - воскликнул Дадли и вновь запел свою

старую песню: - Скажите, что, когда... что после всего я смогу называть вас

моей. Не лукавьте с собой, послушайтесь голоса природы, и вы достигнете

счастья.

рассмотреть это миловидное лицо. Лорд заметил, как приподнялась и опала ее

белая грудь.

- Могу ли я верить тебе, Робин? Могу ли я верить тебе? Дай мне

правдивый ответ, - взмолилась королева. Сейчас она была просто женщиной,

восхитительно слабой женщиной.

- А какой ответ дает вам ваше сердце? - произнес лорд, придвигаясь еще

ближе и нависая над ней.

- По-моему, да. Могу. Во всяком случае, должна. Я не в силах ничего

сделать с собой. В конце концов, я всего лишь женщина, - пробормотала она и

вздохнула. - Да будет так, как ты желаешь. Возвращайся ко мне свободным.

Дадли склонился над ней, промямлил что-то бессвязное, и королева

подняла руку, чтобы погладить его по смуглой, поросшей бородой щеке.

- Я вознесу тебя к вершинам величия, недоступным ни одному мужчине в

Англии, а ты дай мне счастье, какого не видать ни одной женщине.

Лорд схватил ладонь Елизаветы и страстно припал к ней губами. Его

ликующая душа пела победную песнь. Норфолк, Сассекс, остальная постнорожая

братия - скоро он будет подзывать их к себе свистом, будто собачек.

Влюбленные взялись за руки и вернулись в галерею, но тут вдруг

столкнулись лицом к лицу с тощим прилизанным господином, который низко

поклонился им. На его хитроватой, чисто выбритой монашеской физиономии

играла улыбка. Мягким спокойным голосом с заметным иностранным акцентом он

объяснил, что не имел намерения мешать, а просто хотел выйти на прохладную

террасу. Затем он вновь поклонился и пошел своей дорогой. Это был Альварес

де Квадра, епископ Аквилский, испанский посол, с глазами, похожими на глаза

Аргуса.

- Хотела бы я, чтобы мне так же верно служили за границей, как здесь

служат испанскому королю, - сказала она громко, чтобы удаляющийся посланник

расслышал эту сомнительную похвалу, а затем добавила, обращаясь только к

милорду и затаив дыхание: - Шпион! Филипп испанский еще услышит об этом!

- Он услышит и еще кое о чем. Какое это имеет значение? - со смехом

спросил милорд.

Они в молчании прошли по галерее, мимо стоявшего на страже бдительного

йомена, и вступили в первый коридор. Вероятно, встреча с де Квадра и ответ

милорда на комментарий королевы заставили ее спросить:

- А чем она больна, Робин?

- Недуг неизлечим, - ответил лорд, прекрасно понимая, к кому относится

этот вопрос.

- Кажется... кажется, ты говорил, что конец близок.

Он мгновенно уловил ее мысль.

- Да, действительно. Она вот-вот скончается, если уже не умерла.

Он лгал, ибо никогда еще Эми Дадли не чувствовала себя настолько

хорошо, как сейчас. И в то же время, он говорил правду, потому что жизнь ее

зависела от воли мужа, и можно было считать, что ее песенка спета. Лорд

знал, что переживает решающие мгновения, от которых зависит его карьера.

Судьбоносный час настал. Стоит проявить слабость и нерешительность, и он

упустит свой шанс, упустит безвозвратно. Настроения Елизаветы были

настолько же изменчивы, насколько упорны и постоянны были происки его

врагов. Надо нанести удар как можно быстрее, пока королева не передумала.

Надо вступить в брак с нею, неважно, тайный или открытый. Но сперва

необходимо стряхнуть с себя сковывающее движения ярмо, избавиться от

камнорской хозяюшки.

На основании доказательств, которые представляются мне убедительными,

я полагаю, что лорд обдумывал этот шаг с чудовищным хладнокровием и

безжалостностью, свойственными его эгоистичной натуре. Выскочка, правнук

плотника, имевший лишь два поколения знатных предков (причем и отец, и дед

кончили на плахе), он вдруг завладел королевой, жертвой плотской страсти,

не желавшей видеть ничтожество, прячущееся в прекрасной телесной оболочке,

и уже протянувшей руку, чтобы утвердить его на троне. Будучи тем, чем он

был, Дадли клал жизнь своей жены на чашу зловещих весов собственного

честолюбия. И тем не менее, когда-то он любил ее, и любил более искренно,

чем сейчас королеву.

Прошло около пяти лет с тех пор, как он, восемнадцатилетний юноша,

взял в жены девятнадцатилетнюю дочь сэра Джона Робсарта. Она принесла ему

значительное состояние и огромную преданную любовь. Благодаря этой любви

она и согласилась сиднем сидеть в Камноре, пока он подвизался при дворе, и

довольствоваться крохами внимания, которые он при случае бросал ей. Весь

последний год, пока он замышлял ее убийство, Эми усердно пеклась об

интересах Роберта и заботилась о процветании поместья в Беркшире. Если он и

задумывался об этом, то не позволял себе впасть в сентиментальную слабость,

которая могла бы отвратить его от цели. Слишком многое стояло на карте. По

сути дела, речь шла о королевском троне.

