{92} Наступление продолжает «Синяя блуза»

{92} Наступление продолжает «Синяя блуза»

И вот в этот период, когда по всей стране работали сотни маленьких театров миниатюр, эстрадные площадки в ресторанах увеселяли нэпманскую публику, а в клубах и пивных бесчисленные цыганские хоры, исполнители модных песен и куплетисты развлекали рабочего зрителя, появилась и быстро набрала силу «Синяя блуза». Она возникла вопреки нэпу, пытавшемуся захватить плацдармы в искусстве малых форм, по своей природе необыкновенно чувствительному к веянию времени. Успех «Блузы», появление сотен и тысяч подобных коллективов говорили о том, что зрителя не перестали интересовать открыто агитационные представления, отражающие самые различные темы — от общеполитических и международных до мелочей быта.

Более того, в соревновании с уже сложившимися, высокопрофессиональными по актерскому составу театрами побеждали синеблузники, не обладавшие ни опытом, ни мастерством. Характерен факт, о котором рассказал Лев Миров, начинавший свою актерскую жизнь в «Синей блузе». В 1924 году ему вместе с товарищами {93} пришлось выступать в летнем саду в Одессе перед портовыми рабочими, непосредственно после «Павлиньего хвоста». Одетые во фраки и вечерние туалеты артисты «Павлиньего хвоста» талантливо исполняли песенки, шаржи, театральные пародии. Л. Колумбова спела свою коронную песенку «Рыжий, браво!..»; В. Топорков, В. Соскин, Н. Коновалов разыграли смешные пародии на дрессировщика львов, на кино и другие не однажды проверенные на публике номера.

Коллектив синеблузников под руководством поэта, журналиста и куплетиста Саши Красного начал, как всегда, со вступительного пролога-антре. От страха и волнения пролог провели на сплошном крике и, закончив под музыку марша, с высоко вскинутыми руками покинули эстраду. В публике наступила гробовая тишина. «Да, все погибло!» — произнес Саша Красный. И вдруг тишина взорвалась громом аплодисментов, уже не смолкавших до конца программы. На другой день «Павлиний хвост» отказался выступать на одной площадке с синеблузниками, они остались победителями¹²⁵.

«Синяя блуза» — «Живая газета» Института журналистики, не первая открыла форму, лежащую на грани между агитацией, эстрадой и театрализованными празднествами. Уже до нее существовали «Живые газеты», сведения о которых появились сразу после революции. Трудно сказать, кому принадлежала инициатива их создания. Скорее всего, новая форма «театрализованной» агитации стала результатом творчества масс. Искусство подчинялось агитационно-пропагандистским целям, разъясняло задачи текущего момента, призывало к борьбе за новый общественный строй. Оно еще и не было искусством в прямом смысле слова. Этому мешали и наивность образов, неразработанность, примитивность художественной формы.

Первые «Живые газеты» были созданы красноармейской самодеятельностью. В журнале Политотдела Кавказского фронта «Красный воин» за 1920 год (№ 18) напечатана статья «Устная, или Живая газета», посвященная «Живой газете», работающей в X – XI армиях. При Дальневосточном Военпуре примерно в то же время «Живую газету» возглавлял Б. Южанин, будущий руководитель «Синей блузы». Вопрос о «Живых газетах» был поставлен на Всероссийском съезде работников РОСТА. Были разработаны рекомендации о составе «Живой газеты» (редактор, секретарь, чтец), о ее задачах.

Доступность счастливо найденной формы возмещала отсутствие опытных агитаторов. «Живые газеты» восполняли также острый недостаток печатной пропаганды в связи с суровыми лимитами на бумагу. Впрочем, на том этапе в стране, где неграмотным и малограмотным массам только еще предстояло сесть за учебники, «Устная», или «Живая газета» оказалась одним из действенных и наиболее доступных видов агитации. «Взамен митингов, в значительной мере приевшихся, в последнее время появляется другое средство агитации — это “Живая газета”, — сообщает журнал “Вестник театра”. — Главное и неоценимое ее достоинство заключается в том, {94} что “Живая газета” не обыкновенный печатный лист, почти непонятный малограмотному красноармейцу, рабочему и крестьянину, а подлинно живое слово, всякому доступное, для всех понятное»¹²⁶. Пять-шесть выступавших кратко знакомили слушателей с событиями международной и внутренней жизни. Чтобы облегчить усвоение «докладов», их стали прослаивать декламацией (часто коллективной), хоровым пением, гармошкой, позднее выступлениями спортивных групп с демонстрацией вольных движении и пирамид. Гармошка наталкивала на возможность использования народного танца. Потребовался пусть примитивный, но все же театральный костюм и даже грим. Зазвучала частушка, вслед за ней возродилась старинная форма ярмарочного балагана — раек.

