Уполномоченный по правам человека
жүктеу/скачать 6.28 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Тройка при УНКВД. Протоколы с буквой «у»
- Составление протоколов тройки
- «Докладчик» в оперативном секторе
Раздел III ОСУЖДЕНИЕ
Тройки выносили свои приговоры за закрытыми дверями, всегда в отсутствие обвиняемых, не видя и не слыша их, не дав им ни малейшей возможности защититься, основывая свои решения только на данных, подготовленных следствием и руководствуясь выступлением «докладчиков»*. Обжалования их приговоров, которые в отличие от приговоров «двоек» не нуждались в утверждении другой инстанцией, приказ № 00447 не предусматривал, приговоры троек должны были незамедлительно приводиться в исполнение по приказу начальников оперативных секторов. Осужденные тройкой к ВМН умирали, не зная о вынесенном приговоре. Директива № 424 от 8 августа 1937 г., подписанная заместителем народного комиссара внутренних дел СССР М. П. Фриновским, запрещала сообщать смертникам о вынесенном им приговоре**. * См.: Гольдберг Р. Слово и дело по-советски. Последний из НКВД // Родина. 1998. №9. С. 85-87. ** М. П. Фриновский (Меморандум № 424) всем начальникам УНКВД. Дополнение к приказу № 00447. 8.08.1937. О возможном содержании правил выдачи справок и их датировке см.: Доклад А. С. Кузнецова Л. П. Берии о правилах дачи справок о лицах, осужденных к ВМН. 18 сентября 1945 // ГУЛАГ. 1918-1960. Документы / Сост. А. И. Кокурин, Н. В. Петров. М., 2002. С. 133-134. В приказе № 00515 только указывалось: «В НКВД и
Указание в разделе VI приказа № 00447, «приговоры приводятся в исполнение <...> с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение», выполнялось чекистами длительное время. НКВД закрыло тяжелой завесой молчания и лжи правду о судьбах осужденных «внесудебными органами» к смертной казни; более полувека органы госбезопасности нерушимо соблюдали эту стратегию обмана. Изданный в 1939 г. приказ № 00515 подтвердил в пункте 6 правило, очевидно вступившее в силу с 1 декабря 1934 г., в соответствии с которым на запросы ближайших родственников устно должен был даваться пользующийся дурной славой ответ: осужден «на 10 лет с конфискацией имущества» и «для отбытия наказания отправлен в лагерь с особым режимом без права переписки и передачи [прочих] отправлений»***. О том, что современники подозревали, что за этой лапидарной формулой скрывается смертный приговор, свидетельствует запись писателя Михаила Пришвина от 10 октября 1938 г., сделанная им в своем дневнике: «Жестокость (без права переписки) власти безмерная, невозможная — это темное письмо в нашем Союзе: для народа все, для личности — смерть»*. Начиная с 1945 г., по истечению 10-летнего срока, родственникам жертв, снова только после запроса с их стороны и только устно, 1-м спецотделом (регистрации и архивных фондов) республиканских, краевых и областных управлений НКГБ-МГБ-МВД-КГБ сообщалось, что их близкие, осужденные к 10 годам ИТЛ, умерли в заключении**. При этом называлась фиктивная дата и вымышленная «естественная» причина смерти***; место смерти, однако, не называлось. Только после 1989 г. в ходе реабилитации поколения советских граждан узнали действительную причину и настоящую дату смерти своих родных и близких. Места казней и массовые захоронения также стали известны в основном только в 1990-е годы4*. УНКВД выдачу справок возложить на 1-е спецотделы, через приемные НКВД (УНКВД), установив часы приема заявлений и выдачи справок». См.: Приказ Л. П. Берии «О выдаче справок о местах пребывания арестованных и осужденных» (приказ № 00515). 11.05.1939 г. См.: ГА РФ. Ф. 9401. On. 1а. Д. 33. Л. 135-135 об. Пришвин М. Дневник 1938 г. (подготовлено к изданию Л. А. Рязановой) // Октябрь. 1997. № 1. С. 133. ** Доклад А. С. Кузнецова Л. П. Берии. 18 сентября 1945 // ГУЛАГ. 1918-1960. С. 133-134. То, что это была распространенная практика, можно документально подтвердить, начиная только с 1955 г. См.: факсимиле свидетельств о смерти, опубликованные в: Ленинградский мартиролог 1937-1938. Т. 2. Октябрь 1937 г. СПб., 1996. Иллюстрации 52-54. К вопросу о манипуляциях датами смерти репрессированных до 1989 г. см.: Указание председателя КГБ В. Семичастного от 26.12.1962 г. и соответствующий комментарий А. Б. Рогинского // Мемориал-Аспект. Специальный выпуск информационного бюллетеня Московского Мемориала. Место и год издания не указаны. С. 2. 