17 октября 1971 г. Ленинградский концертный зал. Мим из Великобритании Адам Дариус. Звуковое оформление, свет, парики, костюмы — Натаниэль Нореард.
Пластические миниатюры. Мим сам создает свой язык (как клоун, а отчасти и драматический актер современности).
Он в десять раз менее талантлив и значителен, чем Марсо, но он впереди стадиально, он современнее. У Марсо вещи такого типа стали появляться только в последних программах.
Первое отделение: «Заклинание», «День закрытия цирка», «Мечтатель», «Бродяга», «Боязнь замкнутого пространства», «В ванной», «Жалобы Баттерфляй», «Влюбленные». Второе отделение: «Король немого экрана» (до появления в Голливуде звукового кино), «Ловушка», «Скорбящие», «Шарик из забытого детства», «Наркоман», «Гибель огородного пугала».
Молодой человек. Голый корпус. Анатомия и игра мускулов очень много значат, в них часто заключен пластический смысл. Обтягивающие, тренировочного типа, короткие (до колен) фиолетовые штаны, фиолетовый парик. Белое лицо. Сильно, по-клоунски, обведенные красным губы. Он в кругу яркого света прожектора, меняющего свой цвет. От этого сам меняет цвет — вплоть до зеленого, {196} лицо тоже меняется, исчезают губы. Таким меняющим каждую секунду цвет и извивающимся в танце-пантомиме появляется он перед зрителем в «Заклинании». Две минуты этих извивов, достаточно выразительных и в то же время — немного общего характера, без сюжета и острой точки, только нарастание (не предельное). «Абстрактная» пантомима. Он моложе и ближе, чем Марсо, — не только возрастом, но чем-то еще.
Гаснет свет. Снова зажигается. Дариус подходит к рампе. Спокойная поза, очень сдержанная. Поднимает с пола газету, на которой красной краской написано название следующей пантомимы: «День закрытия цирка». Кладет ее на другое место. Из кучи лежащего на сцене реквизита (занавес не был закрыт с самого начала, сцена одета в черное) берет клоунский колпак. Становится в центр сцены, на светлый круг. Свет гаснет. Пауза. Начинает звучать фонограмма (такой переход всегда) — шум толпы. Раскланивается спиной к нам, лицом к воображаемой толпе. Танец. Плач девочки. Танец. Снова плач. Легкие намеки на цирковые номера (атлет поднимает тяжести — световой круг поднимается вверх, наездник и др.).
«Мечтатель». Заводит будильник. Ложится. Ворчливый женский голос долго не дает ему покоя. Наконец заснул. Сны: он поет арию… он премьер балета… он тореадор. Моменты иронии, очень слабые, едва уловимые. Когда закалывает быка, начинает звонить будильник. Просыпается. Снова звучит ворчливый голос.
«Бродяга». Идет с современным мешком за плечами (затягивающимся, полосатым). У воды. Моет руки, ноги, слегка — лицо. Начинает доставать из мешка: раковину (приложил к уху, послушал), розу (игра с розой), балетный розовый туфель на завязках… Снова повторяет игру с умыванием в ручье. Проходит по ручью (воображаемая вода на уровне живота). Ловит рыбку… Конец.
«Боязнь замкнутого пространства» (на другой стороне газеты: «Рождение, жизнь, смерть»). Крик ребенка. Пантомима — ребенок бьется не то в животе матери, не то в пеленках, пытается освободиться, вырваться (но крик — крик при рождении). Затем сидя — пилит пол (звуки пилы). Затем лежа. Сначала — агония умирающего. {197} Все слабее движения рук. Лежит вытянувшись, напружинившись, но руки подняты. Стук вколачиваемого в гроб гвоздя.
Старается поднять крышку гроба (фонограмма — идет отпевание).
«В ванной». Плещется в ванне (плеск воды в фонограмме). Плещется, быстро и беспорядочно барахтается. Телефонный звонок. Вышел из ванны (изобразил двумя движениями ног). В трубке — какой-то верещащий голос. Слушает. Сам говорит так же. Повесил трубку. В ванну, сразу сел, стал плескаться. Опять звонок. Медленный бас. Сначала слушает, потом не слушает, начинает заниматься своими пальцами на ногах (что-то там подравнивает). Снова в ванне, снова звонок. Мурлыкающий голос ласкающейся кошечки, поцелуи. Он тоже целует, хохочет. Снова в ванне. Звонок. Не идет, отрицательные жесты… Заткнул нос и ныряет под воду (свет гаснет, звонки продолжаются).
«Жалобы мадам Баттерфляй». Большое черное кимоно. Жесты и мимика на арию Баттерфляй.
«Влюбленные». Садится верхом на стул, спинка которого повернута к зрителям. Игра рук — руки влюбленных. Недолго задерживаются на стадии ухаживания. Страсть, взаимные переплетения. Изнеможение.
Второе отделение. «Король немого экрана». Газетчик (пояс и сумка) торгует газетами, пересчитывает деньги (все не изобразительно, а жест вообще). Кто-то его подзывает. Бросил газеты, снял с себя сумку. Мелькает заслонка прожектора. Разыгрывает сцену из драматической киноленты (по существу — танец). Затем перед восторженной толпой, раздает автографы, дает автограф ребенку, целует его. Новая «киносцена» — из комедийного фильма. Снова перед толпой поклонников. Еще «киносцена». Герой пытается говорить — голос ужасный. Три попытки. Герой снова газетчик, пересчитывает деньги. Пишет свой автограф на стене.
«Ловушка». Танец вокруг стула. Садится на стул. Снова танцует, не может уйти. Падает в изнеможении животом на стул, потом вместе со стулом — на пол…
{198} «Шарик из далекого лета». Танец воспоминания. Беззаботная игра. С красным шариком на палочке. Прощание.
«Наркоман». Укол в руку, судороги. Сидя на корточках, что-то подбрасывает под прерывистый грохот. Папироска. Начинает курить. Нирвана. Как будто теряет вес. Извивается (ощущение, что действительно вне реальности). Переплетение рук. Одна рука из подмышки (словно не его, так герой ее и воспринимает). Извивы, кувырки, пластически замедленные, обратные…
«Смерть огородного чучела». Стоит на месте, раскинутые руки, голова откинута назад. Фонограмма: команды, стрельба то одиночными выстрелами, то залпами, то пулемет… Сотрясается и извивается под ними. Все реже может принять свою начальную позу. Клонится все ниже, ниже. Наконец на полу, лицом к нам. Руки еще шевелятся. Еще один выстрел. Рука вздрогнула. Упала. Мертв.
После окончания представления — бушевание зала. Долгие вызовы в темноте. Публика и мим друг друга не поняли: зал хотел еще, Дариус раскланивался, дошел в раскланивании до кульминации, не знал, что еще ему делать.
Молодой парень. Острое лицо. Мягкое, гибкое и в то же время мускулистое тело (может напрячь мускулы, продемонстрировать их). От чьего лица ведется действие? В общем, от себя. Марсо — от лица человека вообще и от лица Бипа; тут — от себя. Но отношение к себе достаточно отстраненное. Вот в чем дело, в чем его современность, в чем молодость современная — в том, как смотрит на мир и на себя. Нет определенной точки зрения, неоднородность взгляда на мир и мировоззрения. Есть и смягчение (без иронии и симпатии к герою), и жестокость (ничего ему не оставляет). Все выливается в странный танец, судороги, из которых человек не может вырваться. Танец — судороги, в которых бьется человек. Даже «Ванная» — об этом. Можно считать, что его миниатюры — это образы всей жизни, как у Марсо.
Достарыңызбен бөлісу: |