В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм Ростов-на-Дону Издательство Ростовского университета 1989 m 15

В результате практического осуществления такой полити­ки «...предоставляется полный простор для наглого вмеша­тельства бюрократии в сферу гражданских связей и частных отношений» [1, 5, 2S3]. Оно обычно строится на бюрократи­ческом разделении граждан на сознательных и несознатель­ных, благонамеренных и неблагонамеренных. В то же время бюрократия всегда уклоняется от ответа на вопрос о состоя­нии государственных финансов. Причисляет его к госу­дарственным тайнам. Или ссылается на то, что финансовые и налоговые вопросы слишком сложны. А потому их решение предоставляется только специалистам-чиновникам. И в этом случае срабатывает типично бюрократическое убеждение: «Государственный аппарат не может быть слишком простым. Ловкость жуликов всегда в том и заключается, чтобы услож­нить этот аппарат и сделать его загадочным» [1, 7, 529]. Усложнение аппарата — внутренняя характеристика бюро­кратического управления.

Любая налоговая система базируется на следующих осно­воположениях: применяется одна мерка на всех граждан, независимо от их социального и материального положения; чем беднее гражданин, тем больше он платит налога; инте­ресы граждан как потребителей определенных продуктов в расчет не принимаются; рынки сбыта сужаются; потребле­ние сокращается, а регламентация хозяйства и социальной жизни усиливается. Суть налоговых систем — выкачивание средств у населения и государственная регламентация про­изводства, распределения и потребления.

Идеологи обычно обосновывают необходимость такой регламентации. Для этого идеализируется политическая и управленческая деятельность. Связанные с ней иерархиче­ские отношения выводятся из порядка универсума, отож­дествляются со специализированным знанием и противо­поставляются демократии. Предполагается, что только из­бранные меньшинства обладают знаниями, мудростью и благо­родством, необходимыми для управления. Поэтому вся исто­рия толкуется как вечное противоборство умников и дураков. Управление обществом квалифицируется как естественный процесс, охватывающий все сферы социальной жизни. Λ вер­шина политической иерархии — правительство — определя­ется как основная социальная связь. Идеализация полити­ческой и управленческой деятельности отражает глубокую взаимосвязь бюрократического и идеологического мышления. Подобно бюрократу идеолог всегда считает, что люди не­зрелы и нуждаются в его наставничестве.

Политическое отчуждение обусловлено конкретно-исто­рическими формами производственных отношений и специ­фикой политического строя. Существует взаимосвязь между мерой независимости бюрократии и мерой самостоятельности

24
государства в отношении материального базиса общества. Генезис политических форм общества и бюрократии — взаимосвязанные процессы. Чем более политика довлеет над экономикой, тем бюрократичное государство. Диалектика особых и всеобщих форм этой связи объясняет страновед­ческую специфику бюрократического мышления и полити­ческих иллюзий.

Политические характеристики бюрократии (соединение и нейтрализация интересов различных классов), как правило, переплетены с социальными (низость, подкупность, алчность, жестокость, зазнайство, манера всюду совать свой нос, огра­ниченность, самоуверенность, грубость, невежество, высоко­мерие и т. д.) и обусловлены спецификой политического строя. Независимо от нее обычно отсутствует единство прав и обязанностей чиновника и гражданина. Любую социаль­ную проблему и политические изменения бюрократия ис­пользует для того, чтобы укрепить свое материальное и политическое положение. Законы составляются и комменти­руются так, чтобы обеспечить максимальную свободу и права бюрократии. Надзор сверху оберегает привилегии мест­ной бюрократии и защищает ее от парода. Если член аппара­та управления входит в состав законодательных или парла­ментских учреждений, он всегда стремится укрепить положе­ние исполнительной власти.

