Уполномоченный по правам человека

До 18 ноября 1937 г. на основании первоначального списка имен, составленного Б. и А., было арестовано 50-55 чел. В этот же день началось выполнение плана по арестам «контингента», соглас­но которому должны были быть арестованы около 200 человек (до­кумент № 215)*. Возникает вопрос, как А. решил проблему, ведь план содержал только цифры, но не конкретные фамилии. Соглас­но М., он просто отправил в соответствующие сельсоветы для про­ведения арестов сотрудников ГБ и милиции, а именно тех, «кото­рые знают всех, кулаков и бандитов подберут на месте» (документ №215). Действительно, в РО и РОМ НКВД ряд сотрудников не­посредственно отвечали за состояние дел в определенных сельсове­тах**. Но А. получил информацию также из других источников. Так, председатель Солтонского сельсовета Б. дал 22 мая 1940 г. по­казания, что в ноябре 1937 г. он предоставил А. отчет, сообщавший о тревожном положении в колхозе им. Кирова Ненинского сельсо­вета. Отчет содержал информацию о том, «что в колхозе орудует кулацкая группа во главе с кулаком бригадиром Л. совместно с проскользнувшими в колхоз кулаками И., А., что все они ведут агитацию за выход из колхоза, разлагают трудовую дисциплину» (см. документ № 218). Упомянутые здесь люди были арестованы в ходе массовой акции.

Таким образом, все намеченные 35 человек были арестованы в те­чение примерно пяти часов»*.

Сотрудничество между госбезопасностью и милицией, с одной стороны, и активом села — с другой, простиралось еще дальше. Так, в Карабинке актив помог также произвести аресты (см. документ № 224). Впрочем, это не было чем-либо необычным. Деревенский актив, т. е. председатель и секретарь сельсовета, председатель и дру­гие члены правления колхоза, директор МТС и председатель сельпо зачастую выступали как пособники карательных органов.

Критическая оценка вовлечения в операцию сельского актива произошла только более чем 20 лет спустя, во время еще одного по­вторного расследования массовых преследований в начале хрущев­ской эры. Уже цитированный выше сотрудник РОМ В. самокритич­но отмечал, что некоторые активисты использовали репрессивную волну, чтобы свести персональные счеты: «К тому же отдельные активисты села для ареста называли лиц, с которыми они находи­лись в неприязненных отношениях, и сообщаемые ими сведения для ареста носили склочный характер» (см. документ № 224). Таким об­разом, рациональность действий органов безопасности и милиции оказалась под вопросом". Однако можно также предположить, что мно­гие конфликтные ситуации в советском обществе были обусловлены в первую очередь мощными социальными катаклизмами — революци­ей, Гражданской войной, коллективизацией и т. д. Таким образом «сведение личных счетов» не исключало социальной классовой по­доплеки действий деревенского актива.

венно в ходе арестов. Так, в случае с уже упоминавшейся выше Ка-рабинкой одновременно проводились аресты, сбор информации и составление характеристик сельсовета на арестованных (см. доку­мент № 224)*. То, что такие действия не были исключением, свиде­тельствуют показания счетовода колхоза им. Ленина Р. о проведе­нии арестов в с. Ненинка: «Тогда, когда писали справки первый раз, то все эти лица, на которых писали справки, уже были арестованы и находились в сельсовете в другой комнате, еще были не этапирова­ны в район» (см. документ № 220)**.

то преимущество, что они в качестве местных жителей существен­но лучше представляли себе проблемы своего сельсовета и знали людей. Доказательством того, что НКВД и милиция не могли по­зволить себе отказаться от сотрудничества с ними, выступают по­казания свидетеля М., согласно которым во время его допроса в ноябре 1937 г. за ходом допроса наблюдал державшийся на заднем плане сотрудник НКВД (см. документ №213). Обмен информаци­ей между НКВД, милицией и деревенским активом был важен пре­жде всего потому, что, как это признавал один сотрудник милиции, только «в исключительных случаях, на отдельных лиц райотдел [милиции] имел дела формуляры или агентурные сообщения, пре­имущественно на лиц из числа б[ывших] участников кулацких банд» (см. документ № 216).