Поэтому наутро, после того, как Елизавета почти покорилась ему, милорд

заперся у себя вместе со своим верным оруженосцем Ричардом Верни. Сэр

Ричард, подобно своему хозяину, был алчным, беспринципным и честолюбивым

негодяем, готовым пойти сколь угодно далеко ради продвижения по службе и

светского успеха, которые сулило ему возвышение милорда. А милорд решил,

что с верным слугой нужно быть полностью откровенным.

- Ты либо вознесешься, либо падешь со мною вместе, Ричард, - заявил

он. - Так помоги же мне, и мы будем на коне. Когда я стану королем, а это

произойдет уже скоро, держись поближе ко мне. А теперь - о деле. Ты уже

догадался, что нам нужно.

Догадаться не составляло труда, особенно если учесть, что сэр Ричард

уже глубоко увяз в этом деле. Так он и сказал.

Милорд заерзал в кресле и плотнее закутался в вышитый желтый атласный

халат.

- Ты уже дважды подвел меня, Ричард, - проговорил он. - Ради Бога, не

предыдущие. В числе три есть некое волшебство. Смотри же, чтобы я выиграл

от этого, иначе мне конец, да и тебе тоже.

- Я бы не потерпел неудачу, не будь этого подозрительного старого

болвана Бэйли, - пробурчал Верни. - Ваша светлость просили меня

предусмотреть все.

- Да, да, и я вновь прошу тебя о том же. Моя жизнь зависит от тебя, не

оставляй следов, по которым нас могли бы найти и изобличить. Бэйли - не

единственный медик в Оксфорде. Так что за дело, и быстро. Время - вот что

главное в нашем предприятии. Испанец норовит опередить нас, а Сесил и

остальные поддерживают его перед королевой. Удача озолотит нас, но если ты

дашь маху, не старайся больше искать моего общества.

Сэр Ричард с поклоном удалился, но в дверях милорд остановил его.

- Если ты дашь маху, на меня не надейся. Завтра двор выезжает в

Виндзор. В недельный срок прибудешь туда с вестями. - Он поднялся,

невероятно высокий и статный в своей ночной сорочке из вышитого желтого

атласа. Откинув свою красивую голову, он подошел к приспешнику. - Ты не

подкачаешь, Дик, - проговорил лорд, положив руку на плечо менее опытного

мерзавца. - Это слишком важно для меня, а значит, и для тебя.

- Я не подведу вас, милорд, - с жаром пообещал сэр Ричард.

На этом они и расстались.

Сэр Ричард и не собирался подводить своего повелителя.

Он знал, насколько важна удача, и понимал, что дело не терпит

отлагательства. Понимал не хуже, чем его светлость. Но между холодным,

безжалостным расчетом на успех и самим этим успехом лежала пропасть, и,

чтобы навести мосты, надо будет пустить в ход всю свою находчивость и

изобретательность. Он нанес короткий визит леди Роберт и после посещения

Камнора принялся с озабоченным видом распространяться о том, что хозяйка

бледна и неважно выглядит (причем кроме него этого никто не заметил). Сэр

Ричард не преминул заявить об этом миссис Баттелар и другим домочадцам ее

светлости, не скупился он и на упреки в их адрес, ибо они, по его мнению,

недостаточно заботятся о своей госпоже. Упреки рассердили миссис Баттелар.

- Ну-ну, сэр Ричард, стоит ли удивляться печали госпожи и ее дурному

настроению? Знаете, небось, какие слухи ходят о том, что вытворяет при

дворе милорд и о его отношениях с королевой. Может, ее светлость слишком

горда, чтобы сетовать и плакаться, но от этого она, бедняжка, только еще

больше страдает. Недавно до нее дошел даже слушок о разводе.

- Бабушкины сказки! - фыркнул сэр Ричард.

- Похоже на то, - согласилась миссис Баттелар. - И все же. Что ей,

бедной, думать, если милорд и сам не приезжает в Камнор, и ее к себе не

зовет?

Сэр Ричард обратил все в шутку и отправился в Оксфорд искать медика,

болтлив, поэтому попытки убедить двух других врачей в болезни ее светлости

кончились ничем. Оба не поверили, что она "занемогла и опечалена" и

нуждается в сильнодействующем зелье.

Каждый из врачей по очереди качал головой. "У нас нет лекарства от

тоски", - благоразумно отвечали они. Судя по рассказам сэра Ричарда о

состоянии ее светлости, она больна скорее умственно, нежели телесно. Да оно

и неудивительно, если вспомнить, какие ходят слухи.

Сэр Ричард вернулся на свою оксфордскую квартиру, чувствуя себя

наголову разбитым. Он потратил два драгоценных дня, лежа в постели и ломая

голову в попытках решить, что ему делать. Он уже подумывал поискать врача в

Абингдоне, но испугался провала. Боясь, что его поиски лишь умножат

"следы", как выразился милорд, сэр Чарльз решил добиваться цели другими

способами. Ведь он был находчивым и изобретательным негодяем. Вскоре он

составил план действий.