Политическое отчуждение усиливается в многонациональ­ном государстве. Этот процесс классики марксизма исследо­вали на примере Австро-Венгрии, Пруссии и России. Полити­ческий строй многонационального государства есть система искусственной устойчивости, а бюрократия — ее главный элемент. Власть при этом опирается на два класса: крупных землевладельцев и купцов,— уравновешивая силу одного силой другого для того, чтобы у правительства оставалась полная свобода действий. Армия и бюрократия — важнейшие политические средства достижения такой свободы. Профес­сии чиновника и офицера передаются по наследству. Воен­но-бюрократическое сословие образует особую касту и соци­альную основу политического строя. Чиновники и офицеры постоянно перемещаются с одного места службы на другое. В этой касте культивируется презрение ко всем индивидам, не занимающим официальных должностей и обнаруживаю­щим особый национальный характер. Должность и служба приобретают наднациональное, политическое значение. Ста­новятся признаком политической культуры господствующей нации, армия и бюрократия которой организуются по прин­ципу иерархии.

Такая организация государственного аппарата позволяет правительству проводить политику систематического выка­чивания средств из всех классов и слоев населения для по­полнения государственной казны. И в то же время держать население в абсолютном подчинении. Промышленность и тор-

25

говля пользуются покровительством власти не столько из-за их значения для общества, сколько для того, чтобы си­стематически повышать государственные налоги и устранять иностранную конкуренцию.

В результате подобной организации власти социальное недовольство направляется против низших чиновников. А недовольства центральным правительством почти не су­ществует. При такой взаимосвязи политики, экономики и идеологии даже революции сводятся к административным реформам, а не социальным и политическим преобразова­ниям. Тем самым обеспечивается родство интересов на­циональной буржуазии и бюрократии.

Оно выражается во вмешательстве бюрократии в эконо­мику и социальную жизнь независимо от социальных, в том числе революционных, процессов. Эта тенденция отражает переплетение материальных интересов дворянства и бюро­кратии. Оба сословия стремятся закрепить за собой соци­альные привилегии, связанные с исполнением должностей в государственном аппарате и подачками из казны. На этом переплетении и базируется сословная система — политиче­ский строй, выражающий интересы феодальной знати, бюро­кратии и правительства. Данные классы и слои общества и являются эксплуататорами при сословной системе.

Существует связь между регламентацией хозяйства свер­ху и потребностями внешней политики государства. Она вы­ражается в октроированной, т. е. навязанной обществу, фи­нансовой системе. Такая система соответствует интересам бюрократии, поскольку основные статьи расходов — аппарат управления и армия. Из оборота регулярно изымаются зна­чительные суммы средств для финансирования настоящих и будущих внешнеполитических акций. Все это приводит к тому, что государственная власть становится крайне угне­тающей, самостоятельной и священной силой. Противостоит экономической и социальной жизни. Становится господином, а не слугой экономики.

Таким образом, специфика финансовых и налоговых си­стем объясняет экономические аспекты политического от­чуждения, причины бюрократической регламентации со-

26
циальной жизни и связи национальной крупной и мелкой буржуазии с бюрократией. Финансисты, промышленники, купцы, мещане, интеллигенция в той или иной степени свя­заны с потребностями внешней политики и данным госу­дарственным порядком. Это— «...люди, которые могут на­деяться достигнуть видных постов только в таком государ­стве, где предательство народных интересов правительству является доходным занятием» [1, 6, 206—207]. Отмечая на­личие таких слоев и классов в социальной структуре Ав­стро-Венгрии, Франции, Германии и России, Маркс и Энгельс именно с ними связывали социальные предпосылки бюрокра­тической регламентации хозяйства и общественной жизни в целом.

Но социальная природа бюрократии определяется не толь­ко межклассовой дифференциацией. Необходимо учитывать и внутриклассовую. Если, например, власть и управление находятся в руках финансовой буржуазии, то на всех уров­нях господствует проституция, обман, корыстолюбие и спе­куляция. Если на вершине власти находится феодальная аристократия, а средние и низшие посты занимает мелкая буржуазия, то бюрократия становится особым классом об­щества [1, 4, 47]. Вследствие промежуточного положения мелкой буржуазии ее социальные свойства совпадают с поли­тическими функциями бюрократии — соединение и ней­трализация интересов различных классов. В этом случае на всех уровнях власти и управления господствует узость инте­ресов, инерция, постоянные расколы, варварство, местни­чество, тупость, фанатизм, верноподданность. У власти и управления нет никакой исторической и политической ини­циативы.