Сухая, газетная информация превращалась в зрелище, обрастала разнохарактерным дивертисментом. Оратор сменялся актером, а иногда становился им, слушатель превращался в зрителя.

В 1922 – 1923 годах «Живые газеты» все чаще появлялись в подмосковных клубах, привлекая к себе внимание общественности и прессы. Они объединяли различные клубные коллективы — драмкружки, хоры, частушечников, гармонистов, танцоров, физкультурников. Не оставались без дела и художники — зарисовки, плакаты с цифрами и диаграммами украшали «Живые газеты», делали пропаганду красочной, зримой.

{95} Агитаторы, докладчики давали темы, политически острые, волнующие своей злободневностью. Они составляли как бы нерв газеты. Иллюстраторы, участники самодеятельного дивертисмента перенимали у эстрады опыт построения программы, состоящей из коротких, ясных по мысли, несложных по форме номеров.

Но эстрада не могла полностью удовлетворить все потребности «Живых газет». Используя частушку, фельетон, раек, можно было высмеивать те или иные явления действительности, которые попадали в поле зрения «живгазетчиков». В привычные эстрадные формы не укладывался основной пропагандистский материал, заключенный в газетной передовице.

Простейшие инсценировки создавались под перекрестным влиянием больших театральных форм и массовых действ. Наглядно — с плакатами, с цифрами, в лицах представляли живгазетчики международную обстановку, внутреннее положение страны, вели агитацию в связи с очередными политическими кампаниями. По форме это были либо коллективная декламация, либо диалог в лицах, в котором участвовали «СССР», «Антанта», «Кооперация», «Сберкасса» и др. Своеобразная театрализованная политинформация усваивалась легче, чем сухой текст доклада.

В этих зрелищах можно усмотреть сходство с формами старинного русского театра, как народного, так и литературного, привлекавших тогда, как мы уже видели, многих художников. Заимствование из арсенала выразительных средств и форм народного театра было подсказано живгазетчикам непосредственным опытом, художественной практикой. И в самом деле, где еще могли найти участники самодеятельных «Живых газет» формы для своих выступлений, адресованных широкому неподготовленному зрителю, как не в старинных любимых народом представлениях!

Эти формы насыщались современным содержанием, видоизменялись под влиянием складывающейся революционной эстетики. Массовые празднества, карнавальные шествия, физкультурные парады, спектакли театров революционной сатиры влияли на становление «живгазетного жанра», который вбирал в себя оптимизм, целеустремленность, острую сатиру, маршеобразный ритм, элементы гимнастики. Легко увидеть общие черты между «Живыми газетами» и искусством первых теревсатов. Они продиктованы временем, революцией.

Возможно, что «Живые газеты», подобно другим, появившимся после революции зрелищным формам, остались бы в истории театра явлением мимолетным, своеобразным отражением времени. Но одетые в синие блузы, они переросли своих собратьев, приобрели самостоятельное художественное значение.

Успеху «Синей блузы» во многом способствовало умелое руководство, увлеченность и преданность Бориса Южанина. Профессиональный журналист и отличный организатор, он стал инициатором и создателем первого коллектива «Синей блузы». Южанин был фанатически {96} предан идее агитационного театра и свято верил, что в искусстве только «Синяя блуза» «способствует социалистическому строительству», как «мощное агитационное орудие авангарда рабочего класса»¹²⁷.