4* См.: Головкова Л. От общественной группы по увековечиванию памяти жертв политических репрессий // Бутовский полигон. 1937-1938 гг. Книга памяти жертв политических репрессий. М., 1997. Т. 1. С. 6, 17-30; Ленинградский мартиролог 1937-1938. Т. 1. С. 48-51. 5* Ленинградский мартиролог. Т. 2. Иллюстрация 82; Т. 3. Ноябрь 1937 г. СПб., 1998. С. 590-591. «Судебное» качество практики троек хорошо характеризуют следующие количественные данные: согласно протоколам № 81, 82 и 83 тройка УНКВД по Ленинградской области осудила в течение одного дня (9 октября 1937 г.) 658 заключенных печально известной Соловецкой тюрьмы ГУГБ СССР5*. О деятельности тройки НКВД Татарской АССР историк Алексей Степанов пишет, что для тройки в Та тарской АССР засудить в день свыше 200 человек было «делом обычным». Документально подтверждено вынесение этой тройкой 256 смертных приговоров 28 октября 1937 г. и 202 — 6 января 1938 г.* Тройкой Карельской АССР 20 ноября 1937 г. были осуждены 705 чел., из них 629 — к расстрелу**. В результате исследований краснодарских историков установлено, что краевая тройка осудила 20 ноября 1937 г. 1252 чел.*** Это «достижение» превзошла тройка УНКВД Омской области, которая 10 октября 1937 г. осудила 1301 и 15 марта 1938 — 1014 чел., из них 937 и 354 к ВМН соответственно4*. В таких обстоятельствах проверка отдельных дел на заседаниях троек была абсолютно исключена; члены судилища были полностью зависимы от результатов расследования, представленного им следователями НКВД, они могли только бросить беглый взгляд на длинный перечень имен и короткое описание обвинений, чтобы потом завизировать их своими подписями; на большее не было ни желания, ни времени5*. * Степанов А. Расстрел по лимиту // Воля. 1997. № 6-7. С. 106. Чухин И. Карелия-37: Идеология и практика террора. Петрозаводск, 1999. С. 146. *** Кропачев С. Хроника коммунистического террора. Трагические фрагменты новейшей истории Отечества. События. Масштабы. Комментарии. Т. 1. 1917-1940. Краснодар, 1995. С. 47. 4* Самосудов В. М. Большой террор в Омском Прииртышье 1937-1938. Омск, 1998. С. 161, 241. 5* «<...> Решение тройки повторяло то, что было указано в наших повестках. Разбора состава преступления на заседаниях тройки не было. В отдельные дни в течение часа я докладывал тройке дела на 50-60 человек». См. интервью бывшего сотрудника СПО Тюменского ГО НКВД Д. С. Ляпцева, принимавшего активное участие в операции по приказу № 00447. См.: Гольдберг Р. Слово и дело по-советски. Последний из НКВД // Родина. 1998. № 9. С. 86. 6* См.: ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю. Ф. 1. 7* См.: ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 5. Д. 1-345. Как свидетельствуют протоколы троек, именно члены тройки были теми людьми, которые на заседаниях судилища и только на основании коротких записей о каждом из обвиняемых ускоренным порядком выносили приговоры к лагерному заключению сроком на 5, 8 или 10 лет или к ВМН в отношении сотен людей. Формально это верно, так как члены тройки несли персональную ответственность за вынесенные приговоры. И все же остается открытым вопрос, как было возможно осудить на одном заседании тройки в течение дня сотни обвиняемых. Для того чтобы дать ответ на этот вопрос, наряду с публикуемыми протоколами тройки было необходимо привлечь целый ряд аналогичных источников для сравнения. В особенности речь идет о протоколах тройки, хранящихся в архиве ИЦ ГУВД Алтайского края6*. Они были дополнены протоколами тройки УНКВД Алтайского края, которые в свое время были переданы архивом УФСБ по Алтайскому краю на хранение в государственное архивохранилище7*. Дополнительная информация была почерпнута из протоколов троек УНКВД по Киевской, Донецкой, Каменец-Подольской, Харьковской, Днепропетровской и Одесской областям. Эти документы хранятся в центральном и региональных архивах Службы безопасности Украины*. При этом выясняется, что приговоры тройки подготавливались в ходе процедуры, основанной на разделении труда; по меньшей мере, в Алтайском крае с высокой степенью вероятности они фактически выносились еще до заседания тройки. Чтобы обосновать этот тезис, в особенности необходимо детально представить и проанализировать механизмы составления протоколов троек и вынесения приговоров.