В мелкобуржуазном социализме отражаются указанные свойства, а также глубокая взаимосвязь бюрократического и идеологического мышления. Этот социализм идеализирует государство, стремится задержать социальный прогресс с по­мощью государственных мероприятий (организация кредит­ных учреждений, прогрессивный налог, отмена права насле­дования, выполнение крупных хозяйственных работ и т. д.). Идеализация государства как формы социального устройства идет в ногу с определенным представлением об историче­ском процессе. Он предстает «... в виде осуществления си­стем, которые выдумывают или уже выдумали социальные теоретики, будь то компаниями или в одиночку» [1, 7, 91]. Политические действия, направленные на внедрение этих систем в жизнь, оказываются мерой бюрократизации исто­рического процесса, которая должна изучаться конкретно. Но, забегая вперед, подчеркнем, что такой подход позволяет проследить и формы проявления политического отчуждения непосредственно в социалистической революции и строитель­стве социализма.

Свобода общества и каждого индивида определяется ме-

Если она получает доступ к управлению государством, то это приводит к деполитизации и бюрократизации управления. Сочетая и нейтрализуя интересы различных классов внутри страны, мелкая буржуазия не менее того заинтересована в притуплении интересов различных государств и разрешении конфликтов мирными способами [1, 4, 59]. Поэтому пробле­матика взаимосвязи и антагонизма всеобщих, особых и еди­ничных интересов может использоваться и при анализе сте­пени бюрократизации международной политики.

Из-за распыленности интересов мелкие буржуа (сюда от­носятся и крестьяне) не в состоянии управлять большим государством и «...не могут обойтись без могущественной и многочисленной бюрократии» [1, 4, 57]. Преобладание мел­кой буржуазии в стране и бюрократизация управления взаимосвязаны. На этой основе возникает политический ре­жим, главными характеристиками которого являются все­силие правительства и бессилие общества. А на всех уров­нях управления господствует низость и грязь. Вмешатель­ство бюрократии в экономику ограничивает свободу ее развития и увеличивает коррупцию. Приводит к росту издержек производства и разрастанию аппарата власти и управления.

Существует ли различие между государственным и бюро­кратическим управлением? Если управленческий труд не от­делен от процесса производства, является его органической составной частью и свободен от всех перечисленных свойств, то такое различие возможно. Но едва управление становит­ся особой сферой деятельности наряду с другими, все свой­ства бюрократических отношений, государственного форма­лизма и политического рассудка становятся органической составной частью управленческих процессов. Поэтому раз­личие между государственным и бюрократическим управле­нием можно скорее вообразить, нежели обнаружить в дей­ствительности. Власть, государство, бюрократия и управ­ление — это просто различные названия универсального процесса экономического, социального, политического и иде­ологического отчуждения. Управленческий труд есть разно­видность абстрактного, сфера которого расширяется по мере развития общества. В этом смысле анализ бюрократии есть особый аспект изучения общества на любом этапе развития. Перечисленные характеристики относятся к любому этапу

Русская бюрократия была (и остается!) важ­нейшим элементом социальной структуры и политического строя России на протяжении столетий [1, 18, 540—548]. Социальный тип русского чинов­ника тождествен унтер-офицеру русской армии: «Они обра­зуют обособленную, группу, оторванную от парода. Они при­надлежат государству и не могут без него существовать; предоставленные самим себе, они ни на что не способны. Про­должать жить под опекой правительства — вот все, чего они хотят. <...> Это круг людей, играющих подчиненную роль, хитрых, ограниченных и эгоистичных, поверхностная обра­зованность которых делает их еще более отвратительными; тщеславные и жадные до наживы, продавшиеся душой и телом государству, они сами в то же время ежедневно и ежечасно пытаются продать его по мелочам, если это может дать им какую-либо выгоду. <...> Благодаря этой категории людей и процветает главным образом та громадная корруп­ция, как в гражданской, так и в военной областях, которая пронизывает все звенья государственного аппарата в Рос­сии» [1, 11, 477—478].