«Синяя блуза», сначала еще как безымянная «Живая газета» Института журналистики, подобно тысячам других «Живых газет» выступала в сельских, красноармейских и рабочих клубах. На вечере по случаю годовщины института группа в составе трех человек — Б. Южанина, А. Ляховца и В. Мрозовского (они впоследствии составят редколлегию «Синей блузы») — показала «Унигаз» (Универсальную газету). Выпуск состоял из частушек и шуток на местные темы. Московский совет потребительских обществ предложил «дать здоровое зрелище в чайных и столовых. Создаем группы в 6 – 7 исполнителей, преимущественно актеров. Пишу тексты почти один, — вспоминал через пять лет Б. Южанин. — Монтирую все годное из газет и журналов. МГСПС берет к себе»¹²⁸.

Название «Синяя блуза» появилось несколько позднее. По словам Мрозовского, как-то по дороге в один из клубов стали думать, как назвать свой маленький коллектив. Перебрав много «гаек» и «болтов», остановились на «Синей блузе» — прозодежде, в которой изображались рабочие на современных агитплакатах.

Через год в Москве уже работало четырнадцать таких коллективов. Из них шесть обслуживали пивные Моссельпрома, четыре — столовые МСПО и четыре — рабочие клубы.

Состав поначалу был преимущественно мужской. Первые женщины — Л. Домогацкая (позднее артистка эстрады) и В. Ребоне. На фотографиях (1924) запечатлена группа молодежи из девяти человек, среди них две женщины. Все они одеты в свободные синие блузы, черные юбки или брюки.

Эти девять человек выходили на сценическую площадку, будь то цех, сарай, сдвинутые конторские столы, палуба военного корабля, под звуки пианино, а чаще — старого потертого баяна. Они шли сомкнутым строем, в ногу, в затылок друг другу, с песней:

«Мы пришли вам рассказать, рассказать, рассказать,

Песня переходила в мелодекламацию. Темп ускоренный, маршеобразный. «Линия, по которой движутся артисты, — вспоминал Ардов, — шеренгой и лицом на зрителя. Этот маршрут закруглен — того требует эстетика зрелища. Но вот артисты встали в ровный ряд и замерли. Переждали аплодисменты»¹²⁹.

«1 й: О международном положении и о профдвижении.

2 й: О новом быте и о злой волоките.

3 й: О советской платформе и о денежной реформе.

{97} Снова перестроение и в зал летят стремительные призывные лозунги: К нам иди коротать досуг!

1 й: Тащишь персону свою.

Все: Тащи и семью.

2 й: Каждый член профсоюза

Все: Помни о газете “Синяя блуза”!»¹³⁰

Вслед за ними на эстраду выходил докладчик. После короткого, посвященного памяти В. И. Ленина, выступления докладчика (на последних его словах начинал звучать «Интернационал») выходили артисты с плакатами в руках. Так начиналась композиция «Памяти В. И. Ленина», составленная из политических документов, цифр, литературных произведений, песен. Впервые ее показали в феврале 1924 года.

На плакатах изображались даты, обозначавшие основные этапы революционного движения в России. Звучали мелодии известных революционных песен. Артисты, поднимая поочередно свои плакаты, коротко рассказывали о событиях, связанных с той или иной датой.

К концу первой части под нарастающее звучание «Интернационала» на авансцене оказывалась собранная, целеустремленная группа. Буквы на высоко поднятых плакатах составляли одно слово: «Октябрь».

{98} «1 й:

2 й:
То декреты огнистыми птицами

3 й:
Кто сказал — довольно,

Все:
Мы крепки, как раньше,

3 й:
Лозунги коммуны выкуем из стали.

Все:
Мы идем!

3 й:
Мы идем!

Все:
Мы идем!»

Пока в институтах живого слова в Петрограде и Москве обсуждаются выразительные возможности мелодекламации, «Синяя блуза» берет на вооружение этот жанр и с его помощью решает патетические темы. Смены ритмов, контрасты силы звука и тембра — и все это на хорошо знакомой зрителю музыке, усиливающей эмоциональный накал декламации, ритмически объединяющей слово и движение, — пока что действовали безотказно. Композиция «Памяти В. И. Ленина», несмотря на далеко еще несовершенное исполнение, долго сохранялась в репертуаре «Синей блузы»¹³¹.

В финале на сцене появлялся траурный плакат, извещающий о смерти вождя. Суровый, скорбный текст обращения Центрального Комитета партии сменялся реквиемом «Не плачьте над трупами павших борцов»… Печаль беспредельна. Но вот над поникшими головами взметнулся красный стяг — 100 000 — от станка в РКП (б).