В лучшем случае сотрудники НКВД и милиции или «уполномо­ченные» записывали персональные данные свидетелей, потом опра­шивали их, записывали ответы, зачитывали протоколы вслух и дава­ли на подпись. Но проведенные в 1939-1940 гг. в ходе проверки дел «особой акции» повторные опросы свидетелей дают возможность оценить быстроту делопроизводства образца ноября 1937 г. Свиде­телям П., М. и М. протокол их допроса вообще не зачитывался. Лег­коверно и с преувеличенной готовностью по причине их близости к деревенскому активу, охотно поверив заверениям следователя о том, что в протоколе «особенного нет ничего», они слепо подписали предложенные им бумаги. Кроме того, их весьма рудиментарная гра­мотность не дала им возможности самим ознакомиться с написан­ными следователем от руки протоколами допросов, или в случае, если протокол был им прочитан, убедиться в том, что записанные показания полностью соответствуют тому, что им было зачитано вслух (см. документы № 211-214).

Повторные показания свидетелей, допрошенных в 1939-1940 гг., дают также представление о других манипуляциях, к которым при­бегало следствие в 1937 г. Свидетели опрашивались тогда на пред­мет фактов конкретных проступков обвиняемых в колхозах и об их социальном происхождении, о чем свидетели — если судить по след­ственным делам — как правило охотно давали требуемые сведения. Например, свидетель П., колхозник, житель с. Шумиха, 25 сентября 1937 г. написал заявление на имя участкового инспектора РОМ о том, что «кулак К.» ведет среди колхозников «агитацию против кол­хозного строя», говорит, что «скоро придет конец и Советскую власть уничтожат», и в заключение П. просил РОМ «принять меры». После ареста К. (30 сентября 1937 г.), свидетель П. на допро­се 1 октября 1937 г. полностью подтвердил свое заявление и подроб­но описал жизнь и вредительскую деятельность К., начиная с 566

1919 г.* Следователи без какой-либо проверки заносили эту инфор­мацию в протокол, даже если речь шла только о слухах или полу­правде (см. документ № 213). Обычно при этом следователи допол­нительно «заостряли» полученную информацию, таким образом по­казания свидетелей в отношении обвиняемых, «что их хозяйство распродавалось за невыполнение обязательств перед государством», трансформировалось в утверждение «они раскулачены и лишены права голоса». Или сотрудники карательных органов и их помощни­ки связывали расплывчатые показания все тех же свидетелей о том, что обвиняемые «враждебно настроенные, [вместо] работы в колхо­зе они проводили антисоветскую агитацию на колхозный строй, плохо относились к работе» с сообщениями о нераскрытых случаях убийства в районе партийных и советских кадров. Таким образом результатом допроса свидетелей становились зафиксированные по­казания о террористической деятельности (см. документ № 214).

С помощью аналогичных приемов обвиняемым элементарно приписывалась ответственность за все происшествия, случившиеся в колхозе. Один из сотрудников НКВД сообщал о следующей практике допросов: «При опросе того или иного гражданина [сле­довало] установить, что ему известно о состоянии колхоза, в част­ности недостатки, имевшие место в колхозе: падеж скота, несвое­временное окончание посевной, уборочной кампании и других ра­бот в колхозе с тем расчетом, чтобы все это отнести за счет того лица, который уже арестован» (см. документ № 223)**. При этом персонал НКВД не боялся и тотальной фальсификации. Так, мни­мый активный сторонник белой армии адмирала А. В. Колчака оказался при более позднем рассмотрении дела 14-летним юношей (см. документ № 212). От свидетеля М. следователь потребовал только его персональные данные, дал ему на подпись первую стра­ницу протокола, потом внес в протокол вымышленные сведения и сфальсифицировал отсутствующие подписи, что видно невоору­женным взглядом (см. документ № 212). В одном, пока единичном деле, полностью были вымышлены три свидетеля и соответственно их показания (см. документ № 216).

* ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 9300.

что по этому вопросу он переговорит по телефону с Б., и я не знаю, разговаривал Б. с Б. или нет, но впоследствии Б. стал подписывать справки (см. документ № 210).