Подобно тому, как Англия послужила для Маркса «идеальной страной» для создания теории капитализма, так и Россия может быть такой же страной для создания теории бюрократии. Этому способствует ее политическая история. Деспотизм здесь был следствием громадной самостоятель­ности, независимости и бесконтрольности государства и его" бюрократического аппарата. Государство господствовало над обществом. Гражданского общества в европейском смысле слова не было. Поэтому бюрократия обладала преимуществом по сравнению с другими, даже привилегированными сосло­виями. Тезис о том, что государственные институты в клас­совом обществе являются только органом привилегирован­ных классов, недостаточен для понимания специфики рус­ской бюрократии.

Уже в XIX в. русские историки (особенно Б. Н. Чичерин) показали, что русское государство не было лишь результатом

29
классовых антагонизмов. Г. В. Плеханов в трудах по исто­рии общественной мысли России тоже подчеркивал, что независимость государственного аппарата в России была на­много больше, чем в других европейских странах. Эта особен­ность русского государства сближала его с азиатским деспо­тизмом. Бердяев, например, писал, что Россия стала жерт­вой своей огромной территории. Потребности обороны и экспансии привели к громадному росту военно-бюрократиче­ского аппарата. Интересы бюрократии не совпадали с инте­ресами привилегированных сословий. И потому государство, начиная с Ивана Грозного, грубо подавляло эти интересы. Экономические преобразования в значительной степени осуществлялись сверху, путем государственного принужде­ния. Главной политической традицией России было подчи­нение всех сфер экономической и социальной жизни потреб­ностям государства. Конечно, эта традиция не всегда вопло­щалась в жизнь с одинаковым успехом. Но она всегда была основным принципом деятельности государственного аппарата.

Неизбежным следствием данного принципа было убежде­ние: только государство имеет право на любую социальную инициативу. Формы социальной жизни и организации, не на­вязанные государством, решительно пресекались. На этой почве формировалась бюрократическая традиция политиче­ской мысли и практики: гражданин есть собственность госу­дарства. Все его действия либо определяются властью, либо являются покушением на власть.

Русский деспотизм создал общество, в котором не было посредствующих звеньев между сервилизмом и бунтарством, тотальным признанием и тотальным отрицанием существую­щего социального порядка. Понятие личной свободы, сфор­мулированное в политической мысли Западной Европы на протяжении нескольких столетий борьбы между абсолю­тизмом и аристократией, буржуазией и дворянством, в России было усвоено значительно позже. Личная свобода в Запад­ной Евроие определялась правом. Имела смысл только в рам­ках правового порядка. А социальная и политическая жизнь России создала такие условия, при которых личная свобода отождествлялась со своеволием, анархией и отсутствием ка­кого бы то ни было права. Право в России существовало только в форме деспотического произвола, вошедшего в плоть и кровь русской бюрократии.

Такая ситуация затруднила усвоение идеи свободы, огра­ниченной правом. Даже революционная мысль России осцил­лировала между проектами политического абсолютизма в будущем социальном устройстве (Пестель, Ткачев) и анархи­ческими конструкциями общества, свободного от любого пра­ва и политических институтов (Бакунин). Революционный экстремизм в значительной степени был продуктом истории страны. Здесь никогда не было сильной буржуазии. А поли-

Недостаточное развитие городов, неустойчивость социаль­ного положения купечества и торговли затрудняли форми­рование независимой интеллектуальной культуры. Город­ская культура обычно способствует эмансипации интелли­генции. Воспитанию логических навыков и умений вести дискуссию. Стимулирует способность к абстрактному мышле­нию. Но разрушение Новгорода и укрепление Москвы затор­мозило развитие городской культуры. А православие способ­ствовало изоляции России от Запада.

