Уроки самоисцеления, извлеченные из опыта работы хирурга с исключительными пациентами

Безусловная любовь

Многие люди, особенно раковые пациенты, вырастают с верой, что в самом их существе есть какой-то ужасный недостаток, который они должны скрывать, чтобы иметь какую-то надежду быть любимыми. Такие люди сооружают защитные преграды, скрывающие от других свои сокровенные чувства, потому что опасаются, что их подлинная сущность станет известна, то они будут отвергнуты и осуждены на одиночество. Они чувствуют, как сокращается их способность любить, и это усиливает их отчаяние. Достоевский выразил это чувство словами: «Как я убежден, есть только один ад – это неспособность любить». Поскольку такие люди чувствуют глубокую внутреннюю пустоту, они приучаются рассматривать все отношения и связи с людьми как получение чего-то, чтобы заполнить смутно ощущаемую пустоту внутри себя. Они отдают другим свою любовь лишь при условии, что что-нибудь за это получают – удобства, безопасность, похвалу или подобную же любовь. Эта «условная» любовь изнурительна и мешает вам выразить свое подлинное Я. Она приводит к еще более глубокому чувству пустоты, замыкая этим порочный круг.

Я полагаю, что любая болезнь в конечном счете связана с недостатком любви, или с «условной» любовью, потому что истощение и депрессия иммунной системы, возникающие при этом, приводят к физической уязвимости. Я полагаю также, что любое исцеление связано со способностью давать и принимать безусловную любовь. Это разительным образом проявилось в истории одной из моих пациенток с раком мозга, секретарши по имени Шерри.

Когда Шерри была ребенком, она чувствовала, что ее не любила мачеха, а когда она была подростком, у нее возникла сильная привязанность к одной учительнице. Однажды в спортивном зале Шерри сказала своим подругам, что любит миссис Джонсон. Некоторые из них сказали учительнице: «Шерри любит вас». И она вызвала Шерри в свой кабинет.

«Шерри, ты любишь меня издали или вблизи», – спросила миссис Джонсон. Девочка не знала, о чем говорит эта женщина и ответила: «Вблизи». Тогда миссис Джонсон вызвала мачеху Шерри и сказала ей, что ее дочь лесбиянка. Когда Шерри вернулась домой из школы, мачеха встретила ее с этой информацией. Впоследствии Шерри сказала мне: «Я не знала, что такое лесбиянка, но я получила сообщение, что любовь приводит к неприятностям, и решила больше не любить».

Шерри потеряла своих друзей и стала столь одинокой и отчаявшейся, что «готова была одеться и ходить по улицам в надежде, что люди посмотрят на меня и подадут мне знак». Когда она в конце концов вышла замуж, она не могла поверить в любовь своего мужа и спрашивала его снова и снова, любит ли он ее. Она говорила: «Я знаю, что если бы у меня не развился рак, то он бы меня бросил».

Воздействие болезни, а также групповая терапия в ИРП, дали возможность Шерри изменить свой взгляд. Она открыла свое сердце любви, оживила свой брак и заняла позицию против своей болезни.

Она чувствовала себя очень хорошо, и даже вернулась на работу – до своего дня рождения. Она жила вместе с шестерыми детьми, с мужем и свекром, и никто не сделал ей подарка. У каждого была для этого причина, но подспудно все они говорили: «Мы привыкаем к тому, что ты умерла». Она ощутила боли отчаяния из-за каждого из них, и через два месяца у нее возник рецидив.

Когда я посетил ее вскоре после этого, она сказала мне: «Я пытаюсь доказать вашу правоту, и потому возмущена тем, что умираю». Она все еще пыталась выжить, но по ложной причине – чтобы нравиться другим людям, а не себе. И все это было потому, что в годы ее созревания ей недоставало настоящей любви. Она и ее муж никогда не были способны делиться своими сокровенными чувствами, хотя я и пытался помочь им в этом. Однажды я должен был делать доклад поблизости от учреждения, где работала Шерри, и сказал ее сотрудникам, что посвящу свое выступление ей, в надежде, что придет вся семья. Ее муж ответил мне запиской: «Извините, я в этот вечер занят, но если хотите, позвоните мне». Но в записке не было ни фамилии, ни адреса, ни номера телефона, подсознательный смысл ее был: «Не звоните мне».

Если мне удается внушить людям способность принять себя как цельную личность, заслуживающую любви, то они обретают также способность делиться своей внутренней силой. Они обнаруживают, что безусловная любовь ничего не убавляет из их ограниченного запаса эмоций. Напротив, она возрастает. Ощущение любви к людям дает этим людям хорошее самочувствие, и любовь рано или поздно возвращается к ним. Уолт Уитмен говорил:

потому что я боюсь выражать безответную любовь,

Но теперь я думаю, что безответной любви не бывает.

Так или иначе она будет оплачена.

( Я страстно любил без взаимности,

Но поэтому написал эти песни).

Я интуитивно понял это много лет назад, во время моей ординатуры. У мужчины с сильной стафилококковой пневмонией и эмпиемой (скоплением гноя в груди) произошла остановка сердца. Я сделал ему искусственное дыхание из уст в уста. Когда я вышел из комнаты, все сестры качали головами и говорили: «Вы же заболеете. Как вы могли это сделать?» Но у меня было тогда ощущение, что мое тело будет сопротивляться инфекции, потому что я действовал из любви к человеку, и я в самом деле не заразился.

Через много лет я услышал о почти таком же опыте доктора Джерри Ямпольского, из Центра Лечебных Установок в Табьюроне, Калифорния. В ходе подготовки Джерри был направлен в туберкулезный санаторий. Он испугался, что заразится там, и решил задержать там дыхание на три месяца. Однажды вечером его вызвали к женщине с активным туберкулезом, у которой произошло массивное кровоизлияние в легкие с остановкой сердца. Он сделал ей искусственное дыхание из уст в уста, и сестры сказали ему: «Как вы могли это сделать? Теперь вы заболеете туберкулезом». Это с ним не случилось, и он понял, что был неуязвим, когда делал нечто из любви. Этот случай укрепил мое убеждение, и теперь я понимаю, каким образом Мать Тереза и преданные своему делу сестры могут каждый день работать среди заразных больных, не болея. Средневековый немецкий мистик Мейстер Экхарт говорил:
Телесная пища, принимаемая нами, меняется в нас, но духовная пища, принимаемая нами, меняет нас самих; поэтому божественная любовь не входит в нас как нечто отдельное от нас. Божественная любовь вбирает нас в себя, и мы составляем с ней единое целое.