В пятницу сэр Ричард написал из Оксфорда леди Роберт, извещая ее, что

имеет сообщение, касающееся его светлости и столь же срочное, сколь и

секретное. Он хотел бы вновь посетить ее в Камноре, но не осмеливается

открыто явиться туда. Он приедет, если она пообещает удалить слуг. И пусть

никто из них не знает о его приезде, иначе стремление услужить ей приведет

его к гибели.

Письмо свое сэр Ричард отправил со слугой по имени Нанвик, наказав ему

принести ответ. Записка оказала на встревоженный разум ее светлости именно

то действие, на которое рассчитывал негодяй. Ничто в облике сэра Ричарда не

выдавало в нем злодея. Это был улыбчивый голубоглазый розовощекий человек с

приятными располагающими манерами. А во время своего последнего визита в

Камнор он выказал такую участливую озабоченность, что ее светлость,

изголодавшаяся по вниманию, была тронута до глубины души.

Хитро составленное письмо наполнило женщину смутной тревогой и

беспокойством; она наслушалась дурных сплетен, которые подтверждались

жестоким пренебрежением милорда, и поэтому ухватилась за возможность, как

ей казалось, наконец-то узнать правду. Сэр Ричард Верни пользовался

доверием милорда, много бывал вместе с ним при дворе. Он наверняка знает

правду, а его письмо - не что иное как доказательство намерения рассказать

все как есть.

И Эми Дадли черкнула ему ответ, пригласив приехать днем в воскресенье.

Она устроит все так, чтобы в доме больше никого не было, и сэр Ричард может

не опасаться лишних глаз.

Женщина исполнила свое обещание и в воскресный день отпустила всю

челядь на ярмарку в Абингдон. Тех, кто не желал уходить, она выставляла

насильно, особенно миссис Оддингселл, никак не желавшую оставлять хозяйку

одну в пустом доме. Но в конце концов все до последнего человека ушли, и

миледи стала с нетерпением поджидать своего тайного гостя. Он явился под

вечер в сопровождении Нанвика, которого оставил стеречь лошадей под

каштанами на подъездной аллее. Сам сэр Ричард направился к дому через сад,

уже расцвеченный тусклыми красками осени.

Хозяйка дома нетерпеливо ждала его на крыльце.

- Как мило, что вы приехали, сэр Ричард, - любезно приветствовала она

гостя.

- Я - преданный слуга вашей светлости, - с достоинством отвечал он,

покоях наверху нам никто не помешает.

- Нам нигде не помешают: я одна в доме, как вы и просили.

- Это очень благоразумно... в высшей степени благоразумно, - сказал

сэр Ричард. - Ведите же меня, ваша светлость.

Они поднялись по крутой винтовой лестнице, которой суждено было

сыграть столь важную роль в разработанном негодяем плане. Пройдя через

галерею на втором этаже, хозяйка и гость очутились в маленькой комнате с

видом на сад. Это был будуар, уютная уединенная комнатка, где все говорило

о заботливости и трудолюбии Эми Робсарт. На дубовом столике у окна были

разложены бумаги и учетные книги с записями, касающимися дел поместья - так

хозяйка коротала время в ожидании сэра Ричарда. Она подвела его к столу и,

присев в глубокое кресло, выжидательно взглянула на посетителя. Эми была

бледна, под глазами залегли тени, а на лице полузабытой жены появилась

сеточка морщин.

Глядя на свою несчастную жертву, сэр Ричард, должно быть, мысленно

сравнивал ее с женщиной, которой, по замыслу милорда, предстояло занять ее

место. Эми была высока и прекрасно сложена, хоть и сохраняла почти девичью

хрупкость. Лик ее в обрамлении светло-каштановых волос был нежен и

очарователен, мягкие серые глаза смотрели печально, уголки губ были скорбно

опущены.

Нетрудно было поверить, что пять лет назад сэр Роберт желал жениться

на ней столь же пылко, как теперь хотел избавиться от нее. Тогда он

подчинился настойчивому зову страсти, а теперь шел на поводу у такого же

настырного зова честолюбия. По сути дела, и в те времена, и ныне путеводным

огнем ему служило безудержное себялюбие.

Увидев, как она расслаблена и доверчива, как дрожит от нетерпения, как

хочет услышать обещанные новости о своем супруге, сэр Ричард, вероятно,

испытал мимолетную жалость. Однако, подобно милорду, он был из тех людей,

самолюбие которых неизмеримо сильнее всех других чувств.

Ее взгляд, кроткий, как взгляд голубки, скользнул по его румяному

лицу, которое сейчас было чуть бледнее обычного.

- Итак, что за вести вы принесли, сэр Ричард?

Он облокотился о стол, стоя спиной к окну.

- В двух словах они сводятся к тому, что милорд... - тут он осекся и

сделал вид, будто прислушивается. - Что это? Вы что-нибудь слышали, миледи?

- Нет, а в чем дело? - На лице Эми отразилась тревога: такое обилие

тайн явно обеспокоило ее.

- Тс-с! Оставайтесь здесь, - велел сэр Ричард. - Если за нами

шпионят...