Деревенские активисты и зачастую соперничающие группы в сель­советах также выступали в качестве соучастников в вопросе приписы­вания или преувеличения проступков и нарушений, совершавшихся на месте работы. Особенно детально ситуация ноября 1937 г. описывается в показаниях председателя ревизионной комиссии колхоза «Память Ленина» Г.: «Справки писались в конторе к-за, о всех фактах падежа лошадей и прочего скота, о гибели пчелосемей, о сгнившем зерне на то­ках и т. д. Справки для следственных органов составляли счетовод к-за и председатель*, в которых одни и те же факты, от которых колхоз по­нес убытки, вписывались всем членам правления и председателю] колхоза без разграничения и без учета их виновности в этом. <...> [Но] все изложенные в справках факты соответствовали действительности и вымышленные факты ни разу занесены не были. <...> На основании этого при составлении справок на председателя] колхоза К., членов правления С. и С. и др. их бездействие нами расценивалось как созна­тельное вредительство и саботаж. <...> Я плохо разбирался в подобных документах, так как работал председателем] ревизионной] комиссии 1-й месяц и считал что это так и должно быть, а поэтому все подобные справки подписывал безоговорочно»**.

Ирония заключается в том, что, как следует из показаний счето­вода того же колхоза Р., в конце концов сам арестованный председа­тель колхоза К., в ходе первой волны арестов в тесном сотрудничест­ве с НКВД скоропалительно и теми же методами участвовал в поис­ках врагов в своем колхозе (см. документ № 220).

же были обычным обстоятельством. Высокая мотивация и честолю­бие А. были сравнимы с мотивацией других честолюбцев из молодо­го поколения чекистов. Чего не хватало А., так это более длительно­го (хотя всего на несколько лет) и многообразного опыта работы в органах госбезопасности, который имелся у его непосредственных начальников*.

Ни архивно-следственное дело А., ни документы дополнительно­го расследования ноябрьской акции в Солтонском районе не указы­вают на разногласия между этим сотрудником госбезопасности рай­онного звена и краевым чекистским руководством. Напротив, А. тес­но сотрудничал с ним и нес полную совокупную ответственность за еще большее нарушение норм следствия, являвшееся следствием массовых арестов. Согласно показаниям свидетелей, и А., и его под­чиненных отличали особый энтузиазм и рвение, находившие свое выражение в случае составления в течение одной ночи «списка кон­тингента», подлежащего арестам, неформального решения пробле­мы отсутствующих характеристик о мнимом кулацком происхожде­нии арестованных и — в завершении — в ускоренном ведении след­ствия. То, что у А. были угрызения совести, или то, что он испыты­вал внутренние проблемы, выполняя план ареста «контингента» и преобразуя высокие абстрактные цифры лимита в конкретные жерт­вы, установить на основе документов невозможно. Под руково­дством А. персонал РО и РОМ НКВД с помощью местного актива быстро нашел жертвы среди тех, кто каким-либо способом вызвал недовольство властей, также быстро их арестовал и подготовил их дела для осуждения тройкой.
Центр тяжести операции

Может ли ноябрьская 1937 г. акция в Солтонском районе расце­ниваться как в отношении действий персонала НКВД, так и в от­ношении формы ее проведения в качестве квинтэссенции операции по приказу № 00447 или она была только «верхушкой айсберга», скрывающей худшие вещи? Или, напротив, речь идет об особой акции или даже об «эксцессе», т. е. об операции, которая в своих главных пунктах существенно отличалась от «нормального» вы­полнения приказа № 00447?

См. соответствующие биографические данные в данной главе.

На первый взгляд в глаза бросается особое стечение обстоя­тельств: прямое участие в акции начальника УНКВД Попова и со­трудников аппарата краевого управления НКВД. Очевидно, что секретарь Алтайского крайкома ВКП(б) также принял участие в ее

организации. Фактор непосредственного вмешательства УНКВД несомненно внес свой вклад в радикализацию акции. Очень высо­кие цифры арестов и приговоров, равно как выработанный А. под присмотром Попова план арестов анонимного контингента и еще более жесткое ограничение следствия по времени (около 10 дней от ареста до завершения следствия) могут рассматриваться как до­казательство в пользу этой теории. Но механизм непосредственно­го вмешательства краевого или областного управления НКВД в со­бытия на местах отнюдь не был чем-то необычным. Кроме того, его также можно сравнить с поездками высоких чинов НКВД или пар­тийных руководителей из Москвы в республики, края и области. Данные инспекции всегда служили причиной радикализации тер­рора (поездка Вельского на Украину, Леплевского — по областным центрам Украины, Маленкова — в Ярославль, Андреева — в АССР Немцев Поволжья).