Русский цезарепапизм определялся не тем, что церковь была слугой государства. Политические властители сами претендовали на духовную власть. Подчинение церкви госу­дарству осуществилось в такой форме, что оно определило право светской власти контролировать совесть, мысли и убеж­дения. И установило функции государственной полиции. Кон­куренции между светской и духовной властью, типичной для Западной Европы и способствующей развитию ее культуры, в России практически не существовало. Церковь передала государству руководство культурой. А вместе с ним и ре­лигиозное мессианство. Оно стало неотъемлемой частью го­сударственной политики. В православной церкви после паде­ния Византии возникла политическая идея Москвы как «третьего Рима», которая должна овладеть апостольской сто­лицей, завоеванной турками. По мере того, как Москва — место жительства царей — отождествлялась с Москвой — центром православия, религиозное мессианство совпало с национальным. Царь оказался не только самодержцем госу­дарства, но и гарантом вечной правды.

Эти факторы помогают понять специфику отечественной бюрократии. А также развитие Лениным методологии ее анализа.

Бюрократия должна изучаться во взаимосвязи со спосо­бом производства и социальной структурой общества в их национальных модификациях. Они обусловлены происхож­дением, назначением и характером деятельности националь­ной бюрократии, спецификой сочетания ею интересов раз­личных классов. Социологическими и социально-психологи­ческими свойствами, способами бюрократической дефор­мации экономической и политической истории страны. Прогрессивность и реакционность бюрократии определяется тем, насколько адекватно она отражает интересы буржуазии. Ее влияние на выработку и проведение государственной по-

31
литики зависит от специфики политических форм. При мо­нархии оно осуществляется через бюрократию и возрастает пропорционально уровню управленческой иерархии.

Для уяснения социальной природы бюрократии необхо­димо четко представлять, интересы какого класса (слоя) она отражает в первую очередь и как другие классы (слои) связаны с нею. Особенно важно проследить специфику ее вмешательства в экономические процессы. В России оно опре­делялось рядом моментов. Экономика и социальная жизнь регламентировались сверху. Это привело к политизации всех социальных сфер. Бюрократическая регламентация деформи­ровала и дезорганизовала естественные экономические про­цессы. Способствовала росту анархии и беспорядка в эконо­мике. Честные люди вытеснялись из аппарата управления. Кадровая политика была непредсказуемой. Существовал внутренний шпионаж за гражданами и чиновниками. Мас­совая политическая психология тоже подверглась бюрократи­зации.

Нетрудно понять, что указанные факторы были производны от способа политической централизации Русского госу­дарства. Количество и структура чиновничества определя­лись не потребностями развития производства, а интересами территориальной экспансии. Бюрократия была продуктом образования Московского государства. По мере захвата и ко­лонизации окраин вмешательство правительства в экономику становилось правилом управления страной. Оно и сформиро­вало национальный тип русского чиновника: всевластного, подкупного, невежественного, развращенного властью, не­поворотливого, тупоумного, азиатски-продажного, законо­послушного и богобоязненного.

Материальные и политические интересы этого слоя были сращены с самодержавием. А главными политическими характеристиками выступали реакционность и консерватизм. Они переплелись с традициями политического бесправия народа и всевластия правительства, повлияли на генезис русской интеллигенции и идеологические процессы. Напри­мер, народническая идеология заимствовала у националь­ной бюрократии идею регламентации экономических и со­циальных процессов.

Однако история усвоения марксизма в России, русские революции и строительство социализма показали, что от такого заимствования не были свободны и люди, называю­щие себя марксистами и коммунистами.

Бюрократический подход к определению социальных проблем обычно связан с извращением действительности и запретом на правдивое изложение фактов и социальных от­ношений. Размеры социальных бедствий преуменьшаются, а правительственная помощь населению преувеличивается. При описании материального положения народа и общест­венной жизни в целом широко используются средние цифры.