Коллективная декламация славила память вождя, его заветы. Голоса перекликались, сливались в хор, вновь распадались.

«1 й: Ленин всегда

Все: С нами

2 й: Ленин всегда

Все: Жив!»

И после паузы, заполненной аплодисментами зрителей и мелодией «Интернационала», звучал лозунг: «Да здравствует ленинский набор!»

На смену молодежи, участвовавшей в оратории, на эстраду вразвалочку выходил раешный Дед в длинной синей блузе, лаптях и онучах. На голове помятая треуголка. Длинная бутафорская борода.

«Ну, ребятки, мое почтение,
Хочу поговорить о международном положении,
Потому меня, как говорят, несмотря на мои портковые заплаты,
Выбирают в дипломаты».

{100} Доступно для самого неискушенного слушателя, с юмором излагал Дед в пятиминутном монологе главные политические новости дня.

И снова вступала гармонь с мелодией популярнейшей в то время песни на слова Демьяна Бедного «Проводы». Разыгрывалась «инсценировка» под названием «Пивная, церковь, клуб». Синеблузник в костюме в форме бутылки с желто-зеленой этикеткой, с гармонью в руках изображал Пивную. Клуб — синеблузник в костюме, на котором нашиты круги с надписями «Литкружок», «Драмкружок» и т. д. Церковь — с огромными крестами. Посетитель пивной — грязный, в лихо заломленной кепке, в руках пустая бутылка от пива. Богомолка — сгорбленная старушка в темном платке. Сознательная работница — в красной косынке. Они разыгрывали несложный сюжет, наглядно демонстрирующий вред церкви и пивной. В финале в обычной прозодежде артисты серьезно и назидательно обращались в зал:

«От тоски ты, Ваня,

Под лихой перебор гармони выбегали две девушки в облике современных работниц. И неслись частушки:

«Эх, яблочко, ты изрезано,
А Чичерину везет больше Керзона.
Заводите новый быт и не будьте робки,
Я в Нарпите ем обед, потому рабкопка».

Программа, рассчитанная на час (номера точно хронометрированы, никаких задержек и пауз — это главное), заканчивалась призывом:

«Светить всегда, светить везде,
Светить — и никаких червонцев.
Светить и никаких гвоздей —
Вот лозунг наш и солнца».

Репертуар приходилось менять каждую неделю. Неукротимая энергия Южанина, его вера в высокое назначение «Синей блузы» привлекали все новых и новых авторов. Среди них Саша Красный, Арго, Адуев, Апушкин, Пустынин, потом Ардов, Масс, Верховцев, Третьяков, Типот, Галицкий, Вольпин, Д. Долев, Н. Асеев. В «Синей блузе» начинали И. Шток, В. Гусев, С. Кирсанов, А. Жаров и многие другие.

Штаб «блузы» располагался в маленькой комнате первого этажа здания (бывш. ресторана «Лондон»), примыкающего к Колонному залу Дома Союзов. Здесь же с октября 1924 года помещалась редколлегия сборника «Синяя блуза», силами которой за три с половиной {101} года подготовлено около восьмидесяти номеров журналов с репертуаром, фотографиями и методическими советами. Обстановка в «штабе» — живая, непринужденная, творческая. Среди других авторов нередко заглядывал сюда и Маяковский. «Заглядывал» в прямом смысле этого слова — летом он перешагивал через невысокий подоконник с улицы. Южанин сразу же знакомился с тем, что приносили авторы, и в их присутствии решал, пойдет — не пойдет. Главный критерий оценки — злободневность, соответствие политическим задачам дня. Оплата производилась самым оригинальным образом: Южанин предлагал автору взять из ящика гонорар в размере, который тот сам считал справедливым, и лишь не забыть расписаться в ведомости. Как вспоминал Масс, растерявшийся автор обычно ограничивался минимальной суммой.

Нередко Южанин и сам брался за перо. «Тема нужная, а никто не написал. Пришлось мне», — с такими словами показывал он товарищам свои довольно тяжеловесные оратории и монологи. Одетый неизменно в синюю блузу и черные брюки, со значком синеблузника на груди, он идеально вписывался в деловую, порой суетливую обстановку этой комнаты с развешанными по стенам плакатами: «Бюрократизм и волокиту из соваппарата волоки ты!». «Чтобы работать без склоки и ссоры нужны синеблузые режиссеры!», «Не хотим вдыхать никотин!», «Рукопожатия отменяются!» Виктор Ардов вспоминал, что некоторые из них писал Маяковский.