Ноябрьская акция в Солтонском районе характеризуется тем, что в ее ходе произошло дальнейшее «размягчение» правил веде­ния следствия, и без того уже сильно выхолощенных приказом № 00447 и сопроводительными к нему циркулярами и директива­ми. Тем самым она представляет собой кульминационный пункт приказа № 00447, и не выходит за рамки (интерпретации) его воз­можностей. В данном случае до крайности были доведены лишь определенные механизмы приказа, такие как упрощенное ведение следствия. Обозначение данной акции как «эксцесса» привело бы к серьезной недооценке в целом специфики операции по приказу № 00447. Таким образом, в случае с событиями в Солтонском рай­оне речь идет только о кульминационном пункте особой бюрокра­тической акции, осуществленной с холодным равнодушием, без ка­ких-либо мыслей о судьбе жертв. Ее главные действующие лица отнюдь не свирепствовали, но напротив, их действия были управ­ляемыми, регулируемыми, целенаправленными, и, по меньшей мере с их точки зрения — рациональными. В ходе операции «орга­нами» решались реально существовавшие проблемы, но методы их решения были незаконными и несоразмерными. Борьба шла не столько с причинами проблем, сколько со следствиями*. Повторим­ся — обозначение акции в Солтонском районе в качестве «эксцес­са» существенно бы умалило и преуменьшило сущность операции по приказу № 00447 в целом.


Не в последнюю очередь сыграли роль личные амбиции Попова, стремившегося быть избранным в Верховный Совет СССР с очень хорошим результатом.

Особая акция в Солтонском районе действительно находилась в контексте масштабных преследований, развернувшихся в целом в

Алтайском крае в ходе операции по приказу № 00447; они в своей массе не были «спецакциями», но уже содержали в себе в виде раз­нообразных вариаций все элементы солтонской акции. Об этом на­глядно свидетельствуют также приведенные в главе «Показания деятелей массовой операции» настоящей книги материалы или от­дельные примеры о нарушениях «социалистической законности» в других районах края.

«Нормальные» репрессии в Алтайском крае по приказу № 00447 демонстрируют высокие максимумы именно в ноябре и декабре 1937 г. В ноябре было осуждено 5897 чел., из них 2226 — к смерти и 3671 — к лагерному заключению. В декабре, т. е. в месяце, когда тройкой были осуждены также и жертвы солтонской акции, приго­воры были вынесены в отношении 3398 чел. Из них, в отличие от но­ября 1937 г., более половины были осуждены к расстрелу (1933 чел.), остальные (1465 чел.) — к лагерям.

Сотрудники госбезопасности и милиции были хорошо подго­товлены ментально — главным образом молодые, одинаково мыс­лящие и аналогично социализированные — для проведения такой особой акции, как Солтонском районе, но не только в результате окружавшей их повседневной репрессивной действительности, но еще и потому, что с самого начала подготовки массовых операций их настроили на предстоящее изменение парадигмы. Бывший на­чальник Солтонского РО НКВД С. напутствовал в июле 1937 г. сотрудников госбезопасности — включая А. — и милиции, предва­ряя подготовку операции против кулаков и уголовников, следую­щими словами: «Будем проводить большую операцию по разгро­му врагов народа. Эти директивы являются для нас боевым при­казом. Всякое приказание должно быть беспрекословно выполни­мо, так как в данный момент мобилизуются все сотрудники НКВД под единое руководство, короче создается такая обстановка, что и в Красной армии в военное время» (см. документ № 208). Глубокое убеждение в том, что в случае с массовыми репрессиями речь шла о необходимой операции, присутствовало даже у тех со­трудников НКВД, которые в 1939-1941 гг. осторожно критикова­ли грубые нарушения «социалистической законности». Бывший сотрудник Павловского РОМ НКВД А. подчеркнул 27 января 1939 г. в своих показаниях перед лицом Военного трибунала За­падно-Сибирского округа: «Никому я не говорил, что я против­ник массовых арестов, я думаю, что это было установкой партии и правительства, о чем нам говорили, когда я был в лагерях в мили­ции. Говорил нам нач[альник] краевого розыска Карасик, что бу­дет проведена кампания по изъятию к-р и соц[иально] вредных элементов» (см. документ № 182).