Дела обвиняемых после составления обвинительного заключения райотделом НКВД или милиции передавались в соответствующий оперативный сектор, где находился и «головной» районный отдел**. Начальник оперативного сектора был обязан проверить качество проведенного следствия по каждому делу и утвердить обвинительное заключение***. На основе следственных дел сотрудники оперативного сектора готовили затем документальную основу для заседаний тройки, так называемые протоколы тройки, примером которых являются нижеследующие документы4*.
Проверка проведения следствия в Одесской области. Начальник УНКВД Одесской области Н. Н. Федоров всем нач. межрайонных оперативных групп и нач. гор-райотделений НКВД от 17.08.1937 // «Через трупы врага на благо народа». 4* Полный протокол тройки НКВД Татарской АССР от 23.08.1937 г. воспроизведен в книге: Степанов А. Ф. Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в ТАССР в годы «ежовщины». Казань, 1999. С. 56-64. Полный протокол тройки УНКВД Ленинградской области от 9.10.1937 (Протоколы №81-83), 10.10.1937 г. (Протокол № 84), 14.10.1937 г. (Протокол № 85). См.: Остання адреса. До 60-р1ччя со-ловецькоп трагедш / Сост. И. Драч, В. Пристайко, О. Пшенников, Ю. Шаповал: Т. 1. Киев, 1997. С. 50-297. Особенность применительно к Ленинграду заключается в том, что речь идет о нескольких сотнях лиц, отбывавших заключение в Соловецкой тюрьме ГУГБ и приговоренных тройкой к смертной казни. Протоколы троек составлялись исключительно в печатном виде. Они всегда содержали номер протокола или заседания, обозначение края или области, к которым относилась тройка, и дату заседания тройки*. После нумерации и датировки протокола следовали фамилия председателя тройки, т. е. начальника краевого или областного управления НКВД, затем фамилии двух следующих членов: прокурора или заместителя прокурора области или края, и секретаря крайкома или обкома партии либо лица, его замещавшего. В дополнение приводилась фамилия секретаря тройки, причем большей частью речь шла о начальнике 8-го (учетно-архивного отдела) УГБ УНКВД соответствующего края или области**. Только после этого следовал собственно протокол со своими двумя рубриками «Слушали» на левой и «Постановили» на правой стороне. * Это касается Калининской (Тверской) области и всех 12 областей, на которые была разделена Украина. ** В Каменец-Подольской области секретарь тройки не был упомянут в «шапке» протокола. См.: Протоколы тройки Каменец-Подольской области // ОГА СБУ — Хмельницкая область. Без указания фонда. Единственным исключением является заседание от 14 ноября 1937 г. (Протокол №8). *** Степанов А. Ф. Расстрел по лимиту. С. 56-64.