Непрерывно звонил телефон. Договаривался с организациями о концертах администратор Лев Баушев, человек энергичный, необычайно деловой, всюду и все успевающий.

{102} Руководители «Синей блузы», профессиональные журналисты, знали, что успех «Живой газеты» зависел от прямой связи с интересами и запросами зрителей. Они умели находить эти интересы и быстро откликаться на них. По насыщенности современным, злободневным материалом, по широте тематики «Синяя блуза» не имела себе равных в искусстве малых форм. И хотя репертуар по своим литературным достоинствам невысок и часто представлял наспех рифмованную прозу, не хватало режиссеров и сами выступления носили любительский характер, — их содержание в соединении с молодостью, задором исполнителей, беззаветной влюбленностью в свое дело завоевывало зрителей.

А это было не так легко, если представить себе условия, в которых выступали синеблузники. Столовые, чайные, а тем более пивные оказались не лучшими сценическими площадками — приходили сюда не за тем, чтобы смотреть и слушать.

Трудности пошли на пользу. Синеблузники учились овладевать вниманием посетителей, «выщупывать» интересы своего зрителя и в соответствии с ними строить программы.

Для сбора местного материала устанавливались специальные почтовые ящики. Местные события насыщали программы, в которых сразу же большое место заняла импровизация (как в номерах на серьезные политические темы, так и в комедийных, сатирических). В инсценировке «Три Интернационала» тексты ролей Рабочего и Буржуа, главных действующих лиц, составлялись в день выступления по последним политическим новостям. Большое распространение получили так называемые «каркасные» «Телеграммы живой газеты». Такие «каркасы», распространенные и позднее в практике синеблузников, представляли из себя стихотворные «заготовки», строчки которых заполнялись перед выступлением.

«Синяя блуза» сумела заинтересовать публику. В чайные и столовые стали приходить семьями, заранее занимать места. После выступлений стихийно разгорались дискуссии на международные, политические и бытовые темы.

Неприятнее была обстановка ресторанов и пивных, подававших зрителям довольно пестрые зрелища. Начиная с перворазрядных ресторанов вроде «Праги», кончая полутемными, освещаемыми керосиновыми лампами пивными в Петровском парке — всюду посетителей развлекали хоры, салонные оркестры, просто баянисты. По словам О. Брика, «первые выступления “Синей блузы” в пивных вызвали недоумение, но и интерес… Вместо скабрезных куплетов и двусмысленных песен стали петь и говорить на злободневные политические темы». Однако успех быстро иссяк. «Пивники стали жаловаться, что “Синяя блуза” превращает пивную в агитационный пункт и что посетителям скучно. Встала задача изобрести форму эстрадных выступлений, чтобы они, не теряя своей политической значимости, приближались к привычному развлекательному типу эстрадных выступлений, то есть задача создания политэстрады»¹³².

{103} Процессу «эстрадизации» помог приход в «Синюю блузу» актеров из кабаре «Нерыдай» во главе с Г. Тусузовым и Л. Беркович, а несколько позднее — группы из Мастфора, в которой были профессиональные актеры, режиссеры. Примерно в это же время начал работать в «Синей блузе» Сергей Юткевич. Чтобы несколько оживить программы, приспособить их к новой обстановке, руководством Моссельпрома был приглашен Осип Брик.

Все больше мест стали занимать танец, пантомима. Так, в инсценировке «Людоема», разъясняющей империалистическую политику Антанты, от исполнителей требовалась «хорошая тренированность в современном танце». Людоед Ньям-Ньям, одетый в черное трико, делал головоломные трюки, качаясь на трапеции. Роль ангела мира исполнял хриплый бас, загримированный женщиной, в дункановском хитоне. Его роль в значительной мере была построена на пантомиме. Майор Салат д’Оливье и леди Питореск исполняли эксцентрические танцы. Широко использовались постановочные трюки. В финальном эпизоде убегающий от преследований Антанты немец был одет в легко снимающиеся разрезанные {104} пополам брюки, под которыми были крепко прикрепленные в поясе предлинные белые кальсоны. Он взбирался на трапецию и повисал наверху, теряя по дороге брюки. Кальсоны растягивались до порталов сцены, образуя арку.