* Директива № 49721 Н. И. Ежова. 4.11.1937. ** ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5507.

2. 
   Ч. из пос. Кислого*",
   
3. 
   Е. из пос. Кислого,
   
4. 
   Ш. из пос. Кислого,
   

Допросил: нач[альник] Солтонского РО НКВД по А[лтайскому] к[раю], сержант государственной] безопасности — Яковенко

Верно: (подпись)

ИЦ при ГУВД по Алтайскому краю. Ф. 9. Оп. 29 а/с. Д. 576. Л. 29. Машинописная заверенная копия.

№ 208

Из протокола допроса свидетеля Ч., бывшего участкового инспектора Солтонского РОМ НКВД

[г.Барнаул] 17 декабря 1939 г.

За дачу ложных показаний предупрежден по ст. 95 УК РСФСР. <...>'

Вопрос: Что Вам известно о нарушениях революционной закон­ности и необоснованных арестах граждан быв[шими] нач[альника-ми] Бийского оперсектора НКВД Б. и С?

Ответ: В период массовой операции по изъятию антисоветского и контрреволюционного элемента в 1937-[19]38 гг. я работал участко­вым инспектором Солтонского РОМ. Как работник милиции, я, С. и нач[альник] Солтонского РО НКВД А. привлекался для работы в следственную группу, вел следствие по арестованным кулакам и дру­гим враждебным Советской J власти контингентом.

В июле 1937 г. С. у себя в кабинете созвал сотрудников РО и мили­ции, на котором огласил отдельные выдержки из директив УНКВД, после чего сказал: «Будем проводить большую операцию по разгрому врагов народа»-. Эти директивы являются для нас боевым приказом. Всякое приказание должно быть беспрекословно выполнимо, так как в данный момент мобилизуются все сотрудники НКВД под единое ру­ководство, короче создается такая обстановка, что и в Красной ар­мии в военное время.

В бытность уже работы начальником РО НКВД А. из Бийского оперсектора НКВД в 1937 г. поступали контрольные цифры по изъя­тию контрреволюционного элемента и давались сжатые сроки веде­ния следствия.

Я должен откровенно сказать, что наряди с арестами контррево­люционного и кулацкого элемента арестовывали и граждан из близкой прослойки. По установкам Бийского оперсектора, всех арестованных искусственно увязывали в контрреволюционные группы. Записывали в протокол допросов обвиняемых не существующие факты их подрыв­ной деятельности в сельском хозяйстве. Записывали в протоколы до­просов свидетелей не то, что говорили свидетели, а иногда просто пи­сали провокационные протоколы допросов свидетелей, без вызова сви­детелей и за них расписывались сами следователи. Протоколы допро­сов обвиняемых писались в отсутствии обвиняемых, а после группами по 5 и 10 человек обвиняемых вызывали в кабинеты и давали им под­писывать. В том случае, когда обвиняемые отказывались от росписи, применялись выстойки.

Вопрос: Назовите хотя бы одно созданное вами и другими следо­вателями провокационное следственное дело?

Ответ: В ноябре 1937 года в Солтонский РО НКВД приезжал быв[ший] нач[алъник] Управления НКВД Попов вместе с Б. и М. В бытность его нахождения в Солтоне, Попов провел оперативное совещание, на котором предложил в селах Ненинке, Коробинке и Нижняя Ненинка арестовать не менее двухсот человек. По приказа­нию Попова в этих селах было арестовано не менее 200 человек. След­ствием руководил М. В большинстве своем из числа этого количества арестовывали середняков и бедняков, в сельсоветах на них брали не­правдоподобные справки о том, что они кулаки, лишались избира­тельных прав, выселялись в Нарым и ранее судились.

Справки обыкновенно писались в райотделении НКВД председате­лями сельсовета и секретарями.