Под рубрикой «Слушали» помещалось краткое изложение следственного дела, большей частью состоявшего из текста обвинительного заключения. По каждому лицу приводились номер следственного дела, отдел милиции или НКВД, рассматривавшие дело, затем основные данные обвиняемого, а именно: фамилия, дата, место рождения и местожительство. Другая информация касалась социального происхождения, имущественного (например, «кулак») и избирательного статуса жертвы. Здесь же зачастую регистрировались наказания, вынесенные «нарсудами», другими судами и органами ВЧК-ОГПУ-НКВД***. Наряду с этими, скорее, объективными данными, обычно можно было найти и своего рода свидетельства о (политической) благонадежности в прошлом и настоящем — например, о контрреволюционной деятельности в 1917 г. и в годы Гражданской войны, о принадлежности к бывшим партиям-конкурентам большевиков, о негативном отношении к советскому строю и т. п. В некоторых регионах в протоколах также приводилась информация о том, что обвиняемый признал себя виновным; кроме того, указывались фамилии свидетелей и дата ареста, а также место содержания в заключении4*. Для дальнейшего ускорения процесса в ходе операции стало обычным делом обобщать основные пункты обвинения в начале протокола тройки или делать это как до, так и после рассмотрения дел больших групп лиц и в соответствии с этим еще более сокращать краткое изложение отдельных следственных дел. Под рубрикой «Постановили» еще раз приводилась фамилия обвиняемого и указывался приговор. К этому добавлялось указание о том, как поступить с собственностью осужденного; часто она конфисковалась*. Обычно в одном отдельно взятом протоколе тройки приводилось несколько случаев из разных районов, входящих в оперативный сектор. В конце протокола следовали подписи членов и секретаря тройки, снова с указанием звания, должности и фамилий. В Алтайском крае в конце протокола можно в виде исключения найти еще и фамилию так называемого «докладчика» со званием или без него, но всегда без подписи, а также утверждение протокола начальником соответствующего оперативного сектора со званием, фамилией и подписью, свидетельствовавшего факт того, что документ соответствует материалам следствия**. Однако при этом остаются открытыми некоторые вопросы. Как можно было осудить на одном заседании несколько сот человек? Был ли процесс осуждения чистым актом произвола или у членов тройки имелись определенные критерии, в соответствии с которыми они приговаривали к смерти или заключению в лагерь? Играли ли члены троек в принципе функцию судей, которые должны были за несколько минут, а то и секунд вынести «правильный» приговор на основании минимальной информации?
** ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 5. Д. 66. Л. 33. В Днепропетровской области начальник УНКВД Е. Ф. Кривец имел привычку дополнительно помещать на каждой стороне протокола тройки свою подпись. См.: Протокол № 1 тройки Днепропетровской области от 8.08.1937 // ОГА СБУ — Киев. Ф. 4. Правда, в конце протокола отсутствует виза начальника оперативного сектора. Это касается и протоколов троек Одесской, Киевской, Донецкой и Калининской областей. Один из протоколов тройки, хранящийся в ИЦ при ГУВД АК, имеет на переплете карандашную пометку «IV экземпляр». См. протокол тройки УНКВД Алтайского края № 13/1-у, 28.11.1937 г. [IV экземпляр] // ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю. Ф. 1. Д. 18, 19. Так как речь идет о протоколе, который был подготовлен заранее (см. ниже), мы исходим из того, что всего имелось четыре (т. е. I-IV) экземпляра, при этом счет шел в обратную сторону. Первый по нумерации (и при этом последний по времени составления и наиболее «чистовой») экземпляр, очевидно, хранится в Москве в Центральном архиве ФСБ.
ны в типографском отношении по пяти пунктам, т. е. являются копиями*. Сначала следует заглавие «Протокол», затем обозначение региона («Заседание судебной тройки УНКВД Алтайского края»), год, должности («Председатель», «Члены» и «Секретарь») и фамилии членов тройки в начале и конце протокола, а также внесение текста под рубрикой «Слушали», т. е. краткое изложение дел (см. в этой связи публикуемые здесь протоколы)**. Не идентична, однако, рубрика «Постановили». Приведенные в ней тексты существенно различаются. «Докладчик» в оперативном секторе края // ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 5. Напротив, в архиве ГУВД сохранилось до трех экземпляров протокола тройки. См.: Протоколы троек УНКВД Алтайского края // ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю. Ф. 1. На основе материалов, с которыми мы ознакомились на Украине, можно доказать, что и в других краях и областях СССР было по меньшей мере два экземпляра протоколов троек. См.: Протоколы троек УНКВД Донецкой области // ОГА СБУ. Ф. 5. Мы сердечно благодарим руководителя отдела спецдокументации управления архивного дела Галину Дмитриевну Жданову и руководителя отдела реабилитации и архивной информации ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю Николая Ивановича Кудряшева, а также руководителей архива СБУ Сергея Николаевича Богданова, Сергея Анатольевича Кокина и, кроме того, Георгия Смирнова, разрешивших нам ознакомиться с протоколами. * Экземпляры И, III и IV — это всегда машинописные копии. Это еще одно свидетельство того, что существовал оригинал. В Днепропетровской области были, несомненно, изготовлены четыре экземпляра. Так, под каждым протоколом тройки помечалось машинописью, что соответствующий протокол был изготовлен в 4-х экземплярах. Дополнительно помечены адресаты (см. об этом ниже). Сохранился экземпляр I, оставшийся в УНКВД Днепропетровской области. Правда, применительно к протоколам этой области следует учитывать особую ситуацию на Украине. Здесь между наркоматом в Москве и УНКВД отдельных областей в качестве промежуточной инстанции существовали УГБ НКВД УССР и УГБ УНКВД УССР, которым 8-е отделы посылали экземпляры III и IV. Экземпляр II отправлялся в ГУГБ НКВД СССР. См.: Протокол № 1 тройки Днепропетровской области от 8.08.1937 г. // ОГА СБУ — Киев. Ф. 4. В краях и областях, где состав троек часто менялся, фамилии членов троек не вносились сразу же в основные экземпляры протоколов. *** 28.01.1939 г. сотрудник НКВД Гольберг сообщал на партсобрании УГБ УНКВД Сталинской (ныне Донецкой) области: «Повестки по след. делам на тройку писали не те лица, которые допрашивали обвиняемых, а докладывали дела совершенно другие». См.: Общее закрытое партийное собрание парторганизации УГБ УНКВД по Сталинской области. Протокол № 3, 28.01.1939 г. // Государственный архив Донецкой области (ГАДО). Ф. 903. On. 1. Д. 84. Л. 24-62. Мы благодарим Ирину Симонову, обратившую наше внимание на этот документ. Констатируя идентичность основы трех (или четырех) экземпляров протоколов тройки следует, однако, еще раз обратить внимание на сокращенное изложение следственных дел (левая сторона протоколов тройки). Сокращенное изложение составлялось уже упоминавшимся «докладчиком» на основе следственного дела***. Указание * Протокол тройки УНКВД Алтайского края № 5/12-у, 5.11.1937 г. // ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю. Ф. 1. Д. 24. «Докладчиком» назван «капитан Субоц-кий». См. также: Протокол тройки УНКВД Алтайского края 5/8-9-у, 5.11.1937 г. [Экземпляры II и III] // ИЦ при ГУВД по АК. Ф. 1. Д. 21. «Докладчиком» назван Т. Тетяев. В протоколах троек Киевской и Донецкой областей после каждого краткого изложения обвинительного заключения отмечено имя «докладчика». См.: Протокол тройки УНКВД Донецкой области №29, 10.10.1937 г. // ОГА СБУ. Ф. 5 (Текущий номер 8, Дело РКМ Южно-Донецкой Железнодорожной линии, «докладчик» тов. Андреев); Протокол тройки УНКВД Донецкой области № 25, 07.10.1937 г. // ОГА СБУ, Ф. 5. (Текущие номера 1-29, дела городского отдела НКВД Мариупольского района, «докладчик» Бондаренко; текущий номер 30, дело Чистяковского городского отдела НКВД; «докладчик» тов. Фарберов. Этот «докладчик» выступает также в следующих делах Ворошиловского района; текущие номера 58, дела РО НКВД Констан-тиновского района, докладчик тов. Козловский). См. также общий протокол 53 от 19.11.1937 г. Там же. См. также: Протокол тройки УНКВД Киевской области №7, 09.08.1937 г. // ОГА СБУ. Ф. 5. (Текущий номер 55, дело Житомирской районной
Так, «докладчик» Субоцкий обрабатывал только дела милиции. См. предшествующее примечание. «Докладчики» Аренсон, Савунов и Олейников всегда рассматривали только дела милиции. См.: Протокол тройки УНКВД Донецкой области №46, 13.11.1937 г. // ОГА СБУ. Ф. 5 (Текущий номер 1, дело Константиновской РКМ НКВД, «докладчик» Аренсон; текущий номер 16, дело Ворошиловской РКМ, «докладчик» Савунов; № 43, дело областной милиции, «докладчик» Олейников; № 52, дело Антрацитовской РКМ НКВД, «докладчик» Аренсон; № 65, дело Горлов-ской РКМ НКВД, «докладчик» Олейников; № 67, дело Лисичанской РКМ НКВД, «докладчик» Олейников); протокол тройки УНКВД Донецкой области № 88, 28.02.1938 // ОГА СБУ. Ф. 5 (Текущий номер 43, Групповое дело Лисичанской обла-
на его важную роль заключается в том, что в некоторых протоколах тройки в конце протокола такой же машинописью, что и короткое изложение обвинения, приводится звание и фамилия «докладчика», но во всех экземплярах, как уже говорилось, нет его подписи*. «Докладчик» «обрабатывал» всегда несколько случаев. В Алтайском крае это мог быть целый протокол тройки, в областях Украины — отдельные дела**. Для дел, составлявшихся милицией и тех, которые представляла госбезопасность, существовали различные «докладчики». Первые соответственно были сотрудниками милиции, вторые — УГБ УНКВД***. До конца операции «докладчик» был важной частью бюрократического аппарата оперативного сектора4*. Его работу контролировал начальник оперативного сектора. Подтверждение начальником оперативного сектора того факта, что сокращенное изложение дела совпадает с материалами следствия, в Алтайском крае часто вносилось как машинописный текст в основные экземпляры протоколов тройки. В других случаях эта запись делалась позже. ния имени: «Докладчик Рубцовского оперсектора УНКВД Алткрая» (см. Л. 15). По достоверным сведениям, «докладчик» был в Алтайском крае по каждому протоколу тройки до конца операции. См.: Протокол тройки УНКВД Алтайского края № 29/16, 15.03.1938 // ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 5. Д. 339. Л. 23. См. приложение к протоколу (Барнаульский оперсектор, Алейское райотделение УНКВД, «докладчик» Каленть-ев). Если, однако, дела «разрабатывались» непосредственно центральным аппаратом УНКВД соответствующей области, то «докладчик» также прибывал из центрального аппарата. См.: Протокол 2 заседания особой тройки при Каменец-Подольском областном УНКВД от 20.10.1937 г. // ОГА СБУ - Хмельницкая область. Без указания фонда. Т. 363. Л. 40. Личный номер 82. «Докладчик: оперуполномоченный] IV отдела УГБ мл. лейтенант госбезопасности Климовский». * В зависимости от численности кратких изложений следственных дел, приведенных в протоколе тройки, нередки были десять различных «докладчиков». В Винницкой области на 1938 г. все «докладчики» были перечислены отдельно. См.: Цифровые данные о работе бывшей тройки УНКВД по Винницкой области за время с 26.03. по 3.11.1938. Нач. 1-го спецотдела УНКВД по Винницкой области Перпелян от 19.07.1940 // «Через трупы врага на благо народа». В Алтайском крае сотрудник УНКВД Калентьев исполнял функцию «постоянного докладчика». См.: Выписка из протокола допроса бывшего сотрудника 4-го отдела (СПО) УНКВД по Алтайскому краю Т. К. Салтыма-кова от 23.09.1939 г. // Этноконфессия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Аннотированный перечень архивных документов и материалов. Избранные документы / Сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2006. С. 438-439. ** Во время допроса в 1939 г. А. А. Волков сообщил, что «докладчик» выступал в качестве «чтеца» еще во время заседания тройки после того, как он 26 февраля 1938 г. сменил
Применительно к Украине спорным остается вопрос о том, выступали ли многочисленные «докладчики», указанные в протоколах, также и на заседаниях тройки, или на заседании, как таковом, выступал только один «докладчик», замещая других, зачитывая сокращенные изложения следственных дел из протоколов тройки или же, наконец, выступление «докладчика» просто отсутствовало*. В Полтавской области, очевидно, на заседаниях тройки присутствовал только «докладчик» как «чтец», чтобы, по словам начальника областного УНКВД А. А. Волкова, «симулировать судебное разбирательство» (для проформы). В конце концов, в начале 1938 г. выступления «докладчика» были прекращены. Для второго секретаря обкома Маркова и прокурора области Федорова даже заслушивать справки было уже слишком утомительно. Правда, «докладчик» был как правило очень находчивым и изворотливым сотрудником оперативного отдела, но и он не разбирался во всех следственных делах. Поэтому секретарь обкома и областной прокурор сами читали протоколы (но ни в коем случае не следственные дела!) и отмечали на них свое решение**. Но выступление на заседаниях тройки одного (центрально го) докладчика в принципе не противоречило ведущей позиции секретаря тройки в вынесении приговоров (см. следующий раздел). Выступления докладчика были чистой формальностью. Один из докладчиков на заседаниях тройки в Новосибирске показал, что его роль на заседаниях сводилась в конечном счете к зачитыванию имен вслух*. жүктеу/скачать 6.28 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|