Веселая частушка, бойкий куплет, хорошо знакомая любимая мелодия помогали делать сценичными такие темы, как «Денежная реформа», «Ликвидация безграмотности», «Страхкассы» и другие. Частушек в программах «Синей блузы» было великое множество. Этот популярный жанр русского фольклора легко вбирал агитационное содержание. Не случайно к нему постоянно обращались В. Маяковский, Д. Бедный и другие поэты того времени. Синеблузые частушки отражали самую различную злобу дня. Например, частушки «физкультурные»:

«Я сперва о физкультуре
Буду слушать лекцию,
А потом тренироваться
Пойду на трапецию.

“Заемные”:

Милый мой сегодня весел,
Разыгрался с грацией:
Над кроватью он повесил
Займа облигации.

“Авиа”:

о метрической системе:

Я куплю милашке гетры,
Кофту из сатина.
Заменяй, ребята, метром
Сажени с аршином.

“выборные”:

Мой миленок ждет-пождет,
На лице страдание,
А у нас теперь идет
Выборно собрание».

«Синяя блуза» оказывала все большее влияние на эстраду, демонстрируя еще не использованные возможности малых форм в широком охвате тем и явлений современной жизни. Она притягивала к себе не только зрителей, но и творческую молодежь.

По образцу «Синей блузы» в Ленинграде осенью 1924 года по заданию Губпрофсовета был создан «Станок». Режиссером стал Н. В. Петров, ранее руководивший «Балаганчиком», директором — Борис Филиппов, впоследствии директор ЦДРИ и ЦДЛ, а литературную часть возглавил Борис Лавренев.

{106} Выпуски газеты «Станок», — в течение сезона 1924/25 года их, по свидетельству Н. Петрова, было одиннадцать, — строились по образцу синеблузных программ. Номера, которые пользовались наибольшим успехом, переходили из одного «выпуска» в другой. Среди них рецензенты называют «Смычку» и «Лекцию о достоинствах русской речи» Б. Лавренева, «Хлеб и нэп» В. Воинова, «Болт» В. Фельдмана, «Перегрузку и недогрузку» В. Северного. По сравнению с московской «блузой», которая формировалась под сильным влиянием «левого» искусства, в программах «Станка» (режиссером ряда программ был Н. Петров) рецензенты отмечали больший уклон в быт, внимание к реалистической детали, к жизненной достоверности. Критик С. Воскресенский сравнивал «Станок», показавший «Второй номер» в декабре 1924 года в помещении «Балаганчика», с только что возобновившим свою деятельность «Кривым зеркалом». В «Станке» — неопытная, никому не известная молодежь, в «Кривом зеркале» — испытанные мастера. И те и другие обращаются к сатире, но при этом, как отмечал Воскресенский, сатира «Станка» более современна и действенна¹³³. В своих мемуарах «50 и 500» Н. В. Петров справедливо писал, что победа «Станка» была победой современной темы, в ней остро нуждалась советская эстрада.

Осенью 1925 года участники Первого Всесоюзного совещания синеблузников подводили итоги двухлетнего пути, спорили о будущем. К этому времени в стране насчитывалось уже более двухсот коллективов «Синей блузы», и число их возрастало с каждым днем. Однако уже на этом совещании выявилось отсутствие единства у руководителей «Синей блузы». Одни призывали остаться в проверенных формах устной или «Живой газеты» в рамках самодеятельности, другие ратовали за создание «политкабаре», за профессионализацию, третьи тяготели к большим театральным формам, обозрениям и даже опереттам. Со временем эти противоречия становились все отчетливее.

Для одного из постоянных авторов «Синей блузы», Сергея Третьякова, известного драматурга и поэта, которого Бертольт Брехт считал своим учителем, новаторство синеблузников прежде всего в патетических номерах: «Пафос настолько органичен “Синей блузе”, что в любой ее программе номера эстрадно-бытовые или комические звучат… как нарочитые прокладки между патетическими номерами… Патетическая эстрада могла возникнуть только в стране фанатической социальной стройки»¹³⁴.