В панике был арестован председатель колхоза «Кирова» — К., как кулак, в действительности он по соцпрошлому середняк и избира­тельных прав не лишался. Всем арестованным было предъявлено об­винение в том, что являлись участниками повстанческой организа­ции и всех арестованных увязали искусственно в повстанческую орга­низацию. По этому делу писались провокационные протоколы допро­сов свидетелей и самих же обвиняемых заставляли подписывать эти протоколы свидетелей. По фамилиям таких свидетелей я сейчас не назову, но такие протоколы писались как система.

Допросил: ст[арший] следователь следственной] части УНКВД А[лтайского] к[рая],

мл[адший] лейтенант госбезопасности (подпись)

№ 209

[г. Барнаул] 26 декабря 1939 г.

Я, ст[арший] следователь следственной части УНКВД по Алтай­скому] краю, младший лейтенант госбезопасности Калентьев, с со­блюдением ст. ст. 135-139 УПК РСФСР произвел дополнительный допрос Б., обвиняемого по делу № 14.

Допрос начат в 20 ч. 15 м. 26 декабря 1939 года. -"- окончен в 23 ч. 10 м. 26 декабря 1939 года.

Допрошенный по существу дела дополнительно показал следую­щее:

Вопрос: В ноябре 1937 года вы находились в командировке в Сол­тонском районе?

Ответ: Да, в ноябре 1937 года примерно около суток я, [начальник УНКВД С. П.] Попов, и его личный секретарь И., находились в слу­жебной командировке в Солтонском районе. В то время в Солтонском районе находились сотрудники УНКВД М. и С.

Вопрос: Для какой цели вы с Поповым выезжали в Солтонский район?

Ответ: Попов в тот период выезжал как кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, делал доклады перед избирателями Сол­тонского и Марушинского р-на.

Вопрос: В Солтонском районе вы с Поповым оперативное сове­щание с сотрудниками РО НКВД проводили?

Ответ: Да, Попов проводил небольшое оперативное совещание, на котором присутствовали М., С, сотрудники Солтонского РО НКВД и милиции. На этом совещании начальники РО НКВД А., М. и С. док­ладывали Попову о проделанной ими работе по изъятию кулацкого и прочего антисоветского элемента. После прослушивания информации сотрудников, Попов отметил о недостаточном разгроме контррево­люционного элемента по Солтонскому району и тогда же предложил в селах Карабинка, Нижняя Ненинка и Ненинка произвести дополни­тельную операцию. Арест граждан по Карабинке был связан в связи с выездом Попова сделать доклад перед избирателями и при наличии там компрометирующих данных.

Хорошо помню, когда я с Поповым приехал в село Карабинка, в это время там производились массовые аресты. Арестовано было в колхо­зах и единоличников около 40 человек.

Когда мы находились в сельсовете, арестованных с криком и во­плем сопровождали родственники, я заметив это в окно, обращаясь к

Попову, прямо ему сказал, что политически неправильно, когда ваш приезд сопровождается арестами граждан. На эти мои замечания Попов сказал: «Ничего, кулаки крепче будут помнить Советскую власть».

Вопрос: Следовательно, можно считать установленным, что до­полнительные аресты в Солтонском районе в ноябре 1937 года были произведены Поповым в целях того, чтобы добиться 100 % явки из­бирателей на предвыборные собрания, где должна была баллотиро­ваться кандидатура Попова?

Ответ: Ко дню приезда Попова в Солтонский район, плохо обстоя­ло дело с поставкой зерна государству и неважно выполнялись другие сельскохозяйственные поставки. В частных разговорах, в Солтон­ском райотделении НКВД Попов высказывал и опасение, что его кан­дидатура по Солтонскому району в депутаты Верховного Совета СССР может быть провалена, т. к. Солтонский район составлял 55 % к общему числу избирателей по Бийскому избирательному окру­гу*. Все это Попов квалифицировал как засилием и большой засоренно­стью кулацким и прочим контрреволюционным элементом.

Вопрос: Сколько было арестовано Поповым в Солтонском районе?

Ответ: В ноябре 1937 года по приказанию Попова в Солтонском районе было арестовано около 150 чел.

Вопрос: Какое обвинение предъявлялось арестованным?

Ответ: Большинство из числа арестованных прошли как участни­ки к-р повстанческой организации.

Вопрос: Вы утверждали постановления на арест по изъятию контрреволюционного элемента в бытность нахождения Попова в Солтонском районе?

Ответ: