Указатель имен к «Театральным дневникам»

19 января 1972 г. [Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание». Театр им. Ленсовета. Сценическая композиция и постановка И. П. Владимирова. Режиссер Л. Н. Дьячков. Художник М. Ф. Китаев. Композитор В. А. Гаврилин]¹⁷⁵.

1) О режиссуре. [Удачно найдены] способы говорения и связок, переходов. Ясность хода. Свидригайлов (А. В. Петренко) интересен. Дьячков [Раскольников] не справляется.

2) О детском сознании и восприятии. Разучились воспринимать тонкости.

3) Спектакль строится на достижениях (не демонстрирует, не любуется приемами, а их осваивает, ими живет, органично — за исключением «блицев»).

4) В зрителе идет борьба — он хочет узнавания и хочет чего-то чрезвычайного. В зрительном зале — реплики, зрители хотят показать, что роман знают, что сейчас будет то-то и то-то. Достоевский — крайность, напряженность, грань. То, что для Достоевского было крайностями, для нас стало обыденностью. Раскольников убил старуху-процентщицу — Алену Ивановну — и Лизавету. Нехорошая история. Но… на самом-то деле это происходит каждый день, каждую минуту люди только и делают, что друг друга убивают. Мучают друг друга (мать, Порфирий).

Сила Раскольникова. Не покаяние, не муки совести — а до конца отстаивает, что вокруг все гораздо хуже делается, что это пустяк (в конце концов — подумаешь, Борис Годунов одного мальчика убил, а сколько сделал добра). У Раскольникова это превращается в слишком прямой вопрос, проводит и отстаивает его без достаточного пафоса и напора, и недостаточно энергично приходит к обратному (тут немного скомкано). Все-таки Достоевский должен нам помочь открыть это чрезвычайное в обыденности.

Бог, иконы, чтение «Евангелия» Соней (Г. И. Никулина). Соня читает, не раскрывая книги; и письма персонажи читают, не раскрывая их. Дьячков читает роман, но не превращается в Раскольникова. Ему не переиграть окружающих. Иногда он кажется лишним, ненужным на сцене — немного путается в ногах, особенно в сцене, когда умирает Катерина Ивановна (А. Б. Фрейндлих). Он задумчив. Личность, права личности — не только зло, [не только] наполеоновское — все-таки отстаивает еще что-то, чтобы уничтожить несправедливость, нищету, голод.

{214} Катерина Ивановна. Мертвая маска. Одна почти автоматическая, механическая интонация — и вдруг: «ты и представить себе не можешь, Поленька» — это она говорит очень сильно, энергично вытирая стол. Мертвая ироническая интонация — и вдруг замешкалась (когда принесли Мармеладова), нахлынуло изнутри, она замерла, не может сказать. И еще задумывается в сцене поминок — все ушли, она задумалась. Злое в ней выделено в монологе Мармеладова (Г. В. Анчиц). Инерция, фон — быт, стирка, и вдруг: захолонуло сердце, задумалась, оцепенела. Тема убитого — и живого, человеческого. Играет в себе, ей не нужна толпа. Толпа: кто-то смеется, кто-то кланяется. Спокойная толпа, без пестроты, без театральной игры — единство существования.

Соня. Спокойствие и достоинство. Не униженная, не приниженная. Она равна и даже выше Раскольникова в своем деле, в своем подвиге — убила себя. Чтение Евангелия — чтобы помочь Раскольникову.

Порфирий (Е. А. Каменецкий). В романе он скорее «наблюдатель». Так у И. М. Смоктуновского¹⁷⁶: [Порфирий Петрович] в философии, не втянут в сюжет внешнесобытийный. Здесь же ему нужно поймать убийцу — и он невольно втягивается в более серьезные проблемы. Все понял — и сам не верит до последней минуты, сомнение.

Сцена смерти Мармеладова. Стирка. Разговор Катерины Ивановны с Полей. Катерина Ивановна вытирает стол. «Ну что там еще?» — тон тот же грубоватый, наставительный — но все у нее упало внутри, сказать не может. Катерина Ивановна над Мармеладовым на полу, вытирает его (кровь!) — так же, как вытирала стол, дело делает. [В эпизоде] со священником все у нее трезво и критично, до конца. Поминки. Переругивается с Амалией Людвиговной. Обнимает Соню и таскает ее за собой, бросаясь от одного к другому. Энергия защиты. Раскольников за столом. Соня села к нему. Оцепенение; общая драка, она среди всего этого в оцепенении. Сцена бреда Катерины Ивановны. Перебирает тряпье. Песенка по-французски. «Помоги матери!». Танец с тарелкой. Кричит на детей: «Куда же вы!». Падает. «На мне грехов нет» (освобождена).

{215} Свидригайлов — сильная сцена с Дуней (Н. П. Ерескина). Напряжение. (Е. З. Копелян — Свидригайлов в фильме «Преступление и наказание»).

Мигалки (блиц) — девочка с обручем. Сильный удар по нервам.

Раскольников лежит на диване. Сел. Старуха-процентщица наверху (почему-то в щели) говорит. Если нет прямого общения, а только косвенное — то зачем это имитировать.

У Порфирия — Разумихин (А. А. Семенов), Заметов (А. Ю. Равикович). Говорят о следствии, о Наполеоне. Порфирий раздувает сапогом самовар.

Бой — не то часы, не то колокола. Шарманочка. Музыка возникает все время.

Нары-леса. Металлические. Икона у Катерины Ивановны, у Сони. Справа — мадонна (итальянская, грустная) — большая икона, на нее молится Соня.

Убийств на сцене нет — не только потому, что по сценическим условиям это трудно сделать, просто не в них дело.

21 января 1972 г. [По И. А. Гончарову «Обыкновенная история». Инсценировка В. С. Розова. Театр «Современник». Режиссер Г. Б. Волчек. Художники П. М. Кириллов и Б. Л. Бланк. Композитор Р. Леденев].

Ускоренное движение — например, эволюция отношений с Тафаевой. То же с тетушкой (укрупнения, пропуски) — как у А. В. Эфроса.

В конце наверху открывается дверь (большая, учрежденческая). Александр вышел в цилиндре. Подошел поздороваться к одному из чиновников (за руку, по-свойски, слегка свысока). Фрак, цилиндр — подкладки, толщинки, животик — тоже выражают торжество.

Эта версия — более сжатая и сосредоточенная.