Такой подход отражается в содержании и форме норма­тивно-распорядительной деятельности государства. Каждый правительственный документ умножает власть чиновника. Усиливает регламентацию социальной жизни. Увеличивает отрыв аппарата управления от народа. Дезавуирует другие (неправительственные) способы решения социальных про­блем. При бюрократическом управлении законодательная и нормативно-распорядительная деятельность направлена не на адекватное отражение действительности. А на подтвер­ждение факта существования управленческих структур.

Эта установка воплощена в официальной статистике. Ста­тистические данные нерепрезентативны, несистематичны и не отражают ни состояние, ни тенденции развития обще­ства. Бюрократия постоянно смешивает любую социальную информацию с пропагандой за или против данного прави­тельства. Если статистика подчинена отдельному ведомству, она искажает часть социальной реальности. Если статистика функционирует на межведомственной основе и подчинена непосредственно правительству, она искажает действитель­ность в целом. На этой основе возникает замкнутый круг официального процветания общества. В общественное созна­ние систематически внедряется представление о том, что страна под руководством существующего правительства и бюрократии неуклонно процветает. Статистика и социальная наука используются для обоснования этого мифа. Другие методы сбора и обработки социальной информации запре­щаются или засекречиваются. Всякое суждение о неистин­ности официальной статистики и науки отвергается. Поэто­му социальное и политическое мышление вынуждено вновь и вновь обращаться к мифу о процветании.

Для его аргументации используется определенная концеп­ция прогресса. Его измерителем выступают данные о процент­ном увеличении в любой отрасли и хозяйстве в целом. Госу­дарственные расходы на хозяйство толкуются как главная мера темпа его развития. Как правило, этот темп будет тем выше, чем меньше цифра взята в качестве исходной. Такая процедура скрывает правду о действительных проблемах и потребностях развития общества. Способствует идеологиче­ской деформации массового политического сознания и со­циальной науки.

Существует соответствие между формой политического строя и государственным управлением. Оно определяет глав­ные характеристики бюрократического управления: монопо­лия чиновников на выработку и проведение политики; тайна политических и управленческих процессов; использо­вание юридических фикций для оправдания высшего уровня власти и репрессий в отношении всех остальных и народа; политические привилегии и количественный рост (число слу-

3. Зак. № 26. 33

Во всех звеньях государственной машины (законодатель­ство, суд, полиция) отражаются общие характеристики бюро­кратического управления. Нормы права теряют свою специ­фику и становятся средствами политической борьбы. Поли­тические преступления квалифицируются как уголовные. Всякий новый закон скрывает произвол высших эшелонов власти. Печать обычно обслуживает ее интересы. Законода­тельство сознательно усложняется для обхода законов. Чем ниже правовая грамотность населения, тем более свободен чиновник в толковании закона и его применении. Чем больше законов, тем больше бюрократическая свобода.

Профессиональные юристы отличаются политическим недомыслием и верноподданнической психологией. Это ли­шает их возможности адекватно отражать действительность и оценивать действия представителей власти в соответствии с законом. Судопроизводство базируется на отождествлении полицейской и общественной службы. Оно понижает меру наказания в зависимости от места в аппарате власти и управ­ления. Одновременно используются все средства для сакра­лизации государственного аппарата.

Между властью и обществом возникает замкнутый круг. Принадлежность к аппарату власти порождает у его членов чувство безнаказанности. Минимализация их наказаний по­рождает у граждан убеждение: органы власти свободны не только в отношении общества, но и — закона. В результате равнодушие к закону становится главной характеристикой массовой психологии. Верноподданность и сакрализация аппарата связывают общество и государство. Эти стереотипы становятся политической традицией, которая, в свою очередь, усиливает безнаказанность представителей власти.

Бюрократическое управление сильнейшим образом влия­ет на политику и идеологию.

Ленин показал, что на вершине управления в России на­ходились самые худшие представители господствующих клас-